Глава 8. Чистящие

Ковыляя к туалету, я почувствовал, что держусь на ногах, мягко говоря, не слишком уверенно. Больное колено похрустывало, и время от времени, когда самолет подрагивал, проносясь сквозь стратосферу, я почти терял равновесие. Дремлющие пассажиры были в основном укрыты пледами; проходя мимо бодрствующих, я мог иногда бросить взгляд на светящийся жидкокристаллический экран и получить представление о киновкусах попутчиков. Вот какая-то женщина поет на сцене; вот судья в парике с суровым видом в зале суда; вот прыжок Человека-паука. Кто-то спал, кто-то стучал на ноутбуке, и тогда его лицо подсвечивалось экраном. Когда я наконец добрался до конца прохода, все кабинки были заняты и мне пришлось какое-то время ждать в коридоре. Бортпроводники были вынуждены протискиваться мимо меня, чтобы обслужить пассажиров бизнес-класса. Я заглянул завистливо через щель в занавеске, разделявшей салоны, и увидел на секунду, как пассажиров, удобно откинувшихся в креслах, обслуживали, будто римских императоров. Затем я услышал звук защелки и увидел яркий свет из открывшейся двери туалета. Из кабинки быстро и бесстрастно вышел мужчина. Мне показалось или я уловил легкую виноватость в выражении его лица? Входя в кабинку, я приготовился к возможному ужасному запаху, но с облегчением обнаружил, что воздух в туалете ничем не пахнет: разве что ощущается легкий намек на запах синтетического лимона.

Я поднял сиденье и с облегчением помочился, а затем нажал кнопку, чтобы запустить механизм вакуумной очистки. Этот процесс всегда кажется мне слегка пугающим. Всасывающие и рычащие звуки продолжаются достаточно долго, как будто говоря: «Ну, на кого это ты смотришь? Я мог бы всосать и тебя в эту маленькую дырку». Я повернулся к раковине, чтобы вымыть руки, и натолкнулся взглядом на две бутылочки с нажимными дозаторами. Я взялся за одну из них, больше похожую на жидкое мыло, и пару раз надавил на дозатор; механизм выдал мне на ладонь лужицу прозрачной желтой жидкости. Откровенно говоря, я никогда не любил жидкое мыло; я против выдавливания. Такие бутылочки всегда напоминают мне мелкое домашнее животное, которое, стоит взять его в руки, готово от ужаса написать тебе на руку.

Когда я был ребенком, жидкое мыло еще не изобрели, у нас оно всегда было в брусках. Настолько вездесущих, что даже раковины для умывания тогда делали с полочками специально для того, чтобы мыло не соскользнуло ни на пол, ни в раковину. Теперь кусковое мыло в меньшинстве и чем дальше, тем менее популярным становится. Это и есть прогресс? Неужели жидкое мыло и правда настолько лучше кускового? Или это всего лишь дань моде, навязанной маркетологами под ложными предлогами, и со временем исчезнет из нашей жизни, как брюки-клеш и лазерные диски?

На этот вопрос трудно ответить, не разобравшись предварительно в преимуществах и недостатках нормального мыла. Это поистине чудесное вещество. Вы можете мыться сколь угодно чистой, прозрачной и горячей водой, но не избавиться ни от какой жирной маслянистой пакости, которая запеклась на коже. На протяжении большей части истории человечества нас это особенно не беспокоило. Люди пахли; они были грязными. Никто не обращал на это внимания. У нас имелись проблемы и посерьезнее, и мы не думали о том, почему мыло важно. Не то чтобы его не существовало вовсе. Самые древние рецепты мыла на глиняных табличках древней Месопотамии датируются ни много ни мало 2200 г. до н. э., но появилось оно наверняка раньше. Описанный на табличках процесс аналогичен тому, с помощью которого мы делаем мыло сегодня: возьми древесную золу из очага, раствори в воде и вскипяти раствор с растопленным салом (животным жиром) — и волшебным образом получишь щелочное мыло. Месопотамцы, возможно, не мылись им сами, но использовали его для очистки шерсти перед тем, как соткать из нее полотно. Мыло удаляет ланолин — что-то вроде сала — с волокон шерсти.

