Глава 11. Охотники за сенсациями
«Оазис» открылся, а Мэнди, наоборот, закрылась. Продает Мартину кофе, но ясно дает понять, что разговаривать не расположена: бормочет, что пора кормить Лиама. Мартин едва замечает; у него словно выросли крылья. Забрав кофе, он идет в универмаг. Фрэн вышла, но субботние газеты лежат на прилавке. Что ж, можно оставить ей мелочь, забрать их и выйти наружу наслаждаться. Правда, это не сиднейская пресса, а ее мельбурнская кузина, но не важно, главные страницы тут не хуже. Таблоид-конкурент «Геральд Сан» кричит об убийствах в буше, однако в номере лишь сборная солянка из сообщений «Сидней морнинг геральд» и теленовостей. Забавно: дословную цитату из его интервью «Десятому каналу» приписали таинственному «авторитетному источнику». Мельбурнский «Эйдж» постарался лучше: «Зло преследует город смерти» и подзаголовок – «Священник-убийца и смерть немецких туристок». Красный штамп эксклюзива над именами авторов: Мартин Скарсден, корреспондент в Риверсенде, и Беттани Гласс, старший репортер криминальной хроники. Тут же снимок фермы с воздуха: полицейские машины и фигуры в белом у запруды, ссылка на «Найн Ньюс». А вот вторая его статья, «Новые ужасы о священнике-убийце», тоже со штампом «эксклюзивно», идиотским фото автора и подписью: «Расследование «Сидней морнинг геральд».
Мартин быстро проглядывает статьи, высматривая места, где Беттани и младшие редакторы вставили факты и подчистили его файл. Покончив с главной страницей, переходит к «Новостному обозрению». Художники-оформители и верстальщики сделали из материала конфетку, проиллюстрировав историю об умирающем городке гнетущими изображениями под стать. Дай им неделю, и то не вышло бы лучше.
И это еще не все: утром он проснулся рано и не смог заснуть, так что продолжение о священнике без прошлого уже наполовину готово. Оно прекрасно подойдет для воскресных выпусков: «Сан Геральд» и «Санди Эйдж». Макс Фуллер оказался прав: поездка в Риверсенд – то, что доктор прописал.
Мартин любуется своей работой, и вдруг начинает звонить церковный колокол. На ручных часах – половина десятого. Странно, вроде бы похороны не раньше десяти. Выбросив по пути газеты в мусорное ведро, он берет курс на церковь Святого Иакова и шагает по середине Хей-роуд, чувствуя лицом укусы палящего солнца. Приятный звук у этого колокола: после своих эксклюзивных репортажей слышишь его и представляешь себя этаким Клинтом Иствудом: вальяжная походка, звон шпор, вокруг – приграничная дыра, и ты, стрелок-одиночка, без страха идешь на решающий поединок, насаждая порядок при помощи пороха, мужества и силы духа. А трусливые горожане пускай смотрят сквозь щели в ставнях под навесами, как ты шагаешь навстречу судьбе.
Какое-то время эта иллюзия держится, а затем автомобильный гудок прямо за спиной возвращает Мартина к действительности, и он непроизвольно подскакивает.
– Эй ты, придурок, прочь с дороги! – орет водитель.
К тому времени, как Мартин доходит до церкви Святого Иакова, колокол замолкает. Перед зданием поразительно много представителей СМИ. Операторы с камерами на треногах выстроились по четыре в ряд; фотографы из газет и журналов бездельничают, баюкая камеры с огромными объективами; парочка радиорепортеров слоняется с потерянным видом. Все столпились через дорогу от церкви, там, где стояли машины в день, когда Байрон Свифт открыл стрельбу и где умер Джерри Торлини. Вернулся Дуг Танклтон и о чем-то держит совет с шумной группкой телевизионщиков, в которую входит мужчина лет пятидесяти и тройка молоденьких красоток с пышными белокурыми волосами и знакомыми лицами. На спине к пиджаку Дуга прикреплена гарнитура. Наверное, «Десятый канал» задумал какую-то передачу в прямом эфире.
Мартин осознает, что история слишком громкая для столь маленького городка. Уж кому-кому, а ему следовало такое предвидеть: январь в Австралии – время новостного затишья, и вдруг в мертвый для массмедиа сезон такая сенсация! И вот он в самом ее центре.
Когда Мартин подходит, от толпы газетных фотографов отделяется плотная молодая женщина в брюках-карго и жилете защитного цвета с кучей карманов.
– Мартин? Здравствуйте, я Кэрри О’Брайен. Приехала вчера вечером из Мельбурна. Что нужно делать?
– Освещайте, как обычно. Вообще-то к истории это отношения не имеет. Так, один паренек недавно погиб в автоаварии, но я, возможно, что-нибудь о нем напишу. Видел все своими глазами.
– Ничего себе! Правда?
– Да, не исключено даже, что в сотовом найдется фотография. Пошлю вам ее позже.
– Хорошо.
– Вы пока что постарайтесь нащелкать побольше портретных снимков. Какие-то могут позднее пригодиться для других статей. И кстати, у вас есть хоть один работоспособный телефон?
– Да, спутниковый, в машине. Я с него отправляю файлы. Можете пользоваться, если прижмет.
– А в усадьбе вы уже побывали?
– Пока нет. «Геральд» наняла самолет и вчера сделала с воздуха несколько снимков. Они есть на сайте, но «Эйдж» их не использовал. Понятия не имею, почему. Какая-то ошибка.
– Похоже на то. Где вы остановились?
– Надеюсь, там же, где и вы. В «Черном псе». Я заглядывала туда по пути. Меня поставили в очередь.
– Что ж, удачи. Надеюсь, вам найдут место.
Мартин видит, куда она клонит. Кэрри кажется довольно милой, но у него нет желания делиться, в особенности комнатой с одной кроватью. А думать, что вот так просто удастся переехать к Мэнди ради того, чтобы отдать кому-то свой номер, – самонадеянно. Сегодня утром Мэнди была не в духе и выглядела отстраненной. Вероятно, следовало уделять ей больше внимания, объяснить, о чем он пишет, но – черт возьми! – от этой истории скоро отпочкуется больше отростков, чем у сороконожки ног. Возможно, все-таки придется пустить Кэрри к себе. По крайней мере, газета прислала не парня.
