Глава 33
16 мая 1942 года
Птица: бородач-ягнятник
Бородач-ягнятник находит кости и бросает их с высоты, чтобы они расклололись на части, открыв костный мозг.
В отличие от других стервятников, бородач-ягнятник испытывает отвращение к гниющей плоти.
Ему нужна свежая добыча, так что он иногда нападает на тех, кто еще жив, даже сталкивая их с обрыва.
Я знал, что Финеас болен. Но нам понадобилось так много времени, чтобы найти друг друга и наконец встать на ноги. И у страданий должен быть баланс. Я уже сполна выплатил свою долю.
Джульет словно чувствует эти мои мысли и гнев, растущий во мне как буря. Даже после всех этих лет.
«Я так рада получить от тебя весточку», – пишет она в ответ на мое письмо.
Понятия не имею, действительно ли она так думает. Быстро прочитываю остальное: о том, что она замужем и у нее теперь двое детей.
Убираю со стола и сажусь, чтобы ответить. В конце письма спрашиваю о Камне. Не говорю ей о теории Финеаса насчет Исчезновений. Просто спрашиваю, намерена ли она отправить Камень.
После того как отправляю письмо, не могу сидеть и слушать кашель, иссушающий внутренности Финеаса. Он сопротивляется всем моим попыткам найти для него альтернативные способы лечения. Поэтому нанимаю служанку, Лоретт, которая ходит по дому и топает как маленькая лошадка, сметая пыль, пылесося и сводя с ума Финеса постоянными жалобами. Потом отправляюсь в Шеффилд и с новой энергией принимаюсь за эксперименты. Что-то еще кроме Финеаса, ради чего стоит жить.
Бывают дни, когда, как мне думается, я подбираюсь ближе. Делаю мышам инъекции наборов: химикатов, трав, наркотиков – различных смесей и разной крепости. Иногда мыши дергаются, большинство умирает. Но иногда, в моих последних экспериментах, они становятся очень спокойными и умиротворенными, достигают почти мечтательного состояния. Вот что я хочу отделить и вытащить. Желаю быть губкой, впитывающей все это из их ума, чтобы выжать, когда это будет наиболее необходимо.
Недели проходят, я все ближе подбираюсь к ответу и понимаю, что больше не против спускаться в подвал, даже по утрам, когда солнце светит, а птицы безумно поют в кроне деревьев.
Часть меня, возможно, даже начинает этим наслаждаться.
Когда приходит ответ Джульет, открываю конверт прямо на почте.
«Прости, что отвечаю не сразу, – пишет она. Ее почерк все такой же, но все же как-то старше. – Я, вообще-то, сильно заболела, можешь в это поверить?»
Словно я могу забыть, что она едва ли болела хоть один день в жизни, когда мы были моложе. Всегда полная противоположность мне, во всем.
Но, читая эти слова, впервые начинаю связывать ее удивительное здоровье с тем, что она носит Камень. Впервые задумываюсь о том, есть ли в Камне действительно какая-то сила.
– Он все еще у нее, – говорю Финеасу, и его лицо проясняется больше, чем я когда-либо видел. – Она отдала его на полировку, а потом отправит по почте его нам.
Надежда грозит расправить в груди давно сломанные крылья, но я отталкиваю ее. Если надеешься, сложнее дышать. Замечаю, что Джульет рвется сделать все что угодно, лишь бы снова наладить наши отношения.
Интересно: сумел бы я когда-нибудь простить Джульет за все ее прошлые грехи? Если хотя бы раз она сделает что-то неэгоистичное и поможет мне спасти Финеаса.
В ту ночь я пробираюсь по коридору и заглядываю в его комнату. Свет падает на него, неподвижно лежащего в кровати. Его кожа поблекла, стала цвета подушки и похожа на пергамент. У меня на мгновение замирает сердце.
Но он дышит, его грудь все еще вздымается и опадает. Я стою и наблюдаю за этим движением, пока собственное сердце не возвращается к нормальному ритму.
Иногда по ночам хочу лечь на полу рядом с ним и держаться за его рукав, как когда-то, очень давно, – за свою школьную форму.
Словно это все, что необходимо, чтобы утром он по-прежнему был здесь.
Жду посылку от Джульет, ту, в которой будет Камень, неделю, другую, потом третью. Она точно не спешит с отправкой.
Нет, она тратит время Финеаса, забирая его.
У меня.
Моя ярость все возрастает и разгорается. Снова пишу ей. Предлагаю даже приехать самому и забрать Камень.
За день до того, как планирую сесть на поезд и встретиться с ней, открыто обвинив в молчании, ее ответ наконец приходит.
Едва взглянув на письмо, понимаю, что оно очень маленькое и тонкое. Дрожащими руками вскрываю конверт, гадая, какое оправдание она привела. Смогу ли и правда ее убить?
Но не нахожу ничего, написанного ее витым почерком. Внутри конверта только четкая рука ее мужа, Гарольда Куинна, и сложенная вырезка из газеты.
Дорогой мистер Шоу,
с прискорбием сообщаю Вам, что Джульет умерла.
Извините, что не пригласил вас на похороны. Я только сейчас просматриваю всю ее старую почту. Отсылаю ее некролог.
Мы похоронили ее вчера.
