19
Рихтер спрыгнул с коня.
— Приехали, Фрида, — он огляделся вокруг. — Пока морозы не ударили, но скоро полетят белые мухи. Хорошо, что до заморозков успели.
Он так и не нашел для нее теплой одежды, зато сам ходил в обновках. Крыса поглядел на сидевшую в седле девочку. Обмотанная кучей тряпок, она казалась ему забавной. «Не мерзнет, — подумал он, — и главное».
Фрида молчала.
— Вон там, — Рихтер указал рукой на виднеющийся вдали частокол. — Усадьба барона за ним.
— Хорошо, — сквозь сон произнесла сирота из Репьев. — Спасибо тебе, Рихтер.
— Мы же друзья. Да-а… — он помог ей спуститься на землю. — Погляди, красота-то какая вокруг. Куда ни глянь, поля чернеют, лес вон на горизонте, видишь?
— Угу.
— Лисья дубрава… — И он продолжил восхищаться красотами этих земель. — Грязь кругом. Река — и та грязная. Видно, что рядом Братск. Вот во всем, Фрида, здесь величие Братска чувствуется! И люди тут… А! — он сплюнул. — Хер с ним, пошли.
Девочка провела с Рихтером достаточно времени, чтобы понять: если он начинает ворчать, — дело дрянь. Ворчание в его случае — верный признак волнения.
— Рихтер.
— Что?
— Все хорошо.
Он махнул рукой:
— Жди здесь. Я коня привяжу за тем деревом. Там низина… Пойдет.
— Зачем ты прячешь коня?
— На всякий случай.
— Его не украдут?
— У меня?
— Да.
— Ворон ворону, как говорят, глаз не выклюет. А если и украдут, надеюсь, у меня новый будет — получше.
— При чем тут ворон?
— Да успокойся, все будет в порядке. Ведь будет?
— Будет, — успокоила его Фрида. — Мы же идем к другу.
— Ладно, я мигом, — Крыса взял коня под уздцы и повел в сторону. — Жди. Не волнуйся, не брошу тебя.
Он вел её к въезду в имение барона Рутгера, держа за руку, и девочка была убеждена, что между ними завязалась крепкая дружба. Крыса был груб, часто кричал, но он не дал ей пропасть, и теперь, как ей казалось, предчувствуя разлуку, он взял её ладошку. Держал так крепко, что Фрида почувствовала себя нужной, почувствовала себя в безопасности. Нужной она действительно была, а вот о безопасности речи и не шло.
— Фрида, перед тем как мы пройдем в ворота, ты должна кое-что пообещать.
— Что?
— Сначала пообещай. Помнишь, в ту ночь, когда мы познакомились с тобой и сидели у костра, ты пообещала отплатить добром за добро.
— Помню.
— Теперь настало время тебе оказать мне услугу.
— Хорошо, — девочка глядела в глаза человеку, к которому уже успела привязаться. — Я помогу тебе, Рихтер.
— На иное я и не рассчитывал, — он погладил её по голове и поправил съехавший набок платок. — Когда Рутгер спросит нас, зачем мы явились… Ты же скажешь, да?
— Скажу.
— А если он нас прогонит?
— Я покажу ему лютню — и не прогонит.
— Умеешь же ты хранить тайны. Не расскажешь, чья она, эта лютня?
— Моего лучшего друга, — Фрида улыбнулась. Теперь воспоминания о Снегире не приносили боль, а согревали душу. — Это не тайна, просто я решила не рассказывать никому об этом.
— Это и есть тайна…
— Тогда я храню тайну.
Крыса нервничал:
— Смотри. Мы не будем лишний раз рассказывать о том, как и при каких обстоятельствах мы с тобой встретились. Зачем Рутгеру это знать?
— Хорошо.
— Если что, пришли мы пешком. Коня у нас никогда не было. Если кто спросит о чем-то таком, на что ты не сможешь дать ответ, молчи. Говорить тогда стану я. Договорились?
— Договорились.
Фрида действительно была не против. Рихтер постоянно говорил от её имени и в её интересах. Говорил правду, но не ту, которая была у них, а ту, которую люди хотят от них слышать. Он объяснил ей, что это не ложь, а просто небольшое отступление от правды. Она покрепче взялась за его руку.
— Фрида.
Она вновь задрала голову и посмотрел на него, а он глядел на нее. Крыса хотел сказать что-то важное, но от волнения сказал совершенную, как ему показалось, глупость:
— Ты не из тех, кто зимой расстается с веснушками? Да?
— Мама говорила, что меня поцеловало солнце.
— Все так, Фрида. Все именно так. Знаешь, я вот еще кое-что попрошу у тебя.
— Проси.
Он извлек на свет целый пенал, полный крючков, которыми он помогал потерявшим ключи растяпам.
— Спрячь это у себя. Потом отдашь.