Караван удалось нагнать глубокой ночью, когда возничие остановили повозки близ лесного озера, чтобы пополнить запасы питьевой воды. Хорошо, что все вышло именно так – цепкие объятия сидящей позади рыжей не позволяли раненому джараху полноценно дышать, и ему все труднее удавалось сохранять ясность сознания. Но телом ощущая ее испуг от лошадиного галопа, он так и не решился высказаться об этом вслух.

Подбежавший парень, из возничих, принял лошадей. Лаен с облегчением привалился к борту кибитки здоровым плечом. Больше всего на свете ему в этот момент хотелось отправиться спать. Но, как оказалось, у рыжей были другие планы.

– Эй! Ты чего раскис-то? Где тут у вас светло и расположиться можно, чтоб не побеспокоили? Тебе рану обработать надобно, а то кровь испортиться может. Знаешь, что тогда будет? Но не переживай, у меня есть чем.

– Да я и не переживаю, – устало ответил негоциант, понимая, что в ее словах имелся резон. Мало ли чьим дерьмом Дьякон мог болты вымазать… Сам ведь учил, на свою голову. – Пойдем в лазарет, пока караван не тронулся.

На счастье, в походном лазарете никого не оказалось. Оставшихся раненых разобрали по кибиткам для присмотра, а госпожа, по всей видимости, отправилась почивать на женскую половину общины. Но среди развешанных под потолком пучков трав все равно до сих пор витал аромат гаттейского ландыша, а на полках лежали листы пергамента, исписанные ее мелким почерком.

Подпалив кремнем свечу, джарах повернулся к неугомонной девчонке:

– Делай, что собиралась. А то спать хочу – спасу нет…

Не задавая лишних вопросов, она повесила накидку на ближайший крючок и принялась копаться в своей сумке. У Лаена появилась возможность рассмотреть знахарку получше. С рыжими волосами резко контрастировали болотного цвета глаза, которые та постоянно прищуривала, будто обдумывая нечто важное. Выразительное лицо, пухлые искусанные губы, ямочки на конопатых щеках – теперь он понимал, что возбудило страсть тех отщепенцев в станице. Кордское платье, пусть даже слегка надорванное и испачканное, отлично облегало подтянутое девичье тело и выгодно подчеркивало крепкую, жаждущую свободы грудь.

– Чего пялишься? Бабы отродясь не видел, что ли? Ну-ка, сымай все до исподнего! – Несмотря на приказной тон, в ее голосе слышалось смущение.

Вздохнув, негоциант безропотно подчинился, оставшись в итоге в одних штанах. Потревоженная неловкими движениями рана отозвалась болью, заставив его сжать зубы. Склонившись над его плечом, девчонка принялась плавными движениями втирать в края воспалившейся плоти какую-то пахучую мазь, отдававшую холодом – схожим с тем, что Лаен ощущал от воздействий Марты. Вначале ему хотелось поскорее прекратить неприятную процедуру, но буквально через минуту стало гораздо легче. Пульсирующая боль постепенно растворялась под нажимом ее мягких пальчиков. Рыжая действительно знала свое дело.

Кибитка дернулась и пришла в движение. Чтобы удержаться, знахарка ухватилась левой рукой за здоровое плечо негоцианта. Тем самым она оказалась настолько близко к Лаену, что тот неожиданно и думать забыл про рану.

– Тебя как звать-то? – поинтересовался джарах, закрыв глаза и делая глубокий вдох. Нужно было срочно успокоиться и хоть как-то отвлечься, чтобы не опозориться, если знахарка вдруг решит опустить глаза.

– Ланью зови. Родом я из Заозерья, в деревне звероловов жила близ Тетивы. Отец старостой был. Пока я росла, он очень радовался, говорил, что девчонок на войну не отправляют. Братьев ведь моих старших лимитаты забрали, когда мятежники зашевелились. Отец учил меня лес понимать, а я все больше хворями интересовалась… Слушай, а вот скажи мне – каков этот ваш негоциант? Не обижает? А то я уже все мысли передумала. Вдруг не по нраву ему возраст мой придется? Посчитает, что молодая, не соображаю, в травах не разбираюсь…

Лаену пришлось взять паузу после посыпавшихся из девчонки вопросов, чтобы понять, на какой из них отвечать вначале.

