34
У Джейкоба сносит крышу
Суд, день шестой.
Когда на следующее утро слушания возобновились, я увидел Отца О’Лири среди зрителей на задних рядах в зале суда.
Лори, с потухшим и изможденным лицом, в одиночестве сидела на своем посту в первом ряду.
Лоджудис, окрыленный показаниями череды свидетелей-специалистов, прохаживался туда-сюда молодцеватой походкой. Забавно, что во время заседания, несмотря на то что звезда – это свидетель, свободно передвигаться по залу может только юрист, который задает вопросы. Хорошие юристы обычно не злоупотребляют этим правом, поскольку хотят, чтобы присяжные не отвлекались от свидетеля. Но Лоджудис, похоже, никак не мог найти, куда бы ему приткнуться. Он беспрестанно переходил от места свидетеля к столу обвинения, по пути останавливался то там, то сям, прежде чем наконец устроился за кафедрой. Подозреваю, его нервировала перспектива целый день выслушивать показания гражданских свидетелей, товарищей Джейкоба по школе, и он был полон решимости не дать этим дилетантам порушить всю его тщательно выстроенную тактику, как это случилось с несколькими последними.
На свидетельском месте был Дерек Ю. Дерек, который тысячу раз ел на нашей кухне. Который смотрел футбол по нашему телевизору, валяясь на нашем диване и кроша чипсы на наш ковер. Дерек, который скакал по нашей гостиной, играя вместе с Джейкобом в «Геймкуб» и «Вии». Дерек, который часами блаженно мотал головой, возможно даже под кайфом, в такт басам, несшимся из его айпада, в то время как Джейкоб рядом с ним был занят ровно тем же самым. Музыка орала в их наушниках так громко, что слышно было даже нам, – казалось, мы получили возможность подслушать их мысли. Теперь, глядя на этого самого Дерека на свидетельском месте, я с радостью освежевал бы его живьем вместе с его нечесаными патлами самопального рок-музыканта и сонным лицом записного бездельника, благодаря которому моему сыну грозило провести остаток жизни за решеткой. По случаю суда на Дереке был спортивный твидовый пиджак, который висел на его тщедушных плечах мешком. Воротник рубашки был ему слишком велик. Затянутый галстуком, он сборил и топорщился, производя впечатление удавки, накинутой на тощую шею.
– Дерек, как давно ты знаком с обвиняемым?
– С детского сада, наверное.
– Вы с ним вместе ходили в начальную школу?
– Да.
– Что это была за школа?
– Мэйсон-Райс в Ньютоне.
– И с тех самых пор вы дружите?
– Да.
– Вы с ним лучшие друзья?
– Наверное. Иногда.
– Вы бывали друг у друга в гостях?
– Угу.
– Гуляли вместе после школы и в выходные?
– Угу.
– Вы учились с ним в одном классе?
– В некоторые годы.
– Когда был последний раз?
– В прошлом году мы были в разных. В этом Джейк вообще не ходит в школу. Кажется, его учат на дому. Получается, что в позапрошлом.
– Но даже когда вы не попадали в один класс, вы оставались близкими друзьями?
– Ну да.
– Так сколько лет вы с обвиняемым дружите?
– Восемь.
– Восемь. А сколько сейчас тебе лет?
– Мне сейчас пятнадцать.
– Верно ли утверждение, что на момент убийства Бена Рифкина, двенадцатого апреля две тысячи седьмого года, Джейкоб Барбер был твоим лучшим другом?
Голос Дерека прозвучал совсем тихо. Эта мысль то ли расстроила, то ли смутила его.
– Да.
– Понятно. Итак, давай вернемся к утру двенадцатого апреля две тысячи седьмого года. Ты помнишь, где ты находился в то утро?
– В школе.
– Сколько примерно было времени, когда ты пришел в школу?
– Восемь тридцать.
– Каким способом ты в тот день добирался до школы?
– Шел пешком.
– Твой путь пролегал через парк Колд-Спринг?
– Нет, я живу в другой стороне.
