26
Псарь вышел на арену, сжимая в руках меч. Без привычных ножей, в одной лишь рубахе и с незатянувшимися ранами он чувствовал себя бараном, приведенным на заклание. В отличие от наемника, Лукаш был свеж, бодр и, главное, зол. Он что-то жадно лакал из принесенного мышью бурдюка, и стекающие по подбородку капли искрились золотом. «Падла, без своих фортелей Кухар не умеет», — подумал Псарь и, прислонив указательный палец к ноздре, демонстративно высморкался.
— Давайте, курвины сыновья. Давайте! — рявкнул он. — Глумитесь, папка человек незатейливый, но постарается вас удивить.
Над ареной был сооружен помост, очевидно, для зрителей, но сейчас там, на куче подушек, лежал карлик.
— Начинайте, — процедил он.
Лукаш отбросил свой бурдюк в сторону:
— Приступим.
Не было ни бравады, ни бахвальства. Этот человек видел войну и умел уважать противника.
Клинок Скорпиона с лязгом покинул ножны.
Прощупывая друг друга удар за ударом, они, подобно волкам, описывали по арене круги.
— Меня обучал Карстен, — произнес Лукаш, не отрывая глаз от глаз соперника. — Эта победа посвящена ему.
— Я в душе не… кто такой Карстен, — размеренно дыша, ответил Псарь. На такой случай у него была заготовлена фраза, суть которой заключалась в том, что его учителями фехтования стали голод, нищета и трущобы Златограда. Он долго обдумывал её, но до того, чтобы озвучить, никогда не доходило.
Он совершил выпад. На холодный песок просыпались искры. Лукаш парировал лихо и так же лихо контратаковал.
Удар за ударом, выпад за выпадом. Звон мечей разлетался на мили окрест, вплетался в стоны пленников, их голоса и крики. Ночное небо над Ямой впитывало каждый звук.
В то самое время, когда бойцы проливали на холодный песок свою кровь, по узкой аллее между клеток, стоявших в небольшом отдалении от главного шатра, шел отряд из четырех шутов. Бредущая во главе отряда человекоподобная мышь, раскручивая на пальце связку ключей, насвистывала какую-то незатейливую мелодию. На морде человекоподобного существа от шрамов не было ни единого живого места. Его уши были обвешаны золотыми серьгами. Рогг был таким по своей природе, и именно по его подобию Кухар верстал себе слуг. Он был жесток, глуп и послушен. Роггу было не суждено пережить встречу детей Рогатого Пса, но идиот не подозревал, что и он примет участие в играх Кухара. Люди и младшие твари, видя это существо, закрывали руками лица, дабы надзиратель не поймал на себе их взгляд. За подобное он жестоко бил пленников, нередко забивал насмерть.
— Вжимайтесь, вжимайтесь. Жалкие твари, — хохоча процедило чудовище. — Я из всех вас котлеты сделаю. — Рогг остановился напротив клетки, в которой, ожидая своего часа, были заточены бойцы Янтарных Скорпионов. Те самые люди, которые должны были разобраться с Войцехом и угодили в лапы колдуна. Теперь их оставалось двое, утомленные постоянными побоями, изможденные голодом. Эти люди не прятали от Рогга своих лиц и смотрели на него глазами, полными ненависти.
— Ваш дружок ждет вас, — процедил монстр; побрякивая шутовскими бубенцами, он снял с пояса аккуратно скрученный хлыст и указал им на плененных солдат. — Только попробуйте дурака валять, я с вас кожу спущу.
Они молчали, и Рогг, отворив замок клетки, велел своим подчиненным посадить Скорпионов на привязь.
— Пойдете на четвереньках. Как псы.
Иво тяжело дышал. Серая рубаха была в крови, и её пятна стремительно увеличивались. Было так: когда от крепкого удара швы на его ребрах разошлись, он отвлекся. Меч Лукаша вспорол воздух в опасной близости от головы наемника, но тот успел отскочить назад, и лишь потому его череп не был рассечен надвое.
— Сука… — прохрипел он, чувствуя, как по щеке вместе с кровью вытекает его глаз.
Кухар заливался истерическим смехом, брыкал ногами и подначивал Лукаша скорее кончать с Псарем, но при всем желании Скорпиона сделать это было не так уж и просто. Да, он ранил противника, но не понимал, как Гончая до сих пор держится на ногах. Сам Лукаш тоже мало-помалу истекал кровью. Удары Иво были коварны, наемник дрался грязно и подло, но бой есть бой, и он продолжался.
