49

В час пик, в густом трафике, путь от отеля «Сетай» до Баптистской больницы Майами, одной из крупнейших в Южной Флориде, занял пятьдесят минут. Петру Лупей припарковал взятую в аренду машину на сомнительной многоуровневой парковке приблизительно в четверти мили от больницы, встав за стальной колонной, которая закрывала машину от камеры наблюдения. В машине он осторожно снял элегантный костюм Лупея и аккуратно сложил его на сиденье. После этого он облачился в одежду доктора Уолтера Лейланда. Надел брюки цвета хаки, голубую рубашку и кое-как повязал галстук из синтетики, застегнул больничный белый халат с прикрепленным к лацкану беджиком. Достав из докторского саквояжа на пассажирском сиденье два ватных шарика, он затолкал их за щеки к верхним деснам – у доктора Лейланда было пухлое лицо. Потом вытащил из глаз голубые контактные линзы Лупея и заменил их на карие Лейланда. С помощью щетки втер в волосы белый сценический порошок, добавив к светло-каштановому цвету проседь.

Заменив одну ипостась на другую, Диоген испытал некоторую грусть: созданный с таким тщанием и любовью доктор Уолтер Лейланд из Клуистона, штат Флорида, должен был вскоре покинуть этот мир. В каком-то смысле это было похоже на смерть доброго друга. Но без жертв нельзя было обойтись. И к тому же Диоген никогда не уделял личности Лейланда столько забот и затрат, сколько требовал от него, скажем, Хьюго Мензис или, в особенности, Петру Лупей. Строго говоря, Лупей был его шедевром: совершенно безупречный, неотслеживаемый, абсолютно подлинный, с реальным номером социального страхования, тщательно продуманный и созданный – то имя, за которым он собирался прятаться до конца дней.

Лейланд аккуратно уложил в большой докторский саквояж одежду и туфли Петру Лупея, сверху разместил контейнер из нержавеющей стали с хирургическими инструментами доброго доктора, коробочку с контактными линзами, маленькую бутылочку с театральной краской для волос, а также бумажник и очки Лупея.

Кроме всего прочего, в саквояже находился маленький медицинский контейнер для транспортировки человеческих тканей.

Машина вскоре будет представлять немалый интерес для полиции – ее арендовал доктор Лейланд, и здесь повсюду будет его ДНК. С этим он ничего не мог поделать. ДНК, которую обнаружат здесь, совпадет с ДНК доктора Лейланда, как и его отпечатки пальцев. На этом проверка закончится, и дело очень быстро закроют. В мире есть еще один человек, у которого ДНК такая же, как у Лейланда; этого человека зовут Диоген Пендергаст, и образцы его ДНК, к несчастью, есть в базе ФБР. Но проверку по базе ФБР вряд ли будут проводить, поскольку Лейланда идентифицируют очень быстро. Да даже если такую проверку и проведут, то Петру Лупей предпринимал все необходимые меры, чтобы не оставить в каком-нибудь государственном учреждении свою ДНК, которая тоже совпадала с ДНК Диогена и доктора Лейланда. Ничто в машине не будет указывать на Петру Лупея.

Превосходно.

Диоген закрыл саквояж и вышел с парковки заранее разведанным маршрутом, чтобы добрый доктор Лейланд был надежно зафиксирован камерами наблюдения по периметру больницы. Он еще раз подумал о том, что чем быстрее закончит дело, тем лучше.

Он пошел по Юго-Западной Девяносто четвертой улице, потом по великолепному больничному городку и вскоре оказался у главного входа. В Баптистской больнице работали более двух тысяч докторов, так что Диоген не опасался, что его остановят. Он уже позаботился о том, чтобы его документы были легализованы, – дело нетрудное для любого флоридского доктора, имеющего соответствующие сертификаты и минимум хакерских навыков. Проходя мимо охранника, который смерил его внимательным, хотя и дружелюбным взглядом, он провел своим беджем с магнитной полоской по считывателю и оказался в просторном вестибюле. Предварительно изучив и запомнив план больницы, он быстрым шагом прошел мимо еще нескольких камер наблюдения к лифтовой секции – вид у него был весьма деловой – и вошел в кабину лифта, связанного с отделением интенсивной терапии. На этом же этаже находилась и секция с несколькими операционными.