– Ясно. Когда ты пришел в школу, куда ты отправился?
– Я оставил вещи в шкафчике, а потом пошел в класс на утреннее собрание.
– А с обвиняемым вы в прошлом году были в разных классах, верно?
– Да.
– В то утро ты видел его до собрания?
– Да, я столкнулся с ним у шкафчиков.
– Что он делал?
– Убирал вещи в свой шкафчик.
– Ты заметил в его внешности что-нибудь необычное?
– Нет.
– А в его одежде?
– Нет.
– А на руке у него ничего не было?
– На ней было большое пятно. Похожее на кровь.
– Опиши это пятно.
– Ну, такое красное пятно размером с четвертак.
– Ты спросил его, что это за пятно?
– Да. Я сказал: «Чувак, что это у тебя с рукой?» А он такой: «Да ничего страшного. Просто царапина».
– Ты не видел, как обвиняемый пытался избавиться от крови?
– Уже потом, не в тот момент.
– Он не отрицал, что это кровь?
– Нет.
– Хорошо, и что случилось потом?
– Я пошел на собрание.
– В тот год Бен Рифкин был с тобой в одном классе?
– Да.
– Но в то утро на собрании он не появился.
– Нет.
– Это не показалось тебе странным?
– Нет. Я не помню даже, обратил вообще на это внимание или нет. Наверное, я решил бы, что он просто заболел.
– И что произошло на собрании?
– Ничего. Все было как обычно: перекличка, потом сделали какие-то объявления, затем пошли на урок.
– Что у тебя было в тот день первым уроком?
– Английский.
– Ты на него пошел?
– Да.
– Обвиняемый был с тобой в одной группе по английскому?
– Да.
– Ты видел его в классе в то утро?
– Да.
– Вы с ним разговаривали?
– Мы просто сказали друг другу «привет».
– В поведении обвиняемого или в том, что он говорил, не было ничего необычного?
– Да нет, не было.
– Он не казался расстроенным?
– Нет.
– В его внешности не было ничего необычного?
– Нет.
– Ни крови на одежде, ничего такого?
– Возражение.
– Принимается.
– Опиши, пожалуйста, как выглядел обвиняемый, когда ты увидел его на уроке английского в то утро.
– Кажется, он был одет как обычно: джинсы, кроссовки, все такое. Крови на его одежде не было, если вы это имеете в виду.
– А на руках?
– То пятно исчезло.
– Он вымыл руки?
– Наверное.
– На его руках не было каких-либо царапин или порезов, откуда могла идти кровь?
– Я ничего такого не помню. Да я и не присматривался особо. Тогда это не имело никакого значения.
– Хорошо, и что было дальше?
– Прошло минут пятнадцать от урока английского, потом объявили, что в школе вводится режим чрезвычайного положения.
– Что означает режим чрезвычайного положения?
– Это значит, что все должны разойтись по своим классам, там проводят перекличку, после этого все двери запирают – и никто не может выйти из школы.
– Ты знаешь, в какой ситуации в школе объявляют режим чрезвычайного положения?
– Когда есть какая-то опасность.
– Что ты подумал, когда услышал объявление про режим чрезвычайного положения?
– Я подумал про «Колумбайн».
– Ты решил, что кто-то пронес в школу оружие?
– Да.
– У тебя были какие-то соображения относительно того, кто это мог быть?
– Нет.
– Ты испугался?
– Ну да, разумеется. Все испугались.
– Ты помнишь, как отреагировал обвиняемый, когда директор объявил режим чрезвычайного положения?
– Он промолчал и просто ухмыльнулся. Времени особо не было. Мы услышали объявление, и все побежали.
– Обвиняемый не казался взволнованным или испуганным?
– Нет.
– В тот момент кому-то было известно, из-за чего объявлено чрезвычайное положение?
– Нет.
– Кто-то связал это с отсутствием Бена Рифкина?
– Нет. Ну, то есть потом нам сказали, но не в самом начале.
– Что было дальше?
