ГЛАВА 6

Лифт быстро падает и открывается на подземной платформе. Поезд уже здесь; опять под ногами стрелка реагирует на мой билет и указывает в сторону правого вагона, затем на мое место. Вокруг двигаются остальные пассажиры, следуя своим стрелкам.

Ездила ли я раньше на поездах? Если и ездила, не помню.

Кладу сумку на верхнюю полку, потом, мгновение подумав, снимаю, достаю удостоверение личности, засовываю в карман и заталкиваю сумку на место. Нельзя терять удостоверение. В отличие от остальных людей мне будет крайне трудно получить новое.

Поезд едва заполнен наполовину; возле меня никто не садится. Мое место возле окна, и, когда через несколько секунд состав трогается, по стеклу бегут слайды: восхитительные виды сельской местности, ледники Антарктики, жаркие джунгли. Они мелькают, сменяя друг друга под щелчки переключателя, и я не могу оторваться, стараясь разглядеть все. Радуюсь, что Эйден предупредил меня об этом, иначе я испугалась бы и растерялась. Немного погодя замечаю, что почти никто не смотрит на окна, и выключаю свое. Вместо этого начинаю разглядывать пассажиров.

Молодых, таких как я, в джинсах, совсем немного — может, студенты или учащиеся, — остальные похожи на людей деловых. И мужчины, и женщины в костюмах, как у моего приемного отца, когда он ездил якобы устанавливать и обслуживать компьютеры правительственной системы. Хотя кто знает, как он на самом деле служил лордерам? Разъезжал по всей стране — по крайней мере, так рассказывал. Эта тревожная мысль заставляет меня рассматривать каждого пассажира, чтобы убедиться, что его среди них нет. Иногда он ездил на машине, а для коротких поездок, например в Лондон, пользовался автобусами. Дальние путешествия на автомобильном транспорте теперь запрещены: все должны пользоваться высокоскоростными, экологически чистыми поездами.

Минуты складываются в час; поезд несколько раз останавливается на подземных станциях. На одной в вагон входит заметно встревоженная мамаша с мальчиком лет четырех; она крепко сжимает ладошку малыша в своей руке. Садятся в нескольких рядах впереди меня. Вскоре над спинкой сиденья появляется мальчишечья голова; темные глаза рассматривают меня. Я улыбаюсь, и голова ныряет вниз. Через несколько секунд снова выскакивает, хихикая и щербато улыбаясь, пока мать не заставляет ребенка сесть на место. Он сворачивается у нее на коленях, мать обнимает сына.

Ребенок в объятиях матери. С моей мамой и со мной было так же? Я смаргиваю слезу, смотрю на экран окна, такой же пустой и мертвый, как моя память о ней. Закрываю глаза. Может, когда мы увидимся, все вернется, я стану такой же, как в десять лет. Может, мы бросимся друг к другу, она обнимет меня, и я окажусь дома. И узнаю, кем была, кто я такая.

А может, и не узнаю.

Внутри поднимается паника, всплывает мысль, что нужно бежать. Что незнание, может быть, лучше, чем знание; что все переменится, а перемены не всегда к лучшему. Раньше мне отчаянно хотелось узнать, кто я, откуда взялась, почему стала Зачищенной. Узнала правду о Нико, антиправительственных террористах и их планах, и это не принесло мне ничего хорошего, разве не так?

Мимоходом отмечаю, что, пока я размышляла, поезд остановился. Стоит гораздо дольше, чем на других станциях. Открываю глаза; двери все еще закрыты. Мы не на станции?

Смотрю на других пассажиров и замечаю, что тревога в вагоне нарастает. Что происходит? Женщина с мальчиком встает со своего места, они идут к двери, соединяющей наш вагон с соседним, расположенным впереди состава. Я видела, как через нее входили и выходили люди, возвращаясь с дымящимися чашками в руках. Но сейчас двери не открываются. Они возвращаются на свое место.

