5
«Ты у меня молодец, Андрюша, — сказала мама, — и папа молодей, держится. Не переживай, скоро встанет на ноги…»
На этих маминых словах Андрей проснулся. Шатер экспедиционной палатки, освещенной солнцем, сочился мягким бутылочным цветом. «Еще один оттенок зеленого, — с ненавистью подумал капитан. — Сколько их тут? Надоело…» Как в старой песенке: «Оранжевое небо, оранжевый верблюд…» Замени слова — и будто про тебя сложено: «Салатный небосвод… Зелененькое солнце…» Тьфу! Больше всего на свете хотелось поваляться, решительно ни о чем не думая И чтоб кто-нибудь, например, мама, принес в постель шкворчащую яичницу и какао. И чтоб беззаботно струилось вокруг тихое, ленивое утро — так не хватает человеку ощутить раз в год тихое, ленивое утро. Картинка получилась жалостливая. Пришлось напомнить себе, что он капитан, что любая мелочь, даже невинная слабость к какао, может подорвать авторитет.
Андрей засопел, быстро оглянулся, не подслушал ли кто его мыслей, выполз из спальника.
— Подъем! — пропел он, врубая музыку и распахивая палатку настежь. — Кон-чай зе-вать, по-ра вста-вать! Все по порядку марш на зарядку!
Спальные мешки зашевелились, распались, но как-то вяло и потерянно. Ребятня вылезала мятая, серая. Больно было сгибаться. Разгибаться. Даже открывать глаза.
«Милые вы мои. За что я вас мучаю?» — Андрей закусил губу. Ну, прошли это дурацкое плато. Обогнули озеро. Наверстали график. Натопались на год вперед. Вверх-вниз, вверх-вниз… Сто вариантов камня. Гладкий. Острый. Трещиноватый. Дробленый. Покрытый мхом. Качающийся. Ползучий. Уже не действовали ни шоколад, ни кино на привале. На ходу веки слипались, смывая постылую картину: по желтому пунктиру катилась розовая точка — телеглаз исправно прописывал маршрут. Тина ушибла коленку, последний километр капитан тащил ее на закорках…
Чирикнул видеобраслет. Андрей включил связь.
— Привет, путешественники! — Лицо Нино — живое, объемное — всплыло над раковинкой экрана. — Всем — доброго утра! А тебе, Андрюшка, персонально: с днем рождения!
— Ой, поздравляем, поздравляем! — Тина вскочила. Скривилась. Косолапя шагнула два раза. И села.
— Ничего, это полезная усталость, — бодро сказал Андрей. — Спасибо всем, кто вспомнил. Спасибо, Нино…
Он тревожно заглянул в ее глаза. Нино еле заметно покачала головой, отодвинулась. Готлиб, пышный и румяный, сидел в проеме люка — будто на старинной овальной гравюре — и весело болтал ногами. Выходит, у детей первый период короче? Перестал кататься, стонать… У них нет даже трех суток — счет пошел на часы…
— Торжественная часть окончилась, а подарки? — как можно беззаботнее вскричал Андрей.
— Обещаю сегодня идти сама, — сказала Тина таким серьезным тоном, что у капитана пропала охота шутить.
— Что ты! Сегодня идти не придется. Поплывем на плоту.
Приятная весть вызвала слабые улыбки на лицах. Вид пышнощекого Готлиба тоже радовал. Пожалуй, один Най понимал истинное значение того, что малышу полегчало.
Нино снова заполнила экран:
— Между прочим, сорок часов истекли. Хватит прикидываться инвалидом!
— Ура, вот это подарок. Всем подаркам подарок! — Андрей выпустил воздух из рукава, разомкнул бандаж, зажимы. Волнообразно пошевелил рукой, освобождаясь. Плечо и локоть лишь чуть-чуть покалывало. — Ладно, не будем терять времени. Не скучай, Нино. Осталось немного… — Андрей отвел взгляд. — А ты, малыш, — он знал, что Готлиб хоть и занят заводной стрекозой, видит его на экране, — больше лопай и не огорчай взрослых. Пока…
Андрей не умел говорить с маленькими — воспользовался словами, которые когда-то слышал от отца. Смутился. Поспешил отключиться. И повернулся к Тинке — девчушка кривила губы, терла лодыжки, но думала не о себе — о нем.
— Ну-ка, давай сюда босолапки! — рявкнул Андрей. — И все остальные тоже: ноги вверх! Приготовься к массажу!
Он упер в живот крепенькую Тинкину ножку и жесткими ладонями растер мускулы. Особенно энергично работал помолодевшей правой рукой.
— Ой, горячо! Ой, щекотно! — завизжала Тинка.
— Не пищи, подставляй другую!
— «Шиатсу» помогает лучше, — скромненько заметил Рене. — Давление пальцев на болевые точки…
— Ужо погоди, выпишем специалиста с Земли, — с расстановкой произнес Андрей, едва справляясь с расходившейся Тинкой.
— А с Тембры вас не устроит? Пусти! — Рене так решительно оттолкнул капитана, что Андрей, раскрыв рот, подчинился: — Вертайся на живот, живо!
Тинкино тельце непроизвольно покорилось быстрым маленьким ладоням. Рене умело нащупывал большим пальцем болевые точки, снимающие усталость. Надавливал. И замирал на тридцать секунд. Пятки, икры, свод стопы. Поясница. Спина. Шея. Затылок… Височные точки. Ключичные. Бедренные. Надколенные…
— Следующий!
— Где ты так научился, эй? — удивилась Кирико.
— Не задавай глупых вопросов. Подставляй спину.
Теперь понятно, зачем это шустрое существо вечно торчало возле Андреевой матери. Хобби у человека медицинское…
Андрей отошел на берег. Далеко внизу билась и гудела река, двумя потоками вытекая из озера. Устье реки с треугольным островком посередине напоминало заячью губу.
Плот отсюда не спустишь. Надо переправляться. Будь Андрей один, раздул бы комбинезон до отказа и прыгнул в воду прямо с обрыва. Но что толку мечтать? Он не один…
— Не тушуйся, капитан. Где наша не пропадала! — Най, прикинув на глазок расстояние, выхватил из-за пояса диск, раскрутил, метнул. Разматывая ленту, диск усвистел ни ту сторону, вцепился якорями в грунт. Най пристрелил к берегу конец ленты. Закрепился. В мгновение ока перемахнул реку. И сделав в полувинте обратное сальто, мягкими приседом приземлился лицом к Андрею.
— Ух ты! — обомлела малышня.
Честно говоря, Андрей разозлился. Не за то, что придется одному сворачивать лагерь и паковать детсад. И даже не за самовольство горе-спортсмена — признаться, переправа получилась изящной и — главное в их положении — быстрой. Но что получится, если каждый из маломерков начнет демонстрировать храбрость и смекалку?
Когда визжащие и хохочущие «телеграммы» были отправлены и аккуратно приняты на том берегу, Андрей осмотрел стоянку. Смел в кучу мусор. Опылил струйкой остро пахнущей жидкости. Подождал, пока вся масса вспенилась — через час она исчезнет бесследно. Застопорил на ленте карабин. И ухнул вниз…
Най ждал у воды:
— Я вот тут деревце присмотрел. Для плота.
Андрей уже провел эксперименты с местной растительностью. Он усмехнулся, отсек диффером безлиственный сук, швырнул в воду. Сук завертелся на стремнине и медленно погрузился, посрамляя торопливого штурмана: дерево было тяжелее воды.
Плот собрали из резервной палатки. Он походил на корыто с ребристым дном и трубчатыми бортами. В торжественном молчании судно опустили на воду.
Журчание реки, плывущие мимо берега, «жук» в небе, под зеленым солнцем, удручающе подействовали на капитана. С этой обстановкой не вязались «чума» и разгромленная экспедиция Тембры, обреченные Готлиб и Нино. Слишком все выглядело красивым и безопасным. Не сочеталось с ужасом и непобедимостью болезни, вообще — с космическими путешествиями. Считать, что ты спешишь на помощь, загорая вот так, кверху брюхом в полном комфорте и идиллии, — нет, не очень это похоже на спасательный отряд!
Андрей попытался представить, чем заняты сейчас Нино и Готлиб, и не смог. Наверное, Готлиб задает наивные и прямые вопросы, на которые проще всего ответить так же прямо и наивно, но это-то и невозможно, а потому приходится выдумывать массу разных глупостей…
Изумрудное небо и журчание реки навевали дремоту. Разморили до того, что привиделось: мама везет его, крошечного, в колясочке с соской в зубах, и он громко, по-младенчески, причмокивает. Очнулся — паршивцы напихали своему капитану полон рот витаминной жвачки. Андрей с трудом разлепил зубы, выплюнул жвачку за борт, сделал широкий мах ногами, и, перекатившись через стойку на руках, оседлал корму.
Представшее перед ним зрелище привело бы в неистовство любого мало-мальски уважающего себя капитана.
Тинка, наполовину свесившись в воду, купала Бутика. Хлопья мыльной пены витали вокруг плота словно перья на птичьем базаре. Радужные пузыри убегали за корму, и чем больше отставали, тем больше вздувались. Над ними подозрительно кружились двуглавые орлы.
Мик дрессировал попугая. Гога злобно кувыркался на маленьком турничке, утратив от возмущения дар речи.
Кирико в ярко-желтом купальнике заплетала в косички густые черные волосы. И, затенив глаза длинными ресницами, мурлыкала непритязательную песенку:
За кормой волна играет -
Рыбы солнце унесли…
Позабыв об отчем крае,
Мы плывем на край Земли.
Позабыв об отчем крае,
Мы плывем на край Земли…
За кормой волна играет -
Рыбы солнце унесли…
Рене в плавочках, уцепившись за леер, полоскал в воде ноги, дразня пальцами стайку серебряных мальков.
Най, тоже в плавках, блаженно дремал, слегка всхрапывая и присвистывая. По дрожащим губам и усердному храпу Андрей догадался, чьих рук дело со жвачкой. А потому без лишних слов сгреб подстрекателя за руку, за ногу и броском через себя отправил в реку.
Раздался мощный всплеск. Най погрузился в темно-зеленую, как тушь, воду, и казалось, вынырнет крашеный с ног до головы — вроде попугая. Даже Гога, перестав кувыркаться, с интересом наблюдал одним глазом и злорадно щелкал клювом. За судьбу Ная Андрей не волновался: при таком течении самый захудалый пловец догонит плот за пять минут. А Най захудалым пловцом не был…
Река здесь делала поворот, огибая отмель, беспорядочно забросанную коричневыми суковатыми бревнами. Сначала никто не обратил внимания, что бревна зашевелились. А когда они пачками посыпались в воду, Андрей похолодел.
— Най! На плот! Живо! Най! — заорал он и замахал руками, забыв то единственное слово, которое выкидывает людей из воды вроде катапульты — «Акула!».
Двоюродный братец Нино бултыхался, дрыгал ногами в воздухе, выпрыгивал из воды, поднимал тучу брызг — жестикуляция Андрея показалась ему продолжением игры. Течение отжало плот к отмели, и в бревнах ребята распознали двуглавых аллигаторов. Соскользнув в воду, аллигаторы отрезали Ная от плота.
Андрей рухнул на колени, отщелкнул с пояса правый и левый лезвия аварийных якорей и прямо сквозь плот пригвоздился к дну реки. Натяжение линей скомкало борт, через пробоины вздыбившегося плота хлынула вода, но думать об этом было некогда. Андрей выхватил диффер и махнул очередь от борта до леса, по самой кромке отмели. Невидимые блок-капсулы вспороли воду и берег, по пути резанули пополам одно пресмыкающееся и отделили лежбище силовой стенкой. Однако и по эту сторону стенки обнаружилось семь пар нацеленных на убийство челюстей.
После глубокого нырка Най вырвался на поверхность глотнуть воздуха. — и едва не захлебнулся. Одним взглядом он охватил застывший с задранным носом плот в белых бурунах по корме и левому борту. Изогнутую, приподнятую вроде дорожки велотрека гладь воды. Сжатого напором течения Андрея. И рвущихся наперерез пловцу чудовищ
Не уйти! На беззащитном, непривычно голом теле ни ножа, ни универсального пояса. Андрей — не помощник: прицельная стрельба в этом месиве невозможна…
Уклонясь от беззастенчивой пасти, Най выдернул из воды плечо и ребром ладони рубанул аллигатора по башке точно над бугорком глаза. Аллигатор очумело подпрыгнул, хлестнул хвостом.
«Что, не вкусно? — подумал он не без гордости. — Легкую добычу нашли? А с дельфинами вы никогда не тренировались? Ах, вы даже не слыхали про дельфин-поло? Какая жалость! Какая жалость! Ну, кушайте на здоровье!»
С одним, с двумя аллигаторами он бы даже потягался, поиграл в пятнашки. Но пятеро впереди да пара за спиной — это уж слишком… У каждого, как у гидры, — две башки на шее!..
Что было мeoчи Най поплыл к силовой стенке. С разгона взлетел по изгибу. В тройном прыжке, едва коснувшись шершавых спин сиганув через двух аллигаторов, третьего съездил пяткой между глаз. Аллигатор обиделся и поплыл восвояси. Но успел самую малость зацепить обидчика хвостом. Кожу на левом боку будто теркой содрали…
«Теперь все — Больше не выдержать. Выстроятся веером и будут заходить поочередно — пока не истечешь кровью…»
— Най! — окликнули с плота.
Не упуская из виду аллигаторов, Най скосил глаза. Мимо, пуская «блины», волоча притопленную в воде ленту, просвистел диск. Лента набухла и развернулась в неширокий желоб.
Аллигатор попятились.
Воспользовавшись их замешательством, Най перевалил тяжелеющее тело в желоб. Перебирая руками, стал подтягиваться к плоту. Там тоже не зевали: Андрей, Рене, Кирико дружно — словно рыбаки сеть — тащили желоб из воды. Мик за их спинами распределял по дну мокрую мятую пленку…
Аллигаторы долго кружили, недоумевая, куда девалась добыча.
Изогнув шею, Андрей исподлобья оглядел экипаж и зашипел:
— Ну, пираты, водолазы, любители острых ощущений! Хлебнули приключений? Э-эх! Все мы хороши! Рене, займись раненым. Аптечный комплект вон в том отсеке. Лепи пластырем — целее будет. И рот залепи — чтоб не болтал. Держитесь крепче, сейчас дернет…
Андрей перерезал один линь — плот качнуло, накренило, начало разворачивать на волне. Перерезал второй — плот рванулся, будто ему ужас как опротивели эти места. Два фонтана ударили в пробоины.
Паники на борту не было. Кирико поспешно отвернулась, стерла кулаком неожиданные слезы и принялась спасать от наводнения разбросанные вещи. Рене отыгрывался на ребрах Ная. Мик пытался восстановить Гогины нервные клетки горстью изюма. А чисто вымытый Бутик таращился с Тинкиных колен в небо и бессмысленно улыбался.