– Мы оставались в своих классах с запертыми дверями. Затем по громкой связи объявили, что нам ничего не угрожает, что никакого оружия в школе нет, поэтому учителя открыли двери, и мы просто сидели в классе. Это было как учебная тревога или что-то в этом духе.
– У вас в школе уже были до этого учебные тревоги?
– Да.
– Что было дальше?
– Мы сидели в классе. Нам велели достать учебники и делать домашнее задание или что-нибудь еще. Потом объявили, что уроки отменяются, и где-то около одиннадцати часов мы разошлись по домам.
– Ни тебя, ни кого-либо из твоих товарищей по школе никто не допрашивал?
– В тот день – нет.
– Школу, шкафчики или кого-либо из учеников никто не обыскивал?
– Я ничего такого не видел.
– Итак, когда школу открыли и вам наконец позволили выйти из класса, что ты увидел?
– Перед школой столпилась куча родителей, которые приехали забрать своих детей. Все родители подошли к школе.
– Когда ты в следующий раз увидел обвиняемого?
– Ну, вроде бы мы с ним наутро переписывались.
– Ты имеешь в виду, что вы обменивались текстовыми сообщениями на сотовых телефонах?
– Ну да.
– О чем вы разговаривали?
– Ну, тогда уже все были в курсе, что Бена убили. Но мы не знали точно, что случилось и как. Поэтому мы просто спрашивали друг друга: «Ты ничего не слышал? Что ты слышал? Что происходит?»
– И что тебе ответил обвиняемый?
– Ну, я спросил у него что-то вроде: «Чувак, ты же, кажется, как раз этой дорогой ходишь в школу? Ты ничего не видел?» И Джейк написал, что нет.
– Он написал, что ничего не видел?
– Ну да.
– Он не сказал, что наткнулся на Бена, лежащего на земле, и попытался привести его в чувство или убедиться, что с ним все в порядке?
– Нет.
– Что еще он тебе написал?
– Ну, мы с ним еще немного поприкалывались, потому что Бен какое-то время доставал Джейкоба. Ну и мы с ним такие «ну, сбылись твои мечты» и «как жаль, он ведь был такой милый», ну и все в таком духе. Я понимаю, что сейчас это звучит ужасно, но мы просто прикалывались.
– Ты говоришь, что Бен Рифкин доставал Джейкоба. Опиши, пожалуйста, что ты имеешь в виду. Что конкретно происходило между этими двумя?
– Бен, он… ну, он просто был в другой компании. Он был… не хочу говорить про него ничего плохого после того, что случилось, и вообще – но он не слишком красиво вел себя по отношению к Джейку и ко мне, да и ко всем из нашей компании.
– Кто еще входит в вашу компанию?
– Ну, нас там было трое: Джейк и еще один мальчик, Дилан.
– И что у вас была за компания? Какая репутация у вас была в школе?
– Мы ботаны.
Дерек произнес это без смущения и без горечи. Его это никак не задевало. Он просто констатировал факт.
– А Бен? Каким был он?
– Я не знаю. Он был красивый.
– Он был красивый?
Дерек залился краской:
– Я не знаю. Просто он был в другой компании.
– Вы дружили с Беном Рифкином?
– Нет. Ну, то есть я его знал на уровне «привет-пока», но мы не были друзьями.
– К тебе он никогда не цеплялся?
– Не знаю. Ну, может, он называл меня педиком или как-то еще в этом духе. Я не назвал бы это травлей или чем-то таким. Ну, обозвал тебя кто-то педиком, подумаешь, большое дело.
– Бен обзывал других ребят?
– Да.
– Как, например?
– Ну, не знаю, педиками, ботанами, шлюхами, мразями, лузерами, еще как-то. Он был просто такой, он так разговаривал.
– Со всеми?
– Нет, не со всеми. Только с теми, кто ему не нравился. С теми, кого он не считал крутыми.
– Джейкоб был крутой?
Застенчивая улыбка.
– Нет. Никто из нас не был.
– Бену нравился Джейкоб?
– Нет. Точно нет.
