Хошико
После репетиции нам дается «час отдыха». Это звучит как насмешка. На самом деле мы тратим это время на скудный ужин и холодный общий душ — кабинка для мужчин и кабинка для женщин. Остается лишь несколько минут на отдых до начала вечернего представления.
Но сегодня никакого ужина не предвидится — Сильвио не забыл про наказание. Все что есть в столовой — это ведра мутной тепловатой воды. Мы должны подходить к ним и почти окунать туда лица, лакая непонятную жидкость, словно животные. Впрочем, для Чистых мы и есть животные.
Обычно это единственный час за весь день, когда мы можем обменяться парой шуток, что хоть как-то скрашивает нашу жизнь. Но только не сегодня, когда повсюду поселились горе и ужас. Они прочертили на наших лицах морщины, укутали в свои плотные саваны.
Три смерти всего за два дня. Это редкость даже для цирка. Мне невыносимо слышать перешептывания об ужасных событиях, и вместо того, чтобы, как обычно, сидеть в бараке, я осталась рядом с лазаретом и жду, когда меня вызовет Амина.
Бена могут обнаружить в любую минуту. Интересно, что с ним тогда сделают? Позовут охрану? Включат сирену? Странно, но ничего не происходит. Я всматриваюсь в лица артистов, которые выходят от Амины. Судя по их выражению, никто не обнаружил под кроватью незваного гостя.
Наконец наступает моя очередь. Я стучусь в дверь и вхожу, не дожидаясь ответа. Его нигде не видно. Наверно, он все еще прячется.
Амина застыла в углу комнаты. Руки сложены на груди, брови вопросительно выгнуты.
— Как я понимаю, — спокойно говорит она, — ты хочешь мне рассказать, что здесь происходит.
Я не знаю, с чего начать, и судорожно подыскиваю слова, когда она неожиданно произносит:
— Не бойся, я помогу тебе. Готова поспорить, что это как-то связано с мальчишкой, который прячется под кроватью.
Несколько секунд молчания. И из-под кровати появляются кроссовки, ноги, туловище и наконец голова.
Господи, какой же он грязный! Пыль на одежде и коже. Крошечные пылинки повисли даже у него на ресницах. И тем не менее с первого взгляда видно, что он — пришелец из другого мира. Здоровый румянец на щеках, хорошая гладкая кожа. У полуголодных Отбросов такой никогда не бывает. Волнистые светлые волосы, мягкие и блестящие. Я невольно замечаю под футболкой крепкое, мускулистое тело. В общем, с первого взгляда понятно, кто он такой.
— О боже, Хошико. Да это же Чистый!
Мы втроем стоим кружком и смотрим друг на друга. Я чувствую себя нашкодившим ребенком, которого застукала мама.
Он начинает первым:
— Простите. Это полностью моя вина. Она не сделала ничего плохого. Я сам забрался сюда. Понятия не имею, каким местом я думал. Мало того, что влип сам, так еще доставил вам кучу неприятностей. Я не хотел, чтобы кто-то умирал. Умоляю вас, поверьте мне, она ни в чем не виновата. Я сделаю все, что от меня требуется. Все, что угодно, только не трогайте ее, прошу вас. Скажите, что вы обе нашли меня.
Амина не закричала, не подняла панику. Она лишь вздохнула.
— Давай начнем с самого начала. Кто ты такой? Как ты попал сюда? Только ничего не скрывай. Любая деталь может быть важна.
И он рассказал нам свою историю. Признался, что его зовут Бен и что раньше он не делал ничего подобного. Вспомнил, как увидел меня первый раз. Как сбежал, поддавшись минутному порыву. Говорит, что ему стыдно. Стыдно быть Чистым. Стыдно смотреть наши представления. Стыдно за свою семью.
— И поделом! — бросила я ему. — Вы считаете нас отбросами общества. Но отбросы — это вы, все до единого!
— Тихо, Хоши! — цыкает на меня Амина. Она — воплощение спокойствия. — Угомонись. Да, он совершил глупость, однако из благородных побуждений. Что ему оставалось делать? Сидеть дома и наблюдать за зверствами? Кстати, у меня для вас обоих новость. Ты не первый Чистый, который переступил черту, и наверняка не последний. Сейчас мы должны придумать, что нам делать дальше.
— Если бы только это! — Он уставился в пол, и его кожа стала бледно-зеленой. — Моя мать… она вроде как знаменитость.
— И как ее зовут?
Несколько секунд он молчал, а затем, все так же глядя в пол, прошептал:
— Вивьен Бейнс.
Я встречаюсь взглядом с Аминой. Впервые на ее лице читается ужас.
Он снова поражает меня, — тем, кто он и чем занимается его мать, — и это сродни удару в лицо. Вчера вечером я позволила ему держать себя за руку. О чем я только думала?
Я сердито поворачиваюсь к нему.
— Хотел еще разок посмотреть на представление уродов? Ведь так? Хотел тут все разнюхать? Раздобыть нужную информацию? Вряд ли ты стал бы переживать, если бы из-за тебя погибли мы все!
Я больше не в силах сдерживать кипящую во мне ярость и несколько раз с силой ударяю его кулаком в грудь. Он не останавливает меня и не дает сдачи. Просто стоит, пока я бью его. Это злит меня еще больше.