У церкви появляются первые местные. Робби Хаус-Джонс в полицейской форме поднимается на крыльцо. Мартин неторопливо идет к нему навстречу, наслаждаясь завистливыми взглядами коллег: репортер-сыщик со связями в полиции.
– Салют, Робби!
– Привет, Мартин!
– Кошмар что творится, верно?
– Ты о похоронах? О, да! Этому городу и так хватало смертей, а тут еще юнцы разбиваются на машинах.
Мартин собирается ответить, но перед глазами внезапно проносится воспоминание: он накрывает тело парня фольгой с диснеевскими картинками. Как там хоть руки? Не дрожат вроде.
– Тебе плохо? – встревоженно спрашивает Робби.
– Да нет, все нормально. Как продвигается расследование?
– Не имею ни малейшего понятия. Мне ничего не рассказывают. Точно знаю одно: Харли Снауча не арестовали. Его отпустили. – В голосе Робби проскальзывает злость.
– Что? Почему? У него в запруде трупы, а его отпустили?
– За недостатком улик. Вроде бы Снауч сам обнаружил скелеты и на своих двоих дошел до шоссе, чтобы передать весточку в Беллингтон.
– Но не тебе?
– Нет, не мне.
Мартину становится тошно. Черт, в своих статьях он чуть ли не обвинил старика в убийстве. Обвинил? Нет уж, скорее вынес приговор.
– Проклятье! Ты видел утренние газеты?
– А то! Мы все ими буквально зачитывались.
– Я там написал, что тела обнаружил страховой инспектор. Это ты о нем упомянул, когда мы на днях повстречались возле «Истоков»?
– Нет. Я знал только, что кто-то нашел скелеты. Подумал на вертолетчиков, а оказался Снауч.
– Твою мать!..
Внезапно Мартин чувствует себя так, будто его голым вытащили на всеобщее обозрение. Палящее солнце, ни тенечка, да еще и камеры снимают. Черт, черт! Из какого пальца он высосал страхового инспектора? Мэнди сказала? Как можно было напечатать такое, не проверив дважды? Макс Фуллер придет в ярость. Мартин уже слышал, как он повторяет знаменитое изречение Ч. П. Скотта: «Факты священны».
Внезапно Мартину вспоминается худой полицейский, который курил, небрежно прислонившись к машине у «Черного пса».
– Проклятье, Робби. Вчера вечером я разговаривал у мотеля с одним детективом и упомянул об инспекторе, мол, это он обнаружил тела, и Снауча арестовали. Этот гад меня не поправил. Тощий такой, редеющие волосы, легкая небритость. Курит. Ни хрена не сказал, а ведь от него бы не убыло намекнуть, что я неправ. Не знаешь, как его зовут?
Робби не отвечает. Он смотрит на Мартина и, похоже, встревожен.
– Что? Что я такое сказал?
– Ты это слышал не от меня, понял?
– Конечно. Что такое? Не скажешь, как его звали?
– Не могу. Это против правил.
– Что? Какие еще на хрен правила?
– Он не коп.
– Не коп? А кто тогда, черт возьми? – Мартин вспоминает, как мужчина держался, как был одет, как говорил. Стопроцентный коп. А затем до него доходит, куда клонит Робби. Формально, идентифицировать сотрудников АСБР противозаконно. – Твою мать! Секретный агент, да?
– Я тебе не говорил.
– Конечно, не говорил.
Боже! Секретный агент? Бред. Трупы в запруде, похищенные немки. Какое до всего этого дело АСБР? И с чего вдруг такая оперативность? Этот малый прилетел одновременно с полицейскими из Сиднея.
– Мартин? – прерывает его мысли Робби.
– Да?
– Прости, приятель, тебе придется присоединиться к твоим друзьям через дорогу. Семья попросила не пускать в церковь СМИ.
– Что, и меня? Я же там был, помнишь?
– Да, как и я. Меня тоже оставили за дверью, да еще на этих гребаных ступеньках. Если я тебя пущу, остальные захотят того же. Прости, Мартин, это требование семьи, не мое.
Досадно, однако Робби всего лишь посланник.
– Ясно. И спасибо, что рассказал о спецагентах. Буду держать рот на замке.
Мартин идет к восхищенным коллегам, опустив голову, будто обдумывает новую важную информацию, а на самом деле просто не хочет смотреть им в глаза. Недолго ему быть объектом их обожания, только не после того, как оклеветал безвинного человека. Тот студийный педант из «Медиа стража» со сворой своих приспешников теперь ему проходу не даст. Да и коллегам определенно не понравится, если Снауч примется размахивать исками за клевету, ведь большинство повторило голословные обвинения под видом фактов.
Мартин останавливается в тени деревьев.
Нет, если подумать как следует, все это чушь. Давненько не приходилось освещать полицейские облавы, однако он еще не позабыл, как работает полиция. Копы неизбежно выбирают мишенью самого явного подозреваемого, и тому есть причина: обычно он и есть виновник. Забита до смерти какая-нибудь женщина – под подозрением сразу оказывается муж или любовник. Как правило, его держат в кутузке, сколько позволяет закон, и прессингуют по полной, выдавливая информацию до капли, а то и выбивают признание, пока тот не придумал алиби. Что здесь вообще происходит? Так, смотрим: у полиции есть человек, судя по тюремным татуировкам, отсидевший, обвинялся ни много ни мало в изнасиловании, заявил о трупах у себя в запруде… но их бы и так нашли, ведь пожар оголил все, а этот человек ждет страховых инспекторов. Ну конечно, он первый кандидат в главные подозреваемые!
Тогда зачем его отпустили?
Совсем тошно. Что-то здесь нечисто. Или, может, Робби напутал: Снауча не арестовали, но это не за горами? «Помощь полиции в ходе следствия», – стандартная фраза. Зачем арестовывать Снауча, если он и так помогает? В камере без веских на то оснований до бесконечности не продержишь.