– Почему?
– Просто не нравился.
– Без причины? Между ними была какая-то вражда? Из-за чего-то определенного?
– Нет. Просто Бен не считал Джейка крутым. И никого из нас тоже. Он говорил нам всем гадости.
– Но Джейкобу доставалось от него сильнее, чем тебе или Дилану?
– Да.
– Почему?
– Думаю, он видел, что Джейка это задевает. Ну, то есть я уже сказал, по мне, если кто-то зовет тебя педиком или ботаном или еще кем-то, что ты можешь с этим сделать? Я просто не реагировал, а Джейк каждый раз выходил из себя. Вот Бен и продолжал это делать.
– Делать что?
– Называть его всякими обидными словами.
– Какими обидными словами?
– В основном «педиком». Ну и всякими другими, еще хуже.
– Какими именно? Расскажи нам. Ты можешь произнести их вслух.
– Ну, в основном это были намеки про то, что Джейк гей. Он спрашивал Джейка, делал ли он всякие разные вещи. Он все время это повторял.
– Что именно?
Дерек сделал глубокий вдох:
– Я не уверен, что стоит говорить здесь такие слова.
– Все в порядке. Давай.
– Он спрашивал, например: «А ты когда-нибудь сосал у кого-нибудь?» Не хочу произносить это вслух. Ну, в общем, и все прочее в таком же роде. И никак не унимался.
– В школе кто-нибудь считал, что Джейкоб на самом деле гей?
– Возражение.
– Отклоняется.
– Нет. Ну, то есть я так не думаю. И вообще, никого это не волновало. Меня лично не волновало. – Он устремил взгляд на Джейкоба. – И сейчас тоже не волнует.
– Джейкоб когда-либо говорил тебе что-либо о том, что он гей?
– Он говорил, что не гей.
– В каком контексте? Почему он решил это тебе сказать?
– Ну, я советовал ему просто не обращать на Бена внимания. Ну, например: «Послушай, Джейк, ты же на самом деле не гей, так что не все ли тебе равно?» Ну вот, тогда он и сказал, что не гей и что дело вовсе не в том, гей он или нет, а в том, что Бен до Джейка докапывается, ну, то есть доводит его, и сколько еще все это будет продолжаться, пока кто-нибудь не положит этому конец? Он просто понимал, что это неправильно, но никто ничего не делал для того, чтобы это прекратить.
– Значит, Джейкоба это расстраивало?
– Да.
– Он считал, что его травят?
– Его в самом деле травили.
– А ты когда-нибудь пытался вмешаться и попытаться помешать Бену травить твоего друга?
– Нет.
– Почему?
– Потому что это ни к чему бы не привело. Бен меня не послушал бы. Это так не работает.
– Была ли травля только словесной? Или доходило и до физического насилия?
– Иногда Бен толкал его или задевал на ходу, например, плечом. А иногда отбирал у Джейка что-нибудь, например вытаскивал у него из рюкзака какую-нибудь вещь, или его обед, или еще что-нибудь.
– Но обвиняемый довольно крупный мальчик. Как все эти нападки могли сойти Бену с рук?
– Ну, Бен тоже был немаленький, и вдобавок он был крепче. И друзей у него тоже было больше. Наверное, мы все – ну, в смысле, Джейк, Дилан и я – знали, что не особо кому-то интересны. Ну, то есть не знаю, как это сказать. Это трудно объяснить. Но если бы дело дошло до настоящей стычки с Беном, мы превратились бы в пустое место.
– Ты имеешь в виду, в социальном смысле.
– Ну да. И что бы мы тогда стали делать, если бы в школе с нами никто не общался бы?
– С другими ребятами Бен тоже так себя вел или только с Джейкобом?
– Только с Джейкобом.
– У тебя есть какие-то соображения почему?
– Он знал, что у Джейка сносит от этого крышу.
– Ты видел, как у него сносит крышу?
– Да все это видели.
– И часто у Джейкоба сносило крышу?
– Из-за Бена? Разумеется.
– А из-за других вещей тоже?
