Все то, что мы говорим о форме, касается и правил о посте. У нас есть Типикон, где указано, каким образом человек должен поститься: в какие дни, в какое время дня и какую пищу он должен вкушать. Но понятно, что физические силы у разных людей совсем не одинаковы. Какому-то человеку надо бы поститься еще строже, чем указывает Типикон, — хотя это бывает очень-очень редко: большую часть наших современников пост, во всем согласный с указаниями Типикона, очень быстро загонит в больницу — с обострением панкреатита, с язвой двенадцатиперстной кишки, с малокровием, анемией и множеством других диагнозов. Однако нужно помнить, что цель поста заключается в том, чтобы понести подвиг самоограничения, научиться отказываться от того, что приятно, и от того, что доставляет удовольствие, — самого простого и даже примитивного, для того чтобы приобрести навык отказа как таковой — от чего-то, что может нас удовлетворять, что может нас незаконным образом радовать. Пост призван сделать нас немного сильнее, потому что этот опыт отказа от удовлетворяющего и услаждающего помогает в борьбе со всеми страстями, которыми недугует человек. И вместе с тем этот труд доказывает произволение человека, его желание действительно подвизаться, что-то делать для своей души. И за этот малый труд, если он совершается со смирением, Господь дает человеку благодать.

По слову святителя Василия Великого, мы призваны быть страстоубийцами, но не телоубийцами, поэтому внешняя форма поста может быть очень различна. Именно поэтому, как я сказал выше, для одного человека нужен пост даже более строгий, нежели это предписано Типиконом, для другого нормы Типикона будут в самый раз, для третьего нужна будет пища, приготовленная на огне, пища с растительным маслом, а для четвертого, возможно, молочные продукты (если, скажем, человек перенес тяжелую операцию). Для беременной женщины или кормящей матери пост в его традиционном виде полностью отменяется, возможны лишь какие-то элементы поста, которые не будут связаны с ограничениями в том, что ей необходимо для ее собственного организма и организма ребенка.

Отношение к внешней форме всегда должно быть именно таким. Вспомним эпизод из жития святителя Спиридона Тримифунтского — великого угодника Божия и человека, которого трудно заподозрить в небрежении к жизни подвижнической. Как-то — а это было время Великого поста — в его дом зашел путник, утомленный дальней дорогой. Единственное, что нашлось в доме из съестного, было мясным (т. к. сам святитель Спиридон в это время, скорее всего, вообще воздерживался от пищи). Однако хозяин нисколько не смутился и угостил странника тем, что было, и даже ел вместе с ним, чтобы убедить гостя подкрепить свои силы.

Другой пример подобного рода мы находим в жизни святителя и чудотворца Тихона Задонского. Как-то раз Великим постом он зашел в келью своего друга, схимонаха Митрофана, и увидел, что у него в гостях также его духовный друг, мирянин, ктитор одной из церквей города Ельца, а перед ними на столе стоит рыбная уха. И святитель Тихон, не желая их смущать, сказал, что любовь выше поста, и, чтобы еще больше их успокоить, даже вместе с ними ел эту уху. А дело было в том, что этот схимонах, зная, что приедет его друг, хотел угостить его рыбой на Вербное воскресенье, когда рыба разрешалась Уставом, но вдруг выяснилось, что до праздника его друг остаться не может — из-за половодья вынужден уехать раньше. За этим формальным нарушением Устава стояла любовь, нежелание огорчить брата, и святитель Тихон это прекрасно понял.

Можно вспомнить и пример из Отечника: некие старцы посещали архиепископа Феофила Александрийского, и он их потчевал самыми разными блюдами, в том числе и мясными, и они спокойно всё ели, а когда архиепископ сказал одному из них: «Отче, возьми еще кусок мяса!» — тот ответил: «Так это мясо? Нет, мяса мы есть не можем». Они по своей деликатности ели предложенное, а когда формально устами хозяина мясо было названо мясом, отказались его есть. Иными словами, правила своей жизни они преступили по любви и уважению к нему, но потом нашли повод для того, чтобы остановиться.

Удивительным примером нарушения внешних правил ради любви к ближнему и спасения его души будет и эпизод из жизни преподобного Авраамия Затворника. Этот святой долгие годы подвизался в уединении, потом к нему присоединилась его племянница, которая спустя какое-то время, пав в грех, сбежала и отправилась зарабатывать на жизнь самым незаконным и недостойным образом. И святой Авраамий, чтобы найти ее, оставил свою келью, надел мирское платье, сел на коня и объехал все злачные места и притоны в том городе, в который, как он знал, удалилась его племянница. И для того чтобы ее там найти, он жил как мирянин: ел мясо, пил вино, которых не вкушал до того, наверное, десятилетиями. И все это — для того, чтобы ее спасти, вернуть обратно.

Мы видим примеры очень многих старцев, отцов-пустынников, которые, находясь у кого-то в гостях или сами принимая гостей и угощая их, вкушали разные яства, а потом многие дни постились, для того чтобы «наказать» себя за это маленькое отдохновение, утрудить свою плоть. Они считали для себя возможным такое временное отступление от той формы, которая в остальное время их жизни была для них строго обязательной. Эти подвижники знали, что правило существует для человека, а не человек для правила. Таким должно быть и наше отношение ко всем формам, ко всем правилам в Церкви.

Естественно, есть вещи, носящие догматический характер, которые останутся неизменными, незыблемыми. Но многое — например, строй богослужения, уставные особенности — менялось на протяжении истории Церкви и, безусловно, еще будет меняться. Главное — понимать, каков принцип этих изменений, что лежит в их основе. Одно дело, когда богослужение просто видоизменяется со временем, другое дело, когда оно сознательно сокращается, выхолащивается, упрощается и это делается по небрежению. Напротив, все, что делается по любви и с глубоким внутренним пониманием смысла богослужения, безусловно, в конечном итоге приносит не вред, а пользу.