Мартин слегка успокаивается.
Толпа возле церкви растет, операторы и фотографы вовсю трудятся, затворы камер так и щелкают, будто переговариваясь между собой шифром. Херб Уокер тоже здесь, отвел Робби в сторонку и о чем-то с ним шепчется. В сопровождении Джейми подъезжает Фрэн Ландерс. Парень угрюмо смотрит в землю, всем своим видом показывая, как не хочет здесь быть. Мэнди с Лиамом в прогулочной коляске тоже полностью игнорирует журналистов. Робби помогает ей поднять коляску по лестнице и провожает в церковь.
Мартин ищет взглядом Кэрри, и в этот миг улавливает движение. За толпой представителей СМИ, на высоком берегу водохранилища, в красной рубашке стоит тот самый мальчик, с которым он встретился на ступенях церкви в первый день после приезда. Как же его имя? Люк? В руках у него длинная палка вроде трости. Вот он приставляет ее к плечу, как ружье, и нацеливает на него. Чуть опустив, шепчет губами «пиф-паф» и убегает по невидимой стороне склона. Мартин прирастает к месту, дыхание застыло на палящей жаре.
Похороны закончились, и он первым делом идет в «Оазис», но спокойно поговорить с Мэнди нет никакой возможности. Магазинчик кишмя кишит журналистами. Мэнди тележкой выкатила кофеварку к прилавку и зарядила ее огромной канистрой воды. Бум в бизнесе никак не улучшил ей настроение, и она обслуживает Мартина с хмурым видом. Держится отстраненно, чуть ли не официально. Вероятно, прочла статьи, в которых он выносит приговор Свифту и Снаучу… или рассказали репортеры в ее заведении. Пожалуй, не стоит сейчас заводить разговор на эту тему.
Мартин расплачивается за кофе и идет с ним по Хей-роуд, пересекает Сомерсет, минует солдата Первой мировой на его постаменте и закрытый отель «Коммерсант». Жаль, пивная не продержалась еще полгода, журналисты хлещут ведрами не только кофе.
В универмаге за прилавком снова Фрэн, она так и не переоделась после церкви. Джейми помогает, угрюмо поглядывая на местных и заезжих в проходах.
– Здравствуйте, мистер Скарсден, – приветствует его Фрэн. – Я вас вспоминала. Благодаря вам газеты идут на ура. – Сегодня никаких улыбок, никакого намека на флирт.
– Оно и видно. – Мартин смотрит на пустое место, где обычно тонкими пачками лежали газеты. – Вас это не радует?
– То, что газеты продаются, радует, а вот то, что вы обвинили Байрона в смерти девушек, – не особенно.
– Фрэн, мы можем поговорить с глазу на глаз?
Владелица магазина задумчиво окидывает взглядом толпу покупателей.
– Думаю, да. – Она поворачивается к сыну. – Джейми, ты не мог бы здесь присмотреть, пока мы с мистером Скарсденом побеседуем в подсобке?
Джейми утвердительно буркает, Фрэн ведет Мартина через толпу покупателей в конец магазина и, открыв дверь, щелкает выключателем. Помигав, оживают люминесцентные лампы на потолке, все заливает жесткий свет. Комната совершенно не похожа на подсобку Мэнди в «Оазисе». Здесь одно большое помещение без окон, вокруг по большей части пустые стеллажи да кое-где картонные коробки с товаром. Хотя верхние полки заросли паутиной, в целом кладовая выглядит опрятно. В углу слева от двери стоит стол, а на нем – компьютерный монитор, устаревший лет на десять.
Фрэн выдвигает стул и, смахнув с сиденья пыль, чтобы защитить нарядную одежду, садится.
Мартин устраивается на стуле напротив и, не ходя вокруг да около, возобновляет разговор, оборванный у прилавка.
– Считаете, Байрон не связан со смертями туристок?
– У вас есть хоть какие-то доказательства? А у полиции?
– Пока нет, но расследование идет.
Фрэн бросает на него сердитый взгляд.
Спорить до хрипоты бессмысленно, решает Мартин. Никто точно не знает, был ли причастен Свифт, а злить ее ни к чему.
Он разводит руками в примирительном жесте.
– Фрэн, мне нужна ваша помощь. Я все думал о дне трагедии. Теперь, когда я узнал о вас с Байроном, меня кое-что беспокоит.
– Ясно.
– Ваш муж, он ведь не был прилежным прихожанином?
Похоже, от этого вопроса ее негодование идет на убыль.
– Не был, – севшим голосом отвечает Фрэн, пряча глаза.
– Он знал о вас с Байроном?
Фрэн остается спокойной, взгляд прикован к пустому компьютерному экрану.
Наконец следует кивок.
– Вы предупредили Байрона, что Крейг собирается в церковь?
Еще один кивок.
– Вы чего-то опасались от Крейга?
Она поворачивается к Мартину, в глазах – мольба.
– Ну же, Фрэн!
С ее губ срывается слабый всхлип.
– Я их подслушала. Возле гаража. Крейга с приятелями. Теми, кого застрелил Байрон. Они собирались его убить. Жуткими способами. Я знала, это не пустая болтовня.
– Что они говорили?
– Крейг пообещал засунуть ему в задницу дробовик и пальнуть из обоих стволов.
– Почему, Фрэн? Зачем его убивать? С какой такой стати?
– Не знаю. Я просто слышала, как они говорили о своих намерениях.
Откинувшись на спинку стула, Мартин задумывается над ее словами. Нет, что-то здесь не так. Но зачем ей темнить? Он решает спросить в лоб.
– Из надежного источника я знаю, что в пятницу вечером, незадолго до трагедии, полиция предупредила Крейга о педофильских делишках Свифта. Хотите сказать, муж при вас об этом не упоминал?
– Я вам уже говорила: это неправда. Не верю.
– Но Крейг вам рассказал?
– Да.
– Значит, вы его предупредили? Ну, Байрона?