– Ну да, немного.
– Расскажи нам о характере Джейкоба.
– Возражение.
– Отклоняется.
– Продолжай, Дерек, расскажи нам о характере обвиняемого.
– Ну, он очень сильно расстраивался из-за разных вещей. Зацикливался на них и никак не мог успокоиться. Накручивал себя до предела и потом взрывался из-за какой-нибудь мелочи. После этого ему каждый раз было стыдно и неловко, потому что такая реакция всегда казалась вроде как неадекватной. На самом деле она была не на то, из-за чего он взрывался.
– А ты откуда все это знаешь?
– Потому что он сам мне говорил.
– Джейкоб когда-нибудь срывался на тебя?
– Нет.
– А из-за чего-нибудь другого в твоем присутствии?
– Да, иногда он вел себя немного как псих.
– Возражение.
– Принимается. Присяжные не будут учитывать последний комментарий.
– Дерек, опиши, пожалуйста, какой-нибудь один случай, когда обвиняемый срывался в твоем присутствии?
– Возражение. Это не имеет отношения к делу.
– Принимается.
– Дерек, расскажи, пожалуйста, суду, что произошло, когда обвиняемый нашел бездомную собаку?
– Возражение. Это не имеет отношения к делу.
– Принимается. Переходите к следующему вопросу, мистер Лоджудис.
Лоджудис в задумчивости пощипал губу. Потом перевернул страницу своего желтого блокнота. Страницу с вопросами, которые решил пока не задавать. Точно птица, выпорхнувшая из гнезда, он вновь принялся нервозно расхаживать по залу туда-сюда, задавая вопрос за вопросом, пока наконец не вернулся обратно на свое место за кафедрой рядом с ложей присяжных.
– По какой-то причине в дни, последовавшие за убийством Бена Рифкина, ты забеспокоился относительно роли в нем твоего друга Джейкоба?
– Возражение.
– Отклоняется.
– Можешь ответить, Дерек.
– Да.
– Было ли что-то еще, помимо его взрывного характера, что заставило тебя подозревать Джейкоба?
– Да. У него был нож. Такой, вроде армейского. У него было очень-очень острое лезвие с такими… зубцами. Это был очень страшный нож.
– Ты видел этот нож собственными глазами?
– Да. Джейк его мне показывал. Он даже как-то раз приносил его в школу.
– Зачем он приносил его в школу?
– Возражение.
– Принимается.
– Он показывал тебе его в тот раз, когда приносил в школу?
– Да, показывал.
– Он не сказал, зачем показал его тебе?
– Нет.
– Он не говорил тебе, зачем ему вообще понадобился нож?
– Думаю, он просто считал, что это круто.
– И как ты отреагировал, когда увидел нож?
– Я ему сказал: «Вау, чувак, это круто».
– И тебя это не обеспокоило?
– Нет.
– И не насторожило?
– Тогда нет.
– Когда в тот день Джейкоб показал тебе нож, это было в присутствии Бена Рифкина?
– Нет. Никто не знал, что у Джейка есть нож. В том-то и дело. Он просто носил его с собой. Ему нравилось, что у него есть секрет.
– Где он носил нож?
– В рюкзаке или в кармане.
– Он когда-нибудь показывал его кому-либо еще или угрожал им кому-либо?
– Нет.
– Хорошо, значит, Джейкоб купил нож. Было ли что-то еще, что заставило тебя заподозрить своего друга Джейкоба в первые дни после убийства Бена Рифкина?
– Ну, как я уже говорил, в самом начале никто не знал, что случилось. Потом стало известно, что Бена убили ножом в парке Колд-Спринг, и тогда я понял.
– Что именно ты понял?
– Понял, что… ну, в смысле, у меня возникло такое чувство, что это, наверное, сделал он.
– Возражение.
– Принимается. Присяжные не будут учитывать последний ответ.
– Каким образом ты понял, что Джейкоб…
– Возражение.
– Принимается. Мистер Лоджудис, давайте дальше.
