ГЛАВА 13

— Здесь несколько новых лиц, как я погляжу. — Она улыбается, глаза поблескивают за стеклами очков, немного похожих на мои. — Я — Астрид Коннор, и ваша симпатичная мамаша, хозяйка дома, моя дочь. Бьюсь об заклад, она вам не говорила. — Смотрит на Стеллу и снова улыбается. — Дочери! — говорит она и качает головой. Как и на последнем из тех снимков, что я видела, ее серебристо-седые волосы зачесаны назад. Одета обычно, ничто — ни во взгляде, ни в манере держаться — не выдает лордера, но что-то настораживает. У меня по затылку бегут мурашки. Все взгляды устремлены на нее. Моя бабушка из тех людей, к которым не хочется поворачиваться спиной.

Стелла откашливается.

— С твоего последнего визита у нас появились три новые девушки. — Она быстро указывает на каждую, называет имя, а в это время Стеф и еще одна помощница носят и расставляют тарелки. Сегодня на обед жаркое. Когда Стелла показывает на меня и произносит Райли Кейн, мы с Астрид встречаемся взглядами. На короткий миг что-то отражается в ее лице — похожее на любопытство, быстро сменившееся безразличием. Потом ее отвлекает Стелла, предлагая блюдо. Во взгляде снова появляется интерес.

Сегодня обычной болтовни за столом не слышно. Все едят молча, даже Мэдисон, в то время как Астрид разговаривает. Она беседует со Стеллой об управлении пансионатом, спрашивает о ремонте окон. Время от времени посматривает на кого-нибудь из девушек и задает вопрос: о работе, о жизни, о Кезике. Все очень вежливо и ненавязчиво. Ни приказного тона, ни прохаживаний вокруг стола.

Потом она поворачивается, и ее взгляд останавливается на Мэдисон. Та, ссутулившись на стуле, с угрюмым видом и ни на кого не глядя, перебирает кусочки на своей тарелке.

— Мэдисон, не так ли? — спрашивает Астрид.

Мэдисон поднимает взгляд, кивает, и теперь ее дерзкий взгляд виден всем. Внутри у меня холодеет.

Астрид весело смотрит на нее:

— Не голодна сегодня, дорогая?

— Не очень. Прошу простить.

В комнате очень тихо, и все слышат, как Стелла шумно вздыхает.

— При одном условии. Сначала расскажи мне в точности, о чем ты думаешь.

По лицу Мэдисон видно, что она колеблется, но тут же гонит сомнения прочь. «Пожалуйста, Мэдисон, не будь идиоткой», — молча умоляю я.

— Что ж, хорошо. Это мой единственный свободный уик-энд за месяц, и у меня были планы. Но она настояла, чтобы все присутствовали здесь. — Мэдисон переводит взгляд на Стеллу.

— Ага, понятно. Мне жаль, что твои планы не удались, — говорит Астрид. — А какие планы? — По лицу Мэдисон растекается румянец. — Полагаю, мальчик? Боже мой. В самом деле, Стелла, — произносит она, поворачиваясь к дочери, — не нужно было собирать сегодня всех, ведь у кого-то есть планы. Ты же знаешь, я приехала просто взглянуть, как у тебя дела. Тебе ведь известно, что значит быть матерью и беспокоиться за свою дочь. — В ее словах звучит ехидная нотка.

Губы Стеллы сжимаются в тонкую линию:

— Мне кажется, я знаю, что лучше для моих девушек.

Мэдисон покашливает:

— Я рассказала, о чем думаю, как вы просили; могу я теперь уйти?

Астрид смотрит на свою дочь, вопросительно подняв брови.

— Останься и закончи обед, — говорит Стелла.

Мэдисон мрачнеет:

— Это несправедливо. Ни в одном другом пансионате такого нет. Она обращается с нами, как с заключенными!

Это слишком. Все девушки в ужасе смотрят на Мэдисон. Я умоляю глазами: «Прекрати, извинись сейчас же!»

Астрид улыбается:

— Полагаю, дорогая Мэдисон, тебе может представиться возможность узнать разницу между этим домом и тюрьмой, если ты там окажешься. Теперь можешь идти.

Мэдисон переводит взгляд с нее на Стеллу, как кролик, застигнутый светом фар. Стелла едва кивает.

— Иди, — говорит она.

Положив салфетку на стол, Мэдисон отодвигает стул. Шагает к двери на негнущихся ногах и выходит.

Астрид смеется:

— Какая серьезная у вас компания! Никому не хочется что-нибудь рассказать? Может, кому-то из новеньких? — Ее глаза находят меня. — Кайли, кажется?