– За умение свое не переживай, негоциант его точно оценит, – ободрил он Лань, усмехаясь про себя. – Да и сам он не в том положении, чтобы возрастом попрекать.

– Хорошо это! А то дело у меня есть к нему, – радостно заявила она и осторожно провела пальцем по рубцам на животе джараха. – Будто паутина… на глаз похожа. Эдак тебя угораздило, бедолага. Не болят рубцы-то?

– Нет, – с улыбкой успокоил он ее. – Эти отметины я давно ношу.

– Расскажешь? – Запас ее энергии просто поражал. – Хотя я и сама догадалась – тебя пытали или наказывали за провинность. Тут мастером попахивает, ножом старательно выводил.

– Может, и расскажу… – устало выдохнул Лаен. Короткий прилив бодрости схлынул так же быстро, как и накатил. – Когда-нибудь. А теперь послушай меня. Про смерть того парня, тело которого живорез забрал, никому ни слова! Сейчас спустишься на ходу, две кибитки пропустишь и в третью прыгай, там лесенка сзади будет. В повозке женщины наши едут, устроят тебя. Скажи им, что тебя Лаен Тарк привел. Там накормят и место спальное найдут. А завтра… негоциант точно решит, что с тобой делать.

– Поняла. Я вообще сообразительная. Но… я бы тут осталась. – Она выпятила подбородок и огляделась по стенам лазарета. – У меня в деревне поменьше снадобий было, в достатке лишь те травы имелись, что поблизости росли. А тут со всей империи, видать, собирали. Смотри, вот это…

Лаен открыл было рот, но она опять перебила:

– Да вижу я – устал ты… можешь не отвечать. Найди меня завтра, я тебе про каждую травинку и корешок расскажу: от чего лечит, а чем навредить может. У нас дома таких отродясь не бывало, но отцу везли отовсюду, он сам просил – ради меня. Хотел, чтобы я училась.

– И правильно делал, – буркнул Лаен и потянулся за одеждой. Под пальцы попал лежащий в кармане пузырек с зельем для укрепления памяти. Джарах ощутил укол совести. Госпожа Тавия старалась, готовила отвар, успевая одновременно заниматься ранеными. Вынув стекляшку из кармана, он подцепил пробку зубами.

– Ну-ка дай сюда! – потребовала Лань.

Оторопев от такой наглости, Лаен замешкался, и рыжая победоносно выхватила стекляшку из его рук.

– Та-ак, посмотрим… Сейчас я тебе докажу, что прилежно отца слушала! – пообещала она и поднесла горлышко к конопатому носу. – Что у нас тут? Фу-у!.. Толченый корень стрерры. Ну тут и дурак догадается. А цвет? Осадок? – перехватив пальчиками флакон за основание, она легонько встряхнула его и склонила голову к плечику. – Синюшный! И не выдержан должным образом, смотри, сколько мути! Халтура. Не поможет.

– Что?..

– Зелье твое, для любовных игр, не по правилам приготовлено! – Рыжая проникновенно заглянула в глаза джараха. – Кстати, прости, но не ожидала. С виду крепкий, вроде не должно быть проблем. Да и молодой еще…

– Что?!

– Тебе это действительно необходимо? Ну… с девицами…

– Так… Забыли! – Ощущая жар на лице, негоциант выхватил флакон из рук Лани и со злости швырнул его в приоткрытое оконце. – Обманули меня, видать, тогда на рынке. Я вообще для укрепления памяти хотел, вот с ней-то проблемы испытываю… изредка.

– Ну так это другое совсем. Дурачок! – Она улыбнулась, но без насмешки, а совершенно искренне. – Тебе велисий хвост нужен. У меня нет его, но, если хочешь, поспрашиваю на рынке, как в город приедем.

Неопределенно кивнув, Лаен кое-как оделся и, проследив, чтобы эта болтушка ничего не напутала с кибитками, побежал в голову каравана, планируя поскорее добраться до постели. Забавная рыжая девчонка и необъяснимый поступок Тавии прочно оккупировали его мысли. Теперь предстояло как-то объясниться с госпожой. А рыжая пусть сама наводит порядок в лазарете. С лихвой, что называется, доказала – дело свое знает.

«Эта девчонка напомнила мне саму себя в молодости. Уверенные руки, огонь в глазах. – В голосе целительницы слышалась неподдельная грусть. – Жаль, что однажды она не встала на тропу детей Мальки. А про ту хитрую суку я ведь тебе уже говорила! Гони ее взашей из вашей общины!»