Но почему нужно использовать жир для удаления сала? Секрет кроется в воде с золой, которая по-арабски называется alkali, буквально «из золы». Эта жидкость — щелочь. Щелочи противоположны кислотам, но и те и другие весьма активны и могут преобразовывать другие молекулы. В данном случае щелочь изменяет жиры.

Одна из основных составляющих топленого сала, триглицерид. У его молекулы три хвоста, которые можно отщипнуть при помощи щелочи

Жиры, такие как топленое животное сало, состоят из углеродных молекул с треххвостой химической структурой глицеридов, связанных вместе с одного конца атомами кислорода. Такая структура полностью отлична от структуры воды, молекулы которой намного меньше размерами. Они не только мельче молекул триглицеридов, но и дипольны, а значит, электрические заряды в них распределены неравномерно: у них есть положительная и отрицательная части. Именно полярность делает воду хорошим растворителем: она электрически притягивается к другим заряженным атомам и молекулам и окружает их, поглощая. Так вода растворяет и соль, и сахар, и спирт. Но молекулы животного и растительного жира не поляризованы и поэтому не могут растворяться в воде. Вот почему растительное масло и вода не смешиваются.

Однако щелочь, полученная из древесной золы, расщепляется на положительно и отрицательно заряженные компоненты и растворяется в воде. Получившийся раствор химически реагирует с молекулами жира, отщипывая у триглицеридов пресловутые три хвоста и делая их заряженными. В результате получаются три молекулы мыла (стеараты). Важно, что это гибридные молекулы: у них электрически заряженная голова, которой нравится растворяться в воде, и углеродный хвост, растворяющийся в маслах. Именно гибридная природа делает мыло таким полезным.

Активный ингредиент мыла — стеарат; показаны заряженная «водолюбивая» (липофобная и гидрофильная) голова и «жиролюбивый» (липофильный и гидрофобный) углеродный хвост

Когда молекулы мыла вступают в контакт с капелькой жира, их углеродный хвост, благодаря химическому сходству, сразу же погружается в нее. Но заряженная голова мыльной молекулы хочет убежать от жира как можно дальше, так что в итоге остается торчать из него наружу. По мере того как всё больше молекул мыла делают то же, они образуют структуру, похожую на созревший одуванчик: капелька жира, окруженная облачком мыльных молекул, электрически заряженные головки которых торчат наружу.

Поскольку капля масла или жира теперь получила заряженную поверхность, она становится поляризованной и готова растворяться в воде. Вот так мыло и очищает: разбивает остатки жира и масла на руках и одежде на крохотные сферические капельки, которые способны растворяться в воде и которые можно смыть.

Мыло очищает за счет действия поверхностно-активных веществ (ПАВ), таких как стеараты. Жиролюбивый хвост молекулы погружается в масло, оставляя водолюбивую голову торчать наружу. Облачко голов, окружающих масляную каплю, позволяет ей растворяться в воде и очищает от жира поверхность

Ощущение чистоты и сухости, которое вы испытываете после мытья рук с мылом, объясняется тем, что оно удаляет жир с вашей кожи. А скользкое оно из-за своей природы — по сути, это модифицированный жир. Вот почему мыло так легко выскальзывает из рук. Его можно использовать как смазку, и если вы пытаетесь снять кольцо с распухшего пальца, то мыло вам поможет.

Использование мыла для чистки и стирки порождает особый тип жидкости: это грязная вода. Однако в ней есть не только грязь, но и крохотные шарики жира. По сути, это частички одной жидкости, погруженные в другую, то есть эмульсия. Эмульсии очень полезны, поскольку позволяют вам поместить в воду много разных типов жидкостей. Майонез, например, — очень концентрированная суспензия растительного масла в воде, где соотношение первого ко второй составляет примерно 3:1. Чтобы получить суспензию, две жидкости смешивают и энергично встряхивают до тех пор, пока не образуется однородная масса. Но если вы просто сделали бы это и оставили смесь стоять, жидкости разделились бы, поскольку, как мы знаем, масло и вода не смешиваются. Однако если добавить в смесь мылоподобное вещество, то оно стабилизирует капельки жира. В случае с майонезом связующая молекула берется из яиц. Их желтки содержат вещество под названием лецитин, по структуре очень похожее на мыло (с жиролюбивым хвостом и водолюбивой головкой). Когда вы добавляете их в свою смесь масла с водой, желтки связывают всё это воедино — и получается майонез. Яичным желтком тоже можно помыть руки, как мылом, и есть множество рецептов шампуней, в которых он используется как основной очищающий ингредиент. Еще одно вещество, способное делать эмульсии из масел, — горчица; именно поэтому, если добавить ее к растительному маслу и уксусу, которые в обычных условиях смешиваются плохо, образуется стабильная эмульсия, известная как французская заправка. Все эти активные субстанции работают по одному принципу, и все известны под общим названием: эти вещества, обеспечивающие взаимодействие других, называются поверхностно-активными.