Андрей щедро выдавил в течь самотвердеющий пластик. В пробоинах забухтело, всхлипнуло, накрепко схватило перерезанные края. Он привернул к жерлу «ветерка» патрубок, сунул в воду в углублении корыта — за борт полетела пенная струя воздуха и брызг
— А крокодилы хотели Ная съесть? — попыталась уточнить Тина.
— Почем знать? Может, играли в дельфин-поло… — Андреи перенес патрубок в новую складку дна. — А этот варвар их по зенкам, по зенкам… Кому понравится?
Най захихикал. И сунул нос под мышку — полюбоваться роскошно залатанным боком.
Высосав лужи, Андрей разобрал «ветерок». Стащил с себя комбинезон. Уселся в уголке, раскинув руки по бортам.
— Всем, принявшим участие в спасении штурмана, объявляю благодарность. Экипажу сутки отдыха!
Сутки отдыха… Неужели это он, Андрей Баландин, мечтает прожить хоть один день без приключений?!
С изумрудного неба сияла выпуклая раскаленная бляха цвета окисленной бронзы.
— Мы избаловались, товарищи экипаж! Солнце жарит как переспелое! Еда на тарелочке — только мигни. Водичка убаюкивает, ножки трудить не надо… Гербовые орлы воздушной гимнастикой развлекают… Цирк, а не переход, так?
— Так! — дружно гаркнули в ответ товарищи экипаж.
Плот плыл сам по себе. Андрей вздул в корме возвышение с креслом, нарек его капитанским мостиком. Народ, как водится, ел начальство глазами…
— Подумаем, однако, куда этот цирк мог нас завести. — Андрей посуровел. — К гибели человека. Совсем… Насмерть…
Тина часто-часто заморгала.
— Отставить сырость! Я созвал собрание не для того, чтобы покаяться. Мой проступок — на моей совести. Но и вы должны каждую минуту твердить себе, повторять перед сном: этот поход не прогулка, кто-то из нас может не дойти…
Он и сам не верил в то, что говорил. Пестрый день в ярком бутылочном мире — разве он может кончиться трагически? Да и о трагедиях ли думать ему, шестнадцатилетнему капитану? В кои-го веки не иметь над собой ни одного взрослого, который ограждал бы и запрещал… И вот, пожалуйста, — он вынужден ограждать и запрещать!
Мелькнула мысль: «Зря пугаю. Кого я приведу на Маяк? Жалкое дрожащее пацанье? Сопли-слезы до пупа и носы подмышкой? Кто мне за них скажет спасибо?»
А ты за «спасибо» работаешь?
А те, на Тембре?
А Готлиб, а Нино, которые не дошли?
Нет уж, пусть жмутся друг к дружке. Пусть за ручку держатся. Лишь бы слушались, далеко не отползали…
— Кто-то может не дойти! — жестко повторил Андрей, обрывая тягучую паузу. — И если это буду я — вас поведет Най. Доведет, разместит на Маяке и заложит в передатчик этот кристалл.
Он извлек из гнезда в поясе граненый цилиндрик, высоко поднял над головой. В кристалле отразилось солнце, бросив на лица зеленые блики.
Кирико заслонилась ладонью.
— Внимательно смотрите. Вот гнездо. Вот кристалл. Не отворачивайся, Най, не хмурь брови — все может случиться. Мы должны быть готовы. Если же… Если же я исчезну вместе с кристаллом, зарубите на носу: под передатчиком горит красное окошко: «При аварии разбить стекло». Так вот, любой, кто доберется, даже ты, Тина, помните: подойти и разбить. И все.
— А Бутику тоже можно? — испуганно пискнула Тина.
— Можно. И тогда Маяк передаст на Землю сигнал тревоги, ясно?
Никто не ответил. Тень опасности нависла над отрядом.
Этого Андрей и добивался.
Снова и снова вставали перед глазами капитана четырнадцать карантинных точек на Тембре, незрячие гермошлемы, туманные от слез мамины глаза. Усилием воли он выпутался из воспоминаний. Тихоня Тина плескалась в огороженном куском желоба участке реки. Най загорал в поясе поверх плавок. Мик просматривал «Биологический определитель», а Гога пробовал выбить кристалл из его рук. Лишь Кирико и Рене по обыкновению спорили. Андрей прислушался.
— Ты лучше прямо скажи: не знаю, — наскакивала Кирико. — А если знаешь, то не напускай на себя умный вид, просто выскажись… Или тоже собрание собирать?
«Вот шпилька!» — мысленно выругался Андрей.
— Я же не сказал — «знаю», я сказал — «предполагаю», — рассудительно заметил Рене. — Имею рабочую гипотезу происхождения двуглавости здешней фауны. Суть в ночном небе. Звезд нет, так? Луны нет. А небо светится. Вот я и думаю, что животные Геокара вообще не спят. У каждого есть ночная голова. А есть дневная. По принципу: «Ум хорошо, а два лучше!»
— Ой, как интересно! — Кирико была потрясена перспективой никогда не спать. При ее непоседливости это было как раз то что надо — она давно горевала, что треть жизни проводит во сне… Поразмыслив, хитро сощурилась: — А как твоя гипотеза объясняет, почему звери не запутываются?
— Между прочим, — Мик на минутку оторвался от «Определителя» и без улыбки посмотрел на спорящих, — твоим телом тоже два полушария мозга управляют, однако ты не путаешься!..
Первоначально Андрей планировал плыть лишь днем. Но река была такая спокойная. Вечер безветренный. Берега мягкие, приветливые. Короче, решили не останавливаться. Натянули навес. Обнесли плот по бортам сеткой гипнозащиты. Андрей подремал после ужина. А когда все заснули, определил себя на ночную вахту.
Приглушенные расстоянием, доносились послезакатные вскрики джунглей, раскатистый хохот, уханье. Журчала вода. В пепельном свечении неба все вокруг приобретало тяжелый табачный оттенок.
Андрей нерешительно тронул розетку даль-связи. Видеобраслет будто только этого и дожидался — коротко чирикнул в ответ.
— Привет, не спишь? — прошептал Андрей, вглядываясь в изображение Нино. Ее большие угольные глаза стали еще больше и мерцали в темноте.
— Нет, о вас думаю. Утихомирились твои?
— Сон на свежем воздухе полезен, откладывают в запас, — уклончиво сказал Андрей. — Устала?
— Сидя-то на одном месте? Сказал тоже! Или это знак внимания?
— А ну тебя! Уж и спросить нельзя. Какие-то вы, девчонки, странные. Дня вам не прожить без комплиментов да без знаков внимания. А я что? Не устала, так и не устала!
— А вы?
— Лежа кверху брюхом на плоту? Шутишь! Дача это, а не спасательный отряд.
— Все же поосторожнее, мало ли что?
— Боишься за меня? — Андрей самодовольно ухмыльнулся.
— Дурак! Очень ты мне нужен. За малышей волнуюсь… За брата…
Андрей вспыхнул и не ответил резкостью лишь потому, что уловил под навесом сдавленный смешок. Откинул полог — и побелел от ярости. Этот — язык не поворачивался назвать его благородным словом! — настроившись на волну даль-связи, не только подслушивал, но еще и кривлялся перед изображением Нино. Одним движением Андрей за ноги сдернул Ная с постели и замахнулся.
— Андрей! — остановила Нино.
Андрей опомнился — опустил руки.
— Ладно, парень. Твое счастье… Задернись — видеть тебя не хочу!
Струхнувший Най юркнул под навес.
Боясь заглянуть в глаза Нино, Андрей поглубже вдвинулся в капитанское кресло.
— Спи, — прошептал он. — Я не буду отключаться.
Нино промолчала.
…Наверное, он, все же задремал. Пробудила фраза, произнесенная прямо в ухо: «Не хочешь видеть — не надо. Ушел к Маяку, не ищите».
Голос звучал из видеобраслета. Изображение отсутствовало. Щелкнуло — фраза повторилась. Видно, Най не надеялся, что Андрей проснется с первого раза.
Предчувствуя недоброе, Андрей приподнял полог. Ная не было.
— Мальчишка! Глупец! — зашипел Андрей сквозь стиснутые зубы. — Трус! Трус! Трус!
Твердый предмет подвернулся под ногу возле кресла. Андрей едва не отшвырнул его за борт. Но все же поднял. И присвистнул от удивления: пряжка с пояса Ная — управление «жуком». И об этом позаботился. Не с кондачка с плота рванул, хорошо подумал…
Из браслета вновь зазвучало сообщение Ная. Не дослушав, Андреи перебрал кнопки радиорулей, задал автоматический поиск. Тускло блестя полосатыми боками, «жук» зарыскал, заметался, скользнул над кромкой воды вниз по реке. Вода, отражая светящееся небо, тоже светилась.
«Вплавь ушел», — подумал Андрей. Будто был еще какой-нибудь способ уйти с плота!
«Жук» выцелил на стремнине и передал на экран изображение Ная: в комбинезоне и ранце, надвинув маску, вытянув руки перед собой, Най резал волну реактивной струей «ветерка». Угадав мелькнувшую над головой тень, он повернул к берегу, ловко выпрыгнул из воды, погрозил кулаком телеглазу и нырнул в заросли. На вызов не откликнулся.
— Эгоист! Авантюрист! Дезертир! — вполголоса гремел Андрей, чтобы не разбудить поредевший экипаж. — Поймаю — вздую!
Бедная Нино! Еще это на ее голову!
Андрей прокрался на нос, вплотную подогнал «жука», завел буксир, пристроил «ветерок». «Жук», взмыл, трос натянулся. Две полоски волн усами разбежались по воде. Вскипели буруны. Плот разогнался и все быстрее понесся вслед за «жуком» по середине реки. Андрей вернулся на корму, осмелился наконец взглянуть на экран, приветливо помахал изображению Нино:
— Ты за него не бойся, догоним! Простая арифметика — другой дороги ему нет! Еды у него в ранце на три дня. Поторопится — раньше нас на Маяке будет… Обещаю горячую встречу!
Андрей говорил, говорил, не умолкая ни на минуту, чтобы не осталось сомнений. И ни словом не обмолвился о том, что на браслете Ная их маршрут действительно проложен, а вот местоположения ее кузена на их экранах нет…
Ночи Геокара нудные, тягучие. Безлунное, беззвездное небо не меняется до самого рассвета. Андрей клевал носом, встряхивался, плескал водой в лицо, смотрел, который час, и снова задремывал. Стало прохладно. В комбинезоне это не чувствовалось, но руки и уши слегка зябли. Он поежился, сунул руки подмышки и на этот раз, кажется, заснул прочно…
Рывок выкинул его из капитанского кресла и швырнул головой в полог. Плот вибрировал, вращался. Лопались какие-то струны. Взбрыкивали волны. Надсадно выл «ветерок».
Пока Андрей выпутывался, пока ползком пробирался на корму, экипаж пробудился. Раздались испуганные, сиплые спросонок голоса:
— Тонем?
— Кит, да?
— Шторм?
— На мель наскочили?
Сначала Андрей тоже подумал про мель. Жерло «ветерка» от удара выскочило из воды и бешено хлестало воздушной струей в облака. Одурманенный сном и творящимся вокруг безобразием, Андрей не сразу догадался, — как ее выключить. Наконец нащупал кнопку. Наступила тишина. Плот перестал дергаться, замедлил вращение, остановился.
Вокруг что-то плавилось, вспыхивало, пускало зайчики. Длинные огненные плети стелились по водной глади, горбились, колебались на волнах, вцеплялись в борта. В стороне от плота бился в волнах «жук», сброшенный рывком буксира в воду. Полосатая туша подлетывала, вздымая брызги и светящиеся канаты. Замирала, звеня от напряжения. И вновь обрушивалась.
Дети озирались, жались друг к другу. В панике никто пока не заметил отсутствия Ная. Сказать, что удрал, — перепугаются. Придется соврать.
— Най отправлен на задание — подготовить дневку, — бодро сказал Андрей первое, что пришло на ум. Кирико с сомнением стрельнула в него раскосыми глазками, но ничего не спросила. Беда с этими проницательными девицами девяти с половиной лет!
Со всей возможной осторожностью Андрей наклонился над бортом. Плот топорщился обрывками стелющихся по течению лент, словно шкура дикобраза. Отстегнул нож, оголил лезвие. Подсеченная лента упала на дно плота — и приклеилась.
— Это водоросли. Вроде наших ламинарий, — растолковал Мик после небольшого раздумья. — На Земле длина их достигает шестидесяти метров.
— Весело. — Рене присел на корточки. — Они здесь не кровососущие?
Ударила волна. Рене потерял равновесие, качнулся, оперся рукой.
— Полегче, бронтозавры! — выругался он. — Уши отдавите! Рванулся изо всех сил — ни с места!
— Пленку порвешь, — умерил его пыл Андрей. И тут же мысленно обругал себя: больше, конечно, не о чем заботиться, только о пленке. Раздвинул любопытных, присел рядом: — Не жжет?
— Кажется, нет.
— Не щиплет? Не крутит?
— Да нет. Только не пускает.
— Маленькая собачка не лает, не кусает… — фальшиво протрубил Андрей.
Вот вам и прославленные нейтральные пленки! Ни вода, ни огонь их не берут, кислота не жрет, все земные клеи, как ртуть, скатываются. А жалкая инопланетная водоросль прилепилась — ножом не отскрести!
— А ну-ка, милый, сконцентрируйся, похлопай ладонью. Превосходно. Еще разок. Молодец. А теперь, дружок, вылезай из комбинезона!
Приказ был неожиданным, но Рене подчинился. Раздернул молнию. И пыхтя, извиваясь, начал исполнять сложный акробатический этюд — неимоверная задача, ежели правый рукав прибит к полу!
Лазерным паяльником Андрей вырезал водоросль вместе с куском плота, поднял комбинезон Рене — с безобразно свисающими с рукава лохмотьями. Да, с такой боевой нашивкой не разгуляешься.
Слой за слоем Андрей выпарил водоросль с обшлага. Почти норма. Так, небольшой шершавый след. Кое-что, товарищ природа, мы еще можем.
Интересно, почему это банное прилипало не трогает живого тела?!
Андрей обнажился до пояса и осторожно свесился за борт. Держа нож наготове, погладил колеблющуюся ленту. Вернее — попытался погладить: участок ленты выгнулся и притонул, словно не мог вынести человеческого прикосновения.
— А-а, боишься! — вскричал Андрей. — Так получай!
Взмахом ножа скосил и пустил по течению целую плантацию водорослей. Перегнулся. Чиркнул еще плеть. И пополз по периметру плота, выкашивая подводный луг.
— Волосы Вероники, — вслух подумала Кирико.
Наверное, это было красиво. Наверное, это и впрямь походило на длинные русалочьи волосы. Андрею некогда было любоваться. Он сбросил комбинезон, соскользнул в воду и, держась за леер, быстро расчистил полосу метровой ширины. Потом, не погружаясь, начал брить плот снизу, сколько доставала вытянутая рука.