«Марта, прекрати!.. Да ведь, если разобраться, это еще ничего не доказывает. – Лаен попытался быть объективным. – Может, она э-э-э… ошиблась. Напутала с травами. С кем не бывает».

Мертвая целительница лишь презрительно фыркнула. Ну и Шуйтар с ней. Ухватившись здоровой рукой за перекладину, негоциант запрыгнул на нижнюю ступеньку лесенки штабной кибитки и кое-как забрался внутрь. На удивление, в помещении оказалось жарко натоплено – в углу тихонько томилась раскаленная докрасна печка. Странно, и кто же о нем так позаботился? Наверняка старый вашуйец, больше некому.

Скидывая на ходу плащ и избавляясь от штанов, негоциант проследовал на жилую половину. Да так и застыл, едва ступив за ширму. На расправленной постели в тусклом свете свечей отчетливо вырисовывались плавные очертания женского тела.

Лаена постигло сильнейшее замешательство. Он замер на месте, хотел что-то сказать, но не смог. Не нашел слов. Тогда она сама грациозно поднялась с ложа, оказавшись лишь в одной полупрозрачной камизе. Внезапно Тавия нахмурилась:

– Господин негоциант, вы ранены?.. – Ее маленькие пальчики осторожно коснулись стягивающей плечо повязки. – Что произошло?! – От досады девушка прикусила губу. Полученное негоциантом непустяшное ранение явно не вписывалось в ее планы.

– Пытался атамана спасти. Болт железный словил. – Мягко, но настойчиво отстранившись, Лаен медленно опустился на краешек кровати. Находясь в собственной опочивальне, сейчас он не ощущал себя здесь хозяином.

– Мне так жаль… вам нельзя сейчас так рисковать. Негоциант не должен воевать. Его стезя – зарабатывать лиры и заботиться о своих людях. А в сражениях пусть капитан Авинсо участвует и его солдаты. В конце концов, вы платите им за это!

– Может, вы и правы, моя госпожа. – Лаен не пожелал вступать в спор. – Но, позвольте мне решать подобные вопросы.

– Только представьте, что было бы со мной, если бы вы не вернулись!.. – едва слышно прошептала Тавия и опустила плечи. Гладкая бретелька накидки медленно заскользила вниз. – Скоро мы прибудем в Атрель, а там такие порядки… Моя неприкосновенность и честь могут оказаться под угрозой. Поэтому я приняла решение… всецело отдаться на вашу милость…

Несмотря на всю откровенность ситуации, слова Тавии сыграли вовсе не ту роль, что им была уготована. Ее настойчивость по-настоящему пугала джараха. Все, что до этого момента чувствовал Лаен по отношению к жене негоцианта, разлетелось невесомым прахом. Непреложные факты упрямо лезли в голову: она обманывала его, указывала, что делать, вертела им как хотела. И сейчас ее закаленные в боях войска выстраивались перед генеральным сражением, чтобы пленить его, как это может сделать только женщина.

Он смотрел в ее обсидиановые глаза и видел лишь туман неопределенности. Должно пройти время, чтобы он во всем разобрался. Лучше бежать с поля боя сейчас, чем быть разбитым и сжечь мосты.

Безусловно, он желал обладать этой женщиной, и в другой ситуации инстинкты сыграли бы первую скрипку, но сейчас Лаен нашел в себе силы, чтобы утихомирить их.

– Уверяю вас, госпожа Тавия, – уверенным движением негоциант вернул непокорную завязку на положенное место, – вам нет нужды беспокоиться по этому поводу.

– Я доверяю вам, но лишь хочу быть полезной своему негоцианту! – с нажимом произнесла Тавия, явно разочарованная его поступком. Внезапно ее черные бровки сошлись к переносице: – А кто… сумел так правильно наложить повязку на вашу рану, господин?..

