48

При площади в три тысячи пятьсот квадратных футов номер люкс в отеле «Сетай» в Майами превосходил размерами большинство домов. Мало того что из его окон открывался великолепный вид на Атлантику, но здесь также имелся домашний кинотеатр, дорогие скульптуры, оригинальные картины маслом на стенах, превосходно оборудованная проходная кухня и ванные, отделанные черным гранитом. Но, в отличие от большинства пятизвездочных люксов, этот был обставлен с безукоризненным и изысканным вкусом – настоящая атака изящества и роскоши на человеческие чувства. Диоген надеялся, что это возымеет нужный эффект, потому что объект данной атаки в своей жизни не всегда имел возможность пользоваться изысканными вещами.

В настоящий момент объект сидел на просторном угловом диване в одной из двух гостиных люкса. Войдя с бокалом аперитива «Лилле блан» в каждой руке, Диоген одарил девушку самой дружеской из своих улыбок. Флавия Грейлинг встретила его взгляд. На ней были драные джинсы и футболка, а также поясная сумка, с которой Флавия никогда не расставалась. Она не ответила на его улыбку. На ее лице застыло выражение, которое он никак не мог прочитать: неуверенность, смешанная с надеждой, любопытство… и что-то граничащее с яростью.

– Вот твой аперитив, – сказал он, ставя бокалы на столик перед диваном. – Итак, это был последний пункт в твоей повестке?

Флавия не прикоснулась к бокалу:

– Да. Я отправила тебе эту записку через службу переадресации, потом покинула Намибию и зайцем проникла на борт сухогруза, направлявшегося в Сьерра-Леоне, а там нашла себе безопасное место. Предпринятые тобой усилия по приобретению билета на самолет до Майами принесли результат вчера.

– Отлично. – Диоген отхлебнул аперитив. На время своего пребывания в отеле «Сетай» он принял личину Петру Лупея с его обаятельными европейскими манерами, чисто выбритым лицом без всяких шрамов, сшитым на заказ изысканным костюмом, слабыми следами неопознаваемого акцента и одной контактной линзой, скрывающей дефект его молочно-голубого глаза. – Но я должен спросить: так ли необходимо было убивать этого владельца салона проката, мистера…

– Керонду.

– Да. Керонду. Стоило ли применять к нему такой радикальный способ? Я имею в виду – с учетом всех обстоятельств.

– Это было абсолютно необходимо. Он отклонился от сценария. Твоего сценария. Вместо того чтобы вести бизнес так, будто ничего не случилось, он бросил салон, а в нем оставил кровавое месиво. Это заинтересовало полицию, а ты говорил, что тебе это нужно меньше всего.

– Это верно.

– Мы не оставили никаких следов. Керонда был единственной ниточкой. Он запаниковал и рано или поздно начал бы говорить. Я подумала, что тебе этого не хотелось бы. Или я ошибалась?

Сказав это, она взглянула на него с каким-то пронзительным выражением. Диоген невольно почувствовал тревогу. Флавия умела так смотреть на людей, что человек чуть ли не физически ощущал укол одного из ее многочисленных ножей. Он видел, как она буравила таким взглядом других, видел, какое воздействие это на них оказывало. Ему не понравилось, когда она так же посмотрела на него.

– Нет, конечно, – поспешил сказать он. – Ты сделала то, что требовалось.

Вот еще одна причина, подумал Диоген, по которой он раз и навсегда должен избавиться от этой девицы. Он слишком хорошо почувствовал эту тягу в ней – тягу к убийству ради чистого удовольствия убивать.

– Я тебе благодарен, – сказал он самым дружеским тоном. – Моя глубочайшая и самая искренняя признательность.

Выражение лица Флавии смягчилось. И только теперь она сделала глоток «Лилле», поставила бокал и подобрала под себя ноги движением, которое у нее могло сойти за женственное.