Лоджудис поджал губы и перегруппировался:
– Джейкоб когда-нибудь упоминал о сайте под названием «Потрошильня»?
– Да.
– Расскажи, пожалуйста, присяжным, что представляет собой эта «Потрошильня»?
– Это что-то вроде порносайта, только на нем нет ничего, кроме рассказов, и писать их и публиковать их там может кто угодно.
– О какого рода рассказах идет речь?
– Думаю, это что-то вроде садомазо. Я точно не знаю. Ну, про секс и насилие.
– Джейкоб часто говорил об этом сайте?
– Ну да. Думаю, он ему нравился. Он часто туда заходил.
– А ты туда заходил?
Дерек смущенно залился краской:
– Нет. Мне такие вещи не нравятся.
– Тебя не волновало, что Джейкоб туда ходит?
– Нет. Это его дело.
– Джейкоб когда-либо показывал тебе опубликованный на этом сайте рассказ, в котором описывалось убийство Бена Рифкина?
– Да.
– Когда Джейкоб показал тебе этот рассказ?
– Думаю, где-то в конце апреля.
– После убийства?
– Да, несколько дней спустя.
– И что он тебе сказал?
– Что написал один рассказ и вывесил на этом форуме.
– В смысле, опубликовал его в Интернете, чтобы его могли прочитать другие люди?
– Ну да.
– А ты читал этот рассказ?
– Да.
– А каким образом ты его нашел?
– Джейкоб кинул мне ссылку.
– Как именно? По электронной почте? Через «Фейсбук»?
– Через «Фейсбук»? Нет! Там ее все бы увидели. Кажется, он прислал мне ссылку на этот рассказ по электронной почте. Так что я пошел на тот сайт и прочитал его.
– И что ты подумал об этом рассказе, когда впервые его прочитал?
– Не знаю. Мне показалось не совсем нормальным, что он его написал, но вообще рассказ был интересный. Джейкоб всегда хорошо писал.
– Он писал и другие такие рассказы?
– Нет, не совсем такие. Они были скорее про…
– Возражение.
– Принимается. Следующий вопрос.
Лоджудис извлек отпечатанный на лазерном принтере документ, лист бумаги, с обеих сторон густо испещренный текстом. Он положил его на стол перед Дереком:
– Это тот рассказ, который, по утверждению обвиняемого, он написал?
– Да.
– В этой распечатке текст приведен в точности в том самом виде, в каком ты прочитал его в тот день?
– Ну да, наверное.
– Ходатайствую о приобщении документа к делу.
– Документ приобщен к делу под номером… Мэри?
– Двадцать шесть.
– Под номером двадцать шесть.
– Почему ты уверен, что именно обвиняемый его написал?
– А зачем он стал бы говорить это, если бы это была неправда?
– Почему этот рассказ вызвал у тебя беспокойство относительно роли Джейкоба в убийстве Рифкина?
– Ну, это было вроде как точное описание, в самых мельчайших подробностях. Он описал нож, три удара в грудь, все целиком и полностью. Даже персонаж, парень, которого зарезали, – в рассказе Джейк называет его Брентом Маллисом, но это определенно Бен Рифкин. Его узнал бы любой, кто был знаком с Беном. Это была не выдумка. И это было очевидно.
– Вы с друзьями иногда обмениваетесь сообщениями на «Фейсбуке»?
– Ну да.
– И три дня спустя после того, как Бен Рифкин был убит, пятнадцатого апреля две тысячи седьмого года, ты опубликовал на «Фейсбуке» сообщение, в котором говорилось: «Джейк, все знают, что это сделал ты. У тебя есть нож, я сам видел».
– Да.
– Зачем ты опубликовал это сообщение?
– Я просто не хотел быть единственным человеком, которому было известно про нож. Ну, то есть я не хотел знать про это в одиночку.
– После того как ты опубликовал на «Фейсбуке» сообщение, в котором обвинил своего друга в убийстве, он ответил на него?
– Я не прямо его обвинил. Я просто хотел это высказать.
