17
Волдо, тяжело дыша, опустил Фриду на ковер еловых игл.
— Ты останешься здесь, — произнес он. — Спрячешься вон там, видишь? Я обещаю, с тобой все будет хорошо.
Где-то неподалеку преследователи драли луженые глотки.
— Не уходи, — дрожащим голосом сказала девочка. — Пожалуйста, не бросай меня.
— Я не бросаю, глупая, — поэт улыбнулся. — Что со мной может случиться?
Он помог Фриде забраться в пустую лисью нору и придвинул вход в нее трухлявой корягой.
— Сиди тихо, — сказал он, стараясь не показывать своего волнения. — Обещай, что будешь послушной.
— Обещаю.
— Вот и славно, — Волдо поправил висящую на спине лютню, стряхнул с колен еловые иглы и побежал так быстро, насколько то было возможно.
Фрида выползла из своего убежища, когда даже ей стало очевидно, что преследователи покинули пролесок. Девочка услышала звуки, издаваемые лютней её друга.
— С ним все хорошо! — обрадовалась она. — Волдо справился!
Она бежала на звуки лютни и, наконец, увидела поэта, сидящего под густой елью. Он был бледен и тяжело дышал. На грязной рубахе она увидела темное пятно крови. Волдо отнял руку от живота и вновь тронул струны.
— Фрида, иди ко мне, — улыбнулся он, и от этой улыбки её стало невыразимо больно.
— Да не бойся ты… Иди ко мне, посиди рядом и пойдем.
— Волдо.
— Да не переживай ты так, — он откашлялся. — Это всего лишь царапина.
— Волдо…
— Не плачь, дуреха. Гуго… Что это вообще за имя? Ишь, обидчивый какой, стоило мне сказать о том, что иные задницы красивее его обожжённой морды, так он взялся за нож.
Девочка, видя, как жизнь покидает поэта, закрыла лицо руками.
— Не надо… — молила она. — Не умирай, пожалуйста.
— Да что со мной будет? Давай договоримся.
Каждое слово давалось ему все с большим трудом.
— О чем? — спросила она. — О чем договоримся?
— Ты пойдешь в Златоград. Просто… Прямо по дороге иди и увидишь там город — Братск. Ты не была там и… Лучше не ходи туда одна. Обойди… — он зашелся кашлем. — Спроси… Как к барону местному попасть. Рутгер его имя. Я знаком с ним, и ты ему расскажи, что я… Скажи, что ты моя дочь. Он поверит, у нас с тобой глаза одного цвета. Поверит, а если нет… Скажи ему, что я напишу такую песню о нем, что он никогда с себя позор не смоет. Договорились?
— Да, — она обняла его. Прижалась так, как прижималась к уходящему на войну отцу. — Не умирай, пожалуйста.
— Да что со мной будет?
— Волдо…
Он оттолкнул её:
— Иди уже. Я чуть посижу и тоже пойду. Встретимся в Златограде.
— Я с тобой пойду.
— Со мной тебе еще рано. Иди же! Умоляю, — он закашлялся еще сильнее. — Черт, пить-то как хочется.
Шатаясь, она пошла прочь. Рыдая и постоянно оглядываясь. Не успела она пройти и десяти шагов, Волдо обратился к ней снова:
— Сбавь шаг, пожалуйста. Не оборачивайся больше. Я песнь написал. Послушай пока… Идешь.
— Волдо, — Фрида не обернулась, но, обхватив себя руками, остановилась, — давай ты мне её потом споешь?! Спой мне её в Златограде.
— Давай я сейчас это сделаю. Там пять четверостиший, ерунда в целом.
Он тронул струны, и на сей раз они не звучали. Фальшивая мелодия рождалась под дрожащими пальцами Яна Снегиря. Он путал ноты, не попадал по струнам, но играл свою последнюю мелодию.
Если за пряжей порвалась нить, не грусти, я тебя молю. Если на сече твой треснет клинок, я новый тебе куплю. Не стоит пролитых слез мир, исполненный грез. Пускай тяжела дорога твоя, я верю, её ты пройдешь.
Лютня выпала из его рук. Он не успел допеть посвященную девочке песню. Возможно, самую искреннюю из всех им написанных.
Фрида вернулась, чтобы закрыть другу глаза, чтобы забрать его лютню и сохранить память о нем навсегда.
Холодное спокойствие поселилось в глазах Фриды, и сердце купца истекало кровью, стоило тому сравнить их с горящими, полными жизни глазами Фридриха. Мальчишка изо дня в день крепчал и набирался сил. «Но она хрупкий цветок, убитый первыми заморозками, — подумал Юрек. — Чем же этот ребенок смог прогневить Господа?»
— Юрек.
— Да, Фрида.
— Давай мы не будем никому рассказывать, что Волдо умер?
— Почему?
— Если люди будут думать, что Ян Снегирь жив, то он и будет жить.
Юрек вспомнил, как Волдо объяснял им природу поэзии. «Если это действительно хорошие стихи, — говорил зеленоглазый парень, не сделавший никому зла за долгие годы их знакомства, — то в какой-то степени они бессмертны».
— Договорились, — ответил ей купец. — Могу я задать один вопрос? Ты не отвечай, если не хочешь.
Она кивнула головой.
— Ян… Черт его ити, а ведь привык же так его называть.
— Волдо, — поправила Юрека девочка. — Так звали его дедушку.
— Он и это тебе рассказал… Фрида, скажи мне… — Он не знал, как спросить, и потому решил спрашивать, как есть. — Он же до сих пор в том пролеске лежит? Ты не виновата, девочка, не думай. Просто мне важно знать. Когда снег растает, я отправлюсь туда и похороню парня. А лютню… Лютню ты оставь, пожалуйста, у себя.
Фрида не стала отвечать на вопрос.