– И что теперь? Знаешь, в Эксмуте мне по-настоящему понравилось. Ничуть не похоже на другие твои поручения – у нас была масса свободного времени. Времени, чтобы узнать друг друга. Ты не похож ни на одного из тех, кого я знаю. Я думаю, ты понимаешь меня, понимаешь, почему я делаю то, что делаю. И я думаю, ты меня не боишься.

– Ни капли, моя дорогая Флавия. И ты права – мы прекрасно понимаем друг друга.

Она разрумянилась:

– Ты даже не представляешь, насколько это важно для меня. Потому что это значит… ну, что ты похож на меня, Питер. То, как ты думаешь, то, что тебе нравится… вроде того, что случилось с этим слугой в Брюсселе в прошлом году! Помнишь, как он попытался тебя шантажировать? Именно тебя, из всех людей в мире! – Она рассмеялась и сделала еще глоток из бокала.

Диоген припомнил слугу из Брюсселя, но без того энтузиазма, который выказывала Флавия. Он скрыл это за снисходительной улыбкой.

– Так что у нас на очереди, босс? – Последнее слово Флавия произнесла с иронической интонацией.

– Отличный вопрос. И именно поэтому я и попросил тебя приехать сюда. Как я уже сказал, работа выполнена тобой мастерски. О лучшем или более совершенном я и не мечтал. И в результате в данный момент делать больше нечего.

Флавия потянулась было к бокалу, но замерла:

– Нечего?

– Ничего такого, в чем мне требовалась бы твоя помощь. Помнится, в самом начале нашего сотрудничества я говорил тебе, что работаю над несколькими проектами одновременно.

– Я помню. Я хочу помочь тебе в их реализации.

– Но ты должна понимать, что есть вещи, которые мне приходится делать самому. Я как дирижер, который в какой-то момент может сойти с подиума и присоединиться к оркестру.

– К оркестру, – повторила Флавия. – Ты хочешь сказать, что я всего лишь инструмент? Один из многих? Инструмент, который можно взять, сыграть на нем, как тебе хочется, и отложить в сторону?

Диоген понял, что сравнение получилось неудачным. Еще он понял, что неправильно оценил глубину ее паранойи и одержимости. Во время их первой встречи Флавия была такой недоступной, такой гордой в своем одиночестве и вполне самодостаточной. Именно такой помощник ему и был нужен: сообразительный, абсолютно преданный, бесстрашный, жестокий и коварный. Когда они только познакомились, у него сложилось впечатление, что она ненавидит всех мужчин. Ему не приходило в голову, что она влюбится в него. Слава богу, что он многое утаил от нее: свое настоящее имя, существование его других главных ипостасей, например, или его собственности на Идиллии. Ситуация была неприемлемой. В какой-нибудь более ранней своей инкарнации он бы просто-напросто избавился от нее. Но теперь он отошел от прежних привычек… в особенности в этой своей ипостаси, которую он, будучи владельцем Идиллии, намеревался сохранить до конца своей очень долгой жизни.

– Нет, – сказал он. – Флавия, ничего такого я не имел в виду. Я неверно выразился. Мы с тобой одна команда. Ты права: я тебя понимаю. Более того, я думаю, что ты единственный человек в мире, который никогда не стал бы меня осуждать. А поверь мне, есть немало таких, кто осуждает. Мне важно знать, что ты не будешь этого делать.

Флавия не ответила. Она молча играла кольцом, которое он ей подарил, крутила его туда-сюда на пальце.

– И что ты хочешь сказать? – спросила она чуть осипшим голосом. – Я больше тебя не увижу?

– Да что ты такое говоришь? Конечно увидишь! Более того, мы еще будем работать вместе. И не раз. Но не сейчас. Сейчас очень много чего происходит в… той, другой части моей жизни, которая отделена от тебя.

Несколько мгновений он опасался, что она сейчас выступит с каким-нибудь заявлением, изольет перед ним свое сердце. Но она ничего не сказала.