– Обвиняемый каким-то образом тебе ответил?
– Я не очень понимаю, что именно вы имеете в виду. В смысле, он тоже написал пост на «Фейсбуке», но не совсем в ответ на мой.
– Ну, он когда-либо отрицал, что убил Бена Рифкина?
– Нет.
– После того как ты опубликовал свое обвинение на «Фейсбуке», где его могла увидеть вся ваша параллель?
– Я его не публиковал. Я просто написал это на «Фейсбуке».
– Он когда-либо опровергал это обвинение?
– Нет.
– Ты когда-либо обвинял его в убийстве открыто, в лицо?
– Нет.
– До того как ты прочитал этот рассказ на «Потрошильне», ты сообщал о своих подозрениях относительно Джейкоба полиции?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я не был до конца уверен. И потом, это дело вел папа Джейкоба.
– И что ты подумал, когда узнал, что это дело ведет папа Джейкоба?
– Возражение, – с отвращением в голосе произнес Джонатан.
– Принимается.
– Дерек, самый последний вопрос. Ты ведь поделился этой информацией с полицией по собственному почину? Никто тебя не принуждал?
– Совершенно верно.
– Ты понял, что должен выдать своего лучшего друга?
– Ну да.
– Вопросов больше не имею.
Джонатан поднялся со своего места. Казалось, его ничуть не обеспокоило все то, что он только что услышал. И я был уверен, что на перекрестном допросе он будет вести себя по-джентльменски. Но в зале суда произошла явственная перемена. Атмосфера казалась наэлектризованной. Такое ощущение, что мы все что-то для себя решили. Это читалось в лицах присяжных и судьи Френча, это слышалось в гробовом молчании толпы зрителей: Джейкоб не выйдет из зала суда, во всяком случае точно не через главную дверь. Возбуждение подпитывалось облегчением – все сомнения относительно того, сделал это Джейкоб или нет и сойдет ли это ему с рук, наконец-то были развеяны – и прямо-таки осязаемой жажды отмщения. Теперь оставались лишь детали, формальности, так сказать, подчистка концов. Даже мой приятель Эрни, пристав, настороженно поглядывал на Джейкоба, видимо оценивая, как тот отреагирует, когда на него наденут наручники. Но Джонатан словно бы и не замечал этой перемены в атмосфере. Он подошел к кафедре и, водрузив на переносицу свои узенькие очочки, которые висели на цепочке у него на шее, принялся методично разбирать показания Дерека по косточкам:
– Все эти вещи, о которых ты нам тут рассказал, они беспокоили тебя, но не настолько, чтобы разорвать вашу дружбу с Джейкобом?
– Ну да.
– Напротив, вы продолжали дружить и в дни, и даже недели, последовавшие за убийством, так?
– Да.
– Правда ли, что ты даже приходил к Джейкобу домой уже после убийства?
– Да.
– Значит, справедливо будет сказать, что в то время ты был не так уж и твердо уверен в том, что Джейкоб действительно убийца?
– Да, это так.
– Потому что ты не стал бы продолжать дружить с убийцей, разумеется?
– Наверное, нет.
– Даже после того, как ты написал то сообщение на «Фейсбуке», в котором ты обвинил Джейкоба в убийстве, ты все еще продолжал оставаться его другом? Ты все еще поддерживал с ним контакт, все еще общался с ним?
– Да.
– Ты когда-нибудь боялся Джейкоба?
– Нет.
– Правда ли то, что это твои родители сказали тебе, что ты не должен больше дружить с Джейкобом, а сам ты никогда не принимал решения порвать с ним?
– Вроде как.
Джонатан дал задний ход, почувствовав, что Дерек начинает отвечать уклончиво, и перешел к другой теме:
– Ты сказал, что в день убийства видел Джейкоба перед уроками, а потом уже на уроке английского языка, в самом начале занятий.
– Да.
– Но при этом ты не заметил в его внешности никаких следов возможной борьбы?
– Нет.
– Кровь?
– Только то маленькое пятнышко на руке.