Распаленный борьбой, Андрей не сразу понял, кто дергает его за плавки, а потому допустил оплошность: крутнулся и одновременно вильнул в сторону. От такого приема ломкие земные водоросли обычно отпадают сразу. Но геокарские натянулись, спружинили — и рванули Андрея вниз.
— Мама! — вскричал он, захлебываясь. Беспорядочно замолотил руками и ногами. Но все же не разжал пальцев, сомкнувшихся на рукоятке ножа.
Вообще, ему посчастливилось дважды; он нечаянно перерезал вцепившуюся в него ленту и так же нечаянно всплыл там, где нырнул, — не под плотом и не в гуще подводных зарослей. Тотчас много не очень сильных, но настойчивых рук ухватили его за волосы, за приставшие к плавкам водоросли — и перевалили на плот. Он лежал кверху лицом и дышал, дышал, дышал, медленно расслабляясь.
Через час, уже взбодренный «шиатсу» и напоенный крепким чаем, он сидел, скрестив ноги и прислонясь спиной к креслу. Кожа после массажа горела, но внутри все еще было знобко. Из-за стены джунглей выпорхнуло странно удлиненное солнце. Река расчесывала «волосы вероники». От шевеления прядей у Андрея кружилась голова, тошнота подступала к горлу.
На плоту было преувеличено тихо. Мик делал вид, что читает, Тинка нашлепала за какую-то провинность и поставила в угол робота. Рене разминал уставшие после «шиатсу» пальцы. Кирико сосредоточено водила ладонью по тупой стороне Андреева ножа.
Надо было встать и снова идти в воду. И резать, резать водоросли, пока в груди хватит кислорода, резать до тех пор, пока не освободит плот. А потом еще столько же — пока не освободит «жука». Андрей понимал это как руководитель отряда, как шестнадцатилетний гражданин Земли, как сын оставшихся на Тембре родителей.
Но понимал и другое. Не пересилить ему себя. Слишком дрожат коленки. И тошнит, едва взглянешь в воду или просто зажмуришь глаза. Он пропитывался презрением к себе, казнил себя за бессилие. И все же не мог заставить себя заглянуть в лицо Глубины.
Неслышно ступая, подошла Кирико, привычно села на пятки, сложила руки на коленях.
— Это пройдет, капитан! — Она впервые назвала его капитаном. — С ловцами жемчуга такое тоже иногда случается.
— Спасибо, Кирико. — Андрей безразлично пожал плечами. — Нам ли равняться с ловцами?
Он знал, что спортсмены-ныряльщики школы ловцов жемчуга не признают аквалангов. Впрочем, с этим на плоту все в порядке: ни скафандров, ни аквалангов. Да и какие скафандры в этих липучих зарослях? Может, когда-нибудь его внезапный страх и пройдет. Безусловно, пройдет. Но когда? Через день? Через месяц? Через год? В утренних лучах солнца над водой начинала куриться зеленоватая дымка.
— Не возражай, капитан, я пойду. — Смуглая ладошка накрыла его большую ладонь. В раскосых глазах не прыгали обычные бесенята.
— И правильно. И иди! — вяло согласился Андрей. И только тут до него дошло: — Туда? Ну уж нет!
— Я внучка рыбака и ныряльщица подготовительного цикла. Четыре минуты без дыхания — кто еще так может? И потом… — Кирико помедлила, но не опустила глаз: — Я пойду без купальника…
Не лишено смысла. Водоросли неравнодушны к «вечным» земным пленкам. Зато, как черти лазера, боятся человеческого тела. Или человеческого тепла?
Но пустить туда одну? Андрей поежился.
Лучшим ответом сейчас было бы вскочить, накричать на самоуверенную девицу, ринуться и перерубить все, что держит плот. Трус! Сделай же так! Покажи им! Что они про тебя воображают, в самом деле? Ты же! тряпка, а не капитан!
Но от одного взгляда вниз вновь замутило, и Андрей понял, что ничего сейчас не выйдет… Ни-че-го!
Может, подождать денек, мелькнула малодушная мысль. Они же наверстали график, даже опередили его. Подождем…
А Готлиб тоже подождет? А Нино?
Андрей чуть не заплакал от презрения к себе. «Скупыми мужскими слезами», — сказал бы отец, поднимая за подбородок его лицо. И прибавил бы с грустью: «Боишься признать, что другие тоже кое-что умеют. И не хуже тебя».
«Она ведь девочка. Ты сам учил… Я просто струсил…»
«Храбрость не в том, чтобы подставлять голову. Храбрость — в умении распорядиться обстоятельствами. И если нет иного выхода — разумно рисковать… Ты уверен в ней?»
А правда, уверен? Звание «ловца» просто так не дается. Даже подготовительного цикла.
Или завидуешь? Девчонка вдвое младше тебя выручает отряд, а ты сидишь как бревно, оберегая личный авторитет. Наглотался воды и начисто потерял соображение…
— Кирико. Пойдешь от носа к корме, течение относит срезанные водоросли. Полторы минуты работы, четверть часа перерыв.
— Полторы? — переспросила девочка.
— Полторы. Я на страховке.
Андрей исподлобья посмотрел, не потешается ли кто-нибудь над его решением. Нет, все при деле. Тинка учит Бутика рисовать. «Да не так, глупый, разве это цыпленок? Это кубик на ножках! Плавно линию веди, не обрубай!» Мик, пристроив на переносицу кинокамеру, запечатлевает окружающий пейзаж. Гога кривым клювом чистит перышки. Рене, не глядя в их сторону, задумчиво грызет ногти. Никто не обвиняет капитана в малодушии.
За стеной навеса, отделяющей носовую площадку, уместиться вдвоем трудно. Чтобы меньше занимать места, Андрей сел на борт, спустил ноги в воду.
Кирико сбросила купальник. На ней лишь хрустальный овал маски, волосы стянуты блестящим полуобручем. Короткой цепочкой прикован к браслету нож.
Держа голову вызывающе прямо, напряженная, неестественно вытянутая, девочка сделала два коротких шажка и без плеска ушла под воду.
«Жаль, Нино не увлекается «ловлей жемчуга», — почему-то подумал Андрей. И покраснел.
Полторы минуты длились мучительно долго. Когда все мыслимые сроки прошли и Андрей уже готов был кинуться на помощь, вода разомкнулась. Чувство времени у ныряльщиков развито прекрасно: Кирико опоздала всего на пять секунд.
Андрей схватил ее за руку, вырвал на плот. И неловко — оттого, что старался не смотреть, — накинул ей на плечи расстегнутый комбинезон. Последующие четверть часа они не проронили ни слова.
Когда плот стронулся с места и ткнулся носом в поверженного «жука», когда «жук», встрепенувшись, взмыл на высоту буксирного троса, когда, наконец, Кирико словно опытный лоцман провела караван прорубленным в зарослях коридором чистой воды и обессиленно прикорнула на носовой площадке, Андрей на руках прошагал по борту в корму и занял «капитанский мостик». Здесь ничего не изменилось. Только Мик снимал кинокамерой дирижабль, реку, водоросли. Да Рене, покончив с ногтями, ожесточенно мочалил в зубах витаминную жвачку.
— Почему не кричим «ура»? — обратился капитан к экипажу.
— Ура! — послушно отозвались в два голоса Тина и Бутик. Робот уже начинал болтать на человеческом языке.
Рене промолчал. Только жарко покраснел всей кожей, включая уши, затылок, шею.
— Ты чего, парень? — спросил Андрей, обнимая его за плечи.
— Уйди! Ненавижу! — прохрипел Рене, резким движением плеча сбрасывая руку.
«Мал еще рычать на старших!» — хотел прикрикнуть Андрей. Но вместо этого виновато пробормотал:
— Ну-ну. Будь мужчиной.
От этих слов Рене вдруг всхлипнул, на четвереньках кинулся под навес и забился в самый дальний угол.
7
Буря разразилась внезапно.
Вот только что был изумрудный день, по небу бежали жемчужные тучки, звонко играла река. Вдруг налетел порыв ветра. Застонали джунгли. Запрыгали барашки по воде. Клубы зеленого тумана опустились на самый плот. Посыпались колкие мокрые листья. Хлынул дождь. Застучали градины. В клочьях пены и брызг обрушились волны. Будто взбаламутили сверху донизу огромный аквариум. Дышать стало нечем. Плот швыряло и гнуло, экипаж под навесом тоже швыряло, точно люди находились внутри футбольного мяча, которым осатанелый игрок все время лупит в штангу…
Андрей надвинул маску, выполз наружу — и задохнулся от напора ветра. В грязно-зеленой мгле сливались небо, вода, берега. Шквалы играли «жуком», и если бы не буксир, давно уж унесли бы его за облака. Вцепившись в леер, не обращая внимания на вращение плота в водоворотах, Андрей дергал пряжку управления, пока, наконец, не снизил «жука» впритык к плоту, не зачалил намертво.
Световой зайчик на экране видеобраслета указывал на Маяк. Кое-как определившись, Андрей погнал плот к берегу, близость которого ощущалась по приглушенному шуму леса. Уловив толчок, Андрей выпрыгнул, провалился в ил, но кеды отрастили перепонки, и ступать по вязкому дну стало легче.
Как ему сейчас не хватало Ная!
— Вылезайте по одному! — скомандовал капитан, сунув голову под полог, перекрикивая лес и ветер.
«Спасатели» походили на мокрых куриц. У каждого Андрей проверял берет, маску, застежки комбинезона. И только нанизав на карабин страховочного шнура, выпускал наружу.
— Включайте фонари. Беритесь за борт с этой стороны — с той «жук» и один управится. Приподняли. Пошли.
Андрей навесил свой угол ноши на лямки ранца. Мик, Рене и Кирико подставил плечи. Тинка шагала налегке, поскольку с головкой проходила под плотом. Лавируя между деревьями, они углубились в чашу.
К счастью, уже в сотне метров от воды порывы ветра ослабели. Натянули косой навес. Костер после зеленого ада показался уютным и милым, как утренняя зорька на черноморском пляже.
— Странно, — сказал Андрей, глядя на огонь. — Иду с вами второй день. Третьи сутки на Геокаре. А кажется, знаю всех с самого рождения, с первого вашего шага. Хорошо бы у меня в самом деле было столько братьев и сестер!
— Спасибо «костной чуме», породнились! — кривя губы, пробурчал Рене. — Теперь у нас один папа — Космос, одна мама — Земля. Если примут в свою семью…
— А Нино тебе тоже сестричка? Аль племянница? — невинно поинтересовалась Кирико. Здесь, на суше, будто и не было тех тягостных часов на носовой площадке плота.
Грянул хохот и не утихал минут пять. Даже Рене не выдержал, прыснул в кулак. Видеть радостными эти симпатичные мордашки оказалось ужасно приятно. Андрей незаметно потер ладони. А помнишь, как ныл: «Сопливчики, слюнявчики, манная каша». Кто кого воспитывает? Ты их или они тебя?
Если б только не Най.
Не Най. Не Готлиб. Не Нино.
— На первое — суп-бозбаш, на второе — фрикадельки с рисом! — Тина, подражая Нино, восторженно закатила глазки.
— Суп-бозбаш врагу не отдашь! — продекламировал, ненатурально улыбаясь, Бутик. Он все чаще выступает со стихами собственного производства. Умнеет роботенок не по дням, а по часам.
Запах — на весь лес. Даже Гога умильно вертит головой и, глубоко приседает шеей, пока Мик дует в ложку, культурно берет ложку лапкой и начинает клевать. Кирико вскрыла-второе. Тарелочки с фрикадельками, разбухая, скользят по надувному столу…
Истошный визг подкинул всех со своих мест. Гога в панике выронил ложку, перепорхнул на дерево. Минуту или две никто ничего не мог понять.
— Там! Там! — указала трясущейся рукой Кирико, Глаза ее остановились на перекошенном лице. — Уберите!
Андрей проследил взглядом — на ветке, свесив хвост, сидела белая красноглазая крыса. Ноздри ее шевелились быстро-быстро, как жвала у заводной стрекозы.
— Привет! — Рене насмешливо раскланялся. — Те же и белая голубка! По земной пище соскучилась?
Не подозревая, насколько же он прав, Рене похлопал ладонью. Под руку подвернулся продолговатый плод вроде огурца. Рене прицелился. Разбойничьи свистнул. И врезал в дерево так, что от огурца только брызги полетели. Крыса, отпрянув, рухнула. Но уцепилась хвостом. Покачалась. Вновь оседлала ветку. И, пискнув, потрусила прочь.
— То-то я ломаю голову, чего на планете не хватает! — попробовал разрядить обстановку Андрей Не нравилась ему напряженная пустота в ребячьих лицах. У него у самого от визга Кирико до сих пор звенело в ушах. — Кстати, Рене, как это согласуется с твоей гипотезой: у этой древолазающей красотки всего одна усатая морда, я рассмотрел…
— Она вообще похожа на земную лабораторную, это ничего не значит, — заметил Мик, перестав жевать.
— А где тут птички вьют гнезда и высиживают птенчиков? — спросила Тина. — Крысы ведь любят полакомиться птичьими яйцами…
Никто не ответил. В полном молчании Мик переломил фруктовую коробку. Сморщенные стручки мгновенно ожили на воздухе, пожелтели, налились душистым соком и мякотью.
— Не хочу бананов, — закапризничала Тина. — Здесь и так все пропахло бананами. Не хочу!
— Не хочешь — не ешь. Вот тебе мандарин, выкатывайся из-за стола.
Жесткие глянцевые листья лиан внезапно побелели — на лагерь хлынула снежная лавина. Тысячи зверьков, сыпались сверху, мягко шлепалив оземь, копошились, грызли все без разбора, пробегали прямо по ногам.
Андрей выхватил диффер.
— Быстро ко мне! Теснее, теснее! Тину в середину! Сожмитесь. Подберите ноги. Еще тесней. Еще чуток!
Хорошая все-таки штука — пояс разведчика. Пузырек индивидуальный гипнозащиты мгновенно очистил от грызунов пятачок возле костра. Маленький — не больше метра, впятером едва уместишься, но главное — недоступный для крыс.
— На помощь! Гоге каюк! — завопил попугай.
Мик дернулся. Андрей еле удержал его за плечи:
— Ты что? Головы не жалко? Ничего с твоим попугаем Гогой не сделается!
Гога перепархивал с ветки на ветку, жалобно взывал, отдаляясь.
— Братцы! Мик! Наших бьют!
Крысы погребли под грудой тел плот. Добрались до «жука». Завозились в распахнутой гондоле. Полетела упаковка. Взвились клочья коробок. Крысы хватали передними лапами тарелки. Прокусывали. Шалели от запаха. Усаживались на хвосты. Урча, обжигаясь, ревниво отворачиваясь от соседей, чавкали.
Одна волокла втиснутую в тюбик бочку варенья.
Другая катила в пузырьке цистерну молока.
Третья жадно поглощала из пачки горошины помидоров.
