14
Над Ржавой Ямой всегда светили звезды, и в их ярком сиянии шатры ярмарки искрились золотом. Кухар забыл, почему назвал своё предприятие именно так, возможно, судьба этого места заключалась именно в том, чтобы много веков назад оно получило это имя. Здесь никогда не наступал день. Вечная ночь помнила каждую каплю крови, пролитую на песке арены. Ночь помнила смех его братьев и сестер, помнила их восторг и представления, придуманные старшим сыном Рогатого Пса. В центе Ямы стоял шатер, в котором каждый год в последний день лета Кухар встречал своих родственников, дабы обсудить с ними дела и отдохнуть от суетной жизни среди смертных.
Если бы тёмная Кухара дала слабину и приблизилась хотя бы на йоту к человеческой, его загрызла бы совесть, ибо с течением лет здесь было убито великое множество людей. К счастью для Кухара, его совесть имела иную природу, и та никогда ему не изменяла.
— Двадцать бойцов, — прошептал он, и в книге учета появилась новая запись. — Мало, надо ещё пяток-другой, — он прикинул, сколько людей еще предстоит похитить из Гнездовья. На убогом подобии лица появилась полная коварства улыбка. — Должно хватить… Продолжим… Ах да. Девятнадцать тварей из числа младших. Та-а-а-к, что нам говорят записи? Ого, в Гнездовье ещё осталась одна. Надо бы выловить. До полного счёта не хватает только её.
Кухар почувствовал, как врата Ржавой Ямы открылись.
— Незваный гость! — Кухар расплылся в улыбке. — Он скоро будет здесь. Продолжим. Сорок одна кошка. Сорок одна собака. Отлично! Ух, скоро заработает кухня. Закатим пир горой! Итого: что мы имеем? — он перелистал страницы своей книги и, найдя количество заключённых этим летом контрактов, пришёл к выводу, что у него не так много слуг, как бы ему хотелось. — Нужно завербовать ещё парочку. Как все-таки жалко, что один псарь сдох, а другой отказался работать. Как жаль, как жаль! — он почесал ногтями плешивую макушку и почувствовал, как его гость проходит мимо клеток с бойцами. — А мой брат знает толк! — воскликнул Кухар. — Эти бойцы прекрасны!
Побрякивая шпорами, в шатер медленно вошел Гхарр, змееподобное существо, облаченное в доспехи, златоглазое воплощение войны и кровопролития.
— Здравствуй, брат, — утробным голосом произнёс пришелец. — Я пришёл не один, со мной благая весть.
Хозяин Ржавой Ямы вышел из-за стола и поклонился:
— Ты никогда не приходишь один, но в следующий раз, будь добр, захвати с собой побольше подобных спутников.
— Как скажешь, брат, — Гхарр улыбнулся. — На Дорогах Войны праздник.
— Здесь тоже скоро будет праздник. Тебя ждать?
— Конечно.
— Да-да. Ты никогда не пропускаешь встреч.
— Они вошли в привычку… — вновь произнёс Гхарр своим неизменно отстраненным тоном. — Ты распустил своих ведьм, они забыли о страхе. Ты пускаешь их на Дороги Чудес, а они ведут себя, что грязное ворье в ювелирной лавке. Они не видят красоты, которую ты им даришь.
— Девы Рогатого Пса сами вольны выбирать путь.
— Все их пути ведут к костру. Люди уже не те, что прежде, рано или поздно они перестанут их бояться.
— Брат, ты становишься излишне человечен. Ты забыл, что люди ничем не отличаются от скота. Рано или поздно ты поймешь, о чем я.
— Я знаю, о чем ты, и я с тобой не согласен.
— Ты говорил о благой вести. — Всякий раз, когда кто-либо из членов семьи ставил взгляды и убеждения Кухара под сомнение, тот стремительно терял интерес. Из всех детей Рогатого Пса он один не являлся наследником той или иной отцовской черты, но семья прощала ему то, в чем сам Кухар по большому счету и не был виновен. — Ты пришел поделиться радостью, брат. Делись же ей и не мешай мне работать.
Гхарр положил ладонь на яблоко клинка, и на его лице появилась улыбка, полная острых змеиных зубов.
— На моей Дороге впервые за все время её существования появилось Семя. Я намерен его взрастить.
— Вот как… Тебе известно, что… — Его взгляд наполнился неизбывной тоской. — Тебе же известно.
— И тем не менее я сделаю это. Мне впервые выпала честь воплотить замысел отца.
— Брат. Никому не удалось. Семена погибали, так и не пустив корни.
— На моей дороге появилась тень Древа.
— На моей тоже была такая тень. На дороге Лу-уха она была. Амелия в свое время видела несколько. Стоит ли перечилсять каждого, кто видел Семя и потерял его?
— Нет. Но на моей Дороге подобного не было.
— И что это значит, как думаешь?
— Что я должен. Нет, обязан сделать все, чтоб наши Дороги сошлись.
— Это глупость, а наш отец поставил перед нами невыполнимую задачу. Ты просто еще не имел возможности в этом убедиться. Ничего, когда ты потеряешь Семя, возможно, поймешь это. А может, и нет.
— Гриммо меня поддержал.
— Гриммо — тень Лу-уха.
— Аур поддержал Гриммо.
— А вот это странно.
— Хэйлир…
— И она поддержала?
— Нет. Она сказала, что Семя обречено.
— Хозяйка Дорог Судьбы не ошибается…
— Но с ней не согласен Аур.
— Ты хочешь влезать в конфликт Судьбы и Смерти? Я бы не рискнул… Хотя Дороги Войны как раз между Судьбой и Смертью.
— А Дороги Чудес? Ты поддержишь меня? Пожалуйста, брат. Это важно. Для всех нас и для меня в первую очередь.
— Чуда не будет, — ответил Кухар. — Семя умрет, и, чем активнее ты лезешь в его судьбу, тем раньше это произойдет.
— Потому я прошу помощи.
Они знали друг друга очень давно. Их дороги пересекались настолько редко, что, считай, не пересекались вовсе, и потому оба они любили друг друга, искренне веря, что уважение и любовь — вещи сами собой разумеющиеся.
— К тебе попадет человек и умрет здесь.
— Не удивил…
— Послушай. Прошу.
— Тебе пора уходить. Я слышал о том, что на востоке началась новая резня…
— Подождет, — голос Гхарра дрожал. Змей не привык и не умел просить. — К тебе придет человек и умрет, но для него это будет первой смертью.
— Ты себя с Лу-ухом не путаешь?
— Он вернется к тебе, чтобы умереть дважды. Сжалься над ним, отпусти его.
— Пойти против Хэйлир? Нет, брат. Исключено.
Змей грустно улыбнулся:
— Я знаю, где отец оставил ключ от твоего саркофага.
— А… Ты пойдешь против брата ради сказки, которую нам рассказал Рогатый Пес?
— Да. Боюсь, что иного пути у меня нет.
— Проваливай с моих Дорог и не возвращайся никогда, — оскалился Кухар. — Твой человек умрет дважды, а для тебя ярмарки более не существует.
Он щелкнул пальцами так сильно, что сломал ноготь. Змей исчез, и по щекам карлика потекли слезы.
— Сначала отец меня предал, потом брат, — произнес он, и обида, разрывающая его сердце, превратилась в гнев: — Семейство уродов!