ГЛАВА 35
Просыпаюсь рано утром; в доме тихо. Слова Эйдена растворились, сыграв роль болеутоляющего, но кое-что я помню, потому что отключилась почти тогда же, когда он произнес те слова.
Качаю головой. Эйден был не в себе. Определенно это все случившееся так на него подействовало. Всерьез воспринимать не стоит. Я вдруг ловлю себя на том, что из сказанного обеспокоило меня больше. Что он отказался от ПБВ? Что планирует сослать меня в Ирландию? Что любит меня? Все имеет оттенок нереальности, как и произошедшее накануне. Пережить предательство Бена, вытерпеть боль и остаться собой тяжело. Но куда важнее то, что без Эйдена, без его крепости и надежности я чувствую себя заплутавшей.
Встаю решительно, словно от всех проблем можно запросто уйти. Скай крутится под ногами. Идем в кухню. При виде металлической совы, которую сделала мать Бена, захватывает дух. Ничего не могу с собой поделать: подхожу к холодильнику, на котором стоит скульптура, и снимаю ее. Провожу пальцами по сомкнувшимся крыльям, по острому клюву и когтям. Нащупываю и вытаскиваю листок бумаги. Почерк, его «люблю, Бен», тот же, что и на записке, которой он выманил меня из Колледжа Всех Душ, спас, отправив на башню.
Не понимаю. Зачем оставлять записку? Зачем вытаскивать меня из колледжа? Если он бесстрастный и жестокий, натасканный лордерами убийца, как говорит о нем Эйден и подтверждение чему я видела вчера собственными глазами, то почему не расстрелял меня вместе со всеми? Разве ему стало бы больнее от этого, чем мне сейчас?
Может быть, несмотря на все сделанное, в глубине души у него осталось ко мне какое-то чувство? Эхо чувства, которого, однако, хватило, чтобы спасти меня. Даже не знаю, хорошо или плохо, что я так думаю. Но если я не безразлична ему, зачем же посылать меня в то единственное в Оксфорде место, откуда мне придется увидеть чудовищную бойню?
И Тори… Меня бросает в дрожь. Почему она была там? Лордер, как Бен? Когда я видела Тори в последний раз, лордеры уводили ее, а она выкрикивала угрозы в мой адрес. Подверглась ли она такой же обработке, что и Бен? Но когда она смеялась, в этом смехе, в ее глазах было что-то злобное, мстительное, словно она знала, что я все вижу, а она помнит меня. Или это лишь плод моего воображения?
Даже с увеличением через камеру можно прочесть чувства с такого расстояния?
Вопросов накопилось много. Что собирался сделать Бен? Могла ли я предотвратить трагедию, если бы заметила их и рассказала Эйдену и Флоренс?
Возвращаюсь в переднюю, беру камеру со стола, где, должно быть, оставила ее прошлым вечером. Смотрю на свои руки. Справлюсь ли с камерой? Смогу ли? Перевожу дух, включаю и нахожу файл — запись с Беном в тот день, когда проверяла камеру.
Улыбающееся лицо Бена проецируется на стену. Прокручиваю вперед и назад, высматриваю хоть какие-то намеки на будущую трагедию и ничего не нахожу. Бен тот же, каким я его помню. Разве что шуточками сыплет чаще, чем раньше. Смелее. Я останавливаю запись, смотрю в его глаза, и боль тянется ко мне щупальцами, притягивает, подминает.
Выключаю камеру. Сосредотачиваюсь на дыхании, скольжу взглядом по стене, ищу, за что бы зацепиться, отвлечься, и вижу то, о чем успела позабыть. Мюррей, плюшевый медвежонок, сидит на книжной полке. Я снимаю его, прижимаю к себе и шепчу:
— Кончится ли это когда-нибудь?
Мы все надеялись, что истории, подобные той, которую рассказала Эди, принесут перемены. Где она теперь? Где Эди?
Может быть, после Зачистки ее передадут в приют. Или с ней случится кое-что похуже.
