Пять вечера. Наступила пора строить людей на плацу. Теперь уже многие узники почувствовали, что готовится нечто необычное, но не могли понять, что именно. И вот тут все пошло совершенно не по плану.

“После этого началась паника в лагере, во время которой заключенные с возгласами “ура” начали бежать из лагеря. Только через полчаса по убегавшим из лагеря был открыт пулеметно-минометный огонь” (из показаний Печерского).

Если бы заключенные, как было запланировано, построились в колонну и пошли к воротам, это могло бы отсрочить сопротивление. Но в суматохе и панике толпа побежала к воротам и проволочному ограждению.

“Впервые внутри проволоки этого смертного лагеря прозвучали великие слова: “Вперед за Родину! Вперед за Сталина!” Это из овручской рукописи Печерского. Правда, потом он, как уверял меня Михаил Лев, ссылаясь на сказанные ему слова Печерского, что восставшие ничего не кричали – бежали молча. Возможно, в 1944 году он включил их в рукопись, рассчитывая на публикацию.

Те повстанцы, что были вооружены винтовками, открыли стрельбу по вахманам и убили четверых. В начале шестого руководители восстания вовсе потеряли контроль над событиями. Арсенал захватить не удалось, помешал неожиданно появившийся Френцель, он стал стрелять в восставших из автомата. Печерский выстрелил в него, но промахнулся. Печерский впоследствии говорил о Френцеле, что у того было предчувствие: он не пришел, как собирался, инспектировать бараки первой зоны лагеря, где его должны были убить.

Часть повстанцев прорвалась через лагерные ворота и бежала в юго-западном направлении – в сторону рощи. Другая группа пробила телами проход в ограждении к северу от ворот. Те, кто бежали первыми, подорвались на минах. Появились убитые и раненые, своими телами они проложили дорогу через минное поле тем, кто бежал следом. Планировалось иначе: разрезать проволоку щипцами, кидать камни и доски на заминированное поле – противотанковые мины чувствительны и реагируют на камни. Все побежали, забыв обо всем, – не могли находиться в лагере ни минуты больше. Полтора часа, прошедшие с начала восстания, сделали их другими людьми.

“Во время моего пребывания в Собиборском лагере осенью 1943 года узники подняли восстание, – показывал на допросе вахман Яков Цехмистро. – Захватив оружие, прорвались за зону лагеря и скрылись. Во время этого события я стоял без оружия возле кухни, где в то время работал поваром, и видел, как вахманы, стоявшие на вышках, стреляли по восставшим узникам, среди которых были убитые. Кто из вахманов стрелял по узникам, я не знаю, так как мне не было видно, кто стоял на вышках, но я слышал стрельбу с вышек”.

Мне не удалось ни в одном из изученных уголовных дел обнаружить сколько-нибудь внятные показания охранников об этом дне. Приведу еще материалы допроса Николая Святелика. По его версии, по-видимому, ходившей среди вахманов, “14 октября привезли слишком много людей и всех не успели уничтожить. Поняв, что с ними будет, оставшиеся решили бежать. Они прорвали своими телами три ряда колючей проволоки и побежали к лесу, но прилегающая к лагерю территория была заминирована, и многие погибли от взрывов мин. Вахманы поливали восставших пулеметным огнем, причем стреляли как по бегущим, так и по тем, кто остался на территории лагеря и бежать не собирался”.

Группа повстанцев, во главе которой был Александр Печерский, пробила брешь в ограждении лагеря возле жилых помещений эсэсовцев, где, как и предполагалось, мины не были заложены.