– Да, я побежала в церковь. Сообщила, что Крейг и другие идут по его душу. Молила отсюда уехать. Оказалось, он и так собирался. Уже было распоряжение епископа на этот счет. Что до Крейга и его друзей, мол, ерунда, сам справится. А потом Байрон попросил подождать его у Негритянской лагуны. Мы иногда ходили туда вместе.
– Вы ему поверили?
– Конечно. Я всегда ему верила.
– Значит, когда Свифт начал стрелять, вас у церкви не было?
– Да, не было. Он об этом позаботился.
Поразмыслив, Мартин решает зайти с другой стороны.
– Говорите, вы всегда ему верили. Тому, что он рассказывал о себе, верили тоже?
Фрэн отвечает не сразу, на лице замешательство.
– В смысле? Что вы имеете в виду?
– То, что он не тот, за кого себя выдавал. Самозванец. Вероятно, бывший солдат.
– Нет. Исключено. Чушь. Кто вам такое сказал? – На смену замешательству пришло возмущение.
– Каким он вам показался, Фрэн, в тот последний раз?
– Нормальным. Причем совершенно нормальным. Спокойным. Спокойным и вполне счастливым. Счастливым, что покидает этот город. – Она снова всхлипывает, глаза влажно блестят, возмущение вытеснено душевной мукой. – Я счастлива не была, а он – да.
Мартин бредет по улице, обливаясь потом. Дневной зной достиг крещендо и продержится не один час, и все равно потянуло на прогулку, не сидится на месте. Небо настолько обесцвечено, что выглядит металлическим, и ни единого облачка. После пожара еще немного пахнет гарью, крепчает ветер. Очередной адский денек в «городе смерти». Сколько уже без дождя? Сколько без облаков? В голове крутятся слова Фрэн. Мартин поворачивает их, изучает со всех сторон, выискивая действительно важное. Вот ревнивый супруг-рогоносец, он и так уже точил зуб на священника, а тут узнал, что любовник жены приставал к его единственному сыну. Возможно ли, что Крейг решил отомстить? И что священник, предупрежденный любовницей, застрелил его из самозащиты?
Нет. Пусть те люди говорили об убийстве Свифта, но пришли они к нему невооруженными, оставив дробовики в машинах. Вероятно, собирались избить, а тот их безжалостно застрелил. Джерри Торлини находился за рулем пикапа, Крейг Ландерс – в сотне метров и бросился в бегство. Нет, ни о какой самозащите речи быть не может. Свифт защищал Фрэн Ландерс от возможного наказания? Что ж, это могло бы объяснить, зачем понадобилось убивать Крейга, но не остальных. В том числе респектабельного Хорри Гровнера, чья вдова Дженис в Беллингтоне вообще ни о чем не подозревала. Так что мотив – не самозащита и не защита Фрэн, однако не стоит сбрасывать со счетов то, что Херб Уокер позвонил Крейгу Ландерсу и тем самым, возможно, стал катализатором трагедии. В пятницу вечером он предупредил Крейга Ландерса и Альфа Ньюкирка, что священник может путаться с их сыновьями. Эти двое встретились, позвали приятелей из «Беллингтонского клуба рыболовов» и, кипя после таких новостей, отправились поохотиться в субботу. А утром субботы узнали, что Свифт приехал в Риверсенд читать очередную службу. Некоторые в этом кружке поговаривали об убийстве священника, возможно, даже всерьез. Фрэн Ландерс случайно подслушала угрозы и помчалась к любовнику, поверив, что ее муж действительно идет по его душу. Она сказала Свифту, что Уокер поговорил с Крейгом, и упомянула обвинения в педофилии.
И вот Свифт застрелил пятерых. Вроде бы разумное объяснение, однако есть одно «но»: можно было никого не убивать, а попросту покинуть город.
К тому времени, как Мартин добирается до парка у моста на Дениликуин, пот уже катится градом и взмокшая рубашка липнет к телу. Он пробует освежиться из фонтанчика в парке, но тот либо сломался, либо отключен в целях экономии воды. Мартин поднимается по лестнице к беседке с манящей тенью внутри. Конечно, следовало бы поработать над историей о священнике без прошлого, но вчерашняя четкость мышления ушла без следа, как и утренняя уверенность в себе. Связь Байрона Свифта с убийствами в Пустошах казалась такой очевидной, а уже сегодня в этом нет былой уверенности. Такова теория Робби, выдвинутая под действием злости и отчаяния, но твердых доказательств нет. Однако это еще не повод отказываться от сюжета. Публику зацепить есть чем:
«По одной из версий полиции, священник-ренегат Байрон Свифт причастен и к убийствам в Пустошах. В ходе расследования «Геральд» выяснилось, что он был не тем, за кого себя выдавал. Человек без прошлого. Оно окутано такой тайной, что отдельные полицейские высказали предложение эксгумировать тело, и АСБР прислала в Риверсенд опытного следователя».
Чем не потрясающий рассказ, не первоклассное воскресное чтиво? Все ингредиенты налицо: убийство, религия, секретные агенты, секс. Божечки, ну и смесь! Так откуда колебания? Байрон Свифт мертв, а мертвецы не предъявляют исков. Можно писать о священнике что угодно, не опасаясь отдачи. Разве что от Макса Фуллера, редактора и давнего покровителя. Еще в те времена, когда Мартин был всего лишь зеленым новичком, тот уже возглавлял редакцию, и все новички и неоперившиеся журналисты жили в страхе, потому что он требовал абсолютной точности.
Мартин разглядывает свои руки. Не натруженные, не руки честного человека. Руки убийцы? Убийство персонажа, оно понарошку: ничего общего с тем, что сделал Байрон Свифт. Свифт мог завалить человека с сотни метров пулей в шею, у него была твердая рука и сердце, очерствевшее от смертей. Мартин Скарсден со своими нежными ладонями и отстраненностью в сердце способен уничтожить репутацию человека с еще большего расстояния, даже по ту сторону смерти, если придется.