— Это ж целый ящик, сто порций! Ее разорвет как бомбу! — хихикнул Рене.
— Тебе жалко? Мне ничуть. Держитесь теснее. Марш за мной!
Андрей, как клуша с цыплятами, сделал шаг, другой. Невидимая граница гипнозащиты ползла по земле к гондоле. Грызуны пищали, отбивались лапами от волн страха, пятились, рассыпались и снова собирались, мельтеша перед глазами и беспрерывно чавкая
Тут палкой не отобьешься. Крысоград!
Неожиданно крысы подняли морды. Принюхались. Взвизгнули. И заметались как угорелые. Они кружили, сталкивались, подпрыгивали на свисающие сучья, карабкались по плетям лиан. Обрывались. Шлепались. Снова карабкались. Верещали. Сучили лапами. А со всех сторон из зарослей наступали двухголовые сиамские кошки размером с леопарда. Двигались они неторопливо, грациозно, даже чуточку лениво. Небрежно глушили лапами ослепших от ужаса крыс. Хватали клыками удирающих. Трясли лианы, в прыжке настигали свалившихся — не одной челюстью, так другой. Белые трупы усеяли землю.
— Не примутся ли потом «сиамские близнецы» за нас? — задумчиво спросил Андрей. — Не хотелось бы…
Он разомкнул защиту и, расшвыривая снующих под ногами крыс, поспешно обнес проволочкой костер, плот и несколько толстых стволов.
— Они не близнецы, — поправил Мик, восстанавливая научную истину. — Они — одно существо…
— Близнецы не близнецы, а лопать будут в две глотки. Давайте-ка, друзья, проверим, что нам оставили непрошеные гости?
Увы, с учетом аварийного запаса пищи в ранцах осталось на два дня. И то не досыта.
Это, конечно, был удар: два дня — тот срок, который Андрей поставил себе на завершение пути. Если, конечно, больше ничего не случится…
А собственно, что остается? Только дойти. Дойти без опоздания и потерь…
Андрей строго оглядел свое воинство:
— Кто там хлюпает носом? Нет таких? Мне показалось? Какие будут предложения?
— Провести собрание, — ехидно обронил Рене.
— Это мы сделаем на Маяке, — отмахнулся Андрей. — Посерьезнее, коллеги! Скажу честно, еды у нас пшик. А вокруг, сами по себе, гуляют кошки и облизываются, глядя в нашу сторону…
Вокруг столбиками сидели двуглавые кошки. Мурлыкали. Жмурились. Елозили хвостами по земле. Если бы не леопардные размеры, нипочем бы их от земных не отличить, невзирая на две пары глаз, ушей и усов. И выжидали кошки достойно и гордо — будто заслуженной награды после трудов праведных…
«Обложили — словно мышь в норке! Не выпустят ведь. Ни за что не выпустят. Терпения у них хватит…»
Андрей погладил рукоятку диффера. Садануть бы по тем кустам, где пореже. И к берегу. Тинку на шею. Кирико с Рене под мышку. Мику приказать, чтоб за пояс крепче держался Пока опомнятся — удерем.
А по водичке вплавь… Поскольку плот отсюда таким манером не вызволишь. Нет, капитан. Это не способ. Тебя учили тысячу раз посчитать, прежде чем хвататься за диффер. Вот и считай.
— Непонятно их поведение, — пробормотал Мик, не отрываясь от кинокамеры. — Они должны кидаться на проволоку и в страхе отползать. Опять кидаться. И опять отползать. А эти спокойно ждут, пока мы вылезем. Такое впечатление, випарды знакомы с защитой…
— Кто?
— Випарды.
— Ты их уже окрестил? — думая о чем-то своем, спросила Кирико.
— Имею право. Как первооткрыватель. — Мик вставил в кинокамеру новый кристалл. — Недооцениваем мы их, вот что! А раз недооцениваем, то и не обхитрим.
Андрей с интересом взглянул на юного натуралиста. Всезнайка! До пояса не достает, а туда же, с выводами. Хотя выводы интересные. Какая-то тайна за кисками, пожалуй, кроется.
— Обхитрим! Или мы не разведчики?! Раз они уже с человеком встречались, пусть встретятся ещераз… Подъем, мальчики и девочки! Прорываемся к воде.
Когда Андрей поднялся, випарды оживились, чаще задвигали ушами, громче замурлыкали. А некоторые совсем по-домашнему повалились на спины и принялись перекатываться с боку на бок, тереться головами о землю. Определенно проявляли интерес к капитану. Жаль, интерес гастрономический.
— Покатаюсь-поваляюсь на Андреевых косточках, — мстительно заметил Рене.
Андрей наскоро поставил заплаты на плот и оболочку «жука». Подпаял сетку защиты. Затоптал костер.
— Порядок! — Он хлопнул ладонью по борту. — Построились! Быстро, быстро, не на концерте самодеятельности. Рене — замыкающим. Тина, Мик, Кирико — за мной. Держитесь под плотом, голов не высовывать! Будем надеяться на их растерянность.
Поврежденный крысами «жук» утратил часть подъемной силы, плот перекосило. Андрей переместился ближе к середине. Защелкнул карабины лямок, покачал плечами для равновесия. Взмахом ножа перерубил проволочку гипнозащиты. И рванул вперед, внимательно прислушиваясь к шелесту ног за спиной, — неуклюжим шажкам Тинки, коротенькой припрыгивающей походке Кирико, бесшумно-осторожной перебежке Мика и подчеркнуто плотной поступи Рене.
Випарды прямо-таки остолбенели от их наглости. Помаргивали. Хлестко били хвостами. Можно сказать, в недоумении всплескивали лапами. Но быстро опомнились. Длинными скачками опередили беглецов. Сомкнули кольцо. И неслись рядом сильными черно-бежевыми тенями. Вот один оттолкнулся. Распластался в воздухе точно спрут — распушив хвост, вздыбив шерсть на загривках, оскалив обе клыкастые пасти. Наткнулся на гипнозащиту плота. Взвизгнул. Мягко шлепнулся наземь. И кубарем покатился в кусты.
— Первый! — возбужденно завопил Андрей.
От этот вопля кошки еще больше освирепели. Они поодиночке и парами взлетали, визжали, откатывались, горестно мяукая,
Андрей все убыстрял шаг, что-то выкрикивал, размахивал ножом и диффером — настоящий пират, спасающий награбленные сокровища. Во имя далекой Земли они шли на абордаж. Плот метался за спиной, на поворотах кого-нибудь заносило, чаще всего — Бутика. Робот шумно тормозил, взревывал сиреной. Кидался обратно. И несколько шагов ковылял, цепляясь за штанину Андрея.
В конце концов капитану это смертельно надоело. Учив момент, Андрей ухватил его за антенну, нажал кнопку выключения, подвесил за спинку к плоту.
Деревья расступились. Открылась полоса воды, ласковая, спокойная: пока экипаж обедал и сражался, буря кончилась В последний раз вильнули, уклоняясь от тянущего лапу випарда и вынеслись на берег.
— Слава разведке, кажется, ушли. Все в плот! Рене стань в пяти метрах на якорь — я прикрою. Веселей, веселей, дружинушка!
Андрей тряхнул плечом, отцепляя лямки, бросил плот на воду и лихо развернулся лицом к берегу. Випарды длинными прыжками вырвались из леса и, не сбавляя скорости, вздымая тучи брызг, забегали по мелководью.
— Капитан! — закричала Кирико.
— Не дрейфь, подруга! — Капитан потряс диффером. — На суше не взяли, в воде тем более не возьмут! Вывернемся!
— Андрей! Тины нет! — надрывалась Кирико.
— Как нет? Она же все время была. Я пересчитывал Кирико, Мик, Рене. Вон Бутик валяется, задрав пластиковые ступни. Только Тины нет. Андрей сгоряча даже приподнял край плота, поболтал рукой в воде.
— Не могла она исчезнуть. Кто ее видел последний? Мик, ты шел за ней!
— Я задумался… Я о Гоге задумался. Не заметил… — Мик опустил голову, часто-часто заморгал.
— Птичий пастух! — Андрей прикусил губу. Треснуть по шее? Не положено. Да и не поможет. Не со зла ведь…
Он ждал, что Тинка со смехом выскочит из-за куста и закричит: «Ага, испугались, испугались! Здорово я над вами подшутила!» Но из джунглей никто не выскакивал. Лишь випарды странными двуглавыми статуями застыли на берегу.
8
Ная непогода застигла на привале.
Он только что выкупался, обсох, проглотил обед и загорал на песочке, посасывая леденец. По правде говоря, одиночество Наю уже порядком надоело. Пожалуй, его обрадовали бы сейчас даже вреднющая сестра, даже малолетний Готлиб, не будь он, конечно, болен.
Най снял комбинезон с сука, утвердил в сидячей позе, уперев ранцем в ствол и скрестив штанины. Пустое место под беретом не смущало: пустоголовые, как правило, не перечат.
— Побеседуем, капитан? — спросил Най, перекладывая языком леденец за другую щеку. — Кто-то не хотел меня видеть? Кто-то думает, Наем можно помыкать, Най ни на что иное не годен, кроме как выполнять чужие распоряжения? Нянечку выискали? Повыше Рене, пониже Нино… Фиг вам! Сами няньчитесь! А мы уж как-нибудь. — Без влюбленных… Прикачу на вездеходе — по-другому запоете!
Человечек молчал. Кивал беретом и скалился пустым лицом.
— Молчишь? Нечего сказать? Ладно, капитан, давай мириться.
Най дружески толкнул комбинезон кулаком в плечо. И тут налетел первый порыв ветра. Взметнувшееся облако мелкого песка хлестнуло по телу. Закачались деревья. Комбинезон вздулся, взмахнул рукавами и метнулся в сторону. Най, не раздумывая, прыгнул сверху, подмял, ухватил за талию. Комбинезон сопротивлялся, бил рукавами, запутывал отвороты. Норовил стряхнуть хозяина и улететь.
Наю посчастливилось прижать норовистую вещь коленом, впихнуть внутрь одну ногу. Корчась, помогая себе локтями и зубами штурмовал штанины до тех пор, пока не втиснулся по пояс…
— В тяжелом единоборстве с бешеным комбинезоном… победу одержал человек! — Най перевел дух, прищелкнулся к дереву. И вслушивался, как усмиренная одежка зализывает ссадины прохладными повивами воздуха.
— Правило пятое — не снимай комбинезон в незнакомом месте! — складам выговорил Най, перекрикивая вой ветра и стоны ветвей.
Скромный жизненный опыт штурмана пополнился еще одной заповедью. За сутки после бегства их количество росло гораздо быстрее, чем во все остальное время похода.
Когда ночью он беззвучно соскользнул с плота и немного проплыл вперед, когда вода и небо сомкнулись вокруг огромным немым коконом, Наю стало страшно. Самую чуточку, не настолько, чтобы тут же, с позором, вернуться, но все же достаточно, чтобы на душе стало холодно и неспокойно. Наверное, он бы все-таки вернулся. И, пристыженный, забился носом в угол. И больше никогда бы не вспоминал, как белый, с прыгающими губами Андрей в бесконечном презрении выдавливает из себя: «Задернись… — Видеть тебя не хочу!». Но вернуться Най не мог: сигнал, введенный в видеобраслет, нельзя отменить, пока он не отзвучит трижды — автоматика захлопнула даль-связь наглухо. «Я ушел на Маяк, не ищите», — квакает Наевым голосом видеобраслет. Проснется капитан — какое ушел? Дрыхнет, сурок, будто снуриком поверженный. А браслет опять и опять с интервалом: «Ушел на Маяк».
«Ушел на Маяк». Ох, смеху будет!
Река бурлила, Най обгонял течение, подталкивая себя говорливым «ветерком». От подосланного «жука» удрал в лес, посуху обогнул «волосы вероники». Он ничего не знал про водоросли, не подозревал, какие события совершались выше по реке с друзьями. Он спешил, гнал, торопился…
Тогда-то Най и сформулировал первые два правила: «Не терпи обид ни от природы, ни от друга». И — «Никогда не возвращайся: идущий вспять не имеет права носить имя Разведчика».
Он часто представлял себе, как смахнет слезу растроганная сестра. Как крепко пожмет руку все простивший капитан. А Най ничего не скажет. Распахнет кабину вездехода. Погрузит малышню. Небрежно кивнет сконфуженному Андрею. И устало потрется лбом о запыленный пульт. Во имя этой нарисованной воображением сиены Най не давал себе передышки.
Сюрприз ожидал его утром. Выяснилось, что, маршрут на экране браслета пригоден только на то, чтобы им любоваться: телеглаз показывал дорогу плоту, до беглеца ему дела не было. Най продирался сквозь заросли, проваливался в болота, переправлялся с берега на берег. А точка на экране плыла по середине реки и никак не реагировала на его метания. Горизонт сузился, вернее, совсем пропал. За деревьями, как говорится, не было видно леса. Уже не раз Най с трудом выбирался из каких-то глухих боковых тропок и тупичков…
Бури Най не испугался. Теперь, когда налетающие шквалы вежливо притормаживали возле ног и лишь изредка подергивали, штурман переполнился философским спокойствием. Даже лег на спину, заложил руки за голову — со всеми удобствами, какие допускала пружинная защелка, привязавшая его к стволу, как козу к колышку. В лицо захлестывал дождь. Най надвинул маску и зажмурился.
По комбинезону прошуршало. Сначала поперек живота. Потом по ногам. Быстрые легкие коготки царапнули маску.
«Дождь барабанит», — лениво подумал Най, приоткрыв один глаз, и очутился нос к носу с белой крысой. Не собираясь покидать его колена, она принюхивалась, помаргивала красными бусинами глаз, шевелила усами. Най нервно смахнул ее, дрожащими руками выдернул снурик.
— Мордатые! Хвостатые! Нате вам! — закричал Най, полосуя снуриком направо, налево, направо, налево. — Вот вам, — это вам, угощайтесь!
Най рванулся. Что-то больно дернуло назад. Вспомнил про защелку. Отстегнулся. Везя ногами по траве, пересек живой поток — тесно прижатые к сородичам, в нем плыли и бесчувственно сонные зверьки…
Най осознавал, что попался крысам на их пути случайно, они обтекали его, словно простую кочку. Но кочка распрыгалась, потрясала снуриком, в конце концов — снялась с места и ускакала, как ненормальная. Наю было стыдно за такое поведение: от одиночества он совсем потерял голову. К тому же, ни разу на своем коротеньком веку не видел столько незнакомой жизни зараз.
Он опомнился, почти без сил рухнул под кружевной куст. Мысли шевелились вяло. Хотелось пить. Достал из ранца запаянную соломину, скусил верхний конец. Остро пахнуло ананасным соком.
— Правило шестое: не впадай в панику зря! — сформулировал штурман очередную заповедь, посасывая освежающий газированный коктейль. Заповедь ему не очень понравилась. Что значит зря? А не зря, выходит, можно? А если совсем не впадать? Ясное дело, приятней быть храбрецом. Или попросту — Разведчиком…
Най поднес к глазам видеобраслет. Экран был слеп и нем.