Мыло удаляет не только масла и жиры, но и бактерии, прикрепившиеся к ним. Вымыть руки с мылом — лучший способ защититься от бактериальной инфекции и вирусов. Однако, несмотря на эффективность мыла в качестве чистящего агента и его появление на самой заре человеческой цивилизации, регулярное его использование в качестве средства поддержания чистоты и личной гигиены — современное явление.

Много веков разные культуры занимали очень разные позиции по отношению к мылу. Римляне его почти не использовали, предпочитая соскребать с себя пот и грязь механически, а затем купаться сначала в горячей, потом в холодной воде, чтобы очиститься. Публичные бани были важной частью их культуры, и римляне не жалели средств и изобретательности на строительство сложных инженерных сооружений, обеспечивавших бани холодной и горячей водой. В Европе после падения Римской империи инфраструктура, обеспечивавшая работу публичных бань, пришла в упадок и разрушилась, а посещение бань и вообще мытье вышли из моды. В многолюдных городах и селах без доступа к чистой воде мытье всё чаще считалось опасным для здоровья. В Средние века многие европейцы верили, что болезни распространяются через миазмы и дурной воздух. Они считали, что мытье, особенно горячей водой, раскрывает поры и делает человека более уязвимым перед страшными болезнями, такими как бубонная чума, известная в те времена также как черная смерть. Тогда отношение к мытью, помимо прочего, включало и моральный компонент: ведь святые отшельники и подвижники отрицали комфорт и роскошь. Следовательно, чем сильнее ты пах, тем ближе к Богу становился в глазах окружающих.

Такое странное отношение к чистоте было не везде. Гостям с Востока представители даже королевских семейств Европы показались бы ошеломляюще вонючими и грязными — как и нам, смотрящим на них с современной точки зрения. Но культурные нормы прошлого часто кажутся отвратительными задним числом. Не так давно курение было совершенно нормальным явлением, и запах табака присутствовал почти везде: в офисах, ресторанах, барах и поездах. Я еще помню, когда оно разрешалось даже в самолетах. Теперь мы оглядываемся на те времена со смесью ужаса и недоумения: как мы могли дойти до такого. Если смотреть в таком свете, то эпоха грязных и вонючих европейцев покажется, наверное, не столь удивительной.

Как и в случае с курением, последствия всеобщей немытости были не только эстетическими. В XIX в. врачи не видели ничего страшного в том, чтобы перемещаться от одного больного к другому, не меняя одежды; они не мыли рук ни до, ни после осмотра рожающих женщин. Результат — невероятно высокий уровень женской и младенческой смертности при родах. В 1847 г. венгерский акушер, Игнац Земмельвейс, распорядился, чтобы врачи, прежде чем прикоснуться к пациенткам, протирали руки раствором хлорной извести, — и уровень смертности в его лечебнице упал с 20 до 1%. Несмотря на столь наглядное свидетельство, врачи по-прежнему не хотели признавать, что они сами, возможно, переносят инфекции на руках и передают их пациентам, вызывая таким образом громадное число смертей. И только в 1850-е, когда британская сиделка Флоренс Найтингейл начала активную кампанию за чистоту, такое отношение стало наконец общепринятым: сначала в военных госпиталях, а потом и в обычных больницах. Главное — она собрала статистику и придумала новые типы математических графиков, при помощи которых демонстрировала свои данные о причинах болезней и смертности врачам и общественности. Постепенно, по мере накопления научных доказательств, микробная теория получала всё более широкое признание среди медсестер и врачей, и гигиеническое умывание с мылом стало в больницах обычной практикой. Разумеется, не все сорта мыла рождаются равными, и новая роль этого средства в поддержании чистоты и здоровья людей появилась в то время, когда индустриализация и маркетинг совместно создавали современную западную потребительскую культуру. Мыло было готово к тому, чтобы из предмета потребления превратиться в коммерческий продукт.