— Хошико! Довольно! — Амине приходится оттаскивать меня. — Дай ему шанс!
— Мне жаль, — говорит он. — Простите меня за все, за все это. Я знаю, это звучит глупо, но я раньше никогда серьезно не задумывался о работе моей матери.
Я хочу сделать ему больно, чтобы он почувствовал эту боль, которую более ста лет чувствуем мы.
— Представления тебе было мало, так, что ли? Захотелось посмотреть, как это выглядит вблизи? Ты мне противен! Меня от тебя тошнит! Я ненавижу твою мать, ненавижу тебя и все, что ты олицетворяешь!
Похоже, я задела его за живое, он начал защищаться.
— Я не просил родиться Чистым, как никто из вас не просил родиться Отбросом! Я знаю, что это неправильно! Я ненавижу это не меньше тебя. Я отдал бы все на свете, чтобы это изменить.
Его слова приводят меня в еще большую ярость.
— Твоя мать мучает Отбросов, ты знал это? Выносит сотни смертных приговоров в неделю. Кстати, она вынесла его и мне. Ей наплевать на нас, для нее мы даже не люди!
Амина прерывает меня.
— Ты хочешь сказать, что она приказала тебя убить?
— Да. Вчера, — отвечаю я. — Не хотела тебе говорить, но Сильвио обещал ей.
Я не говорю, когда это должно произойти.
— О, боже мой! — Ее лицо становится белым как мел. — Почему?
— Неважно. Да и какая разница? Потому что Вивьен Бейнс ненавидит меня, и все.
Она смотрит на меня, все еще пребывая в шоковом состоянии.
— И ты даже не собиралась рассказать мне об этом, верно?
— А какой в этом смысл? Ты ничего не можешь сделать.
Амина начинает злиться.
— Ты не права, смысл есть. Даже в большей степени, чем ты думаешь. Ничего не говорите, ни ты, ни он. Молчите. Мне нужно подумать, — добавляет девушка и начинает расхаживать взад-вперед по комнате.
Я слежу за ним краем глаза. Он выглядит таким печальным.
Бен поднимает голову и перехватывает мой взгляд.
— Мне жаль, что все складывается именно так, — тихо говорит парень.
Он напоминает мне о вчерашнем дне, о пресс-конференции. Я закрываю глаза и вижу его лицо в свете прожектора. Вижу, как он помогает нести Анатоля через площадь.
Открываю глаза. Бен все еще смотрит на меня. Разговаривает со мной без слов.
Моя злость испарилась, от нее не осталось и следа. Я стараюсь вновь пробудить ее, увы, бесполезно.
— Хорошо, — наконец произносит Амина. — Меня ждут люди, с которыми я должна поговорить, ждут дела, которые мне нужно сделать, но, похоже, им придется еще подождать. Представление начнется через двадцать минут, так что тебе, Бен, придется остаться здесь.
В следующий миг раздается вой сирены, который означает начало подготовки к выступлению.
— Это нам, — говорит Амина. — Сегодня главное представление года. Пойдем, Хошико.
Вот что это такое: начало конца.
Амина берет меня за руки.
— Не переживай. Как-нибудь справишься.
Она рукой приподнимает мой подбородок и улыбается своей коронной понимающей улыбкой.
— Твои руки будут болеть, но на то ты и Кошка — ты справишься. Даю тебе еще минуту! Иначе тебя хватятся в раздевалке, — с этими словами она выходит из лазарета, тихо закрыв за собой дверь.
— До свидания, Амина, — шепчу я.
Мы стоим молча, затем из меня вылетают слова, которые я не ожидала услышать от тебя.
— Извини, — говорю я ему. — Я была с тобой груба. Это некрасиво с моей стороны.
Он смотрит на меня, улыбается, и мой желудок как будто падает вниз. Кем бы ни была его мать, что бы ни случилось со мной или с ним, в данный момент я рада, что он здесь.
Сегодня вечером я умру на арене. Я больше никогда его не увижу. Мне никогда не узнать, что произойдет дальше в этой дурацкой цепочке событий. Разумеется, ничего из этого я не говорю. Но он как будто читает мои мысли и молча делает шаг мне навстречу. В следующий миг он уже обнимает меня.
Несмотря на всю пыль, от него пахнет стиральным порошком. А еще он такой теплый, а его футболка такая мягкая! Он — физическое воплощение всего, что я ненавижу и чего боюсь. Из-за него я рискую больше, чем когда-либо, но, как ни странно, впервые в жизни внезапно ощущаю себя в безопасности. Словно, пока я в его объятиях, мне нечего бояться. Вокруг меня защитный кокон. Я как будто снова оказалась дома.
В конце концов он первым нарушает молчание:
— Ты не можешь сегодня выходить на арену. Прошу тебя, не надо.
— Я должна. — Наши взгляды встречаются. — Или ты думаешь, у меня есть выбор?
Он печально качает головой.
— Нет. Просто… просто я наконец тебя нашел.
Я снова кладу голову ему на грудь и крепко обнимаю. Время останавливается.
Я замираю на несколько мгновений, стараясь запомнить ощущение близости теплого тела, чтобы унести его с собой. Увы, в конце концов я выскальзываю из объятий и выбегаю из комнаты.