Вот красная точка всеобщего вызова. Нажми — услышат Андрей и Нино. Поболтать с сестрой? «Не скучаешь, сестренка? Как спалось? Как Готлиб? У нас хорошо Твой кактус». Тьфу, противно! И чего некоторые столько о девчонках думают? Времени у них лишнего много, что ли?
Вот голубая точка поиска. Набери волну Андрея — и экран покажет дорогу к плоту. Может, тебе этого хочется? Вернуться и, как ни в чем не бывало, бросить: «Приветик! Ну и бурька! Продрог, братцы, плесните поскорей чайку!» На радостях никто не заметит что продрогнуть в полевом комбинезоне — это ж надо суметь! Най нерешительно тронул голубую точку. С тех пор, как он удрал с плота, он уже раза три, не высвечиваясь, подслушивал Нино и Андрея. Понятно, не их глупости, а вообще, чего в мире происходит. Едва они начинали плести друг другу всякие нежности, отключался. Не потому, что ему было вовсе неинтересно. А для тренировки воли. Ибо третье правило Разведчика он сформулировал так: «Учись отказываться!» То есть если тебе чего-нибудь очень хочется, обходись, если, наоборот, жутко не хочется — заставь себя. Гениальное правило!
Браслет долго не подавал признаков жизни. Най даже потряс его и поднес к уху. Вдруг там заверещало, замяукало. Голос Андрея рявкнул:
— На суше не взяли, а в воде тем более не возьмут! Вывернемся…
«Великий Космос, с кем они там?» — прошептал Най, холодея. Из браслета доносились возня, удары, плеск волн, жуткий рык.
— Андрей! — послышалось сквозь гам. — Тины нет.
— Как это нет? — Най вскочил, нетерпеливо запрыгал на месте. — Куда смотрели?
Некоторое время он вслушивался в перебранку, пока мало-мальски не уяснил, что же там произошло. Телеглаз вместо высотного изображения местности показывал омываемый водой валун и любопытного головастика, танцующего в миниатюрном прибое. Такое впечатление, будто «жука» окунули носом в воду.
— Андрей, — позвал Най, не показываясь на экране, — Бутик с ней?
По ту сторону браслета разлилась тишина.
— Най? — наконец озадаченно переспросил капитан. — Это ты?
— Нет, Гога! — насмешливо прогнусавил Най. — Что насчет робота?
— Тут он, выключен. — Андрей кашлянул.
— Правило седьмое: никогда не отключай на переходе кукольных роботов, — Бутик настроен искать Тинку. Задай ему программу…
Хотелось расспросить о многом, но штурман сдержал себя.
— Най, нам всем скучно без тебя, — быстро сказал Рене, не догадываясь, какой бальзам проливает на душевные раны Ная.
Наю тоже было скучно. Не такой вовсе и подвиг — одному бегать по незаселенной планете. А главное — для чего? Чтоб только доказать всем, какой ты храбрый и самостоятельный? Да за такие вещи в старину, говорят, мальчишек секли розгами! Странный, между прочим, обычай. Если с шипами, то это больно. А если одни лепестки — какой смысл?
— Андрей, понял про Бутика? — скороговоркой сыпанул Най, собрав в кулак всю свою волю. — Ладно. Пишите письма. Скоро увидимся.
Он дал отбой — и вновь остался наедине с Геокаром. До вечера он брел и плыл, лез через какие-то жирные глиняные холмы, но все же больше плыл, в фонтане брызг и пены. С отмелей за ним задумчиво следили аллигаторы. С прибрежных лиан шлепались в воду квакучие парноголовые лягушки. Сытые гербовые орлы парили над самой головой…
Под вечер выбрался на берег посматривая, где заночевать. В зарослях ему почудился человеческий голос. Най навострил уши.
«Пираты! — обожгла шальная мысль. — Тайно высадились и захватили планету. Скорей предупредить Нино и Андрея».
Он положил ладонь на видеобраслет.
А если не пираты? Если кто-то с Веерной Базы? Или случайный турист заблудился? «Не спеши спасать и спасаться!» — приказал себе Най. Это была еще не настоящая заповедь. Но все же весьма полезный совет.
Он рухнул в траву, ввинтился в заросли. Клешни поясных манипуляторов выдрали с корнем целый куст и водрузили для маскировки пониже Наевой спины. Приникнув еще плотнее к земле, штурман пополз на звук.
— Охота на птиц — отживший пережиток, — вещал голос. — Кошки должны есть рыбу. Кошки любят рыбу. Рыба хорошо. — Голос причмокнул. — Умные кошки и умные птицы — друзья. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кого ты ешь на завтрак… Пардон, это не к случаю… Мир! Дружба! Живой живому — бррр… брат, брат, брат!
Звонкие аплодисменты покрыли последние слова.
Най раздвинул кусты — на поляне кружком сидели двухголовые кошки ростом с леопарда, с ветки над ними ораторствовал попугай. Закончив речь, аплодировал себе крыльями.
— Гога! — Най протер глаза. — Ты как здесь?
— Ура! Наши! Ура! — заорал попугай, теряя солидность. Кинулся к Наю, потерся клювом о волосы, привалился к щеке. — Гога бедный. Гога потерялся. Жалко Гогу!
Кошки разомкнули круг и подозрительно уставились на землян.
— Ну-ну, не очень! — Пятясь, Най убедительно помахал снуриком. — Я вам не Гога!
— Гога хороший! — запротестовал попугай. — Гогу нашли. Ура Гоге!
— Ура, ура! — шепотом согласился Най, незаметно отступая в кусты. — Я, знаешь, за менее пышную встречу. Пока киски, не надо вставать…
Киски переглянулись — и равнодушно полегли, на травку.
9
Целую минуту еще Андрей выкрикивал в браслет имя Ная, ругал эгоистом. Но, как и ночью, Най его не слышал.
— Рене, держи плот на плаву, — скомандовал Андрей, не выпуская из поля зрения випардов. — Если что — снимайся с якоря и отходи на середину реки. Мы с Тиной догоним. Ждите. Подбрось-ка мне Бутика. Оп! Спасибо.
Он поймал робота за ногу, перевернул, включил. Бутик спрыгнул наземь, покачался, потопал башмачками и беспокойно завертел головой.
— Ищи Тину. Быстро ищи, — приказал капитан. Слово «быстро» он прибавил не зря: играя в прятки, кукольный робот не очень усердствует в поисках. Иногда нос к носу столкнется, а делает вид, что не заметил.
Бутик встрепенулся, засеменил-засеменил и рысцой припустил к лесу. Андрей перевел защиту на минимальный радиус. Випарды неохотно расступились.
Робот не рыскал, бежал уверенно. Но вдруг споткнулся, закружился на месте — что-то унюхал в траве.
— Ищи, ищи! — торопил Андрей
Робот победно крякнул, выуживая проволочную мордочку — пустые глаза, оттопыренные уши, беспорядочная челка…
— Орден Большого Простофили! — потрясенно воскликнул Андрей. — Здесь ее волокли… Гады!
Дорожка примятой травы вела в сторону, параллельно реке В одном месте была даже разбрызгана кровь Андрей подбежал — нет, это ягоды Мимо! Мимо!
— Ищи, Бутик. Ищи нашу Тину, — чуть не плача подстегивал Андрей. — Ах, я, разиня! Дюза заколоченная! — Самое сильное оскорбление у капитанов-межзвездников!
Бутик свернул на дорожку, протрусил еще несколько метров и замер. Открывшаяся картина повергла Андрея в столбняк. По траве кверху брюхом катался двумордый випард и по-кошачьи всеми четырьмя лапами подкидывал в воздух визжащую Тинку. «Как с мышкой играет», — закипая, пробормотал Андрей. Он боялся дышать и все же, видно, зашуршал или зашелестел — випард молниеносно перевернулся, а Тинка очутилась на земле, обнимая его за шеи и бесстрашно теребя вздыбленную шерсть.
Тяжесть диффера ласкала ладонь, но стрелять было нельзя.
— Ты за мной, Андрей? — прозвенела Тинка. — Поздоровайся, киса, это наш капитан. Не упрямься, поклонись, я кому говорю!
Слабыми своими ручонками она заставила обе оскаленные морды несколько раз кивнуть. Это не очень понравилось хищнику: на какие-то мгновения он терял человека из виду.
— Тина, как только я скомандую, кидайся в траву! — искусственным голосом сказал Андрей, кося чуть в сторону, чтобы не выдать себя выражением лица. — Не бойся, я тебя не зацеплю…
— Ты хочешь стрелять? В кису? За что?
— Тинка, не дури!
— Не дам! Уходи! Противный! — запричитала Тинка, загораживая собой звериные морды, каждая из которых чуть не шире ее щупленького тела. Высвобождаясь, випард неосторожно тряхнул гривами, и девочка отлетела, но тут же вскочила, кинулась снова, исступленно повторяя: — Не дам! Не дам! Если ты его убьешь, убегу, не буду с вами, к ним убегу, увидишь!
Андрей нерешительно вертел в руках диффер. Випард скалился, тяжело хлестал по бедрам хвостом. Вдруг одним гибким движением развернулся и, высоко неся головы, балетно переставляя лапы, удалился.
— Ну, как ты? Не помята? Не поцарапана? Цела! Цела! — Андрей схватил Тинку за плечи, быстро ощупал, поднял на руки — и укололся об ее неподвижный взгляд:
— Неужели ты бы и вправду выстрелил? Просто так? Ни за что?
«Много ты понимаешь! Ни за что!» — хотел прикрикнуть на нее Андрей. И не смог. Вместо этого чуть суетливо, сюсюкающим голосом спросил:
— Как же мы потерялись, Тин-Тин-Тин?
— Я не потерялась. — Тинка независимо шмыгнула носом. — Он позвал, я и пошла. Ты думаешь, они нас есть собираются? Им поиграть охота, а ты с диффером!
— Пошли, там на реке еще много таких игрунов резвится. — Андрей застегнул кобуру и взял Тинку за руку.
— Я лучше с Бутиком, — сказала Тинка, вырываясь.
Андрей пожал плечами и, стараясь не убыстрять шага, чувствуя лопатками десятки наблюдающих глаз, потопал сзади.
Випарды грустно провожали отчалившее судно. Причину их грусти понять было трудно. Раньше Андрей целиком отнес бы ее на счет аппетита, но теперь?! Об одном молил судьбу: чтобы это приключение было последним.
Геокар, однако, показал далеко не все свои фокусы.
Остаток дня и ночь прошли благополучно. Плот, предоставленный течению, неторопливо плыл, вновь рождая надежду на счастливый исход путешествия. Если не запутаются в какой-нибудь подводной шевелюре, если не затреплет новая буря, завтра к середине дня достигнут Стеклянного водопада. Ночью капитан сгонял к водопаду «жука», полюбовался прозрачным, словно бы неподвижным каскадом. Собственно, за это они и прозвали водопад Стеклянным. На травянистом лужке сделают дневку. Распрощаются с легкой жизнью. Переночуют. И утречком, бросив плот, поплетутся по хорошей погоде к Маяку. Двадцать километров… Пустяк по сравнению с тем, что уже преодолено!
В глубине души Андрей надеялся, что этот перегон вообще не придется топать пешком. Как ни был он взволнован из-за Тинки, все же по короткому сигналу Ная успел определить его местоположение. Несмотря на паршивый характер, двигался парень молодцом, ходко двигался. И про Бутика вовремя сообразил. Но вздуть его придется, ничего не поделаешь. Для его же пользы! Если ничего не случится, к завтрашнему полудню Най прибудет на Маяк. И уж должен оказаться совсем пустышкой и эгоистом, чтобы не выслать навстречу путникам вездеход!
За завтраком Андрей поссорился с Кирико. Ничего от ее раскосых глаз не утаишь. Высмотрела, что он ограничился стаканом кофе и печенюшкой.
— Ты на себе не экономь! Тебе силы нужны больше всех нас!. Если урезать еду — то всем.
— А мы с Бутей можем совсем не есть, правда, Бутя? — вежливо пропищала Тинка.
Вот уж истинная правда. Чем только поддерживает силенки? Не заставь — и не вспомнит про еду. Раньше Андрей не понимал родителей, кормящих детей насильно. Но за поход кое-чему выучился.
— С чего вы взяли, что я экономлю? — Андрей невинно округлил глаза. — Я во время вахты поклевал.
Под пронзительным взглядом Кирико врать трудно. Однако лучше поголодать сейчас, на отдыхе, чем потом, продираясь через болота и джунгли…
— Чего-то и у меня аппетита нет, — протянул Рене, отодвигаясь от стола.
— И напрасно. — Не переставая жевать, Мик поправил в браслете кристалл «Биологического определителя». — Командор же объяснял: плоды и животные Геокара пригодны в пищу.
— Не произвести ли тебя по этому поводу главным охотником экспедиции?
— Двое суток, я думаю, мы и на плодах продержимся. Но если надо… Если мне доверят диффер… — Мик растерянно поморгал. Неужели придется убивать?!
— Вы предпочитаете на ужин белых крыс под соусом? Или копченых випардов? — продолжал издеваться Рене.
— Только не випардов. И не птиц… А Гогу я прокормлю из своей доли… Если он найдется! — поспешно прибавил Мик.
— Ладно, разгрузочный день отменяется. Всем питаться полной мерой, — приказал Андрей.
Но обиду на Кирико все-таки затаил.
Еда была не единственной заботой капитана. Каждый раз он со страхом вызывал Нино, с еще большим страхом ждал ее вызова. У Готлиба по-прежнему все хорошо. Слишком хорошо. Вот и сегодня, увидев на катерном экране физиономию Андрея, малыш кинулся к изображению, едва не протаранив экран макетом космопорта.
— Дядя Андрей! Дядя Андрей! Когда ты придешь живьем? Телик и телик — надоело! Мама Нино говорит — вы уже близко. А лошадь ты приручил? Помнишь, обещал? К нам киски приходят. Большие. Мы каждой по два блюдечка ставим… Они молоко любят.
Пышущий весельем кудрявый ангелочек ничуть не походил на больного. Зато Нино выглядела неважно. Щеки ввалились, губы запеклись, под глазами тени.
Девушка с палитрой и лазерной кистью возле мольберта.
— Чего ты себя изводишь? — удивился Андрей, вытягивая шею поверх ее плеча и пытаясь рассмотреть рисунок.
Что она могла рассказать своему капитану? Как не спит ночами, шаг за шагом повторяя их маршрут? Как казнится, не умея помочь бедному Готлибу, которому пока и помощь не требуется? Как снова и снова зовет по даль-связи братца, прекрасно зная, что братец скорее голову потеряет, чем признает себя неправым? А папа с мамой на Тембре? А сам Андрей? Или взять и брякнуть сгоряча: «За тебя, дурака, волнуюсь!»? Нет, мальчишкам никогда не понять, что значит ждать!