На высоте 12 000 м в крохотном самолетном туалете я тоже надеялся использовать мыло, чтобы совершить превращение: из усталого путешественника в освеженного, чистого и ясноглазого. Я вымыл руки в крохотной раковине и внимательно рассмотрел себя в зеркале. Глаза красные, кожа вокруг них сухая и морщинистая; мое лицо казалось желтым и болезненным. Я взглянул на лампочку, чтобы проверить, не горит ли она голубым флуоресцентным светом. Так и есть. «Возможно, это всё объясняет», — подумал я. Но затем, при дальнейшем осмотре, я с ужасом заметил на воротнике своей рубашки желтое пятнышко соуса карри. Сьюзен ничего мне о нем не сказала, но, с другой стороны, зачем ей было говорить мне? Я инстинктивно попытался стереть его капелькой слюны. Находилось оно прямо у меня под подбородком, поэтому всю операцию приходилось контролировать по отражению в зеркале. Но ферменты слюны не помогли мне справиться с желтым (вероятно, на основе куркумы) пятном; мало того, из-за смачивания воротника пятно только расползлось шире. Через пять минут попыток оттереть воротник, за которые кто-то несколько раз пробовал открыть дверь туалета снаружи, пятно стало только хуже.

Одним из первых промышленных продуктов, основанных на мыле, стал стиральный порошок. Одежду чистить нужно всем, а отношение к социальному статусу и классу в XIX в. формировалось растущим значением гигиены и чистоты в жизни людей. Если ты пришел в грязной одежде на вечеринку, или в церковь, или на любое другое религиозное собрание, то тебя сочтут не только бедным и низкостатусным, но и, более того, аморальным. Вонь и грязь перестали быть признаками добродетели. Теперь нечистоплотность ассоциировалась с микробами и болезнями. Так что в 1885 г., когда достопочтенный религиозный деятель Генри Уорд Бичер объявил, что «чистота сродни благочестию», он выразил широко распространенное представление о том, что моральность и духовность имеют физическое проявление и мыло — непременный спутник этого высокого статуса.

В то же время распространение таких изобретений, как железные дороги и газеты, сближало людей. Появилась возможность распространить любое сообщение на всю страну — и мыльные бренды смогли стать национальными институтами. В США самой могущественной в индустрии стала компания Procter & Gamble. Основанная в Цинциннати в 1837 г. двумя английскими иммигрантами, Уильямом Проктером и Джеймсом Гэмблом, она занималась продажей свечей и мыла, причем оба продукта производились с использованием топленого сала от местной мясной индустрии. Но шел XIX в., производство свечей хирело — сначала из-за популярности китовой ворвани, а затем из-за керосина, — а рынок мыла ширился. Procter & Gamble придумала «Мыло слоновой кости» (Ivory Soap) и вложила много денег в представление и продажу его по всей стране, размещая рекламные объявления в национальных газетах и журналах. Затем, с изобретением в 1920-х радио, Procter & Gamble начала спонсировать сериальные постановки, слушали которые в основном женщины, остававшиеся днем дома в одиночестве и занятые стиркой и уборкой. Эти драмы стали очень популярными и в конце концов получили общее название в честь продукта, за счет которого их спонсировали: «мыльные оперы».