Лейланд знал, что на любого незнакомого доктора, направляющегося в отделение интенсивной терапии, будут устремлены десятки внимательных глаз, а возможно, его остановит какая-нибудь медсестра, хотя бы даже и дружелюбным: «Привет, доктор, чем могу вам помочь?» Чтобы уменьшить такую вероятность, он перед входом в отделение интенсивной терапии прошел в операционную секцию и с помощью своего беджа проник в раздевалку. Там, напротив ряда шкафчиков, он обнаружил то, что искал: стиральную машину размером с гигантский канцелярский шкаф. Он приложил бедж, и машина любезно отперла перед ним стеклянные панели на своей передней части, предлагая ему выбрать секцию, в которой находились стерильные халаты его размера. Диоген быстро облачился в операционную одежду. Теперь вероятность того, что его остановят, значительно понижалась.

Оттуда Диоген пошел по коридору к заранее выбранной камере хранения. Все его перемещения были тщательно выверены по времени. Здесь он опять получил доступ внутрь с помощью беджа. В этом помещении, как и в коридоре, не имелось камер наблюдения, что было крайне важно для осуществления его плана.

Диоген вытащил из саквояжа набор хирургических инструментов, поставил саквояж на дальнюю часть полки, спрятав его за какими-то коробками, а набор сунул за пояс, прикрытый халатом. После этого он снова направился в интенсивную терапию и опять воспользовался для входа своим беджем. Он не мог не признать, что безопасность в больнице на высоком уровне, иначе и быть не могло с учетом ее размеров и расположения в районе с высоким уровнем преступности. Но в его ситуации высокий уровень безопасности был другом. При условии, конечно, что не возникнет ничего неожиданного. Одна вещь была критически важна для его плана: если в зону ограниченного доступа ты мог попасть только с помощью беджа, то для выхода он уже тебе не требовался.

Двигаясь целеустремленно, Диоген сверился со своими часами. Он ощущал возрастающее нездоровое возбуждение, но для полного его подавления не было времени. «Если это должно быть сделано, то должно быть сделано быстро…» Хотя внутри отделения интенсивной терапии не было камер наблюдения, число медсестер здесь зашкаливало – по одной на трех пациентов, и просто зайти в палату он не мог: риск был слишком велик, потому что сестра, приписанная к пациенту, непременно спросила бы, что он здесь делает. Слава богу, что по предписанию профсоюза у всех медсестер имелись перерывы в работе, и та сестра, отсутствие которой требовалось Диогену, только что отправилась отдохнуть, как он и рассчитывал.

Он быстро миновал сестринскую комнату и вошел в одиночную палату, в которой находилась Фредерика Монтойя, восьмидесяти двух лет, в последней стадии деменции и с застойной сердечной недостаточностью. В ее медицинской карте было написано: «Не реанимировать». Никто не понесется сюда, когда прибор подаст сигнал об остановке сердца, хотя, конечно, придут довольно быстро, а значит, ему нужно будет работать молниеносно.

Старуха находилась у порога смерти. Констанс вряд ли стала бы особо возражать, хотя она никогда не узнает о том, что он сделал.

Диоген вошел в палату и закрыл дверь. Пациентка лежала на кровати без сознания, подключенная к системе искусственной вентиляции легких.

Он быстро разложил хирургические инструменты, достал иглу и ввел в капельницу тщательно подобранную летальную дозу морфина. Воздействие этого анестетика должно было проявиться практически мгновенно, и Диоген приступил к работе немедленно, не дожидаясь смерти пациентки. Он сбросил с нее одеяло, перекатил ее на бок, задрал больничную рубаху и быстро сделал надрез в нижней части поясницы. Он работал с крайней осторожностью и быстротой. Чем дальше он продвигался, тем неустойчивее становились ее жизненные показатели, и к тому времени, когда он удалил конский хвост, сердце старушки остановилось и включились все возможные тревожные сигналы. Диоген быстро поместил извлеченный нервный узел в стерильную среду, закрыл контейнер и уложил вместе с хирургическими инструментами.