Интересно, как выглядели руки молодого священника? Такие же мягкие и белые, как у него? Или сохранили мозолистую нечувствительность, приобретенную за годы в спецназе? Мартин разглядывает свои ладони, ища свидетельства клавиатурных злодеяний.
– Здрасьте!
Голос вырывает Мартина из раздумий. Паренек в красной рубашке, все еще со своей палкой.
– Привет! – отвечает Мартин.
– Вы уж извините.
– За что?
– За церковь. Не хотел вас пугать.
– Да ладно, – отвечает Мартин. – Может, присядешь?
– Спасибо.
Мальчик садится на скамейку напротив.
– Ты Люк, верно?
– Угадали, – отвечает мальчик.
– А я Мартин, не забыл? Мартин Скарсден.
Мартин ждет. Мальчик явно его искал, наверное, что-то решил рассказать. Однако тот молча сидит, время от времени бросая на него взгляды, и ничего больше. Возможно, просто захотел компании. Придется самому завести разговор.
– Люк, ты был там, когда священник начал стрелять?
Мальчику, похоже, не по себе.
– С чего вы взяли?
– Да так, всего лишь догадка. Сегодня утром ты целился в меня из палки.
– Я никогда никому не рассказывал, – вздыхает Люк.
– Даже полиции?
– Они и не спрашивали. Зачем? Там и без меня было полно народу.
– Расскажи, что видел.
– Для чего?
– Хочу понять, что случилось.
– Я сам не понимаю. – Опустив взгляд на палку, мальчик вертит ее в руках. – Я шел по главной улице и вдруг увидел возле книжного его машину. Было воскресенье, вероятно, он приехал ради службы. Я двинулся к церкви и стал ждать. Видел, как он подъехал. Мы посидели на крыльце. Байрон сообщил, что вынужден покинуть город; увы, так распорядился епископ. Я сказал, что это нечестно. Он ответил, что жизнь вообще несправедлива и так далее.
– А конкретнее вспомнить можешь?
– Да, я помню все.
– Что именно он говорил?
– Сказал, что я славный парень и не должен бояться Божьей кары, что Бог придет ко мне, если понадобится. Сказал, что Богу насрать на мелкие грешки вроде матерщины, вранья или онанизма. Богу важны только наши души, хорошие мы люди или нет. Бог знает все. И когда мы встаем перед трудным выбором, Бог приходит на помощь. Если мы некогда поступили дурно, Бог прощает нас за все, даже за то, что мы не в силах простить себе сами.
– Что он имел в виду этим своим «дурно»?
– Не знаю. Он не сказал.
– Похоже, у вас там был довольно взрослый разговор.
– Угу, Байрон так умел. Не разговаривал с нами свысока, как с детьми.
– И часто он заводил речь о Боге?
– Почти никогда. Я долго думал над его последними словами. Возможно, теперь я понимаю их чуточку лучше.
– Свифт что-нибудь еще говорил?
– Угу. В этом мире, мол, полно скверных людей, даже в нашем городке, так что играть лучше со сверстниками. Не понимаю, почему он это сказал. Еще он посоветовал после его отъезда в случае чего обращаться за помощью к констеблю Хаус-Джонсу.
– Понимаешь, что он имел в виду?
– Нет, не особенно.
– Ясно. И как он тебе показался? Взволнованным?
– Нет. Байрон был спокоен. Вроде как счастлив и в то же время печален. Нелепо звучит, да? Я подумал, это оттого, что приходится уезжать.
– Знаешь, Люк, некоторые считают, что он спятил, потому так и поступил. Как он, не показался тебе сумасшедшим?
– Нет.
– Что было потом?
– Мы сидели, разговаривали, и тут прибегает миссис Ландерс. Выглядела очень расстроенной, похоже, плакала. Они зашли внутрь поговорить, и я решил перебраться в тенек по ту сторону дороги. Мне было грустно, что он уезжает. Такой славный парень. Миссис Ландерс вышла, и вскоре к церкви начали стекаться люди. Байрон вышел к ним поговорить. Затем подъехало несколько человек. Мистер Ландерс из магазина и другие. Я заметил среди них Аллена Ньюкирка и поднялся на холм над рекой, где стоял сегодня утром.
– Тебе не нравился Аллен?
– Да. Он вечно задирался.
– Ясно. А дальше?
– Мистер Ландерс о чем-то говорил с Байроном.
– Слышал, о чем именно?
– Нет, до меня разговор не долетал.
– Как они выглядели? Сердитые, орали?
– Нет. Байрон вроде как смеялся.
– Смеялся?
– Ну да, как будто услышал шутку или что-то веселое. Затем он вернулся в церковь. Аллен отделился от толпы и сел во внедорожник. Остальные беседовали. И вдруг… началось. Байрон вышел с винтовкой и начал стрелять.
– Только по спутникам Ландерса?
– Да. Сначала в толстяка из Беллингтона. Затем в Ньюкирков. Потом огляделся, заметил на вершине насыпи меня и, покачав головой, махнул уходить. Но я не ушел. Не смог. Не верил своим глазам. Передо мной все было как на ладони. Байрон продолжал оглядываться. Завелась какая-то машина, и он ее увидел. Еще два выстрела, по машине. «Пиф-паф», быстро так. Люди начали кричать, а ему хоть бы что. Миссис Ландерс бросилась к церкви. Это я виноват в смерти ее мужа. Должно быть, Байрон проследил за моим взглядом. Он прошел к углу церкви, увидел, как убегает Ландерс, поднял винтовку и… «паф». Всего один выстрел. Затем вернулся к крыльцу, сел на ступеньки и стал ждать. Мимо проехала машина, он встал и пальнул в воздух. Снова взглянул на меня и покачал головой. Мне хотелось, чтобы Байрон убежал, но он снова сел. Сзади к церкви уже подкрадывался констебль… Я не знал, что делать. Не хотел на него смотреть: вдруг Байрон увидит меня, поймет, что тот приближается, и тоже застрелит. Я не хотел, чтобы констебль убил Байрона. Вот почему спрятался.
Люк задумчиво вертит в руках палку.
– А что насчет остальных возле церкви?
