Прост ли путь к такой свободе? Как его проходить? Каждый, кто, поднимаясь по лестнице, пытается перепрыгнуть через несколько ступенек, рискует сорваться и очень сильно разбиться. И потому человек должен восходить к любой добродетели постепенно — ступенька за ступенькой. С другой стороны, в жизни бывают ситуации, когда выбор нужно делать прямо сейчас и сразу, и как раз этот выбор и становится огромным шагом к свободе.

Есть всем, наверное, известный фильм Георгия Данелии — «Осенний марафон» — с таким очень симпатичным, на самом деле многими любимым киногероем, который вместе с тем является абсолютно слабым, безвольным человеком, не способным никому сказать как следует ни да, ни нет. Внутренне он всем недоволен, но постоянно идет на всевозможные компромиссы, в том числе и на компромиссы со своей совестью, на компромиссы с людьми недостойными. И там же есть другой персонаж, с которым он работает, — человек очень непорядочный. Главный герой регулярно с ним здоровается, притом что в глубине души презирает его и мечтает высказать все, что думает о нем и о тех недобрых вещах, которые тот совершает. А потом в жизни этого героя наступает день, когда все у него идет не так, когда он расстается с женой и, возвращаясь из аэропорта, куда проводил свою дочь, пинает со злости какую-то картонную коробку, лежащую посреди улицы, в которой оказывается кирпич (была такая «добрая» шутка в старые времена). И вот он, злой, хромая, является к себе в институт и встречает этого человека. Тот привычно протягивает ему руку, а наш герой кричит: «А вот руки-то я вам не подам!». Иными словами, так тоже бывает: человек живет, связанный по рукам и ногам, и в какой-то момент наступает некий прорыв: он рвется к свободе. Правда, в том случае этот бунт очень быстро был самим человеком подавлен: он вернулся к своему обычному бытию, и этот рывок был скорее похож на горькую карикатуру. А вот в реальной жизни бывают ситуации, когда ты понимаешь, что сейчас у тебя выбор такой: либо ты станешь негодяем и предателем и, по большому счету, отречешься, может быть, не только от какого-то человека, но и в его лице — от Христа, либо ты проявишь мужество и порвешь те узы, которые тебя связывают.

Иосиф и Никодим были тайными учениками Христа именно из страха перед своими соплеменниками. Но когда суд над Спасителем, беззаконный и страшный, уже совершился, когда Он был предан смерти и стало понятно, что каждый из тех, кто скажет: «Я был с Ним!» — может подвергнуться такой же опасности погибнуть, — именно в это время эти тайные ученики, забыв всякую осторожность, отбросив все опасения, идут к Пилату и просят, чтобы он дал им тело их Учителя (см.: Ин. 19, 38–39). Хотя, казалось бы, уж когда надо было бояться — так именно сейчас. Почему же они идут? Потому, как мне кажется, что они чувствуют страшную боль оттого, что все это время таились, не показывали явно, что они Его ученики. И вот, когда Он уже казнен, они понимают, Кого лишились, что утратили, что потеряли, — и эта страшная боль и любовь к Нему заставляют их забыть обо всем, что их связывало и не пускало раньше. И они идут.

Или — жена-блудница, которая приходит ко Спасителю незадолго до Его крестных страданий (см.: Мф. 26, 6–7). Сколько всего должно было ее связывать! Страх, стыд, мысль о том, что скажут люди, опасение, что ее попросту выгонят. Но вот она рвет все эти путы, точно так же как рвет путы греха, который держал ее всю жизнь, и бежит для того, чтобы послужить Спасителю: как Он Сам говорит, приготовить Его на погребение. Мытарь Закхей, который был связан всю жизнь страстью любостяжания и, наверное, многими другими страстями (ведь у человека, чего-то лишенного, — а Закхей был совсем небольшого роста, по свидетельству Евангелия, — зачастую вступают в силу какие-то процессы компенсации: жажда денег, славы, почета и уважения и проч.), вдруг в одно мгновение, встретившись со Христом, разрывает державшие его цепи и оказывается независимым — и от своей страсти к любостяжанию, и от стремления возвысить себя над людьми с помощью денег (см.: Лк. 19, 1-10). В этот момент он обретает свободу.

Конечно же, образы подлинной свободы, той, к которой мы стремимся, надо прежде всего искать в Евангелии. Вот Матфей, который сидит и собирает подати, прикован к этим деньгам и, как Кощей, «над златом чахнет», и который все это бросает, разворачивается и идет по дороге за Тем, Кто его позвал. Вот апостолы со своими сетями, лодками, составлявшими все их пропитание, бросившие все это ради Бога. Как это вообще возможно: рыбакам — бросить сети и лодки? Поймал ты сегодня рыбу, продал — ты ешь, завтра не поймал, не продал — не ешь. Они на самом деле оставили всё, что имели. И когда апостол Петр говорит: Вот, мы оставили всё и последовали за Тобою (Мк. 10, 28), это не пустые слова. И это тоже — образ свободы.

А образ несвободы — богатый юноша, которому Господь отвечает, что нужно для того, чтобы наследовать жизнь вечную: Продай имение твое и раздай нищим <…> и приходи и следуй за Мною (Мф. 19, 21). Но юноша связан своим богатством, и он не идет. И другой человек, который подходит и говорит: «Учитель, я пойду за Тобой!» — и слышит: «Сын Человеческий не имеет где приклонить голову» (см.: Мф. 8, 19–20), тоже смущается этим ответом, и тоже не готов идти. Несвободным и связанным оказывается и тот, который обещает: «Я пойду за Тобой, но позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего» (см.: Лк. 9, 59).

А вот в тех, кто, встретившись со Христом, тотчас все бросает и идет за Ним вслед, мы как раз и находим дар свободы. До встречи с Ним они были связаны очень многим. И не обязательно даже какими-то греховными страстями, как Закхей или жена-блудница, но обычными, житейскими, земными вещами, которыми так или иначе связан каждый человек, но, как только они увидели Его, тотчас же разрешились от связанности всем этим и пошли за Ним.