Изобретение стиральной машины освободило людей — в первую очередь женщин — от социального ритуала стирки, требовавшего много времени и усилий. В то же время появился и целый набор новых продуктов для очистки грязного белья. Мыло, которым на протяжении почти пяти тысяч лет в основном стирали одежду, внезапно подверглось химическому усовершенствованию; оно стало моющим средством. Моющие средства — настоящий коктейль из очищающих компонентов; они содержат поверхностно-активные вещества, например мыло, но, помимо них, еще и много других ингредиентов, которые делают их более эффективными и менее вредными для окружающей среды. Заряженная гидрофильная головка молекулы мыла в воде притягивается к кальцию. Если вы живете в местности с жесткой водой, то кальций прицепится к мылу и образует шлаки, как и на поверхности чая. Мыльные шлаки, однако, выглядят иначе: это та беловатая субстанция, хлопья, которые появляются на руках, когда их моют с кусковым мылом. Это не просто неудобство; на такие хлопья тратится мыло, и на очищение его остается меньше. Кроме того, они могут оставить на одежде неприятный серый осадок.

Что же делать с ними? Изготавливать мыло, которое не так сильно притягивается к кальцию. Химики открыли новые вещества с мылоподобными молекулами, обладающими гидрофильной головкой и липофильным (гидрофобным) хвостом. Их особенность в том, что в них можно аккуратно контролировать электрические заряды и, соответственно, делать их менее привлекательными для кальция: это были новые поверхностно-активные вещества.

По мере того как спрос на моющие средства рос, конкуренция между производителями тоже набирала обороты. Компании приглашали лучших химиков, каких могли найти, в надежде создать идеальные моющие средства. Они разрабатывали продукты с мягкими отбеливателями, способными лучше сохранять белые цвета, реагируя с веществами, которые отвечают за коричневые пятна, и разрезая их молекулы химически на куски. Они добавили в стиральный порошок также флуоресцентные вещества, известные как оптические отбеливатели; их молекулы прикрепляются к волокнам белых тканей и остаются на них в том числе и после стирки. Оптические отбеливатели поглощают невидимые ультрафиолетовые лучи и излучают голубой свет, придающий ткани тот самый вид «белее белого», который рекламируют многие производители моющих средств. Вы можете увидеть, как работают эти вещества, если зайдете в ночной клуб: ультрафиолетовые лампы над танцполом активируют флуоресцентные молекулы на белых деталях одежды, заставляя их буквально сиять.

Ряд поверхностно-активных веществ расширился. Были созданы анионные ПАВ (у них гидрофильная головка молекулы отрицательно заряжена, как у мыла), которые не только помогают избежать образования шлаков и удаляют грязь, но и не позволяют ей вновь осесть на одежде во время стирки. Появились и катионные ПАВ (у которых гидрофильная головка молекулы положительно заряжена), выступающие в роли кондиционеров для ткани. А неионные ПАВ (у которых головка молекулы нейтральна) удаляют грязь даже при низких температурах и пенятся не так сильно, как большинство других поверхностно-активных веществ. Избежать излишнего образования пены тоже важно: она не помогает устранять пятна, а стиральной машине неудобно работать, когда она целиком заполнена пеной. Кроме того, от нее трудно избавиться. Моющие средства часто содержат противопенные добавки, подавляющие образование пузырьков.

Биологические ферменты добавляются в большинство моющих средств, чтобы снизить вредное воздействие стирки на окружающую среду. Они помогают химически расщеплять белки и крахмалы, которые присутствуют в пятнах. Они способны удалять пятна при более низких температурах, что делает низкотемпературные стиральные машины намного более эффективными, позволяя сберечь энергию и деньги. Мы называем такие ферменты биологическими, потому что они получаются из природных ферментов, обнаруженных в живых системах, которые проделывают аналогичную работу по разложению и сбору нежелательных веществ в организме. В Великобритании есть два типа стиральных порошков: био- и небио-. Био- содержат ферменты, и хотя отстирывают они заметно лучше, небиопорошки до сих пор можно купить благодаря живучей легенде (ее никто никогда не проверял) о том, что биопорошки вызывают раздражение кожи.

Чистота одежды, очевидно, для нас первостепенна. Но мы также хотим иметь чистые, блестящие волосы со свежим ароматом. И тут на сцене появляются шампуни. Слово «шампунь» родом из Индии, где оно обозначает один из типов массажа головы с использованием масел и лосьонов. Эта практика была завезена в Великобританию в колониальные времена, а слово со временем стало обозначать определенный тип мытья головы. Первый современный шампунь был создан в 1930-е компанией Procter & Gamble; он получил название «Дрен». Он был изготовлен с применением новых, более мягких поверхностно-активных веществ и разливался в стеклянные бутылки с яркой зелено-фиолетовой этикеткой. Примерно в то же время в игру вступила компания Unilever, основной конкурент P&G. С тех пор именно соперничество между этими двумя глобальными компаниями — движущая сила инноваций в мире чистящих средств.

