Человек, приходящий в храм, практически сразу сталкивается со множеством малых и больших правил, несоблюдение которых иногда чревато строгим неодобрением со стороны более опытных прихожан. Как совмещаются «буква» и «дух», правило и творчество в Церкви, знающей опытно и провозглашающей устами своего апостола: где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17)? И есть ли в принципе место творчеству в начале жизни церковной и духовной, или же на данном этапе достаточно просто следовать сложившимся правилам и традициям?

Разговор о регламентированности и свободе в церковной жизни неизбежно возвращает нас к тому, о чем мы уже говорили, — к зависимости человека от внешних форм. Чаще всего она обусловлена тем, что человек внутренне незрел, не готов жить жизнью полноценной, жизнью в собственном смысле этого слова. Когда ребенок маленький, для него покупают какой-то манежик, чтобы он в нем перемещался, и если он падает, то падает на стенки этого манежика или на его мягкое дно; потом ему дают специальные ходунки, с которыми он ходит: с одной стороны, эти ходунки ограничивают его движения, с другой — не дают ему упасть и разбиться. И таким образом ребенок постепенно научается ходить. Но все это — и манежик, и ходунки — оправданно только до тех пор, пока ребенок не научится твердо стоять на ногах. Если же он, придя в возраст, когда настала пора ходить самостоятельно, будет продолжать держаться за ходунки, — это будет свидетельствовать о некой патологии развития.

То же самое можно сказать и о зависимости человека от внешних форм. Форма, правило, внешний регламент создаются для того, чтобы помочь человеку на первых порах чему-то научиться, приобрести первоначальные навыки в том деле, к которому он приступает, с которым знакомится. В каком-то смысле это будет верно и в отношении церковной жизни. Внешние правила в Церкви — это то, что складывалось на протяжении многих веков как наиболее оптимальные формы церковной жизни. Но тут надо очень четко понимать, что как суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2, 27), точно так же и правила в Церкви существуют для человека, а не человек — для правил. И правило хорошо до тех пор, пока приносит пользу, пока посредством его человек может созидать себя в христианской жизни, может приближаться к Богу. Если же в какой-то момент правило превращается для него либо в бремя неудобоносимое (ср.: Лк. 11, 46), либо в то, что он уже перерос, — то нужно бывает идти дальше, а не держаться за это правило как за нечто незыблемое, что никаким образом нельзя отменить.

Безусловно, это касается не всех правил церковной жизни и не всех ее законов, но — достаточно многих. В качестве примера можно обратиться к молитвенному правилу. В практике Русской Православной Церкви оно состоит из утренних молитв и молитв на сон грядущим. Человек может к этому что-то добавить, сделав свое правило чуть более пространным, может, наоборот, его сократить по какой-то немощи, но тем не менее в основе своей оно остается одним и тем же. Но вместе с тем мы видим, что есть период, когда это правило оказывается отмененным, — после Пасхи, на Светлой седмице. В этот период было бы чудно читать те молитвы, которые мы читаем обычно, а вот пение или чтение пасхальных часов и Пасхального канона (что и предписывается Церковью как замена молитвенного правила на протяжении Светлой седмицы) воспринимается более органично, потому что оно в большей степени соответствует тому настрою и внутреннему состоянию, которые должны быть у христианина, торжествующего о Христе воскресшем.

Но ведь и помимо Светлой седмицы могут быть в жизни человека состояния или периоды, которые будут от него требовать, чтобы он отказался от того молитвенного правила, которое совершает обычно, и перешел к какому-то иному. Например, человек может понять, что ему никак не удается прочитывать в общем-то достаточно многосложное, сплетенное из многих мыслей молитвенное правило — либо потому, что он устал и сильно рассеивается на молитве, либо потому, что не все понимает. И у многих отцов мы можем найти совет в таких или подобных ситуациях заменять правило молитвой Иисусовой — либо определенным количеством молитв Иисусовых, либо определенным временем, проведенным в этом делании, как рекомендует святитель Феофан Затворник. К слову, он же предлагал поступать так: время, которое мы отдаем утренним и вечерним молитвам, отдавать прочтению молитв святителя Иоанна Златоуста на 24 часа дня и ночи (они находятся в вечернем молитвенном правиле: «Господи, не лиши мене небесных Твоих благ. Господи, избави мя вечных мук…»), повторяя их столько, сколько позволит выбранное время. Некоторым людям святитель Феофан советовал составлять свое утреннее и вечернее правило из тех псаломских стихов, которые им наиболее внутренне близки.

Другими словами, мы видим, что этот святой относился к форме достаточно свободно и считал, что молитвенное правило — это не незыблемая данность: оно может быть разным. И, безусловно, с его стороны это не было каким-то новаторством или «обновленчеством». Скорее наоборот: советы святителя исходили из очень глубокого, полноценного знания церковной традиции. И ведь действительно, в разные периоды, в разных Поместных Церквах, в разных местах молитвенные правила бывали очень разные. Форма может быть различной, как и пути, ведущие к созиданию внутренней жизни человека.