Она еще здесь, в моей камере. Я снова просматриваю список файлов: Эди с тремя другими записанными мною свидетелями; Зачищенные дети в приюте. Бойня в колледже. Достаточно? Бросаю взгляд на Мюррея. Пушистая мордочка как будто говорит что-то — или это эффект болеутоляющих? Мы еще можем что-то сделать? Только надо поспешить, сделать все быстрее, пока что-то не пошло не так. Встаю. Собираюсь выключить камеру, но что-то останавливает. В списке файлов вижу один незнакомый, под ярлычком СК, созданный до фотографий Астрид и Нико.
Открываю файл; кликаю «проиграть». Появляется Стелла. Ну конечно, СК — Стелла Коннор.
Сижу и слушаю ее послание, а когда оно заканчивается, руки покрываются гусиной кожей.
— Оно было здесь? — ошеломленная, спрашиваю я у Мюррея. — Все время?
Я бегу в заднюю часть дома. Скай мчится за мной. Стучу в дверь спальни.
— Проснитесь! Вставайте!
Скай гавкает. Заспанные Мак и Эйден вываливаются из комнаты. На лицах обоих тревога.
— Что случилось? — спрашивает Эйден.
— Надо поговорить. Прямо сейчас.
— О чем?
— Послушай меня. Я не еду в Ирландию.
Эйден начинает возражать, но я поднимаю руку:
— Это еще не все. Закрой рот и послушай. Но сначала ответь на вопрос. Что с компьютерной системой ПБВ? Мы можем вытащить из нее информацию?
— Мы уже были готовы ее достать, но не через обычные компьютерные каналы, — отвечает Мак. — После того взлома мы разработали лучшую альтернативу через Ирландию. Контакты Ди-Джея считают, что смогут подключиться к спутнику связи и осуществить передачу через него на всю страну и за границу.
— Передачу? — скептически спрашивает Эйден. — Большая часть того, что у нас было, пропала — либо украдена из взломанной системы, либо уничтожена в колледже.
Я поднимаю камеру.
— У меня остались показания свидетелей: Эди и еще троих. Есть фотографии детей в приюте. И запись вчерашнего… во дворе Колледжа Всех Душ. А еще…
— Этого мало, — перебивает меня Эйден. — Наша точка зрения — отца Флоренс, потом ее самой — состояла в том, что нам необходимы тщательным образом задокументированные свидетельские показания. Их у нас больше нет. Нам нечем подкрепить наши свидетельства.
— Если мы не расскажем их истории, получится, что они умерли зря.
В комнате стало тихо.
— Давайте по крайней мере попробуем, — говорит наконец Мак.
Эйден смотрит то на меня, то на Мака — изменилось ли что-то в его глазах? — потом качает головой:
— Мне и самому не очень-то нравилась излишняя осторожность, но достаточно ли у нас материала?
— Вполне достаточно. Более того. Смотрите, — говорю я и навожу камеру на стену.
На лице Стеллы нервная улыбка.
— Э… привет. Я — Стелла Коннор. Моя дочь Люси — Люси, я всегда буду так тебя называть, и ты всегда будешь моей любимой дочерью… — Стелла улыбается. — Так вот Люси недавно вытащила из меня признание, которое я никогда бы не сделала. Она попыталась убедить меня, что я должна рассказать эту историю, что ее нельзя держать при себе. Но я отказалась. — Стелла вздыхает. — Я — старая трусиха. Всегда такой была и только сейчас начинаю это понимать. Так или иначе, лучше продолжить. Насколько я понимаю, Люси в скором времени снова уйдет из моей жизни, и с этим ничего не поделаешь. В камере, которую я позаимствовала у нее, нашлась причина, почему. И да, Люси, ты поставила пароль, чтобы я не смогла увидеть фотографии, но я заранее присвоила себе права администратора, чтобы заглянуть в нее при необходимости. Вот заглянула и увидела тех детей, Зачищенных. — Она ежится и садится прямее. — Лучше не становится, только хуже, так что придется мне набраться смелости и поведать свою историю.