— Что ты рисуешь, покажи! — не выдержал Андрей.
— Так, пустяки…
— Нино! Ну, пожалуйста…
Девушка нехотя отодвинулась, открывая мольберт. По стереохолсту в затяжном прыжке плыл випард. Головы его были повернуты друг к другу. Сквозь кошачью внешность явственно проступали лица Андрея и Нино.
— Ух ты! — только и мог вымолвить капитан. — Подаришь?
В груди стало горячо и светло, точно там загорелся фонарик. Чтобы скрыть это предательское сияние. Андрей наклонился к воде. С удовольствием обнаружил, что его больше не мутит от глубины, и поплыл. Но плавал недолго.
— Андрей, Андрей, реку украли! — услышал он крик Рене.
Что-то в тоне Рене заставило Андрея подплыть, взяться рукой за леер. На экране браслета творилось непонятное. То ли «жук» сбесился, то ли действительно река.
— Откуда тут ущелье? Не было никакого ущелья! — растерянно бормотал капитан. Он рывком перекинул через борт тело, максимально увеличил изображение.
Берега словно бы выпили реку — она вливалась в угрюмую щель и пропадала, никуда не вытекая.
Андрей схватил пряжку радиорулей, рискуя прорвать неосторожным движением обшивку «жука», направил телеглаз над самым урезом воды. Следуя смелой команде, «жук» скользнул в ущелье. Река мелела с каждым метром пути, разбивалась на ручейки и бесследно испарялась, пока не обнажилось дно. Подмигнув телеглазом, «жук» пополз над еще влажным пористым дном. Ущелье расширилось, раскрылось, берега снизились, пошли привычные картинки пейзажа, но река не обнаруживалась. Вместо водопада — сухое, обточенное водяным каскадом, ложе. Еще ниже… О мудрая Вселенная! В каменной чаше, куда раньше низвергались стеклянные струи, тяжелая зеленая вода заново начинала прерванную реку. То ли неведомые шлюзы отворились, то ли скальные породы впитали влагу — только внезапно река просочилась в подземные этажи и подземным руслом бежала к нижнему уровню водопада…
Течение ускорилось. До ущелья осталось километров шесть, не более. Крупные рыбины начали выпрыгивать в воздух, вода загустела, закружились стаи двухголовых орлов и чаек.
— Вот вам причина переселения белых крыс! — предположил Мик. — На мелководье полно рыбьей мелочи. Четвероногие лентяйки лап не замочат. Приспособились.
— Если так, то река не первый раз уходит вниз? — Рене разлохматил пятерней волосы. — Значит, она периодически возвращается?
«Сообразительные ребятишки, — мысленно одобрил Андрей. — Жаль, усилия ваши бесполезны.1 Если через час, максимум через два река не вернется, придется ломать маршрут. Приехали…»
— Суши весла, лево руля! — скомандовал он себе после недолгих раздумий.
До Маяка при всех вариантах — трое суток. Магическое число, никуда от него не деться… К тому же, болота, пятнадцать километров топей и зыби. Андрей утюжил джунгли телеглазом, намечая еле заметные просветы, прогалины, сухие лощинки. Теперь бы самое время объявиться Наю. Какие самолюбия и какие пре-стижи, когда на карту поставлены восемь жизней здесь плюс экспедиция на Тембре?…
С тяжелым сердцем капитан врубил даль-связь:
— Най, если слышишь, отзовись. У нас застопорило, высохла река. Идем пешком. Одни не успеем. Нужна помощь. Отзовись!
Он повторил этот текст трижды. Видеобраслет молчал.
Рене с Кирико, не дожидаясь приказаний, разбирали плот. Немногое пойдет в гондолу «жука». Остальное придется бросить… Жалко!
— Прогуляемся, Тинок? — безразличным тоном предложил Мик.
— Не дальше ста метров от лагеря и только вдоль реки, — предупредил капитан.
— Нам достаточно!
Занятый делом, Андрей не сразу обратил внимание на странную процессию, которая приблизилась к лагерю часа через полтора. Возглавляла ее верхом на випарде хохочущая Тинка. Следом скакала киса, между шеями которой, поджав ноги и вцепившись руками в загривки, болтался Мик. Еще три випарда несли в пастях по большой рыбине. Метрах в семи от лагеря Тинка закричала «Алле-гоп!» и остаток пути галопировала стоя. После чего ловко соскользнула с необъятной спины своего скакуна и одним шлепком ладони уложила покорного випарда у ног. Рядом, блаженно щурясь, растянулась Микина киса. Прочие звери аккуратно — голова к голове — сложили приношение и прилегли поодаль.
«Жаль, Готлиб не видит. Он так мечтал о лошадке»… — было первой осознанной мыслью Андрея. В этот миг он почему-то совсем не испугался за детишек — вырабатывалась привычка на добродушные плюшевые морды «сиамских близнецов». Он строго покашлял:
— Мик, что это значит?
— Решили проблему голода, — скромно ответил Мик. — Эти миляги с охотой поставят к нашему столу рыбку… Я знаешь, почему догадался? По сходству. Сиамские кошки тоже рыболовы. И тоже любят людей.
Андрей даже крякнул с досады. День открытий какой-то. Сначала река. Теперь випарды. И главное — все так просто. Пришел. Подмигнул. Покорил. Повезло капитану. Сплошные вундеркинды. Гений на гении. Один он бесцветный, как холодный реактор. Браво, браво. Не знали на Тембре, кого натравить на «чуму». Отдать проблему этим младенцам — как раз на один зубок!
— И что мы со всем этим будем делать?
— Как что? Есть… И плоды, и рыбу…
— Хорошо, хоть не кошек!
Тинкин двухголовый приятель выпрямил шеи и оскалился.
— Потише, они ведь речь понимают! — искренне возмутилась Тинка. — Лежи, лежи, киса. Это у дяди шутка такая…
Андрей поежился:
— Знаете что, милые укротители? Угостите ваших воспитанников, чем положено, и гоните в три шеи, ладно? Пока они сыты, то да се, а вдруг проголодаются? Пусть подальше держатся со своей необъяснимой любовью к людям.
— Не доверяешь им? Зря. — Мик насупился. — Они не из-за угощения, они из-за крыс. Белые крысы действительно с Земли.’ Их люди использовали для опытов, когда открыли Геокар, так всегда делают. А они приспособились и расплодились — никакого спасенья. Не будь здесь випардов, крысы бы все джунгли выгрызли! И випардам повезло: столько новой пищи! Вот с людьми и подружились…
— Это ты в «Определителе» вычитал?
— И в «Определителе». И от випардов кое-что узнал. Ты думай пока, я попрошу их далеко не отходить…
Это не полностью совпадало с желаниями капитана, но он воздержался от комментариев: «Ах-ах, киски! Какие глазки, какие зубки! А этими зубками, извините, можно запросто человека пополам перекусить…»
Мик с Тинкой что-то втолковывали зверюгам. Випарды поднялись и в своей балетной манере, грациозно потряхивая гривами, покинули пределы видимости.
Андрей брезгливо поднял за хвост скользкую рыбину. Вроде судачка. Килограмма на четыре потянет. Притронулся анализатором. Ничего, не ядовитая.
— Да я уже проверил! — объяснил Мик.
— Надеюсь, не на себе? — Андрей погладил добровольца по голове. — Покажи теперь пример: сними пробу.
Мик смешался:
— Как, прямо так? Сырую?
— А разве требуется еще что-нибудь? Надо же! — деланно удивился Андрей, вытирая о комбинезон слизистые от чешуи руки. Не все, однако, эти вундеркинды умеют. Глядишь, кое-что выпадает и на долю середнячков.
— Пустите вы, оба! — Кирико оттерла их плечиком, присела на корточки. — Понимали б что-нибудь… Сейчас будете трескать да облизываться. Рене, поможешь вымыть и выпотрошить. Тина, за мной, будете с роботом рыбу нанизывать. Да, Андрей, настриги, пожалуйста, проволоки и сообрази костер… Еще кто-то без дела? Мик, Собирай свои хваленые плоды, обед будет целиком из местных блюд.
Когда Кирико принималась распоряжаться, что-то ее роднило с Нино. Она выхватила из ножен Андрея нож, покидала рыбу в согнутые руки Рене — как поленья, угнала Тину за толстыми листьями, добыла соль, перец, пряности, неведомо как затесавшиеся в тайники «жука». Пустая фруктовая коробка вмиг превратилась в кастрюлю, рыбные низки повисли на проволочках над огнем. Через каких-нибудь сорок минут на костре умопомрачительно благоухала уха, шкворчал шашлык. Приободрившийся Мик резал салат, чистил местные бананы, сластил прямо в скорлупе кокосовое молоко. Раздувая ноздри, Андрей похаживал возле стола, думая, что вот и кроме Нино ничего девчонки на свете попадаются, хоть та же Кирико. И ежели надо пройти полета километров, — значит, надо, значит, пройдут… А заноситься тебе, капитан, не с чего.
После обеда сворачивать лагерь не торопились. Но как ни медлили, как ни оттягивали, наступил момент последний раз оглянуться на реку и шагнуть в чащу. Випарды стояли, словно каменные копилки, и лишь неуправляемые хвосты энергично подметали траву.
Отряду приходилось туго. Плот разнежил спасателей, отучил от ходьбы Ноги чавкали, до колен увязая в горячей черной жиже. Перепонки на кедах помогали мало. Пятьсот метров — полчаса… Такого темпа им хватит на неделю.
Андрей присмотрел кочку потверже, подождал отставших:
— Тяжеловато?
Разве признаются?!
— У нас на юге до сих пор привязывают к ногам корзинки, — отдышавшись, сказал Рене. — Чтобы не провалиться в болото.
— Чего изобретать зря, когда существуют болотоходы на воздушной подушке? Чоп-чоп-чоп — и никаких усилий!
Мать Земля, до чего же он туп!
— Эв-ри-ка! — по складам произнес Андрей. — Эврика!
На глазах у потрясенных ребятишек капитан согнул пластиковую трубу. Застелил пленкой. Склеил «юбочкой» кромки. Подсоединил «ветерок». Осторожно ступил. Дал слабый поддув, пробный выхлоп. Жижа запыхтела, сани приподнялись над болотом По концам полозьев вскипели буруны.
— Ура! — заверещали малолетки на разные голоса.
Капитан соорудил трое саней поменьше. Соединил между собой буксирами и шлангами. На передние подвесил пленочное сиденье для Тины. И, тяжело колыхая сонную болотную жижу, санный поезд стронулся с места. Грязь и трава вместе с воздухом отлетали в стороны.
Тина восторженно заверещала А Бутик с ее колен скрипуче продекламировал:
Побежали лыжи
По болотной жиже
Лыжи, лыжи,
Путь-дорога ближе!
— Какие ж это лыжи? — возмутилась Кирико, перекрикивая реактивный свист ветра, шелест листьев, бульканье бурунов.
— Подумаешь, мы можем и про санки, — не растерялась Тинка. — Правда, Бутя?
Бутик помолчал, скрипя своими кукольными извилинами, и вновь заголосил:
Берегите склянки,
Мчатся наши санки.
Санки, санки.
Санки-капитанки!
— Следите за дорогой, лоб расшибем! — оборвал Андрей. Но ему было приятно: старания командира замечены массами.
10
Жизнь была прекрасна.
Перламутровые облака бежали по изумрудному небу. Огуречная водица струилась по малахитовым джунглям. А между двумя стихиями, в самом центре зеленого мира, плыли оранжевый мальчик и лазоревый попугай. Най в раздутом комбинезоне лениво дремал, закинув руки за голову. Гога топтался на его груди, воображал себя Робинзоном уютного плавучего острова. На острове вкусно кормили и вели изысканные беседы.
Спать Най заставлял себя впрок, время во сне проходит быстрее. Пробовал читать и смотреть фильмы, но держать на весу браслет с кристаллом было утомительно.
Когда от ленивой качки и бурчания струй становилось невмоготу, Най запихивал Гогу в ранец, включал «ветерок» и пузырил по волнам, как какой-нибудь океанский водолет. Но сегодня такое настроение не наступало. И не наступит: к полудню Най рассчитывал достигнуть водопада — с часу на час донесется его рев…
— Земля! — внезапно заволновался пассажир. — Земля!
— Гога, имей совесть! — Най приоткрыл один глаз. — Если ты про водопад, еще рано. Если же тебе охота пошутить, выбери другую тему.
Гога взлетел, оглядел окрестности сверху. От изумления хохолок на нем выцвел и встал дыбом.
— Эй, на клотике! — рассердился Най. — Доложить обстановку!
С неба молнией пала двуглавая тень, но Най на миг раньше вырвал из кобуры снурик и стриганул лучом между хищником и жертвой. Тот и другой рухнули в воду. Най спрятал снурик, выволок за крыло Гогу, сунул за пазуху. А вот царь пернатых оказался тяжеловат, к тому же, быстро намокал. Пришлось непочтительно уцепить его за крючковатые клювы и буксировать к берегу.
Только теперь Най обратил внимание, что берега приподнялись. Судя по цвету, река катастрофически мелела. Плыть стало трудно — тело застревало на песчаных отмелях, ноги месили их. От кишащей живности вода напоминала кисель. Почуяв легкую добычу, слетелись орлы и чайки, реяли над головой, дрались, норовили присесть на плечи и тут же расклевать пойманную рыбу.
Вскоре вода ушла совсем. Най перехватил орла за лапы. Орлиные крылья распластались в грязи метра на полтора. Под ногами прыгали рыбы, тритоны, лягушки. Бушевал птичий базар. Воняло водорослями и растревоженным илом. Най оскальзывался. Задыхался. Падал. Отбивался свободной рукой от птиц. С трудом выдергивал из грязи тяжеленные башмаки. Ступив на твердую почву, без сил повалился- рядом со спасенным орлом.
Лишь через четверть часа Най ожил настолько, что обдул себя-с ног до головы «ветерком», счищая комья засохшей слизи. Отер руки и лицо тоником. Откупорил ананасный коктейль со льдом. То, что осталось от реки, после того, как реки не стало, не вдохновляло. Не хотелось бы спускаться туда еще раз… К водопаду он не потащится, незачем ему теперь к водопаду. Напрямик до Маяка двадцать шесть километров. Если идти остаток дня и ночь, то к утру… Да, капитан Андрюша, утром можешь приготовить для рукопожатия крепкую капитанскую ладонь. Понимаю, ты слишком горд, чтобы признать поражение. Будем великодушны. Ты всего-навсего бросишь невзначай при сестрице: «Деловой у тебя братишка, Нино. Весь в отца!».
Най разложил пернатых на камушке и принялся сушить струйкой теплого воздуха, ероша перья, приподнимая крылья и лапы. Гога очнулся первым. Увидев врага поверженным, он распетушился, расхорохорился, начал наскакивать, даже один раз деликатно тюкнул орла издали в шею. И так сам перепугался своего отчаянного поступка, что кинулся к Наю под мышку и мигал из укрытия круглыми шустрыми кнопками.