– Моя дорогая Флавия, долго это не продлится. Вскоре я тебя найду. Не забывай, у нас и прежде бывали простои. И все будет так, как ты говорила: у нас будет масса времени, которое мы станем проводить вместе, лучше узнавая друг друга. И для меня это не менее важно, чем для тебя.

Флавия, чей взгляд был устремлен в пол, подняла на него глаза:

– Ты и в самом деле так думаешь?

– Я не думаю, я знаю. «Связь наших душ над бездной той, / Что разлучить любимых тщится, / Подобно нити золотой, / Не рвется, сколь ни истончится».

Флавия ничего не ответила. Строки Донна отскочили от нее, как мячик для сквоша от стены, исписанной граффити. Диоген понял, что это была еще одна его тактическая ошибка из области допущений, и сказал себе, что больше ошибок делать не будет.

– До нашей следующей встречи я сделаю все, чтобы ты жила в достойных тебя условиях. – Он вытащил из кармана толстый конверт. – Я нашел безопасное место, где ты можешь оставаться до нашей следующей встречи. Это в Копенгагене. Роскошное жилье. – Он похлопал по конверту. – Здесь адрес и ключ, а также паспорт, новый сотовый, билет первого класса на самолет, улетающий завтра, и датское водительское удостоверение.

Флавия по-прежнему молчала.

– И аванс за будущую работу, – быстро добавил Диоген.

Он положил конверт на диван между ними. Флавия не пошевелилась.

– Это королевский дар, понимаешь? – сказал Диоген. – Доказательство того, как ты ценна для меня.

– И какова же эта ценность? – спросила наконец Флавия.

– Твоя ценность для меня? Я никогда не переводил ее в денежные знаки.

– Нет, сколько здесь денег?

Это вселяло какие-то надежды.

– Пятьсот тысяч долларов.

– Так много, Питер? – Ее лицо побледнело.

– С тобой все в порядке, Флавия? – тихо спросил он.

Она не ответила.

– Флавия, теперь ты понимаешь, насколько ты важна для меня? И ты понимаешь, как должны развиваться события дальше? И насколько ты можешь быть уверена, что я свяжусь с тобой, причем свяжусь очень скоро?

Наконец она кивнула.

– Я знал, что ты поймешь, потому что мы, по твоим же словам, очень похожи. А теперь, если не возражаешь, я должен идти. Я свяжусь с тобой по этому сотовому, вероятно, в течение месяца.

Он наклонился, поцеловал ее в лоб и выпрямился.

– Для чего? – спросила вдруг Флавия.

Диоген посмотрел на нее:

– Для чего я ухожу?

– Нет. Для чего потребовалась эта последняя работа? Зачем я должна была играть роль какой-то девицы, носить этот парик, пальто, имитировать дурацкое похищение и смерть, для чего были нужны все эти смены самолетов и подкуп пилотов, намибийские доктора, искусственный труп, гроб с охлаждением и мое бессмысленное катание по Ботсване? И Керонда. Ты обещал объяснить это когда-нибудь. И?..

Диоген махнул рукой:

– Конечно, теперь, когда вопрос закрыт, я счастлив объяснить. Мой лучший друг – первоклассный агент ФБР, но он просто ребенок, потерявшийся в лесу, когда речь заходит о женщинах.

– И что?

– Эта женщина – Констанс. Ты видела ее в эксмутском магазине и в ресторане, она принадлежит к худшей разновидности охотниц за состояниями, ей нужны были только его деньги, и ничего другого. Она вынудила его выписать ей более миллиона семейных денег, этакая ведьма. Я просто хотел вернуть ему эти деньги. Но… это кончилось плохо, как тебе, вероятно, известно. Мой друг утонул. Но деньги все еще у Констанс. Отсюда и похищение, чтобы ввести в заблуждение ее сообщника и потребовать выкуп. Благодаря тебе этот план сработал великолепно.