– Это наша новая знахарка, – отмахнулся Лаен и помимо воли улыбнулся. Ему пришло в голову, что рыжая совсем не похожа на Тавию. Глаза негоцианта закрывались сами собой, хотелось просто упасть на кровать и окунуться в забытье. – Госпожа Тавия, не могли бы вы…

– Знахарка?! – Ее голос оказался натянут, как тетива на взведенном самостреле, но через мгновение обратился в мяуканье котенка: – Как здорово, что у нас теперь есть кому заниматься ранеными!.. Обязательно познакомьте нас. А сейчас, господин, ложитесь поудобнее. Перед тем как уйти к себе, я разотру ваше тело ароматическими маслами… исключительно в лечебных целях, мой господин.

Чтобы не нанести обиды и оставить госпоже возможность выйти из щекотливой ситуации, Лаен не стал отказываться от ее предложения. Ее упрямые пальчики оказались весьма умелыми, а движения рук из плавных, сравнимых с течением равнинной реки, переходили в настойчивые и смелые, отправляя сознание на самый высокий из пиков блаженства. Аромат масел смешивался с запахом ее духов. Измотанные мышцы буквально трепетали от удовольствия. Ему все сильнее хотелось перевернуться на спину и начать действовать самому, на что, собственно, она и рассчитывала, но какое-то чувство глубоко внутри не позволило этому случиться. Обман. Тавия пыталась править им, как возница – тягловозом.

Пока желание сошлось с разумом в извечной борьбе, он не заметил, как сознание заволокли грезы сновидений.

…За считаные секунды десяток упругих и смертельно опасных теней выстроился ровной линией в цветущем весенними красками саду, прямо под белой яблоней.

– Все здесь?

– Все! – хором отозвались тени.

– Хорошо. Ты! – Он ткнул пальцем в первую чернильную кляксу. – Займешь позицию в привратницкой; после названного часа – слуг не выпускать!

– Слушаюсь! – отозвалась тень.

– Ты и ты. – Он медленно шел вдоль строя. – Балкон второго этажа со стороны фонтана. Основное внимание на беседку, за ней калитка черного хода. Оттуда начнется вторжение, нужно будет нейтрализовать охрану.

– Будет исполнено! – Обозначенные кляксы несомненно являлись людьми, но их лица клубились непроглядной чернотой.

– Вы двое! Крыша. Смотреть в оба! Поддержка по всем направлениям.

– Не сомневайтесь!

– Тебе в подвал, – замер он напротив самой низкорослой тени. – Слушай землю… Мало ли что.

– Будет сделано!

– Остальные – идете со мной. Нам предстоит основная работа.

– Да, господин десятник!

– Кто мы?!

– Джарахи. Дыхание клана. Воля клана. Месть клана…

Строй теней исчез, голоса постепенно затихли в мутном мареве. С каменного потолка упала капля воды, заставив вздрогнуть. Напряжение ломало его, выворачивало наизнанку, делало уязвимым. Из многочисленных порезов на руках и ногах выступала кровь. Сигил Пустоты вопил об опасности как никогда раньше.

Едва переставляя ноги, будто находясь по пояс в воде, он брел вперед, пока неожиданно не наткнулся на тело. Перед ним был самый низкорослый из джарахов. Подвал оказался слабым местом. Из черной кляксы тела подчиненного резко выделялась рукоять стилета. Он забрал оружие с собой. Так было нужно – его собственное уничтожила магия Шуйтара.

И в этот момент впереди послышалось эхо шагов…

Превозмогая боль, он побежал вперед, жадно глотая воздух, будто степная лисица, постепенно догоняя выродка, ставшего сосудом. Тот прекрасно понимал свою участь, но бежать быстрее уже не мог. Достигнув ступеней башни, этот человек остановился и обреченно развернулся к джараху. Простая, но дорогая одежда, холеные руки, узорчатые драгоценности. Лицо человека выражало осуждение и скорбь.

Где-то на границе подсознания промелькнула уверенность, что джарах знает этого человека. Но, как это часто бывает, во сне действуют свои правила, и, подчиняясь этим правилам, десятник принялся ожесточенно орудовать стилетом.

…Накопившаяся усталость и продырявленное плечо сделали свое дело – судя по тому, что солнце сумело заглянуть в маленькое оконце под крышей, успел наступить полдень. Постель не раскачивалась – повозка крепко стояла на колесах и ехать никуда не собиралась. Сопоставив эти простые факты, Лаен посчитал, что караван закончил свой длительный и опасный рейд на территории Атрели – непризнанной столицы Приланского леса, где властно и бескомпромиссно правил атаман всех атаманов – граф Дейрио Безземельный.