— Не мельтеши, дурашка! — успокаивал Най. — Топтать сонного врага не велика доблесть. А ты давай просыпайся, твое величество!
Орел будто прислушался. Сел. Пьяно покачался на нетвердых лапах. Дернул одной головой, почесался. Дернул другой, почесался. По очереди расправил и подобрал крылья. Полоснул Ная спаренным орлиным взглядом. И взмыл ввысь.
— Браво, твое величество! Поаплодируй, Гога, он это заслужил. Тебе выпал достойный партнер. Двинули и мы. Прощай, река.
Най поднялся — и увидел: вдоль русла, над самым дном, рыскает «жук».
— Оперативно! — Най отпрянул в кусты. — Выходит, и у вас там накладочка? Эх, Андрей, Андрей. Сама судьба вмешалась. Тебе ничего не остается, «»как дождаться меня с вездеходом…
На вызов капитана штурман не откликнулся. А когда сигнал отзвучал, разъяснил попугаю:
— Зачем мне нестись сломя голову назад, если осталось всего-ничего до вездехода? Оцени сам: где — я, а где — они? Сорок два километра туда и пятьдесят обратно, так? А здесь двадцать шесть. Что больше? Ах, ты не согласен? Конечно, тот же кусок надо трястись на вездеходе, ты прав. Но имей в виду, вездеход — это уже прогулка, дом отдыха. Так в чем же я не прав? Девяносто два или двадцать шесть… Простая арифметика!
Най пока смутно представлял себе, что в человеческих отношениях существует кое-что поважнее арифметики.
— Ага, ты спрашиваешь, почему я доказываю это тебе, а не Андрею? А ты пробовал, пробовал ему что-либо доказать? Это же скала, а не человек. Капитан! Он же никого, кроме себя, не слышит. Ему с самого начала твердили: к Маяку должен идти я. По-моему и вышло! Природа, браток, мудра. Мудрее нас с тобой.
Так в разговорах прошли вечер и ночь. Попугай тихо дремал на плече, себе Най дремать не позволил. Пусть знают: в отряде нет слабачков…
Маяк обнаружил себя загодя блестящей иглой антенны. Она казалась близкой, рукой подать, но это была обманчивая близость. Светлячок браслета бесстрастно фиксировал километры, потом сотни метров, и когда, наконец, джунгли расступились и ноги Разведчика ступили на полуискусственный холм, стало ясно, насколько же огромно все сооружение. Най шел, шел и шел, а трехлепестковое зеркало едва заметно прибавлялось в размерах Ная шатало. Влекло прилечь, понежиться в тени гигантского цветка. И если притяжение Геокара все же не свалило его, то просто потому, что штурман дремал или бредил на ходу. У сторожевой полосы последние силы окончательно покинули Ная — пожалуй, даже не от усталости, просто кончился заряд, завод той пружины, которая продержала его на ногах пятнадцать часов подряд. Еще метра не хватало на то, чтобы пояс Разведчика открыл проход в гипнозащите, вызвал тележку. Всего метра. Но метр этот оказался непреодолим.
— Гога, друг! — воззвал Най. — Если я пролежу здесь еще минуту, я засну и бездарно потеряю выигранный день. Придумай что-нибудь…
Попугай умчался, вернулся с кислой местной ягодой, впихнул Наю в рот и с опаской отскочил. Ягода лопнула, и Ная буквально перекорежило на гладкой космодромной плите.
— Ну, бандит хохлатый, вернись только, я тебе отплачу!
Губы жгло, сводило скулы — по этим признакам Най безошибочно определил, что способность ощущать снова вернулась. Ощущать, но не двигаться. Най сорвал с головы берет, прицелился и лихо набросил на столбик защиты.
Что-то где-то замигало, завыло, защелкало, белым вихрем пронеслось по полю. Откуда ни возьмись, словно сказочный Сивка-Бурка у столбика выросла автоматическая тележка-манипулятор.
— Сюда! Здесь человек! На помощь человеку! — стыдясь, закричал Най.
Тележка вытянула на длинном щупальце телеглаз, поводила из стороны в сторону и стремглав бросилась к Разведчику.
Душ. Бассейн. Снова душ. Бассейн. Массажная кабина. Еще душ. Гимнастический зал. Бассейн. Полчаса электросна! Кофе. И вот уже, новенький снаружи и изнутри, Най восседает за пультом передатчика. Этой минуты он ждал два дня. Отбарабанить вызов — и назад. Спасителем. И победителем. Какое прекрасное слово — победитель! Звонкое и медное — как литавры…
Дожидаясь, пока перестанут дрожать пальцы, Най положил руку на край пульта у клавиши запуска связи. Секунда — и сверхсветовой сигнал соединит его с Землей. Первая фраза должна прозвучать красиво и мужественно.
Най с ужасом понял, что у него нет и не может быть такой фразы. Все, что он делал до сих пор — и делал хорошо! — должно было доказать всем, какой он решительный и смелый. А доказало совсем другое: что он может долго и быстро бежать. Зависть двигала твоими ногами, мальчик!
Най сгорбился в кресле, стиснул коленями руки.
Гога решительно потеребил штурмана за мочку уха:
— Не тр-русь, морряк! Борт — к ветру! Якорь тр-рави!
От нелепых выкриков попугая Най пришел в себя — выпрямился, закинул ногу на ногу, крутнул розетку даль-связи.
Под утро сон свеж и крепок. Но Андрей откликнулся сразу:
— Что, герой, соскучился?
Сквозь мрак на экране ничего нельзя было разобрать до тех пор, пока Андрей не выкарабкался из палатки. Потом в серебряной дымке беспорядочно мелькали небо, трава, отдельные деревья, какие-то огоньки. И наконец — насмешливая физиономия капитана. Говорил он шепотом, и Най тоже невольно смирил голос:
— Я на Маяке. Переговорю с Землей — и к вам на вездеходе.
— Зачем же тебе утруждаться? — возразил Андрей. — Как-нибудь сами доберемся… Сестре только сообщи, что жив.
Най побарабанил пальцами по пульту. Не так пошел разговор. Ну, не рад, что тебя обскакали, хоть сделай вид… Капитан разбитого корыта!
— А я Гогу нашел! — неожиданно для себя сказал он.
— Привет! — Красуясь, попугай влез в экран, потряс хохолком.
— Это хорошо. Здравствуй, Гога. Мик будет счастлив — очень переживает… Если нет других новостей, пойду досыпать… Трудный день выдался. Болота…
Он ни звуком не укорил Ная. И все же Най почувствовал угрызения совести.
— Ладно, капитан, давай серьезно. Я ведь тоже не гулял. Пятнадцать часов на ногах…
— Серьезно? — Андрей подобрался. — Хорошо Тогда позволь сказать тебе, что ты трус. Эгоист и трус!
— Трус не пройдет один по незнакомой планете.
— Это да, тут у тебя храбрости хватило. А вот посмотреть утром в глаза тем, кого ты оскорбил подслушиванием, — слабо? А откликнуться на мой вызов — тоже слабо? Нет, дружок, не обманывай себя. Большая сила воли нужна — остаться там, где ты нужен…
Вот и пригодились мамины слова.
— По-твоему, я сбежал из-за трудностей? Сам же говорил: на плоту — дача!
— Дача? — Андрей вспомнил «волосы Вероники», и его явственно замутило. «Ладно, детка, зачем тебе ^нать всю правду? Мучайся малым!» — И впрямь, дача. Но на вою эту дачу, на весь детсад, между прочим, всего один воспитатель. А если б со мной что случилось? А если б с тобой? Перёд каким бы я стал выбором? Бросать детей? Или оставлять на произвол судьбы тебя? Герой!
— Будто ты всегда безупречен и всегда в своем праве, командир!
— У командира одно право — ответственность за всех. И единственное преимущество — каждый раз считать себя правым, не сомневаться в собственных приказах. Случайности бывают счастливыми, бывают несчастными… Хороший командир должен обойтись без случайностей… Я, к сожалению, не сумел… Позвони сестре, она наверняка из-за тебя не спит…
— А из-за тебя?
Андрей с силой потер ладонью подбородок:
— И из-за меня тоже. Ты не хихикай… Я боюсь представить, что она думает о человеке, который бросил ее наедине с «чумой». Я бы, например, не выдержал… Будь я уверен, что она доведет вас до Маяка, я бы остался с Готлибом. А так я ее предал, понимаешь? Для меня нет никого дороже ее, а я ее предал!
Молчание было тягостным для обоих. Андрей справился с собой быстрее:
— Я тебе еще нужен?
— Да. Поговори с Землей.
— Разве ты забыл, где включается передатчик? Или того проще: разбей стекло…
— Поговори с Землей, — упрямо повторил Най. И прибавил для убедительности: — Кристалл…
Да, в кристалле записано все, что успели узнать на Тембре о «костной чуме». За ссорами и нотациями капитан едва не забыл о главном.
— Хорошо, — Андрей выщелкнул из пояса граненый цилиндрик. — Свяжись с диспетчером и переключай на меня.
— Нет. Меня в кадре не будет. Говори так, будто ты один на Маяке…
Проняло парня!
— Когда-нибудь эту запись увидят на Тембре… Твоим родителям было бы приятно… Не пожалеешь?
Най секунду поколебался:
— Все равно. Ты — капитан, — он опустил глаза. — Лишь бы Земля не опоздала…
Он потер горло, словно последние слова душили его.
Ну вот. Мальчик просто нервничает, подумал Андрей. Мы все немного нервничаем. И бравируем выдержкой. И беспрерывно убеждаем себя и друг друга, что прекрасно вынесем то и так, что и как выносят взрослые. И наверное, в конце концов, вынесем, раз надо. И пути легче у человека нет…
— Что ж, раз решил… Давай на меня первый канал, кристалл через даль-связь заводи на второй…
Капитан приблизил к глазам видеобраслет. Най нажал клавишу запуска межзвездной связи и тотчас — знак экстренности: три красные буквы SOS. Этот знак прервал обычные передачи, переключил на себя энергию Веерных Баз и, останавливая Время, пронизал Пространство в миллиарды раз быстрее света, со скоростью мысли.
Из глубины экрана стремительно вырвалось летящее женское лицо:
— Земля. Центр. Главный Диспетчер Лима Гордина. Фиксирую SOS.
— Внимание, Земля. Я — Геокар, ВБ 64, сектор «тау», Андрей Баландин. На планете Тембра Окарины эпидемия неизвестной болезни. Примите пакет данных. Канал два!
Руки Ная быстро перещелкнули содержание кристалла из розетки в розетку — и на антенну Маяка.
— Есть пакет. — Диспетчер сбросила полученный сигнал в память Информационной Машины, замкнула ключевой символ Тембры знаком SOS. — Постоянной связи с Темброй нет? А на Геокаре… Восемь детей-Глаза Лимы Гординой на секунду дрогнули, утратив холодную деловитость. — Помощь нужна?
— У нас порядок. Мы на Маяке. Живы-здоровы и в безопасности, — как можно тверже выговорил Андрей. Хоть бы Най не вылез… Люди обо всем забывают при слове «дети». И Тембру побоку, если узнают правду. Нет-нет, сначала Тембра… Мальчики и девочки потом…
Пальцы Главного Диспетчера порхали над клавиатурой как бабочки.
— Третий случай. Один давно, четыре века назад. Там все погибли. Второй — в секторе «Мю». Туда неделю назад выслана карантинная группа. Будем готовить еще одну для Тембры.
— Карантинная — это насовсем? — запинаясь, спросил Андрей.
— Что ты, мальчик, вовсе нет. Там просто неблагополучно с гравитацией, блуждающая волна. Экранируем людей и переводим на искусственную тяжесть — вот все, что мы пока можем. У вас мелочи, двести человек, быстро управимся… А вот на «Мю» худо — планета густо заселена. Будем передвигать к спокойному солнцу.
— Почему же заболевают не все?
— Теории еще нет. Предполагают резонанс гравитаций: звезды, коры планеты и собственной гравитационной частоты организма.
Диспетчер беспрестанно работала клавиатурой, кого-то подключала, отдавала короткие распоряжения и снова поднимала глаза на Андрея.
— Как же с теми, кто уже заболел? — задал Андрей свой главный, страшный вопрос.
— После экранирования процесс замирает, — ответила Лима Гордина. — Полного выздоровления пока, к сожалению, не гарантируем. — Она виновато развела руками. — Но ты не беспокойся. Объявлена всенародная опасность. От добровольцев нет отбоя…
«Я бы тоже пошел в добровольцы, если б взяли, — тоскливо подумал Андрей. — У меня с «чумой» свои счеты…»
— Если дело только в гравитации, можно всех перебросить на Геокар!
— Это будет решено на месте. Ты ведь не исследовал гравитацию Зеленой Звезды? — Лима с запозданием улыбнулась. — Одновременно с карантинной будет выслана группа на Геокар. Для вас.
— Группа? — Андрей был неприятно поражен.
— Да. Спасательно-развлекательная, — пошутила Лима. — Если у вас все, то ждите. Конец связи.
— Конец связи! — машинально повторил Андрей.
Значит, за ними тоже сохраняют карантин… Значит, все далеко не так безобидно, как пыталась изобразить Земля.
— Андрей, так я приеду? — прервал паузу Най.
— Да-да, штурман, приезжай. Будем очень рады. Оеобенно Мик…
«Вот оно, значит, как. Земля попросту растерялась… У них нет для нас иной помощи, кроме жесткого карантина.
Разумеется, Главный Диспетчер Центра еще не вся Земля. Заклинаю тебя, мама: выдержи, не заболей, дождись нас на Тембре.
Дождись…»
11
Заснуть больше так и не удалось. Повертевшись с боку на бок, Андрей выбрался на свежий воздух, сел возле костра и до самого зеленого рассвета кочегарил жаркое пламя. Голова была легкая, пустая, без мыслей. Випарды не боялись ни людей, ни огня: подползли и разлеглись вокруг палатки в причудливых кошачьих позах. Один ткнулся тяжелой башкой на колени Андрею и басовито мурлыкал, потирая об его руку мохнатую щеку. Двуглавые кошки появились — нет, прямо-таки бросились навстречу путешественникам, — едва санный поезд вырвался из болота на каменную гряду, пролегшую до самого подножия Маяка. Какими тропами, какими неведомыми путями преодолели випарды топи, неизвестно. Но они были тут, резвые и веселые, они — или их родственники, которым речные обитатели передали свою преданность людям. Громче и радостней зверей визжали только Тинка с Миком. А Бутик оседлал валун и, отбивая такт металлическими кулачками, пропел:
Для сиамского кота
Хватит рыбьего хвоста.
А випарду для котенка
Мало целого китенка.
Игривые двухголовые котята суетились невдалеке, пока люди разбивали палатку, готовили ужин. А ночью заняли круговую оборону и в четыре бессонных глаза караулили лагерь. Андрей настолько доверился, что сузил гипнозащиту до палаточного шатра…
Скоро прикатит Най, и этот долгий короткий путь доблестно завершится. Капитан выполнил приказ командора. Теперь он имеет право думать о Готлибе и Нино.