— Райли, — поправляю я, стараясь не реагировать на имя, очень похожее на «Кайла».

— Когда ты приехала в Кезик?

— В начале недели. Хочу учиться в КОС.

— Откуда ты?

— Из Челмсфорда. Но мне нравятся горы, и я хочу работать в национальных парках. — Поспешно начинаю рассказывать, чем там занимаются, хотя меня об этом не просили, но вскоре умолкаю.

Астрид кривит бровь:

— Наконец-то, говорливая попалась. А как ты…

— Ах, поди ж ты! Прости! — перебивает ее Стелла, вскакивая: она опрокинула кувшин, и вода заливает стол. Стеф бросается за тряпкой; Астрид поднимается с места, пока вода не залила ей колени.

— Прости, прости, — повторяет Стелла.

— Перестань суетиться, — бросает Астрид.

Они со Стеллой выходят из столовой.

Дверь за ними захлопывается, и мы дружно выдыхаем, словно все это время задерживали дыхание.

— Она всегда такая? — спрашиваю я у сидящей рядом Элли.

Та кивает.

— Она ужасно обращается со Стеллой, правда? Даже представить себе трудно, что она говорит ей такие слова — «что значит беспокоиться о дочери». Ей, потерявшей дочь! Отвратительно.

Потом все начинают приглушенными голосами переговариваться о Мэдисон, о том, что она сказала и надолго ли Стелла запрет ее в пансионате в качестве наказания, а я все никак не могу выбросить из головы слова Астрид. Как сказала Элли, это было отвратительно, но не только в том смысле, который она подразумевала. В словах Астрид пряталось еще что-то, насторожившее и встревожившее меня.

Сославшись на головную боль, встаю из-за стола, выхожу и собираюсь поискать Мэдисон. Но уже в приемной останавливаюсь. Кабинет Стеллы. Спрятанная за портьерами дверь. Может, они сидят в той же гостиной, что и всегда?

Мне не стоит этого делать. Но дверь все равно закрыта, ведь так? Я оглядываюсь; поблизости никого. Прохожу мимо стола к двери в кабинет, протягиваю пальцы к ручке. Поворачиваю, толкаю дверь — она открывается. Слишком поздно осознаю свою ошибку: что, если они здесь, а не в гостиной? Но кабинет пуст. Слышу за спиной голоса и приближающиеся шаги. Захожу в кабинет и закрываю за собой дверь.

Попалась.

Вдруг сейчас сюда зайдут?

Бегаю глазами по комнате, прислушиваюсь к звукам. Все, что могу уловить, — слабые голоса за дверью, не Астрид и Стеллы, а кого-то из девушек. Голоса не удаляются: они не ушли, наверное, расположились в креслах у окна и пока никуда не собираются.

Я через силу делаю несколько шагов к портьерам, закрывающим дверь; все тело как будто онемело, каждое движение дается с трудом. Надо было уйти к себе в комнату или отправиться на поиски Мэдисон; все что угодно, только не то, чем я сейчас занимаюсь.

Что-то на стене привлекает мое внимание. То самое фото Астрид, которое лежало в коробке в моей комнате, висит на стене. Я останавливаюсь, обвожу комнату взглядом и замечаю еще несколько фотографий.

Итак. Когда приезжает Астрид, Стелла вывешивает ее фотографии; когда Астрид уезжает, она прячет их в ящик. Я качаю головой. Что за странная семья, к которой я принадлежу?

Возможно, настало время узнать. Отдергиваю портьеру, шагаю за нее. Налегаю на дверь и выглядываю.

Все, как в моем сне: узкий коридор. Здесь я обычно играла в прятки. Повсюду пыль, и я зажимаю нос, чтобы не чихнуть. Разве им больше не пользуются?

Захожу, прикрываю дверь и оказываюсь в темноте. Светильник, где-то здесь в углу должен быть потайной светильник. Провожу рукой вдоль стены и вниз, но ничего не нахожу.

Иду медленно и тихо, касаясь стены одной рукой. Коридор тянется вдоль какого-то помещения, потом сворачивает на девяносто градусов. Из решетки вентиляции возле пола проникают световые лучи. И голоса.

Я приседаю возле решетки и вслушиваюсь.

— …но не делай этого, пожалуйста, не делай; умоляю тебя. — Стелла.

— Не делай чего?

— Сама знаешь.

Астрид хихикает.

— Видела бы ты свое лицо. Боже мой, боже мой, какое суровое. Тебе должно быть стыдно, что не можешь найти такой энергии лучшее применение.