Сквозь раскрытое оконце доносились голоса, грубый солдатский смех и обычный повседневный говор, убедивший негоцианта, что с его людьми все в порядке. Сладко потянувшись на постели, он с удивлением обнаружил две вещи: его покрытое шрамами тело оказалось полностью обнажено, а рана в плече, еще вчера доставлявшая массу неудобств, сейчас почти не беспокоила. От нее остался лишь налитый пунцовым рубец, чем-то напоминающий бутон розы.

В памяти всплыли события минувшего вечера. Интересно, кому он, собственно, обязан столь быстрым исцелением? Рыжеволосой конопатой девчонке и ее кордским мазям? Умелой и опытной уроженке Санданирского халифата? Или падшей целительнице, которая берегла его тело как свое собственное?..

«Ты бы не зазнавался тут, негоциант! Вальсо твой обзавидуется. Развел, понимаешь, целый гарем, – проворчала Марта, впрочем, вполне беззлобно. – И перестань уже называть меня падшей. На ум сразу приходят кабак и девки. А я, между прочим, мужьей ласки так и не испытала!»

Смутившись, будто целительница была где-то рядом и могла видеть его, Лаен соскочил с кровати, облачился в чистые вещи, которые достал из сундука, и отправился наружу, не забыв прихватить с собой тюк с грязным бельем.

Вокруг ярко светило солнце, было тепло и радостно. Шумел кронами тысячелетний лес, отливая изумрудной хвоей. Кибитки разместились вдоль широкой вытянутой просеки, выстроившись в ряд торцами друг к другу и образовав настоящую деревенскую улочку. Прямо за ними, за невысоким пригорком, поднимался могучий частокол в четыре или более человеческих роста, растянутый в стороны на необозримое расстояние. Поодаль торчали крепкие двустворные ворота с барбаканом, в которые упиралась лесная дорога. Со смотровых башен по сторонам глазели явно скучающие охранники с луками и длинными копьями за спинами. Даже своеобразный защитный ров имелся – в траншею перед укреплением местные умельцы умудрились загнать протекающую неподалеку мелкую речушку.

По другую сторону укреплений на многие мили протянулась шумная и разноголосая Атрель, мешанина кое-как смастеренных деревянных хибар, где люди походили на тени и сосуществовали целыми семействами, барских усадеб в несколько этажей, охраняемых собаками, узких грязных улочек с кабаками и более интересными заведениями, где можно было отыскать удовольствия на любой вкус, просторных торговых рядов, до конца не пустеющих даже ночью, и протяженных подземных казематов, где некоторые теряли волю и человеческий облик, а другие ожидали уплаты выкупа. Лесной городище подразделялся на районы, каждым из которых управлял собственный атаман. Но всеми делами здесь все равно самолично заправлял граф, а по совместительству, губернатор, имперский судья, глава торговой общины и выборный атаман сборных ватажных отрядов.

Обозы в Атрель не пускали и раньше, а сейчас места за частоколом и вовсе не хватало пуще прежнего. Поэтому караван негоцианта и расположился за стенами, в специально отведенном для этого месте возле речки. Стихийно возникающие, будто грибы, постройки являлись настоящим бедствием для лесной столицы и, с последнего визита Лаена, возводились уже прямо впритык к частоколу, стратегически важному для обороны от живорезов. Увещевания и угрозы графа вопрос кардинально не решали – в Атрели процветали взяточничество и откровенное кумовство.

Лаену не раз доводилось бывать здесь – доступный рынок и низкие пошлины на торговые дела, установленные графом, привлекали множество людей со всех окрестных провинций. С внешней безопасностью дела обстояли тоже неплохо – благодаря многочисленным секретам и налаженной системе оповещения расположенные по округе лагеря вроде того, которым управлял Вальсо, могли оперативно отреагировать на угрозу, собраться в кулак и отбить прущую на город волну сущностей Шуйтара.

Пока еще хитрость побеждала тупую ярость. Летучие отряды ватажников досконально знали свою территорию, устраивали ловушки, стремительно атаковали и тут же откатывались обратно, пока полностью не истребляли порождения живорезов. Со времен Ритуала к стенам лесной столицы тварям удавалось подобраться всего пару раз, да и то благодаря подрыву обороны изнутри. Но граф Дейрио, нужно отдать должное, учился на своих ошибках. Все городские захоронения тщательно контролировались, а ополчение постоянно тренировалось на специально возведенной для этого арене, в подвалы которой ловчие Атрели умудрялись регулярно доставлять оживших страхолюдов.