Моя мать — Астрид Коннор, Инспектор по контролю за несовершеннолетними, восходящая звезда в рядах лордеров. Много лет назад я подслушала ее разговор с одним подчиненным об убийстве премьер-министра Армстронга и его жены, Линеи, еще до того, как это случилось. Я была ребенком и не вполне поняла то, что услышала, а когда спросила у Астрид, она сказала, что они узнали обо всем раньше средств массовой информации, и я удовлетворилась этим ответом. По прошествии нескольких лет я разобралась в этом деле и снова обратилась к ней, но уже по-взрослому, потребовав объяснений. Астрид признала — с оттенком даже хвастовства, — что умышленно допустила утечку информации, чтобы АПТ смогли организовать и осуществить убийства. Наша семья дружила с семьей премьер-министра; Линеа по секрету рассказала моей матери, что Армстронг намерен подать в отставку и разоблачить жестокости и нарушения закона со стороны правоохранительных органов, раскопать которые ему удалось.
Если бы он реализовал свой замысел, правительство лордеров удержалось бы у власти недолго.
Чтобы я ничего никому не рассказала, мать посадила меня под замок. Я была беременна, и мой ребенок умер. Через несколько месяцев она дала мне Люси, чудесную малышку. Где взяла ее Астрид, мне неизвестно. Убедившись в том, что я беззаветно люблю Люси, моя мать выпустила меня и предупредила, что, если я проговорюсь, она заберет у меня девочку. Я так люблю тебя, Люси, и мне так жаль, что я с самого начала не рассказала тебе всего.
Стелла протягивает руку к камере и останавливает запись.
Изо всех сил стараюсь сохранить самообладание. Скорее всего, Стелла записала это, пока я была в лодочном сарае. А потом, каким-то образом узнав, что Астрид уже близко, отправила ко мне Элли с загадочным сообщением, впервые за всю жизнь поступив смело. Надеюсь, с ней ничего не случилось. Часто моргаю.
— Ну? Достаточно?
Эйден и Мак словно оцепенели. Переглядываются. Мак усмехается.
— Мы их возьмем, да?
Он победно вскидывает руку.
На лице Эйдена проступает привычное для него решительное выражение.
— Да! Возьмем. — Он заключает меня в объятия, потом вдруг отпускает. — И все равно ты должна уехать первой.
— Нет. Я ваш единственный живой свидетель. Кроме меня, вам и опереться не на кого. — Я решительно смотрю на Эйдена. Он отвечает мне тем же.
— Что, если мы прервем эту игру в гляделки ради завтрака? — предлагает Мак и наливает в чайник воды. — А потом ты, может быть, запишешь мой рассказ о том, что случилось с Робертом после подрыва автобуса.
Эйден поднимает руку. Думает.
— Есть еще кое-что. Еще один свидетель, который может по-настоящему помочь. — Он смотрит на меня, как будто извиняется.
— Кто?
— Нам нужна дочь Армстронгов, Сандра Дэвис. Твоя мама.
— Нет, это невозможно. — Я в ужасе смотрю на него. — Безопасность мамы и Эми для меня самое главное. Иначе я и думать ни о чем не смогу.
— Послушай, люди поверят ей. Стеллу мало кто знает. Но если Сандра Дэвис подтвердит показания Стеллы и рассказ Мака, это совсем другое дело. Вот тогда у нас получится.
Мак обнимает меня за плечи:
— Знаешь, он прав. Пора уже перестать думать только о безопасности и рискнуть всем, что у нас есть.
Я сбрасываю его руку и возвращаюсь к дивану.
Мюррей смотрит на меня снизу-вверх, словно хочет сказать: «А он ведь прав». Я качаю головой. В следующий раз, чего доброго, Скай прочтет мне лекцию. Словно в ответ на мои мысли, пес вспрыгивает на диван и кладет голову мне на колени.
— Хорошо. — Мы можем попросить ее, но ни в коем случае не давить. Давления она не потерпит. И не станет помогать, если посчитает, что это означает риск для Эми. — Как мы свяжемся с ней?
Передняя дверь громко хлопает.
— Привет, — доносится до нас бодрый, веселый голос. Знакомый голос. Я оборачиваюсь — так и есть, это он, бойфренд Эми, Джазз.