Если взглянуть на список ингредиентов на этикетке современного шампуня, вы, вероятно, заметите там нечто под названием лаурилсульфат натрия или родственный ему лауретсульфат натрия. Это строительные блоки большинства современных шампуней, очень эффективные поверхностно-активные вещества, которые не особо взаимодействуют с кальцием в воде и в жесткой воде не образуют хлопьев. Кроме того, они делают кое-что еще, что мы условились считать существенной частью шампуня: пенятся. Причем очень, очень хорошо.

Когда вы пользуетесь шампунем, то скребете и взбиваете, захватывая воздух; при этом на ваших руках нарастает пена. Воздух пытается выбраться из воды и, достигая поверхности, образует пузырек. Если вы будете скрести волосы без поверхностно-активных веществ, пузырек станет просто тонкой пленкой чистой воды. При контакте с воздухом у нее высокая поверхностная энергия, поэтому пузырек быстро лопнет. Но всё меняется, когда вы добавляете какое-нибудь поверхностно-активное вещество, хотя бы лаурилсульфат натрия. Его молекулы легко собираются в тонкой водяной пленке, окружающей пузырек, понижая тем самым поверхностную энергию жидкости настолько, что пленка становится относительно стабильной. Когда вы втираете шампунь в волосы, формируются более стабильные пузырьки, что приводит к образованию обильной пены. А поскольку поверхностно-активное вещество одновременно с этим вбирает в себя масло и жир, мы связываем чистоту с пеной и судим об эффективности шампуня по ее количеству. Современная реклама это подчеркивает, но на самом деле пена не помогает шампуню очищать более тщательно. Она играет чисто эстетическую роль.

Один из ранних образцов коммерческого шампуня

Лаурилсульфат натрия (SLS) — обратите внимание на гидрофильную головку и липофильный хвост

Лаурилсульфат натрия и его семейство поверхностно-активных веществ работают настолько хорошо и они настолько дешевы, что теперь присутствуют почти в любом чистящем продукте. Они есть не только в шампуне, но и в чистящих жидкостях, средствах для стирки и даже в зубных пастах — вот почему ваш рот наполняется пеной, когда вы чистите зубы. Здесь, опять же, роль пены декоративна — она будто говорит: «Смотрите! Я чищу зубы!» Успех лаурилсульфата натрия привел к тому, что это вещество заменило нам кусковое мыло как главное средство для очистки в душе остального тела, помимо волос; это было наступление «средств для мытья тела». Их продавали в маленьких бутылочках и тюбиках, как шампуни. А поскольку представители связанного с лаурилсульфатом натрия семейства поверхностно-активных веществ прозрачны, они великолепно выглядят в прозрачных бутылочках, особенно если их окрасить и ароматизировать, как часто делают с шампунями.

Но популярность средств для мытья тела объяснялась не только их эстетическими свойствами. Когда вы в душе или ванне, у кускового мыла проявляется один недостаток: в мокром состоянии оно невероятно скользкое. Если вы принимаете ванну в регионе с жесткой водой и пользуетесь кусковым мылом, то вы, когда мыло прореагирует с кальцием воды, не только окажетесь в воде с хлопьями, но и рискуете вообще потерять брусочек в мутной воде, если он выскользнет из руки. А если вы принимаете душ, мыло, выскользнув, обычно улетает далеко и начинает метаться по поддону, как рикошетирующая пуля, и в конце концов оказывается под ногами, где вы можете на него наступить, потерять равновесие, поскользнуться и разбить себе голову. Но такого не будет, если вы пользуетесь гелем для душа.