– Разбежались. Кто-то спрятался за машиной, кто-то перемахнул через насыпь у реки. Не осталось никого, только Байрон и констебль, который подбирался к нему.
– Ты видел, что происходило после их встречи?
– Да. Они немного поговорили. Констебль Хаус-Джонс держал Байрона под прицелом. Я думал, Байрон сдастся, но нет. Он вскинул винтовку, прицелился в констебля и спустил курок. А потом констебль застрелил Байрона. Четыре выстрела. «Пиф-паф. Пиф-паф». Байрон упал, выронив винтовку. Хаус-Джонс подошел и отфутболил ее в сторону. Затем осторожно убрал пистолет, сел возле Байрона и заплакал.
– Боже, бедное ты дитя… Значит, они немного поговорили. Ты не слышал, о чем?
– Нет.
– А сколько длилось это «немного»?
– Точно не знаю. С минуту или чуть дольше.
– Священник быстро вскинул винтовку?
– Нет, очень медленно. Констебль видел.
– И как ты относишься к констеблю теперь?
– Мне его жаль. У бедняги не было выбора.
Повисает молчание.
Мартин представляет сцену, Люк проживает ее заново.
– Как думаешь, почему Байрон застрелил тех людей? Хоть какие-то догадки есть?
– Я каждый день задаю себе этот вопрос. Не знаю.
Газетчик и мальчишка сидят бок о бок, каждый ушел в собственные мысли. Прерывает молчание снова Мартин:
– Люк, я должен перед тобой извиниться. За тот день возле церкви, когда мы с тобой познакомились. У меня и в мыслях не было тебя расстраивать.
Люк ограничивается молчаливым кивком.
– Знаешь, полиция до сих пор верит обвинениям в педофилии.
– А констебль Хаус-Джонс?
– Двое мальчиков сказали полиции, что это правда.
– Это неправда, мистер Скарсден. Неправда. Он и пальцем не притрагивался ни ко мне, ни к кому-то еще.
После церкви журналисты, операторы и фотографы, словно рой саранчи, устремились в «Оазис», откуда всем скопом перебрались в боулинг-клуб. Расселись в баре с кока-колой и фастфудом из «Сайгона» и принялись клацать по клавишам ноутбуков. В отдалении, у окна с видом на металлическую террасу и высохшее речное русло, расположилась группа полицейских. Робби Хаус-Джонса среди них нет, зато есть Херб Уокер, который налегает на стейк и пиво, плюс несколько других в скверно пошитых костюмах либо чиносах и рубашках поло – явно копы. Детективы из убойного отдела.
Кэрри отделяется от шумной толпы репортеров и подходит к Мартину.
– Хорошо, что ты пришел. Я тебя искала. Слыхал о заявлении для прессы? Копы собираются сделать его перед входом в участок.
– Спасибо. Я не знал. Выпить хочешь?
– Нет, не стоит. Я и так уже. – Она возвращается к своей компании.
Мартин бросает взгляд на часы: двенадцать сорок пять. Проклятье! Заказать обед не хватит времени, остается лишь бар.
За стойкой орудует Эррол. Продав Мартину бокал легкого пива и пакетик чипсов, он, покачав головой, говорит:
– Уж и не знаю, чем мы такое заслужили.
Вероятно, подразумевает убийства, а не представителей СМИ.
Полиция проводит пресс-конференцию в тени большого эвкалипта. Пожилой мужчина в костюме представляется и произносит фамилию по буквам для репортеров. Он инспектор отдела по расследованию убийств Моррис Монтифор из Сиднея, а рядом его коллеги: сержант уголовного розыска Иван Лучич и сержант Герберт Уокер из беллингтонской полиции. Есть еще молодая женщина в форме с диктофоном, но та, видимо, не стоит упоминания.
Мартин осматривается. А вот и давешний спецагент АСБР со стоянки у мотеля. Спрятавшись за спинами репортеров, он курит сигарету, даже подмигнул с усмешкой и произнес одними губами: «Классная история».
– Мы можем подтвердить, – начинает инспектор Монтифор, – что в двенадцати километрах северо-западнее Риверсенда в запруде у фермы обнаружены два человеческих трупа. Ферма объявлена местом преступления, и представители СМИ на нее пока не допускаются, поэтому просьба даже не пытаться. В ходе предварительного расследования не обнаружено никаких свидетельств того, что там есть еще тела, однако для полной уверенности нужны более масштабные и систематические поиски. Повторяю, вопреки домыслам некоторых СМИ, нет никаких свидетельств того, что на ферме есть и другие трупы. Найденные останки сильно разложились и, определенно, довольно давние. Пока нет возможности их с полной уверенностью идентифицировать, на опознание уйдут дни, а может, и недели. Полиция взялась за расследование очень серьезно, но на этой стадии мы еще собираем улики на месте преступления. Впрочем, уже есть несколько ниточек, и мы ими активно занимаемся. Вопросы?
Перекрывая более тихих соперников, из толпы раздается громогласный голос Дуга Танклтона:
– Вы охарактеризовали ферму как место преступления. Откуда такая уверенность? Возможно, все куда невиннее, и эти люди в запруде просто утонули, или останки принадлежат аборигенам.
– У нас есть веские причины полагать, что дело нечисто. Не могу вдаваться в детали, но очень многое указывает на убийство. Вдобавок, останки не такие уж давние. Найдены кое-какие предметы одежды, точнее, их обрывки, и остатки личного имущества. Мы пытаемся с их помощью опознать жертв.
Еще один голос, одна из белокурых конкуренток Дуга.
– Кто обнаружил тела?
– Владелец фермы. Чуть ранее на той же неделе его дом и другие постройки погибли в степном пожаре. Он оценивал убытки и во время осмотра нашел тела. Газетные сообщения о том, что останки были обнаружены иными людьми, не соответствуют истине.
За спиной Мартина раздается тихий самодовольный смешок.
– Арестован ли хозяин фермы?
– Нет.
– Находится ли он под подозрением?