– И что же случилось с ней?

Еще одно небрежное движение рукой.

– Ты о Констанс? Когда я вернул деньги, она перестала меня интересовать! Вероятно, отправилась водить за нос какого-нибудь другого богача.

– А что деньги?

– Ну, поскольку мой друг мертв, деньги ему не нужны. Так почему бы мне не разделить их с моей ближайшей помощницей, Флавия? – И он многозначительно улыбнулся ей.

Она вернула ему улыбку:

– Понимаю.

Диоген почувствовал облегчение. Ему отчаянно хотелось как можно скорее завершить этот разговор. За месяц-два многое может случиться. Она найдет бойфренда. Или попадет под машину, или умрет от передозировки. К тому времени, когда она попытается найти его – если вообще попытается, – его след, ведущий на Идиллию, и без того хорошо скрытый, совсем сотрется. Диоген поднялся:

– До встречи.

Он наклонился и на этот раз поцеловал Флавию в губы, очень коротко и легко, потом выпрямился и заглянул ей в глаза. Интересно, о чем она думает? Она стала такой бледной и спокойной. Но по-прежнему улыбалась.

– А теперь, Флавия, насладись Копенгагеном. Ты этого заслуживаешь. И всегда держи этот сотовый при себе. Я скоро позвоню. А пока – à bientôt, моя дорогая.

Он поклонился и вышел из комнаты.

Мгновение спустя дверь в люкс закрылась с тихим щелчком. Флавия не шелохнулась. Питер еще не успел выйти, как улыбка исчезла с ее лица. Она сидела неподвижно, вспоминала его речи, вспоминала слова, которые он говорил другим, – слова, за которыми ничего не стояло, гладкие и умные, в высшей степени манипулятивные. Но более всего она размышляла о только что завершенной работе, в центре которой, похоже, находилась эта девица – Констанс Грин.

Внезапно Флавия встала и прошла по комнате на балкон. Ее рука потянулась было к поясной сумке, но тут ей пришла в голову другая мысль. Она схватилась за кольцо, подаренное ей Питером, и попыталась стащить с пальца дорогой подарок. Кольцо не поддавалось, и она принялась молотить им о металлические перила – снова, и снова, и снова, обдирая кожу на костяшках, – пока не выбила камень из гнезда. Она повертела его в пальцах и швырнула в сторону Атлантики. Само кольцо осталось у нее на пальце; четыре золотых зубчика, в которых прежде находился камень, теперь ничего не удерживали и просто торчали над ободком.

Флавия прошла в гостиную и огляделась, хладнокровно оценивая пространство. Подойдя к шкафу-витрине, она открыла его, достала мраморную статуэтку и – после короткого изучения – разбила ею стекло на мелкие кусочки. Потом, все так же не проявляя никаких эмоций, прошла в кухню и, доставая один за другим стеклянные предметы из шкафов, стала швырять их на пол. Затем она прошла через весь огромный, на три спальни, номер и зубчиками, торчащими на ее кольце, располосовала картины на стенах. Достав штопор из бара, она вернулась в гостиную и принялась кромсать кожаный диван, на котором сидела с Питером всего несколько минут назад.

Закончив с этим, Флавия обнаружила, что немного запыхалась. Вернувшись в спальню – ту самую спальню, в которой всего полчаса назад предавалась совсем другим надеждам, – она упаковала свою маленькую сумку. Потом, выйдя из люкса, спустилась на лифте в шикарный вестибюль.

– Я миссис Лупей, – сказала она портье. – Боюсь, что мой муж сильно набезобразничал в люксе. Пожалуйста, спишите весь ущерб на кредитную карту в вашем файле. Я выписываюсь.

С этими словами она мрачно улыбнулась портье, повернулась на каблуках и пошла к выходу. На мраморном полу осталась случайная капелька крови с ободранного пальца.