Тем не менее чувствовать себя в полной безопасности на территории города можно было лишь по скудоумию. Самолично написанные Безземельным графом законы порой отличались оригинальностью и трактовались его ставленниками, как подкинутая вверх лира – какой стороной ляжет… Новоприбывшим гостям городская стража прямо у ворот, очень благородно и тактично, советовала внимательно следить за кошельком, не вступать в пререкания с местными и четко следовать приказаниям патрульных ополчения, если таковые окажутся на их пути. Впрочем, именно здесь и скрывался первый подвох – как раз патрульные среди горожан считались первостатейными мздоимцами и откровенным ворьем.

Пока негоциант наслаждался великолепной погодой и размышлял о мировом бытие, мимо протопал отряд женщин, направлявшийся к ручью на постирушки. Передав им свои грязные вещи, Лаен заметил отряд плотников в составе четырех мужиков, возвращавшихся из леса. Цеховики несли на плечах грубо тесанные доски, получаемые путем хитрого раскола ствола при помощи клиньев и молота. В центре стойбища возницы предусмотрительно оставили поляну, и теперь там полыхал костер, облизывая стенки почерневшего котла и удерживающую его треногу. Рядом бегал мальчишка-поваренок, сын одной из женщин, забавно подпрыгивая и сноровисто помешивая варево.

Заприметив негоцианта, подошел капитан цеха охранников каравана. Калач успел облачиться в парадный мундир, смело пыхтел трубкой и имел физиономию объевшегося сметаной кота. Крепко затянувшись и выпустив струйку дыма через отверстие, где раньше находился зуб, выбитый безносым, он доброжелательно обратился к Лаену:

– Доброго полудня вам, господин негоциант! Как спалось? – Его взгляд наткнулся на торчащий край повязки. – Где это вас так угораздило?

– И тебе, капитан, доброго здравия. На сук напоролся в лесу, сам виноват, мог и глаза лишиться.

– Осторожнее надо! – притворно посочувствовал Авинсо, снова глубоко затягиваясь дымом. Внезапно он поинтересовался: – Откуда рыжая у нас взялась? Я своих поднял спозаранку, чтобы растрястись маленько, а она уже по кибиткам ходит, раненых осматривает, беседует с ними. Одолела меня расспросами – что да как, про караван давай выпытывать, про обычаи наши… Сама наглючая, что служанка трактирная, никаких манер, но фигурка – ничего так.

– Знахарка это наша новая, – нахмурился Лаен, испытывая непонятное раздражение и еще какое-то, до сей поры ему неизвестное чувство. – Не сомневайся, дело она свое знает. Ты, Вортан, смотри не обижай ее и своим не позволяй.

– Да разве можно! – наигранно рассмеялся Калач. – И в мыслях такого не было. Мне такие, наоборот, по душе. Заводная, за словом в карман не лезет. – И капитан заговорщически понизил тон: – Скажу вам по секрету, господин: рыжие – вообще моя страсть!.. Как разговорился с ней, так взыграло прям все внутри. Вот, кстати, как раз хотел поинтересоваться у вас, нельзя ли нам с ребятами в город сходить – расслабиться, так сказать. А то ведь, сами знаете, столько времени в походе, умотались все.

– Да, капитан, разрешаю, – согласился Лаен, припоминая установленные покойным Фектом порядки. Хоть ему и не нравились подобные загулы, но по-другому снять накопившееся напряжение было невозможно. – Только оставь несколько человек груз караулить.

– Всенепременно, господин негоциант. Благодарствую! – Довольный Калач легонько хлопнул негоцианта по здоровому плечу и убыл восвояси, чтобы отдать так давно ожидаемое солдатами распоряжение.

Пусть отдыхают, они это заслужили. Напьются, конечно, мордобой устроят, но по-другому и не бывает. Иногда нужно давать людям выпустить пар. Лишь бы вернулись все обратно, и желательно не увечные. Таковы были порядки, и справедливости ради установлены они были вовсе не покойным негоциантом, а самой матушкой-жизнью…

– Вот ты где! – раздался за спиной звонкий голос, и Лаен едва не подпрыгнул от неожиданности.