Бен

Когда я просыпаюсь, ее нет. В комнате пусто. Я торчу под грязной вонючей кроватью и пытаюсь понять, зачем я все это сделал: вырвался из своего дома, не спал всю ночь и отдал все деньги, чтобы проникнуть в цирк Отбросов. Теперь я в ловушке и прячусь под кроватью. Что же будет дальше?

Даже если мне и удастся выбраться отсюда незамеченным, то как я вернусь домой после всех этих событий?

В конце концов я не выдерживаю и выползаю из-под кровати. Комната совсем крошечная. Окна нет, только дверь, через которую я вошел. Здесь пахнет больницей, зловонием рвоты и дезинфекции. В углах громоздятся коробки с бинтами и медикаментами. Похоже, я нахожусь в кабинете медсестры. Хошико оставили здесь прошлым вечером из-за поврежденной руки.

Я снова вспоминаю полное отвращения лицо матери в тот вечер, когда я помог Хошико. Родители, наверное, сходят с ума, пытаясь найти меня. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, где я нахожусь. Не знаю, как они до сих пор не нашли меня.

Паника завладевает мной, и я понимаю, что Хошико была права. Я подверг ее жизнь опасности, когда появился здесь. Что бы они ни сделали со мной, ей придется намного хуже. Ее убьют. Голос в моей голове говорит: «И это твоя вина».

Выбора у меня нет. Я должен выйти из моего укрытия и сказать им. Сказать, что Хошико ничего обо мне не знала, потому что я спрятался под кроватью, пока она спала. Еще я скажу, что ходил во сне, потому что не знаю, как оказался здесь. Впрочем, нет, они ни за что не поверят. Я снова забираюсь под кровать.

Я тщетно ломаю голову, пытаясь придумать план, как вдруг дверь открывается. Сердце начинает бешено колотиться. Это не ее ноги. Ну, все, мне конец. Я лежу и жду, когда меня поймают.

Мне ничего другого не остается, как замереть и прислушиваться к каждому шороху. Вскоре я понимаю, что это медсестра, и сейчас она будет принимать пациентов.

Первый из них — артист, которому во время номера с метанием ножей одно лезвие попало в грудь.

— Это был десятый день рождения ребенка Чистых. Они купили абонемент, который дает им право присутствовать на репетициях. Им всем разрешили метать в меня ножи. Ты представляешь? Десять маленьких ублюдков бросают в меня ножи, а их гордые родители записывают это на свои телефоны и радостно вопят, когда кто-то попадает в цель.

— Они делали это до шоу? — в ужасе спрашивает медсестра. — Здесь с каждым днем становится все хуже. После того, что произошло прошлой ночью, я не удивлюсь, если нас всех перебьют. Тебе повезло, это просто царапины. Боюсь, я не смогу дать тебе освобождение от участия в представлении.

— Оно мне не требуется, Амина. Чем дольше я стою перед этими Чистыми, тем больше шансов, что один из них прикончит меня. Это все, чего я хочу: долгожданного покоя. Особенно после того, как в прошлом году погибла Анна.

Она тихо успокаивает его. Похоже, он плачет.

— Потерпи, — тихо говорит она. — У меня здесь есть болеутоляющее посильнее. Тебе станет немного легче, я имею в виду не только боль от ран.

Мне слышно, как она роется в ящиках, а затем говорит:

— Кажется, оно под кроватью.

После этих слов сердце едва не выскакивает из моей груди. В следующее мгновение ее лицо появляется рядом с моим. Мы смотрим друг на друга. Это девушка. Она немного старше меня, ей примерно двадцать. У нее копна курчавых волос и добрые, улыбчивые глаза. Значит, это та самая Амина. Я жду, что сейчас раздастся крик и девушка позовет кого-нибудь на помощь. Но она как ни в чем не бывало, хватает из-за моей спины небольшую коробку и выпрямляется.

— Вот, держи, — говорит она раненому артисту и продолжает прием. После него к ней за медицинской помощью приходят еще пять человек. Она же как будто не замечает меня.