Удар за ударом, выпад за выпадом. Иво старался двигаться плавно, прощупывая противника, изматывая его и вынуждая совершить ошибку. Все это давалось Гончей с большим трудом, и, роняя на песок кровь, он терял и силы. «Ошибись, — молил он, — одна ошибка, больше не прошу».
Лукаш не ошибался. Парируя удары наемника, переходя в контратаки и обрушивая на Иво шквал ударов, он, в отличие от последнего, лишь обретал силы. Становился злее, выносливее и, главное, сильнее. Из ноздрей Скорпиона валил золотистый пар, который сам Лукаш отчего-то не замечал. Конечно, он бы не остановил бой. Желание отомстить было столь сильно, что он бы пренебрег своими понятиями о чести, но он бы наверняка задумался над тем, для чего Кухар дает ему такую фору. Карлик мастерски играл на людских чувствах, но здесь было что-то иное.
— Ты собираешься драться, а, падаль?! — карлик окончательно потерял терпение. — Эта собака тебя и без меча порвет, зубами! Ты позоришь меня, Лукаш!
Слова Кухара привели Янтарного Скорпиона в бешенство. Неистово размахивая клинком, он вконец измотал наемника. Удар, тяжелый выдох псаря. Удар — и за ним едва различимый выкрик. Удар, Ржавая Яма почувствовала кровь, и пленники загудели в своих клетках. Россыпь искр в очередной раз озарила звездную ночь.
Иво истекал кровью, проклинал всех и вся. Наемник изнемогал от боли, но наконец смог отыскать изъян в технике Скорпиона. Псарь вложил в удар всего себя. Одно простое, но хлесткое движение должно было продырявить горло Лукаша насквозь. Иво прорычал что-то нечленораздельное, но очень грубое, подался вперед, и на этом все кончилось.
Омерзительный в своей простоте хруст. Подобный бывает, когда кто-то режет ножом кочан капусты.
— Болван, — хрипел наемник и шаг за шагом приближался к помосту, на котором восседал удивленный Кухар. — Болван ты драный, — хрипел Иво. — А ты, Лукаш, баба.
Кухар лукаво прищурился:
— Крепкий же ты, мальчик мой.
— Вы обе бабы, — повторил Гончая. — Вы оба мочитесь сидя.
Он приблизился к помосту и выронил из рук меч.
— Твою мать… — просипел он и уже не мог вздохнуть ни полной грудью, ни даже слегка. Из груди человека из златоградской Псарни торчал всаженный по самую рукоять меч Янтарного Скорпиона.
— Насквозь прошил, — отчитался своему хозяину Лукаш. — Как сквозь масло прошло.
Гончая упал на колени и больше не мог с них подняться.
— Вы бабы. Трусы. Вы мочитесь…
Его последних слов не услышал никто.
— Вынести мусор из моего дома, — велел Кухар своим слугам. — А теперь, дорогой мой Скорпион, я буду выносить сор из твоей головы.
Иво взяли под руки и, не вынимая из него меча, потащили прочь.
— Спасибо тебе, — обратился Янтарный Скорпион к хозяину балагана. — Спасибо. Это было славно. Я приду в твой шатер позднее, мне нужно привести себя в порядок и перевязать раны.
— Нет, мальчик мой, ты продолжаешь драться, — Кухар подал знак, и на арену вывели двоих Янтарных Скорпионов. — Ты говорил, что я не держу слова. Так вот, знай — держу. Освобождай их, только знай, они никуда уходить не хотят, — Кухар захохотал и продолжил: — Им здесь понравилось, представляешь?
По щекам Лукаша побежали слезы. Впервые за долгое время он увидел своих друзей, тех, кто ушел за головой Войцеха и не вернулся в усадьбу. Глаза этих людей светились золотом.
— Хрода, Юлад… — Лукаш поднял с песка оружие, которым его пытался зарубить Псарь. — Я обещаю, будет быстро.
Боец элитного подразделения Трефов знал: на арену вышли не те парни, которых он любил, как родных братьев. Предательство Кухара он принял легко. Словно где-то в глубине души всегда был готов к подобному.