Такое заявление о приеме в коммунистическую партию подал один чудак. Ему предложили переписать заявление – партия-то называлась не КП, а КПСС. Нет, говорит, хочу в КП, в СС я уже был. Сочинитель этого старого советского (а точнее, антисоветского) анекдота целил в тех представителей нашей славной партии, кто вел себя подобно эсэсовцам – такие тоже бывали. Но если бы мне в то время рассказали, что реальный человек, бывший эсэсовец, естественно, скрывавший свое прошлое, подал заявление в партию, я никогда бы в такое не поверил.

Тем не менее бывший вахман СС Иван Куринный в 1951 году именно так поступил и, представьте, был принят, как тогда говорилось, “в ряды КПСС”. Кем же надо было быть, чтобы суметь так скрыть от всех свое прошлое? А надо было всего-навсего спрятаться среди тех, кто был вне каких-либо подозрений, то есть в “органах”. В 1945 году Куринный Иван Николаевич изменил две буквы в своей фамилии и стал Куренной (вроде одно и то же, да не то) и поступил на службу в ГУЛАГ, благо характер работы был ему хорошо знаком. Два года в Киеве на лагпункте охранял зэков, потом вырос до инспектора колонии. В 1951 году окончил офицерскую школу ВОХР МВД, получил звание младшего лейтенанта. Тогда-то он настолько обнаглел, что подал заявление в партию. Исключили из рядов его только в 1954-м, прознав, что служил у немцев. Из МВД уволили, но не посадили, видно, как своего.

“Знаю его с хорошей стороны, как семьянина”, – такие показания давала на допросе 26 марта 1961 года его жена Людмила. Познакомились и поженились они в 1950 году, когда он был курсантом школы МВД, потом переехали в Норильск. О прошлом никогда не рассказывал, со службы его уволили, как он объяснил ей, по состоянию здоровья.

18 мая 1961 года допрашивали свидетеля Василия Куринного, жителя села Петропавловка Городищенского района Черкасской области. Брат, рассказал он следователю, приезжал домой только раз, в 1947 году, был в солдатской форме. Матери изредка писал письма, в последнем – о том, как в 1960 году поранил ногу на мотоцикле.

О том, что это было за ранение и что мотоцикл тут совершенно ни при чем, я узнал из подшитой в дело производственной характеристики на старшего стрелочника Куренного, подписанной начальником железнодорожной станции Багратионовск Ф. Бугаевым. Как там сказано, к исполнению служебных обязанностей относился добросовестно, получал благодарности, принимал участие в общественной жизни коллектива, был членом комитета ДОСААФ. Правда, “на рабочих собраниях вел себя сдержанно, не принимал участия в обсуждении производственных вопросов” (видно, после демонстрации активности и последующего разоблачения в Норильске на этот раз хватило ума не высовываться).

И дальше, безо всякого перехода: “11 сентября 1960 года при исполнении служебных обязанностей в ночное время самовольно оставил стрелочный пост и при попытке хищения яблок в саду школы-интерната № 6 был ранен в левую ногу из ружья. Вследствие ранения был признан инвалидом 3 группы, ему была установлена пенсия 19 руб. 45 коп.”. Это в Собиборе можно было безнаказанно отнимать чужое, здесь же вышло иначе.

Несмотря на случившееся невезение, Куринный оказался (до определенного момента) одним из самых удачливых “травников”, ему до киевского процесса удалось избежать лагеря, хотя его, как и других из списка вахманов, искали все послевоенные годы. Ему так долго – 15 лет – удавалось скрываться еще и потому, что после службы в “органах” он уехал в далекую Калининградскую область, где устроился стрелочником на железную дорогу. По-видимому, ему был знаком опыт тех, кому в предвоенные годы удалось избежать большого террора, когда люди, которых неминуемо ждал арест, исчезали из дома, уезжали в глухомань и только благодаря этому выживали.

Самых опасных палачей, растворившихся на просторах огромной страны, как я уже говорил, продолжали искать после войны. Искали полицейских, причастных к расправе над “Молодой гвардией”. Заместителя начальника краснодонской полиции В. Подтынного (он изменил биографические данные и лейтенантом продолжил службу в Красной армии, был ранен, награжден орденами) опознали в 1959 году, а принимавшего участие в обысках, облавах и арестах краснодонских подпольщиков полицейского И. Мельникова, тоже мобилизованного в Красную армию и сумевшего скрыть прошлое, – только в 1965 году. Обоих приговорили к расстрелу.

Основой для поиска стала особая картотека оперативного учета разыскиваемых лиц – сотрудники гестапо, следователи, полицейские, бургомистры, старосты, руководители оккупационных учреждений и участники гитлеровских зверств. Одним из ее источников стали трофейные учетно-регистрационные материалы, как, например, те, что попали в руки Смерша в 1944 году в расположенной на территории Польши школе СС Травники, где прошли обучение около 5 тысяч вахманов СС. Наступление Красной армии было столь стремительным, что нацисты не успели вывезти или уничтожить документы, личные учетные карточки с фотографиями многих курсантов, распоряжения о направлении или переводе вахманов из лагеря в лагерь. 23 июля 1944 года Люблин и прилегающие к нему районы Восточной Польши, включая городок Травники, были освобождены, в руки Смерша попали многочисленные лагерные документы, которые потом много лет фигурировали в уголовных делах.

Первые из них рассматривались военными трибуналами летом и осенью 1944 года. Сразу захватили нескольких “травников”, служивших в лагерях. Некоторые из них, родом из Западной Украины, после ухода немцев рассчитывали укрыться в Польше. Однако после войны оттуда в СССР переселили до полумиллиона украинцев – в обмен на поляков, живших в Западной Украине. Все перемещенные из Польши украинцы подвергались особой проверке, в результате было выявлено много нацистских пособников.