Глава 46
5 марта 1943 года
Птицы замечают признаки бури раньше нас.
К тому моменту, когда мы только начинаем ощущать нависшую опасность, они уже улетели из гнезд и исчезли.
Я проскальзываю за стол в кафешке в переулке Коррандера, заполненной тем типом людей, которые слишком заняты поисками следующей дозы, чтобы интересоваться, кто я такой или что мы обсуждаем с Ларкиным.
Виктор открывает усеянное пятнами меню.
– Хочешь яичницу?
– Нет, – у меня болит голова, – что угодно, только не яйца.
Он заказывает бекон, я – тост (он оказывается подгорелым) и кофе.
– Думал, ты захочешь увидеть некоторых из наших потенциальных клиентов, – говорит он, кивая на посетителей кафе, и делает глоток кофе.
– Партнер.
Я изучаю людей вокруг нас. У них тяжелые веки, мертвые глаза и серая кожа. Они горбятся, сидя на обитых треснувшей кожей сиденьях, а стены пропитаны застарелым дымом. Люди, для которых в настоящем мире больше нет никакой красоты или обещания.
– Понимаешь, о чем я говорю, Стивен? – Когда Виктор улыбается, каждая черточка его лица становится острее, словно разбитое зеркало. Он передает конверт, набитый деньгами, под столом. – Даже та малость Спокойствия от служанки сработала. Отец безгранично благодарен. Нам нужно добыть еще.
– Он сработал? – спрашиваю. Кафе вдруг становится ярче. Стены очищаются от дыма. Успех. Слава. Эврика. Малкольм Клиффтон никогда не делал ничего такого большого и значительного. То, что я сделал, превосходит варианты. Я отвечаю Ларкину улыбкой и соскребаю почерневшую корочку с тоста.
– Завтрак за мой счет, – говорю, и он смеется.
– Я уже нашел еще одного, – говорит Виктор. – Он будет готов, как только у тебя в руках окажется побольше материала. – Он возвращается к газете. – Хорошо выбрали время: в эти выходные Турнир. Пока все отвлекутся.
Мой взгляд падает на первую страницу газеты. Я откусываю тост, и крошки с него, как черный снег, падают на тарелку.
Я сразу же давлюсь.
– Можно посмотреть? – Вырываю газету из рук Ларкина.
«АЙЛА Куинн» – кричит заголовок прямо на первой полосе.
– Это моя племянница. – Никак не могу прокашляться, кусочки тоста застряли в горле. – Я повсюду искал ее.
И все это время она была в Стерлинге. Последнее место, куда Джульет, как я полагал, могла бы отправить своих детей.
– Прости, что? – говорит Ларкин, прихлебывая кофе. – Ты – брат Джульет?
Я киваю.
Он качает головой.
– Я даже не знал, что у нее был брат.
Я стискиваю зубы.
– Джульет в действительности никогда не хотела, чтобы хоть кто-то узнал обо мне.
Виктор выглядит несколько удивленным, потом подается вперед.
– Тогда почему ты ищешь девчонку? – Его глаза сужаются. – Это не имеет ничего общего с Добродетелями, а?
– У нее есть кое-что, имеющее сентиментальную ценность, то, что я хочу вернуть. Но она может послужить и другой цели.
Одна мысль беспокоит меня как заусенец.
Моя приемная мать, Элеанор Каммингс, умерла много лет назад. А Джульет сожгла практически все мосты в Стерлинге, когда сбежала.
– Где остановились дети? – спрашиваю осторожно.
– В доме у этого подхалима Малкольма Клиффтона. Он женился на Матильде Файн. Помнишь их, не так ли? Не хочет иметь дело со мной. Они оба стали еще более невыносимы, чем в молодые годы.
У меня при звуке ее имени сжимается сердце, даже теперь. Но я стараюсь, чтобы лицо не выдало моих чувств.
– Да, думаю, я знаю, о ком ты.
Они – два человека, которых я меньше всего хотел бы увидеть. Мужчина, укравший варианты, и женщина, похитившая мое сердце.
Но мне нужен Камень, пока для Финеаса не станет слишком поздно.
– Они устраивают большую вечеринку сегодня, – говорит Ларкин. – Чересчур много людей. Но завтра…
Я скребу по засохшей еде ножом, пока тарелка не начинает блестеть.
«Моя маленькая рыжая птичка, – думаю я. – Кажется, судьба хочет снова свести нас вместе, в последний раз».
