Бен

Когда Амина уходит, мы остаемся в комнате одни. Жуем сухое овсяное печение и пытаемся осознать масштабы происходящего.

Эти четыре стены, эта девушка рядом для меня более реальны, чем семья, чем то место, которое я привык называть домом.

При мысли о матери, о том, что она сделала, у меня начинает болеть голова. С другой стороны, это существенно облегчает мне выбор — бросить старую жизнь ради девушки, с которой я только что познакомился.

Мы встречаемся с ней взглядом, и у меня перехватывает дыхание. В ее глазах столько боли. Необходимость оставить здесь Амину и Грету разрывает ее сердце на части. Но там есть и что-то другое — блеск, который, я уверен, есть и у меня.

Это реально. То, что мы обрели, реально и, несмотря на всю боль, волнует и будоражит.

Она встает, и мы движемся вместе, словно в хорошо отрепетированном танце. Неким загадочным образом наши движения синхронизированы. У нее такая мягкая кожа, моим пальцам ее темные волосы кажутся шелком, ее дыхание подобно свежему дуновению ветерка.

Мы снова будто под действием чар. Кажется, будто ничто не способно их разрушить, ничто не способно разъединить нас. Увы, в следующий миг от волшебства не остается и следа. За дверью слышно какое-то движение, в коридоре раздаются чьи-то торопливые шаги.

Мы отпрыгиваем в разные стороны, и она шепчет:

— Быстро в ящик!

Я запрыгиваю в него. Хошико в последний момент с грохотом захлопывает крышку. Я снова лежу, скорчившись, в кромешной тьме.

Дверь открывается, и я слышу приглушенные голоса. Напрягаю слух, пытаясь разобрать, что там говорят, но улавливаю всего несколько слов: «Сильвио… Бенедикт Бейнс… допрос». Затем я слышу ее истошный крик, дверь захлопывается и воцаряется тишина.