Книга: Обсидиановая комната
Назад: 43
Дальше: 45

44

Диоген отдыхал в гостиной второго этажа, когда услышал, что Констанс тихонько спускается по задней лестнице, открывает дверь и идет по веранде. Двигалась она очень тихо, но Диоген, с его неестественно обостренным слухом, мог отслеживать ее передвижения по одному звуку. Он поднялся, посмотрел в окно и спустя несколько секунд увидел, что она идет по тропинке к южной оконечности острова.
Он понял, что она в каком-то смысле похожа на дикое животное, может быть на тигра или мустанга. Приручать такое животное нужно с бесконечным терпением, мягкостью и добротой. И так же как при приручении тигра дрессировщиком, принуждение может обернуться катастрофой. Его все еще удивляло, что он сумел завоевать ее, по крайней мере частично, выманить из особняка Пендергаста, в котором она прожила почти всю свою долгую жизнь, и доставить ее сюда. Воплощались в жизнь самые его сокровенные мечты, самые драгоценные фантазии. Но приручение, конечно, еще не состоялось. Теперь настало самое щекотливое время – период, когда животное может взбрыкнуть при малейшем неправильном шаге.
Когда имеешь дело с дикими животными, самое главное – предоставлять им свободу. Никогда не загонять в угол или клетку. Приручение должно проводиться изнутри, а не снаружи. Констанс по доброй воле сплетет собственные узы и наденет их на себя – только так у него может что-то получиться. В конце концов, у него есть основная приманка – эликсир. Когда Констанс почувствует его омолаживающее воздействие, тогда, надо надеяться, и наступит поворотный момент.
Теперь, когда ее не было в доме, Диоген обратил внимание на поднос, принесенный Гурумаррой. На подносе лежало единственное письмо, поступившее в абонентский ящик почтового отделения в Ки-Уэсте. Диоген взял перламутровый канцелярский нож, аккуратно вскрыл большой конверт службы переадресации и вытащил из него меньший конверт. Вскрыл и его и извлек оттуда лист дешевой бумаги. Письмо было написано мелкими, четкими остроконечными буквами. К радости Диогена, там не было ни приветствия в начале, ни подписи в конце, ни обратного адреса, но он прекрасно знал отправителя.
Мною сделано для Вас все. Абсолютно все. И все прошло так, как было спланировано. Вы можете ничуть не беспокоиться по поводу того поручения, которое Вы мне дали, поскольку мне удалось добиться всего, о чем Вы просили, и не оставить никаких концов. Просто была проявлена бо́льшая твердость, чем Вы санкционировали, только и всего. Подробности сообщу при встрече, которая, надеюсь, состоится так скоро, как Вам позволят обстоятельства.
Где? Когда? Мне так не терпится рассказать Вам все. Пожалуйста, дайте мне знать, когда мы можем встретиться.
Диоген дважды прочел письмо и нахмурился. Докучливый тон письма досаждал ему, и беспокойство, которое он испытывал вот уже некоторое время, только усилилось. Он поднялся, подошел к небольшому очагу, разорвал письмо и конверт на части, чиркнул спичкой и поднес ее к бумаге. Потом стоял и смотрел, как корежатся и сгорают обрывки. Когда письмо догорело до конца, он взял кочергу и размешал пепел, затем размешал еще раз.

 

Констанс неторопливо шла песчаной тропинкой по мангровым зарослям, которые наконец расступились, и перед ней открылась поляна на южной оконечности острова. Давно остался позади «коттедж садовника» – бунгало мистера Гурумарры, втиснутое в рощицу песчаных сосен. Полянка в обрамлении невысоких дюн и пальмовых деревьев была прекрасна, она заканчивалась полосой белого песка перед водой, омывающей округлый выступ на южной оконечности острова. Среди колышущейся травы возвышались какие-то сооружения, разбросанные вокруг полумертвой бурсеры с толстенными ветками.
Это были старые викторианские дворовые постройки красного кирпича, обветшавшие и разрушающиеся. Из одной торчала труба высотой около двадцати футов, оплетенная плющом. Охваченная любопытством, Констанс пошла по тропинке к постройкам. Первое и самое больше сооружение – то, что с трубой, – было отмечено старой вывеской на кирпичном фасаде, настолько выцветшей, что Констанс смогла разобрать только слово «DYNAMO». Она подошла к разбитому окну, заглянула – изнутри через разбитую дверь с громким шумом выпорхнула стайка ласточек. Внутри виднелись останки каких-то устройств, оплетенных плющом. Она поняла, что здесь, вероятно, прежде находился генератор, теперь давно заброшенный. За развалинами стояли три ряда новехоньких солнечных батарей, а рядом – новое здание без окон и с металлической дверью.
Из любопытства Констанс подошла и подергала ручку; дверь оказалась не заперта, и она открыла ее. Внутри была одна комната, заполненная рядами аккумуляторов и путаницей проводов, – новый источник энергии острова.
Констанс вышла и закрыла за собой дверь. Поблизости стояло еще одно маленькое кирпичное сооружение, очень старое, с дверью, обшитой зеленой медью. Лестница под наклонной крышей вела вниз, а дверь внизу вела, по всей видимости, в какое-то подземное помещение. Констанс подошла посмотреть. На двери краской было написано слово «ЦИСТЕРНА». Она попробовала ручку – дверь оказалась заперта.
Она приложила ухо к замочной скважине и прислушалась: до нее донеслось слабое гудение какого-то оборудования и далекое журчание воды.
Констанс пошла дальше, до стрелки острова. Здесь два великолепных пляжа встречались, образуя длинный песчаный выступ, уходящий в бирюзу воды. Утомленная прогулкой, Констанс чувствовала необычную апатию. Освежающее погружение в воду, возможно, вернет ее к жизни. Она огляделась. Вокруг, конечно, никого не было, а дом находился на другой стороне острова, невидимый отсюда за мангровой рощей, над которой торчала только башня. Лодок на воде она тоже не видела.
Все складывалось так, что море до самого горизонта было ее собственной ванной.
Почувствовав прилив независимости, Констанс сняла туфли, расстегнула платье, сняла его и через мгновение, обнаженная, попробовала пальцами ног воду. Еще раз украдкой огляделась и вошла в нее. Констанс пришлось пройти немало, прежде чем она достигла глубины, достаточной для погружения. Констанс легла на спину, уставилась в голубое небо и попыталась успокоиться и просто существовать, без всяких мыслей, недобрых предчувствий, страхов, вздорного внутреннего голоса.

 

В башне главного дома Диоген разглядывал через зрительную трубу ее белую фигуру, плавающую в бирюзовой воде. Его дыхание участилось, сердце забилось сильнее, и ему стоило больших усилий оторваться от окуляра.
Назад: 43
Дальше: 45