— Я не вижу лучшего применения для своей жизни. Разве забота и защита молодежи своей страны не является официальной задачей твоей службы, ИКН?

— О, конечно, является, и я отношусь к ней весьма серьезно. Гнилые яблоки надо выбрасывать из бочки, как тебе хорошо известно. Эти девушки здесь, в доме, не твои дочери. Ты знаешь цену ошибки: последствия могут быть болезненными. — Молчание. Даже здесь, в коридоре, я чувствую напряжение, возникшее по ту сторону стены. Наверное, Стелла устремила взгляд на лицо матери. Я вздрагиваю.

— Я говорила, что сегодня сообщу тебе новости о Люси; ты меня о них не спрашивала, — говорит наконец Астрид. — Ты хочешь их узнать?

— Конечно, хочу. Расскажи, пожалуйста.

— Стелла, будь готова к потрясающим известиям.

— К каким?

— Помнишь, несколько недель назад я говорила, что Люси погибла от бомбы террориста? Я нашла некоторые… несовпадения в докладах лордеров по этому делу.

— О чем ты говоришь?

— Похоже, ее смерть сфальсифицировали.

Я потрясена. Стелле сказали, что я погибла от взрыва той бомбы? Она мне об этом не говорила и сама ни о чем не спрашивала. И сейчас она не сообщает о том, что я жива. Очевидно, это должно быть для нее новостью. И я надеюсь и молюсь, что она окажется хорошей актрисой.

— Не понимаю. Где же она тогда? — спрашивает в конце концов Стелла.

Наступает пауза.

— Понятия не имею. Официально она все еще числится погибшей, но неофициально — пропавшей. Похоже, в некоторых… интересных местах хотели бы ее найти. Любопытно, что задумала эта девчонка.

— Уверена, ничего такого, что может причинить тебе беспокойство! — бросает Стелла поспешно, и я тревожусь. Это опасная игра. Каким-то образом мне известно — то ли из проблесков памяти, то ли из сегодняшних наблюдений, — что Астрид понимает не только то, что говорят люди, но и то, чего они недоговаривают. Разве Стелла не должна разразиться истерическими рыданиями при известии, что я жива?

— В самом деле? Увидим. Но как бы то ни было, ты знаешь, что я соблюдаю свою часть сделки и выведываю все, что могу, о случившемся с ней. Если сумею, защищу ее и доставлю домой в целости и сохранности. Дорогая девочка, несмотря на наши разногласия, ты знаешь, что я желаю тебе добра. Как только узнаю о местонахождении Люси, сразу сообщу тебе. Но больше ничего у меня не проси. Ты будешь разочарована.

Вскоре их разговор переходит на другие темы: текущий ремонт кровли, сырость в подвале. Я замерзла, ноги затекли от сидения на корточках в неотапливаемом коридоре. Пора убираться, пока они заняты беседой.

Я не могу уходить тем путем, которым пришла; наверняка за дверью кабинета окажутся лишние глаза. Осторожно выпрямляюсь, расслабляю мышцы и медленно крадусь вперед, держась одной рукой за стену. Добравшись до следующей двери, уже не слышу их голосов.

Аккуратно тяну дверь на себя; без толку! Начинаю паниковать — неужели заперта? Я уверена, что раньше в ней замка не было. Шарю по двери рукой: замка нет, только простая задвижка. Отодвигаю ее. Через дверь попадаю в подсобку, примыкающую к кухне, потом выхожу в холл.

Каким-то образом ноги сами, без моего участия, вспоминают, как перемещаться по зданию. Перед выходом в холл осматриваю себя, стряхиваю пыль с одежды.

Уже позже, вечером, в своей комнате, не перестаю думать об Астрид, о том, что и как она говорила. Ее слова как поворот ножа.

Стелле сообщили, что я погибла. Случилось ли это до того, как я заявила о себе на веб-сайте, до того, как она узнала, что я еду к ней? Мать ничего мне не рассказала, и спросить, не сознавшись, что подслушивала, я теперь не могу. Но почему она не рассказала? Совсем не понимаю ее.

Астрид говорит, что ищет меня, что доставит домой, если найдет. Но я уже здесь, и очевидно, ей об этом неизвестно; Стелла не сказала. Стелла не доверяет ей.

Но Астрид заметила — со Стеллой что-то не так. В этом я уверена. И она не успокоится. Если Астрид выяснит, что я здесь, мне угрожает опасность. Несмотря на заверения, данные Астрид Стелле, я ей не верю. Если лордеры узнают, где я нахожусь, они явятся за мной.