– Нет, его сейчас допрашивают, не более того. Опять же, домыслы СМИ о том, что он как-то замешан в убийствах, совершенно необоснованны и исходят не от полиции.
Очередной смешок.
Вопрос снова задает Дуг Танклтон:
– Инспектор, в некоторых газетах промелькнули намеки на то, что Байрон Свифт связан с недавними убийствами. Это как-то подтверждается?
– На данной стадии нет. Благодарю вас за вопрос. Нет никаких весомых доказательств, способных связать его с этими преступлениями. Если у кого-то такие вдруг есть, мы бы с удовольствием ознакомились.
Очередной смешок.
Мартин постепенно вскипает, а его коллеги продолжают забрасывать инспектора вопросами.
– Правда ли, что тела пролежали в запруде больше года?
– Пока точно неизвестно, однако такое возможно.
– Есть ли вероятность, что тела, как о том сообщили газеты, принадлежат двум немецким туристкам, которых похитили в Суон-Хилл около года назад?
– Вероятность есть, не более того.
Очередной смешок.
С Мартина довольно.
– Инспектор, – спрашивает он, – почему полиции не дали провести это расследование независимо?
– Не понимаю вопроса. Полиция уверена, что вскоре добьется результата.
– Тогда зачем понадобилось подключать АСБР, и какого рода помощь они вам оказывают?
В этот раз обходится без смеха. Инспектор захвачен врасплох.
– М-м-м, я не уполномочен… Я здесь для того, чтобы отвечать на вопросы от лица полиции Нового Южного Уэльса. Не более того.
Теперь впору смеяться Мартину. Он оглядывается, но офицер спецслужбы куда-то пропал. На лужайке дымится недокуренная сигарета.
– Это просто нечто! – восторгается сержант Херб Уокер. – Видели бы вы его лицо, после того как подложили ему свинью. Тут же выбросил сигарету и смотался. – Уокер смеется воспоминанию, для большей выразительности похлопывая себя по животу. – Прямо там можно было и арестовывать за нарушение пожарных правил.
Беллингтонский сержант предложил подвезти Мартина, заметив, как он пешком возвращается из боулинг-клуба.
Мартин улыбается.
– Так он действительно из АСБР?
– Из нее самой, паршивец еще тот.
– Как его фамилия?
– Гофинг. Джек Гофинг.
– Что он тут делает?
– Если б я знал! По-моему, протирает задницу. Присутствует на допросах, отслеживает, что мы делаем, ничего не добавляет, не вносит никаких предложений. Просто стоит над душой, и все. Монтифор наверняка знает больше, только мне ничего не говорит.
Внедорожник Уокера сворачивает на улочку позади гостиницы «Коммерсант» и паркуется сбоку, подальше от любопытных глаз. Сержант выуживает из кармана пачку сигарет и закуривает. Двигатель по-прежнему работает, кондиционер гоняет воздух, хотя Уокер открыл окошко и выдыхает в зной облачка дыма.
«Кажется, мне повезло, – думает Мартин. – Уокера потянуло на словоохотливость, и он определенно доволен тем, как я сдал агента АСБР. Пусть сделает еще затяжку, и спрошу».
– Так что там за история с Харли Снаучем? Ему собираются предъявлять обвинения?
– Пока нет, хотя он под наблюдением. Лучич предлагал посадить Снауча в камеру и допросить с пристрастием, но Монтифор решил держать его на длинном поводке – чтоб было на чем повеситься. Поспешай медленно, как говорится.
– Ну, а вы на чьей стороне?
– Я? Меня очень удивит, если Снауч никоим образом не замешан в этой истории. Да, кстати, не цитируйте наш разговор.
– Конечно, не буду.
– О чем напишете завтра, Мартин? Узнали что-нибудь новенькое?
– Будет обычный материал – пресс-конференция и прочее, а еще я работаю над большой статьей о Байроне Свифте и таинственном прошлом этого парня. Как бы его там ни звали.
– Вот как? – говорит Уокер. – День становится все лучше. Что накопали?
– По правде говоря, Херб, в основном у меня все с ваших слов. То, что вы рассказали на днях. Отсутствие предыстории в церкви, подозрения, что он бывший солдат, надпись на его надгробии, предположительная смерть настоящего Байрона Свифта от героиновой передозировки в Камбодже. Ничего, если я этим воспользуюсь?
Уокер делает долгую затяжку.
– Конечно. Просто не впутывайте меня, и все. Подкиньте там пару ложных следов, если получится. Сошлитесь на источник в АСБР, это наведет шороху.
– Пожалуй. Может, намекнуть, что его кто-то защищал, что он чуть было не оказался под следствием еще до трагедии, но полиции помешали?
– Отличная идея. То, что доктор прописал. Вот с чего следовало начать тому бесхребетному мерзавцу Дефо.
Подстегнуть интерес. Только, Христа ради, Мартин, не надо меня вмешивать. Чтобы ко мне – ни следочка, ладно?
– Само собой. Мне кое-что не дает покоя, и, вероятно, вы сумеете с этим помочь.
– С чем именно?
– День трагедии. Рассказывают, что тем утром у церкви Свифт вел себя совершенно обычно, болтал с прихожанами. Затем сходил внутрь минут на десять и вышел совершенно другим человеком, начал стрелять в людей. Бред какой-то.
– Кто бы говорил! Псих хренов. Все то утро бредовое.
– Что же произошло с ним за эти десять минут? Насколько я понимаю, он был в церкви один.
– Да? К чему вы клоните?
– Мне кажется, он кому-то позвонил, и телефонный разговор стал толчком. Такую версию никто не отрабатывал?
– Меня бы удивило, если бы нет. В каком-то смысле дело ведь плевое – Свифт убил пятерых при свете дня, на глазах у толпы свидетелей, а потом юный Робби его застрелил, – так что расследовать особо нечего. С другой стороны, всем интересна причина. Трагедия вызвала широкий общественный резонанс, плюс давление со стороны политиков, которым хочется прикрыть свои задницы. Вот что: я постараюсь выяснить. Вдруг получится. Монтифор держит все файлы при себе.