– Царапины, порванная одежда, что-то еще в этом роде? Следы грязи?
– Нет.
– То есть, когда ты в то утро смотрел на Джейкоба на уроке английского языка, тебе ни разу не пришло в голову, что по дороге в школу он мог оказаться причастен к чему-то необычному?
– Нет.
– Когда ты позднее пришел к заключению, что Джейкоб, возможно, совершил убийство, ты принимал это во внимание? Что после кровавой ножевой схватки со смертельным исходом Джейкоб каким-то образом появился в школе без единой капли крови на нем, даже без единой царапины? Дерек, ты думал об этом?
– Вроде как.
– Вроде как?
– Да.
– Ты сказал, что Бен Рифкин был крупнее, чем Джейкоб, крупнее и крепче.
– Да.
– И все равно Джейкоб вышел из этой борьбы без единой царапины?
Дерек ничего не ответил.
– Далее, ты упомянул, что Джейкоб ухмыльнулся, когда в школе объявили чрезвычайное положение. А другие ребята ухмылялись? Разве для человека не естественно ухмыляться в ситуации возбуждения, когда нервничаешь?
– Возможно.
– Просто у некоторых людей бывает такая реакция.
– Наверное.
– А теперь поговорим о ноже, который ты видел у Джейкоба. Для ясности: тебе не известно, был ли это именно тот нож, при помощи которого было совершено убийство?
– Нет.
– И Джейкоб никогда не говорил тебе ничего о том, что он намерен пустить этот нож в ход против Бена Рифкина из-за того, что тот его травил?
– Намерен? Нет, он такого не говорил.
– И когда он показал тебе этот нож, у тебя не возникло мысли, что он планирует убить Бена Рифкина? Потому что, если бы такая мысль возникла, ты бы что-то предпринял по этому поводу, так ведь?
– Наверное.
– Значит, насколько тебе известно, у Джейкоба никогда не было плана убить Бена Рифкина?
– Плана? Нет, не было.
– И он не говорил о том, когда или каким образом собирается убить Бена Рифкина?
– Нет.
– А потом, уже после, он просто прислал тебе тот рассказ?
– Угу.
– Ты сказал, он отправил тебе ссылку по электронной почте?
– Да.
– Ты сохранил то письмо?
– Нет.
– Почему?
– Это было бы неразумно. Ну, то есть для Джейка… с точки зрения Джейка.
– Значит, ты удалил то письмо, потому что хотел защитить его?
– Наверное.
– Скажи, пожалуйста, из всех подробностей, которые имелись в том рассказе, там было для тебя что-то новое, что-то, чего ты уже не знал бы из Интернета, из новостей или от других ребят?
– Да нет.
– Нож, парк, три колотые раны на груди – к тому времени все это было уже хорошо известно, так ведь?
– Да.
– Выходит, это не очень похоже на признание, верно?
– Я не знаю.
– А в том письме он говорил, что написал этот рассказ? Или что просто нашел его на форуме?
– Я не помню точно, что именно было в том письме. Кажется, что-то вроде «чувак, зацени» или что-то в таком духе.
– Но ты уверен, что Джейкоб говорил тебе, что написал этот рассказ, а не просто прочитал его?
– Почти точно уверен.
– Почти точно уверен?
– Почти точно уверен, да.
Джонатан еще некоторое время продолжал в том же духе, делая что возможно, методично подтачивая и подтачивая показания Дерека Ю в попытке отыграть хоть какие-то очки. Бог знает что обо всем этом думали присяжные. Могу лишь сказать, что полдюжины присяжных, которые как бешеные делали пометки во время того, как Дерек давал показания, теперь отложили ручки. Некоторые даже больше не смотрели на него; они разглядывали собственные колени. Возможно, Джонатан по итогам этого дня и вышел победителем, и они решили целиком и полностью сбросить со счетов показания Дерека. Но мне так не казалось. Наоборот, похоже, я все это время обманывался, и впервые с начала суда в моем сознании забрезжила реальная перспектива того, что Джейкоб отправится за решетку.