Однако, прежде чем он успел приступить к осуществлению второй фазы своего плана, дверь открылась (проклятье, почему на этих дверях нет замков!) и кто-то вошел, но вовсе не медсестра, а какой-то врач. Он остановился, охватив взглядом всю картину: мертвая женщина, лежащая на боку, кровавый надрез на ее спине, – вскрикнул и бросился на Лейланда в инстинктивном ужасе:

– Доктор, какого черта?..

Крик доктора был пресечен длинным скальпелем, вонзившимся снизу вверх в его шею. Лейланд отпрыгнул назад и одновременно в сторону, рассекая горло и при этом успешно избегая попадания под фонтан крови, хлынувший из раны. Доктор, захлебываясь кровью, молча рухнул на пол. Не теряя ни секунды, Лейланд прочитал фамилию доктора на бедже, подошел к открытой двери и выглянул. По коридору торопливо шла медсестра, реагируя на сигнал смерти.

– Мы с доктором Грейбеном работаем, сестра, если вы не возражаете, – сказал ей Лейланд. – Эта пациентка не подлежит реанимации, так что дайте нам возможность помочь ей уйти с достоинством.

Он осторожно закрыл дверь.

И теперь ему представилась неожиданная возможность, которую он не имел права упустить. Он перевернул доктора на живот. Ухватив сзади его медицинский халат, он скальпелем разрезал ткань, затем проделал то же самое с его рубашкой, обнажая спину. В ее шероховатой белизне было что-то такое, что возбуждало его, потому что он знал, что сейчас вонзится в эту плоть. Он прощупал позвоночник, нашел место, откуда нужно начать рассечение, вонзил скальпель и повел его вниз по одной стороне позвоночного столба, под углом, как требовалось для извлечения конского хвоста.

Из рассечения вытекала кровь, но в небольшом количестве. Это облегчало его задачу. Вскрыв позвоночник снизу, он извлек конский хвост, названный так, потому что эта анатомическая структура представляла собой массивную связку нервных волокон, напоминающую тысячи седых волосков.

Этот неожиданный второй образец будет более чем кстати. Диоген не имел намерения убивать молодое, здоровое человеческое существо, но обстоятельства сделали это убийство неизбежным. Теперь у него появился избыточный материал для работы, и это сделает формулу не только надежной, но и позволит получить ее за гораздо меньшее время.

Он уложил второй образец ткани вместе с первым и приступил к оформлению места убийства. С помощью скальпелей сделал еще несколько разрезов на шее доктора, искалечил его лицо, затем исполосовал спину, чтобы скрыть рассечение. «Но кто бы мог подумать, что в старике так много крови?» Он продолжал по-всякому рассекать туловища обеих жертв своими скальпелями, но осторожно, чтобы не запачкаться кровью и чтобы раны выглядели максимально похожими на последствия приступа сумасшедшего. Ощущение скальпеля в плоти, упругость тела, его сопротивление, а потом неожиданное ощущение слабины, струйки крови, быстро сходящие на нет, – его раздражало только то, что он не может остаться, продлить удовольствие, что он находится под неимоверным давлением времени.

Надо было заканчивать. Посмотрев на часы, он увидел, что получил все необходимое менее чем за девяносто секунд.

Он разбросал скальпели, выпрямился и критическим взглядом обвел сцену убийства. Сцена была поистине великолепная, зловещая и отвратительная: кровь повсюду, на белой материи, на линолеуме пола, на стенах. Явно дело рук абсолютного маньяка. И ни капли крови на нем самом. Замечательно.

Приведя себя в порядок, он подошел к двери, открыл ее, выскользнул в коридор и закрыл за собой. В коридоре ждала медсестра, неуверенная, озабоченная.

– Сестра, – сказал Лейланд, – ждите здесь, доктор Грейбен вас позовет. Он работает с пациентом, не надо ему мешать. Он скоро закончит.

– Хорошо, доктор.

Он вышел из отделения интенсивной терапии. Тревогу могли поднять в любую секунду – у доктора Лейланда практически не оставалось времени, чтобы покинуть больницу. Но даже если бы он и мог, десятки камер уже записали его.

Пружинистой походкой Лейланд завернул за угол, потом еще за один. Когда в больнице прозвучал сигнал общей тревоги, он входил в кладовку, где его ждала одежда Петру Лупея.