– Зачем? Считает, что существует связь с трупами в запруде?
– Да. Мы все так считаем. Или подозреваем. По крайней мере, было бы глупо сбрасывать со счетов такую версию. Девушки пропали всего за несколько дней до трагедии, и вот их нашли мертвыми в запруде неподалеку от Риверсенда. Может, и совпадение, однако только сумасшедший не проверит возможную связь.
– Значит, там все-таки немецкие туристки?
– Почти без сомнения. Кроме скелетов, мало что осталось, но мы нашли обрывки одежды и кое-какие вещи. Предстоит еще формальная идентификация по зубам, ДНК и так далее.
– Как погибли девушки?
– Выстрел в голову. Мы прочесываем запруду на предмет пуль. Если удастся установить, что они выпущены из оружия Свифта или Снауча, – конец игре.
– Ясно. Помимо времени – за неделю до того, как Свифт начал палить из винтовки – и места – окрестности Риверсенда – между Свифтом и убийством туристок есть какие-нибудь существенные параллели?
– Ничего существенного, это уж точно. Однако поступила кое-какая новая информация.
– Можете поделиться?
– Дайте подумать. – Сделав затяжку, Уокер рассматривает сигарету, опять затягивается и, затушив окурок о дверцу снаружи, выбрасывает его на улицу. Выпускает в окошко последнее облачко дыма и поднимает стекло. – Ладно, так и быть, пишите. Только притворитесь, что сами узнали. Никаких ссылок на полицейские источники и тому подобное. За городом живет один ненормальный старик, который считает, что Свифт в Пустошах охотился на кроликов и прочую живность, причем не так уж далеко от места, куда сбросили тела. Зовут его Уильям Харрис, известен по имени Дедуля.
– И это новая информация?
– Да.
– Почему ее не обнаружили сразу после трагедии?
– Хороший вопрос. Как я уже говорил, есть люди, которые защищали Свифта при жизни… и хотят защищать после смерти. Ладно, мне пора. Где вас высадить?
– У книжного. «Оазис». Знаете, где это?
– Конечно. Что там?
– Хороший кофе.
– Ясно. И сексапильная одинокая мамочка, да? Сам бы от такой не отказался.
Мартин не отвечает, и мгновением позже Херб высаживает его прямо у книжного.
– Всего хорошего, Мартин! Я гляну, что можно сделать насчет телефонных звонков. Просто помни: меня не впутывать! Обращайся, если что понадобится.
– Само собой. Спасибо за помощь, Херб. Я очень ее ценю.
– Не парься, приятель. Задай им всем жару!
Мартин выпрыгивает из внедорожника и, проводив взглядом Уокера, который направился в сторону шоссе и Беллингтона, поднимается на тротуар возле книжного.
Интересно, почему информация о Дедуле Харрисе стала известна следователям только сейчас? И почему Робби Хаус-Джонс ее придержал? Может, он тоже участвует в заговоре, о котором рассказывал Уокер, и защищает Байрона Свифта, заметая его следы?
На память приходит Дарси Дефо, давний соперник еще с тех пор, когда оба стажерами пришли в «Геральд». Они как масло и вода: Дарси в костюмах на заказ – Мартин в джинсах; Дарси балует себя изысканными блюдами и еще более изысканными винами за счет командировочных – Мартин питается едой навынос; Дарси окучивает городскую элиту и подлизывается к руководству – Мартин всеми силами старается не замечать и тех и других. Конкуренция уважительная и внешне дружелюбная, и остается такой, несмотря на то что их ровесники теперь кто на редакционной скамье запасных, кто погнался за длинным долларом и удобным для семейного человека графиком, уйдя в связи с общественностью. Они вместе поднимались по служебной лестнице: Дарси – мастер слова, Скарсден – новостная ищейка. Однажды лондонским вечером Дарси за бокалом вина заявил, что существуют два типа корреспондентов: «фронтовые» и «придворные». Кто из них кто, он мог и не пояснять.
Впрочем, Дефо всегда был хорошим репортером. Такой вряд ли добровольно похоронит заявление Уокера о том, что Свифта защищали могущественные люди. Скорее придержит, ища подтверждения через высокопоставленных знакомых в правительстве штата. Вот и еще одно различие: Дарси – спец по части долгой игры, любит собирать фактический материал, ключики и контакты, чтобы спустя недели, а то и месяцы свести все это в большое разоблачение, тогда как Мартин прет как бык, спеша опубликовать материал и перейти к следующему. Возможно, Дефо не осмелился дать ход бездоказательным утверждениям? Или даст сейчас, когда история опять на слуху? Что, если он, опустошая кредитку в лучшем ресторане Сиднея, уже собирает материал для сенсации, которая затмит жалкую биографическую заметку к годовщине трагедии в Риверсенде? С Дарси станется.
Книжный открыт, но пуст. Мартин идет по проходу к двери-воротцам, толкает ее и, просунув голову, кричит:
– Эй, есть кто-нибудь?
– Я тут. – Это Мэнди.
Мартин находит ее в ванной рядом с кухней, она купает ребенка.
– Привет!
– Привет!
– Ничего, если я снова поработаю в твоем кабинете? Полиция собирается устроить пресс-конференцию. Мне нужно отослать файл.
Она вздыхает:
– Конечно. Пользуйся, если надо. – Разрешение получено, правда, неохотно.
– Спасибо, Мэнди. Мы ведь пересечемся вечером?
– Вряд ли. Не сегодня, Мартин. – Она встает на колени рядом с ванной спиной к нему, поддерживая мальчика.
– У тебя все хорошо?
– Конечно. Почему ты спрашиваешь? Просто долгий день, устала.
– Я могу что-то для тебя сделать?
– Расскажи правду.
– В смысле?
– Байрон. Он не убивал тех девушек.
– Я бы не говорил этого столь уверенно.
– А я бы не говорила с такой уверенностью обратного.
Мартин не знает, что сказать. В ее голосе проскальзывают резкие нотки сдерживаемого гнева.
– Вероятно, мне лучше поработать в мотеле.
– Вероятно.