Через несколько секунд дверь открывается, и тревога сменяется ужасом. Лордеры. Двое, с холодными, как сталь, мертвыми глазами. В черной форменной одежде, в жилетах. У одного в руке оружие, у другого — маленькое электронное устройство. С ними поездной охранник, с капельками пота на лбу.

— Приготовьте билеты и удостоверения, — командует охранник не совсем твердым голосом. Начинается шевеление, пассажиры достают карточки из сумок и карманов. Дрожащими пальцами достаю свои. Держи себя в руках. В информации от Эйдена говорилось, что проверка билетов и удостоверений — обычное дело. Что с моими документами все пройдет прекрасно, если не терять спокойствия. Но он не предупреждал об участии в проверках лор-деров.

Вооруженный лордер остается у двери, второй следует за охранником. Они подходят к первому пассажиру, охранник сканирует его билет и удостоверение. Потом лордер поднимает свое устройство и приказывает пассажиру смотреть в него, пока не раздастся звуковой сигнал, сначала одним глазом, потом другим.

Портативный сканер сетчатки?

Это не обычная проверка. Обволакивающий страх перерастает в панику. Для сканирования придется снять очки; они увидят, что я прячу цвет глаз. Если бы я позволила Ди-Джею навсегда изменить его! Капризное желание сохранить глаза зелеными может погубить меня. Попробую снять очки до того, как они подойдут, и буду надеяться, что не заметят. Снова паникую: вдруг моя сетчатка выдаст код не того имени, назовет погибшую девушку, Кайлу Дэвис? Нас ведь не сканировали в школе. И в больнице. Я оглядываюсь, но у задней двери тоже стоят лордеры. Блокируют выход.

Бежать некуда. Я в ловушке. Для Зачищенной попытка узнать свое прошлое является преступлением. Не говоря уже о ТСО и поездке под вымышленным именем. И это все, чего я достигла после стольких испытаний? До Кезика, должно быть, всего несколько минут езды. Вызовет ли мое поддельное удостоверение тревожный звонок? Неужели они ищут меня?

Они приближаются. Переходят от ряда к ряду. Охранник проверяет каждый билет, каждое удостоверение; лордер манипулирует со сканером.

Что-то ударяется о мои ноги, и я чуть не вскрикиваю. Смотрю вниз — маленький мальчик. Ползет под сиденьями. Проверяющие дошли до его матери. У нее смертельно бледное лицо, скорее серое; трясущимися руками протягивает удостоверение и билет. Охранник сканирует их — все в порядке. Но лордер кривит губы в удовлетворенной улыбке: он знает. Он уверен, что нашел то, что искал. И это не я. Поднимает свой сканер к ее глазу. Устройство не бибикает, а гудит. Улыбка лордера становится шире.

Он кладет ладонь на ее плечо и поднимает женщину с сиденья. Толкает в проход.

— Шагай! — гаркает он. Они идут к передней двери вагона. Сзади слышится слабый крик. Я не смею повернуться, но мать глядит назад, у нее искажается лицо. Мгновение спустя один из лордеров тащит мимо меня добравшегося до задней двери мальчишку.

Они исчезают в дверях соседнего вагона. Никто не говорит ни слова, никто ни на кого не смотрит. Я испытываю ужас и одновременно облегчение. Они приходили не за мной. Не в этот раз. Но если бы я сидела перед ней и они просканировали мне сетчатку… Меня бросает в дрожь.

А потом мне становится стыдно. Что теперь будет с ними? Я никогда не узнаю, совершила ли она нечто настолько плохое, что лордеры получили разрешение на ее арест таким вот образом, и что станет с ней и ее сыном. А если бы все в этом вагоне дружно сказали: нет, вы не можете их забрать. Смогли бы мы остановить лордеров?

Возможно, ответ такой: да, на несколько минут. Но на следующей станции они получили бы подкрепление; нас всех арестовали бы и увезли. И нас ожидала бы та же судьба, что и несчастную мать. Это достаточная причина, чтобы помалкивать?

Что, если каждый человек в нашей стране вместе со всеми разом скажет нет? Эйден уверен: люди так и сделают, когда узнают, что на самом деле происходит. Лордеры не могут арестовать всех и каждого.