17
Волны Седого моря неспешно облизывали гальку. Там, вдалеке, над спрятанными в утренний туман лодками, крича кружили чайки. Глаза Эгиля слезились от злости и обиды.
Жрец с вымазанным сажей лицом бил в барабан, едва слышно напевая себе под нос ритуальные песни на языке предков. Каждый житель Мошны Цвергов вышел на берег.
Скальд Фолки Медовый Язык пригладил усы и вошел в каменный круг:
— Время пришло, братья. Бог света и славы протрубил в рог!
Кальтэхауэры одобрительно закивали головами. Поднялся одобрительный гул. Фолки говорил ладно и красиво. Скальда ценили за этот дар богов, но также ценили в нем прекрасного воина и отчаянного храбреца, который не боится сначала испачкать руки в крови, а уже потом — усы в меду.
— Но сегодня замысел богов иной. Мы не будем пить хмель, предвкушая грядущие битвы, мы не будем мечтать о сокровищах, кои нам предстоит добыть в славных битвах. Сегодня мы будем скорбеть. Сегодня мы будем прощаться с одним из сыновей конунга Свейна Серебряной Колесницы, ибо брат вызвал брата на бой.
Унферт Соколиный Клекот и его дружина стояли неподвижно. На лице ярла Унферта играли желваки. Астрид тоже была здесь, с интересом смотрела на происходящее. Её люди стояли при ней.
— Сегодня решится судьба нашего народа, — продолжил Фолки Медовый Язык. — Остаться ли нам погаными торгашами, довольствуясь редкими набегами, или, восславляя деяния славных предков, вплести в корни мирового древа свою историю, дать потомкам возможность сложить о нас песнь и после погребального костра пировать в чертогах Великого Отца.
Ярл Кнуд, сын ярла Гарольда, стоял неподвижно в окружении сыновей и во главе дружины. Он согласно кивал головой. Кнуду нравилось, как и что говорит скальд Фолки.
Ветер дышал льдом на обнаженную кожу молодого Эгиля. Начинался дождь. Он стоял в центре каменного круга, и его крепкие руки сжимали древко секиры. Он чувствовал на себе одобрительные взгляды ярлов Унферта Соколиного Клекота, Кнуда, сына Гарольда, и Болдра Медведя Березовой рощи, что поддержали его решение выгнать из бражного зала Мошны Цвергов его старшего брата Орма Рассудительного.
Фолки Медовый Язык поклонился и покинул каменный круг. Молчание. Тишина нарушалась лишь воем ветра, рокотом гальки и дальним журчанием водопада Вдовьей косы.
— Орм! — взревел Эгиль, поднимая секиру к небу. — Я пришел, чтобы забрать то, что мое по праву!
Двери бражного зала распахнулись. В окружении свиты, верных ярлов, детей и жен вышел рыжебородый конунг Орм Рассудительный, старший сын Свейна Серебряной Колесницы.
Конунг оглядел собравшихся у каменного круга людей и молвил:
— Брат. Ты вернулся из изгнания и настроил против меня моих же ярлов. Достойно, ничего не скажешь. Теперь ты хочешь справедливости? Ты жаждешь пролить мою кровь ради воплощения своих жалких амбиций? А? Ты тень мужчины, Эгиль! Ты жалок, и отец стыдится тебя. Ты омрачаешь радость нескончаемого пира и веселья чертогов Великого Отца! Ты хочешь драться?! Отвечай!
— Я не просто так стою в каменном кругу с оружием, — ответил Эгиль. — Если у тебя хватит смелости, бейся со мной. Если ты трус, выставь вместо себя своего воина! Боги решат твою судьбу сегодня!
— Я принимаю твой вызов, — отвечал брату Орм. — Но только и ты не жди пощады.
Когда поединок иссяк и Орм, сын Свейна Серебряной Колесницы, лежал на холодных камнях, уставившись соловеющими глазами на серое исенмарское небо, Эгиль поднял покрытое кровью брата оружие и прокричал:
— Сегодня в присутствии богов я стяжал себе право стать конунгом! Вы все видели это! Вы тому свидетели!
— Боги не одобряют братоубийства! Да и не видела я здесь богов, — произнесла Астрид конунга. — Ты не станешь конунгом, Эгиль. Ярлы не пойдут за тобой. А те, что уже пошли, быстро сообразят, что ты не достоин и пряди волос своего брата Орма.
— Астрид, дочь Магнуса Косматого. Мстительная фурия, — Эгиль расплылся в широкой улыбке. — Ты не права во всем. Ты оскорбляешь меня, но я все равно тебя уважаю. А что до богов, так я исполняю именно их волю.
Среди собравшихся началось волнение.
— Что ты такое говоришь?! — закричал ярл Тости. — Не вплетай свою жажду власти в замыслы Всеотца!
— Острова Двух озер не пойдут за тобой!
— Каменные палаты не поддерживают тебя, и нам стыдно, что Медведь Березовой Рощи позволил себя одурачить! Только рыжая дева и может видеть все как есть. А Фолки? Как ты его подкупил?
Ярлы, верные Оруму, оставались верны тому и после смерти конунга. Ропот и крики разлетались над Мошной Цвергов. Крупнейшее поселение кальтехауэров было подобно натянутой струне. Исенмарские острова были готовы окунуться в междоусобные войны за право занимать бражный зал великого конунга. Гхарр видел это и не был доволен, ибо замыслы Эгиля вели к созреванию Семени Войны. Сын Рогатого Пса давно потерял из виду спасенного мальчишку, но чувствовал готовность Семени. Гхарр любил кальтехауэров, ибо те были великими воинами, змей знал культуру этих людей и был её частью. Когда-то в незапамятные времена один из воинов, что обладал особенным для человека взглядом, смог увидеть присутствие Гхарра на поле брани, и позже его нарекли Великим Змеем Исенмара. Богом войны и кровопролития.
— Отруби брату голову и брось в море, — прошептал Гхарр Эгилю. — Быстрее!
То, что произошло потом, изменило историю сразу двух народов. Под крики ярлов молодой Эгиль отсек голову брата и швырнул ее в холодную воду. Даже жрец выронил барабан. Кто-то крикнул о бесчестии, кто-то схватился за оружие. Даже Фолки Медовый Язык посчитал Эгиля покойником, но позднее он переменил мнение и сочинил множество песен, прославляющих поступок братоубийцы. Под крики и гомон море вспенилось.
— Я принимаю твой дар, конунг Эгиль, — голос был громче ветра, моря и плеска воды водопада Вдовьей косы. — Я укажу кальтэхауэрам путь к славе.
Видя, кто вышел из моря, жители и гости Мошны Цвергов пали ниц, и один лишь Эгиль остался стоять на ногах. Потрясенный, напуганный.
Закованный в латный доспех, из воды вышел Гхарр Великий Змей Исенмара и преклонил перед Эгилем колено.
— Созывай ярлов Исенмара, — молвил он. — Веди великое войско на Гриммштайн. Я присягаю тебе на верность и буду помогать советом.
Эгиль потерял дар речи. Впервые он воочию увидел того, кто шептал ему на ухо. Впервые увидел того, кто надоумил его вернуться из изгнания.
— Лишь однажды я вступлю в бой, — продолжал Гхарр. — Но только тогда, когда посчитаю нужным.
Исенмар, дорогой мой друг, — это островное государство. Шесть крупных и четыре малых острова были испокон веков разделены холодными водами Седого моря и древними распрями вождей. Явление Гхарра положило конец распрям, и его присутствие в дружине конунга Эгиля сплотило кальтэхауэров. Так родилась великая островная армия.