Гель обладает еще одним преимуществом: он находится в бутылке. Кусок мыла нужно куда-то класть, и обычно он оказывается на открытой поверхности. Его внешний слой размокает и превращается в неприятную склизкую мягкую массу. Брусок становится весьма несимпатичным на вид — в отличие от жидкого мыла, которое всегда выглядит приятно. А кусковое мыло, даже высохнув, уже не возвращает себе в полной мере вид твердого и надежного предмета; оно теряет первоначальный вид и форму после одного-единственного использования.

В 1980-е компания под названием Minnetonka задумалась о том, как расширить использование жидкого мыла и распространить его, помимо ванной, на кухни и туалеты. Сотрудники компании понимали, что для этого оно должно восприниматься иначе: не быть похожим на шампунь или средство для мытья тела и уж точно не выглядеть как жидкость для мытья посуды — хотя на самом-то деле это был бы очень похожий продукт. Чтобы добиться успеха, следовало продавать этот продукт людям как новый и привлекательный. В какой-то момент они наткнулись на идею нажимных дозаторов, и это оказалось поистине гениальным ходом. Каждый, кто хоть раз испытывал неприятные ощущения, беря в руки кусок размокшего мыла, которым до него пользовался предыдущий посетитель туалета, теперь мог наслаждаться девственно чистым переживанием, когда средство наливалось ему понемножку прямо в ладонь. Однако это изобретение не сразу получило ход. Не всем оно понравилось — некоторым всё это показалось чересчур мудреным решением несуществующей проблемы. Другим — как мне, о чем я уже говорил, — не понравилась похожесть этого ощущения на момент, когда тебе на ладонь писает мелкое домашнее животное.

Но если в 1980-е общество разделилось во мнениях по поводу жидкого мыла, то 1990-е принесли с собой нечто такое, что прочно сместило баланс в его пользу: у бактерии Staphylococcus aureus, обычно инфицирующей раны после хирургических операций, появились штаммы, устойчивые к антибиотикам, что сделало лечение связанных с ней инфекций очень трудным. Эти штаммы впервые были открыты в 1960-е, но к 1990-м в больницах началась настоящая эпидемия золотистого стафилококка (Staphylococcus aureus), устойчивого к антибиотику метициллину. В Великобритании на долю инфекций Staphylococcus aureus, устойчивого к метициллину (Methicillin-resistant Staphylococcus aureus, MRSA), приходилось 50% всех больничных инфекций. В континентальной Европе и США наблюдалась аналогичная картина. Результат — резкий рост больничной смертности. К 2006 г. в Великобритании насчитывалось уже две тысячи смертей из-за MRSA, и больницы не справлялись с распространением этой бактерии. К счастью, благодаря более строгому режиму мытья рук — в частности, медсестер и врачей обязали очищать их после контакта с пациентами — за следующее десятилетие число смертей снова уменьшилось.

В то же время вне больниц началась кампания, в ходе которой населению разъяснялись преимущества чистых рук. Основывалась она на продвижении антибактериальных сортов мыла, которые, помимо лаурилсульфата натрия и родственных ему веществ, содержат такие действующие вещества, как триклозан — антимикробное соединение. При выводе на рынок этих сортов мыла подчеркивалось, что они лучше, чем традиционные, препятствуют распространению микробов. Этот маркетинговый ход оказался успешным: спрос на антибактериальное мыло был огромен, хотя никаких реальных свидетельств того, что оно действует лучше, чем обычное в сочетании с водой, не было. Мало того, директор Центра оценки и исследования лекарственных средств Управления по контролю продовольствия и лекарственных средств США доктор Дженет Вудкок сказала, что некоторые сорта антибактериального мыла, возможно, не приносят на самом деле никакой пользы для здоровья.

«Потребители могут считать антибактериальные моющие средства более эффективными в предотвращении распространения микробов, но у нас нет научных данных о том, что они работают лучше, чем обычное мыло и вода, — сказала она в одном из заявлений. — Мало того, некоторые данные позволяют предположить, что антибактериальные ингредиенты, возможно, приносят больше вреда, чем пользы, в долгосрочной перспективе».

В 2016 г. антибактериальные сорта мыла в США были запрещены. Но к тому моменту жидкое мыло уже успело проникнуть повсюду. Лишившись антибактериальных элементов, жидкие сорта мыла сегодня составляют большую часть всего мыла, покупаемого в Великобритании и США. Они по-прежнему царят в наших больницах, домах и — да, в туалетах самолетов, где я только что выдавил немножко себе на руку.