Нога, придавленная башкой випарда, затекла. Андрей пошевелился, переменил позу. Випард вздохнул, опрокинулся на спину, заболтал лапами в воздухе. Шерсть на кошачьем брюхе была мягкая и теплая, как нагретый солнцем мох.
Отчего же так неопределенно на душе твоей, капитан? Какая мысль преследует со вчерашнего дня? Что важное упущено за тяготами болотного перегона, за хлопотами о ночлеге, за разговором с Наем? Несомненно, это связано с випардами. Но как?
Не торопись, капитан, шевели извилинами. Мало-помалу ты начинаешь к этому привыкать. Вспомни, что ты подумал, когда с реки прискакала пара самозванных укротителей? Вроде бы о Готлибе. И… Ну да, прямо так и подумал: «Жаль, Готлиб не видит, он так мечтал о лошадке…» Вот где важное. Лошади. Точнее — скакуны…
Андрей с сомнением посмотрел на лениво-безмятежного зверя. Не из породистых. Ни прыти, ни умения носить седло. Откуда они взялись с их странной любовью к людям? И какой благодарности ждут в ответ? Эх, была не была… Ты сам выбрал меня в хозяева…
— Мурзик! — Андрей почесал в две пятерни два кошачьих подбородка. — Мурзик, пойдем побегаем?
Випард с готовностью вскочил и выжидающе уставился на Андрея. Даже нехорошо стало от этой пугающей понятливости.
Делая вид, что так оно и должно быть, Андрей сбросил комбинезон, затянул вокруг талии пояс, потопал кедами:
— Пошли, что ли? Догоняй!
Он вынесся на каменную гряду, побежал намашисто, расчетливым штурмовым карьером. Мурзик поравнялся, приноровил шаг, бесшумно заскользил на расстоянии ладони. Капитан наддал, выждал минуту, забрал в горсть шерсть на холке випарда. Хищник не сбил шага — и они слились в общем ритме, словно невиданное животное о шести ногах и трех головах… Андрей оперся на хребет зверя, постепенно перенося тяжесть тела на правую руку, — випард все так же ровно и бесшумно стелился над землей. Оттолкнувшись, Андрей, неуловимо перетек на кошачью спину, распластался, приник грудью, и мягкая спина послушно изогнулась под чутким человеческим телом. Всадник был несколько грузноват, но подвижный и стремительный випард мчался без натуги.
Через лобовое стекло штурман не сразу рассмотрел, что за кентавры ломятся навстречу вездеходу. А когда рассмотрел — дух захватило. Най отключил двигатель, погасил воздушную подушку, осадил машину на грунт. Раскрыл кабину. Высунувшись, лег грудью на поручень.
Выдуманные Андрюшкой скакуны работали пленительно. В охотку. У Ная защемило сердце. Кому он нужен здесь, с неуклюжим металлическим монстром? Если б в дурью его башку не пришло желание удрать с плота, он бы тоже сейчас скакал по джунглям на изящной двухголовой кошке.
Ну что же, так всегда бывает с хвастунами и трусами — сам себя наказал!
Подлетев к вездеходу, Андрей спешился. Остальные сидели в седлах — впрочем, в седлах ли? — как влитые.
— Привет вольному казачеству! — внутренне усмехаясь, Най помахал беретом. Из вездехода вихрем вырвался попугай, упал на плечо Мику и заворковал разнеженной голубкой.
— Най! Най! Поехали с нами! — загалдела малышня. — Ты больше нас не бросишь?
— Посмотрю на ваше поведение, — дипломатично ответил Най.
Оглаживая полированный бок вездехода (что ни говори, техника надежнее, техника не обманет, не подведет), Андрей приблизился к Наю, сделал знак глазами. Най подставил ухо.
— О Земле ни звука, понял? Пусть никто, кроме нас с тобой, не подозревает о карантине… — И вслух: — Дальше поедешь верхом.
— Я? Верхом? — по инерции переспросил Най, а в ушах звенело: «На випарде? На випарде!».
— Освободи кабину. — Андрей скроил зверскую гримасу. — Чтоб волос не упал ни с чьей головы! И гляди: с Маяка ни ногой! А не то…
За насмешкой, за грубоватым тоном Андрей прятал грусть расставания с малышней. Славные маленькие человечки!
Най непонимающе похлопал глазами:
— Мы что, поедем без тебя?
— Какой ты стал непонятливый!
Андрей хмыкнул, сунул под язык таблетку кваса. Терпкий напиток приятно холодил и освежал рот. Хорошо бы сейчас искупнуться.
А после — минуточек двести в тени, под тихую музыку… Совсем одичал, на сон от человеческих слов тянет…
Он откашлялся и зычно скомандовал:
— Отряд! Для зачтения приказа смирно! Сегодня, в пятый день Геокарского календаря, после успешного завершения программы, возвратился Най. Он досрочно прибыл на Маяк и связался с Землей. Земля обещала срочную, немедленную помощь Тембре…
— Ура! — дружно гаркнули спасатели.
— Теперь вы поедете с ним, а я — к Нино! Слушайтесь его так же, как меня… — скороговоркой закончил капитан.
— А тебя мы здорово слушались, капитан? — стрельнув глазками, поинтересовалась Кирико.
Вот ехидна, снова за свое. А ведь признайся, капитан, тебе всегда теперь будет не хватать ее насмешек. Как и теплой Тинкиной доверчивости. И обстоятельности Мика. И взрывчатого упрямства Рене.
Спасая капитана от необходимости отвечать, Най бочком, бочком подступил к випарду, опасливо потрепал по впадине между шеями:
— Добрая киса… Умная…
— Прощай, Мурзик, — Андрей свернул со спины випарда комбинезон, перебросил в кабину. — Каждый возвращается туда, где он нужен…
— Я теперь твой должник по гроб жизни! Спасибо! — Най порывисто обнял его — и отскочил.
— Мамочки, сколько нежностей, сколько громких слов! — отмахнулся Андрей. Несколько дней тому назад он бы млел от такого признания. А сейчас — будто это его и не касается. Он кашлянул, дружески стиснул Наево плечо:
— В седло, казак!
На свист воздушной подушки Нино даже головы не повернула: решила, ветер продирается сквозь лесные дебри. Но Готлиб, которому она примеряла на кудри венок, вдруг вырвался с криком:
— Машина! Во! Мама Нино! Глянь! Машина!
Нино медленно поднялась — и цветы посыпались с ее колен. Вписавшись на повороте в проломленную катером, снова за пять дней заросшую поляну, вездеход мягко оседал и распластывался, словно притихшая от радости собачонка. Не дожидаясь, пока он окончательно замрет, Андрей распахнул кабину, выпрыгнул — и остановился, держась рукой за борт.
«Если подойдет, значит, у папы все будет в порядке», — загадала Нино. Гирлянда недоплетенного венка беззвучно стекла в траву.
Она поняла, что проверяет не его — себя. Он уже доказал, примчавшись, что не испугался «чумы», не испугался прийти и остаться здесь навсегда. Он же еще не знает… Не знает, а пришел… Чего ж ты его испытываешь? Скажи быстрее. Ты и так промолчала с утра, а должна была вызвать, обрадовать, пусть думает о тебе, что хочет!
Нино сделала шаг навстречу, но ее опередил Готлиб.
Захлебываясь и визжа, налетел на Андрея, ткнулся лбом в его ладонь:
— Дядя Андрей! Дядя Андрей! Дядечка Андрей!
Андрей оторвал малыша от себя, принялся подкидывать, тормошить и подкидывать, а сам смотрел и смотрел на Нино, так, что в конце концов она заметила:
— Поосторожней, медведюшка! Уронишь!
Андрей водрузил Готлиба себе на шею. Подошел к Нино:
— Вот и все. Теперь я с вами.
— Мог бы позвонить, любитель эффектов, — проворчала Нино. Что она говорит? Глупые слова помимо воли сыплются с языка.
Это ж Андрюшка, ее Андрюшка, наконец, скажи что-нибудь ласковое!
— Андрей! — Нино опустила глаза, с удивлением обнаружила в руках недоплетенный венок. Пять дней и ночей она придумывала что скажет, когда он придет. И вот, пожалуйста, ни одного слова из тех, которые приходили на ум нудной одинокой ночью.
Девушка легко перекинула через его плечо цветочную гирлянду:
— Знаешь, Андрюшка, я такая дура набитая! Готлиб все время веселенький, бодрый, а я уже измучилась ждать… Сегодня пятый день, у него по-прежнему ничего, и живот болел только сутки. В общем, не знаю, как я догадалась, сунула ему диагностер, и знаешь, что он показал?
— Что? — одними губами спросил Андрей.
— Ничегошеньки! — Нино привалилась виском к его плечу и быстро-быстро общипывала лепестки пунцовых, похожих на ромашку цветов. — Представляешь, никаких процессов, шкала зеленая, как наш с тобой Геокар. Разозлилась я ужасно. Это ж первое, что надо было тогда сделать, — диагностер! А мы будто завороженные — «чума, «чума»! Ни в жизнь себе не прощу! Пытала-пытала бедный прибор — про вчера, позавчера, про самое начало. Так знаешь что он мне ответил?
Нино передохнула какую-то секунду и, не ожидая вопроса, в том же лихорадочном темпе — скорее, скорее выговориться! — продолжала:
— Оказывается, отравление. Это кудрявое сокровище, пока мы возились с катером, налопалось местных орехов. Некоторые кокосовые и хорошо горят, а такие мелкие, без скорлупы, похожие на виноград. Мы не заметили, а там целый куст, стелющийся, только с Готькиным ростом и можно в траве высмотреть. Я здорово искала, еле нашла. Проверила анализатором — точно, ими отравился! Несмышленыш еще, что с него спрашивать! А я хороша! Я-то все делала правильно — молоко, стимуляторы, комплексное противоядие, а про диагностер забыла Вспомнила бы — не было бы этого похода…
«И одиночества. И недоверия. И тоски. Пять дней — это слишком много для двоих», — чуть было не прибавила она. Все ж хватило ума не прибавить.
Вместо этого она потерла кончик носа и упавшим голосом закончила:
— Мне б сразу утречком тебе позвонить, да я боялась… Ругаешь меня? Столько натерпелись зря…
— Хочешь немножко порулить? — спросил Андрей, аккуратно снимая с шеи Готлиба. — Иди поиграй в вездеходе.
Он подсадил малыша в кабину. Посмотрел, как цепко пухлые ручонки легли на рычаги. Сейчас Око Безопасности отключит двигатель, потому что водитель не вышел возрастом. Электроника никогда не ошибается. Она твердо знает: с восьми до двенадцати лет ребенку разрешается настраивать адрес. С двенадцати До пятнадцати человек ограничен в скорости езды. Перешагнул этот рубеж — вездеход подчинен тебе безраздельно. Значит, только в пятнадцать лет мы наконец обретаем голову И заодно — право ошибаться, истинно человеческое право!
Как быстро ко всему привыкаешь. Уже и малахитовые джунгли не раздражают. И катер в зарослях выглядит чужеродно. И красующиеся поодаль двухголовые кошки перестали казаться враждебными…
— Есть хочешь? — спросила Нино.
Капитан попробовал вспомнить, ел ли он утром, после скачек на Мурзике.
Наверное, ел, иначе Кирико не выпустила бы его из-за стола.
И помотал головой:
— Яблочки там у тебя остались?
Нино вскрыла коробку, он долго выбирал, мял в ладонях наливающийся соком плод. Делал это аппетитно, хрустко. Она тоже взяла яблоко, двумя руками поднесла ко рту.
— Ничего на свете не бывает зря, — сказал Андрей. — Придумала тоже — попусту прошагали полторы сотни километров… Важно ведь, что прошагали, понимаешь? Что смогли…
— Это вы прошагали. А я?
— Тебе было в сто раз труднее! — убежденно сказал Андрей.
— Андрюшка, — Нино улыбнулась. — Ты сейчас такой сосредоточенный. И слова серьезные говоришь… Ты, наверно, жутко умный, да? Отец в тебе не ошибся…
Это было последней каплей.
— Ошибся, не ошибся — как ты просто рассуждаешь. Да если хочешь знать, это я с самого начала ошибся, из-за моей ошибки все наши беды! Андрюшенька — герой, Маяк уберег. А то, что всех вас чуть не угробил, руку сломал — это тоже героизм? Плюхнулись бы на антенну, Земля сразу б почуяла неладное. У них как сигнал потухнет, так смотритель с ремонтной бригадой тут как тут. Прилетают — а мы посреди зеркала на штырь нанизаны… Позорно, зато никаких хлопот, все за тебя добрые дяди сделали… Может, командор со штурманом так и задумали для полной гарантии! Может, я со своим длинным носом помешал их планам, откуда ты знаешь? Я еще на плоту до этого додумался, когда малышне про красное стекло рассказывал. Додумался — выть захотелось от унижения. А я улыбаюсь, вперед их волоку, ножками работать заставляю. А могли не работать, могли в катере на Маяке отсиживаться… Это ли не зря?!
— Ты бы больше себя уважал? — запальчиво спросила Нино.
Андрей не успел ответить — его перебил внезапный басовитый рев.
Спотыкаясь, раскинув руки, роняя крупные слезы, к ним летел от вездехода маленький Готлиб.
— Что случилось? Испугался? Кто тебя обидел? — всполошились Нино и Андрей, одновременно кидаясь к малышу. Он схватил обоих за руки, поочередно заглянул в лица зареванными глазами.
— Да! Вы поссорились! Ты опять нас бросишь! — всхлипывая, пролепетал Готлиб.
— Глупенький, не брошу я вас больше. Никогда, ни за что не брошу! Мы все вместе уедем отсюда.
Премудрый Космос, стоят ли все их обиды одной вот такой слезинки? В конце концов, они выдержали главное — экзамен на человека. Все, независимо от возраста. Невзирая на ошибки и просчеты. Ни маме, ни командору не пришлось бы за них краснеть…
Андрей с Нино переглянулись, руки их, не занятые ладошками Готлиба, соединились.
— Знаете, — решил Андрей, — мы уедем не откладывая. Потом мы с Наем вернемся, заберем все… Давайте в машину!
Он поднял над катером силовой купол, замкнул своей волной. Легкая сизая дымка чуть размыла резкие очертания космического корабля.
Не отпуская рук, они побрели к вездеходу.
— Да, Нино. чуть не забыл: брат у тебя смелый парень. Настоящий Разведчик!
— Спасибо. Я передам твое мнение дяде Георгию и отцу, — просто сказала Нино.
Приятно говорить людям приятные слова.
— А я? Я не настоящий? — Готлиб насупился.
— Что ты, малыш. Ты у меня самый лучший, самый настоящий! — воскликнул Андрей.
Но смотрел при этом почему-то лишь на одну Нино.