«Бум, — сказала система внутренней связи. — Говорит капитан воздушного судна. Мы готовимся войти в зону турбулентности, поэтому я включил сигнал “Пристегнуть ремни”. Просьба всем пассажирам вернуться на свои места. Спасибо».

Слышать, как к тебе обращаются, когда ты в туалете, немного странно. До того момента у меня было ощущение полной приватности, но тут мне показалось, что капитан только что заглянул в кабинку. Параноидальная часть моего мозга даже подумала на мгновение, что, возможно, это объявление — заговор с целью выманить меня из туалета, где я провел уже столько времени за изучением состава на флаконе с жидким мылом.

Жидкое мыло, которым я пользовался, действительно имело в своем составе лауретсульфат натрия. Скорее всего, оно сделано из пальмоядрового или кокосового масла. Деревья, из которых получают эти масла, растут в тропическом климате. В последнее время они приобрели невероятное значение для мировой экономики, поскольку их легко выращивать и продукта они дают много. Это стабильный и выгодный источник дохода для любых стран с подходящим климатом. Ежегодно производится 50 млн т пальмового масла, которое затем идет во всевозможные продукты: от пирожных до косметики. В следующий раз, когда будете в супермаркете, взгляните на состав галет, пирожных, шоколада, хлопьев и т. д., и т. п. Очень может быть, что вы обнаружите пальмовое масло во всех этих продуктах.

Структура лауриновой кислоты, которую часто получают из пальмоядрового масла

Для изготовления жидкого мыла особенно полезно пальмоядровое масло, что объясняется его необычным химическим составом. В нем много лауриновой кислоты — молекулы с двенадцатью атомами углерода в цепи с характерной для кислот карбоксильной группой на конце. На первый взгляд она очень похожа на поверхностно-активные вещества, но не имеет заряженного конца. Но это легко исправить, говоря химически. Важен размер молекулы; лауриновая кислота при ее использовании для изготовления поверхностно-активного вещества создает молекулу с углеродной цепью намного меньшего размера, чем те, что можно обнаружить в обычном мыле (в тех, как правило, есть цепочка из восемнадцати атомов углерода).

Лауриновая кислота, будучи сама меньше по размеру, дает поверхностно-активные вещества тоже меньшего размера; поэтому они получаются легче и эффективнее работают в качестве пенообразующего агента. Строго говоря, они даже слишком эффективны в этом качестве. Приятные ощущения, возникающие при мытье рук жидким мылом, обусловили всплеск его производства — и, соответственно, спроса на пальмовое и кокосовое масла. Это, в свою очередь, привело к вырубанию больших площадей дождевых лесов в странах, где эти масла производятся, таких как Малайзия и Индонезия. Всё невероятное биологическое разнообразие таких лесов заменяется монокультурой пальм. Это имеет целый ряд отрицательных последствий, и одно из них — уничтожение мест обитания диких животных (а многие из них и так в опасности) и полное истребление природных сообществ, которые цивилизация теснит уже не первое столетие. Однако спрос на жидкое мыло и другие продукты, в состав которых входит пальмовое масло, настолько велик, что этот процесс продолжается.

И, как будто этого мало, моющие средства с лауретсульфатом для некоторых людей, возможно, работают слишком хорошо — в буквальном смысле. Они удаляют жиры и масла настолько эффективно, что могут вызвать различные раздражения кожи, например экзему и дерматит. Чтобы предотвратить это, производители жидкого мыла добавляют в свой продукт модификаторы и увлажнители, призванные заменить природные масла, которые лауретсульфат натрия вытягивает из вашей кожи. Значит, мы можем едва ли не радоваться тому, что большая часть жидкого мыла, которое мы используем, просто стекает в раковину, даже не соприкоснувшись с нашими руками. Производители пытаются бороться с этим, увеличивая вязкость мыла, а также создавая дозаторы, которые выдают его на руки не в виде жидкости, а в виде пены, что более практично. Дозаторы пены действительно хороши, и не только потому, что выдают вам именно то крохотное количество поверхностно-активного вещества, в котором вы нуждаетесь, вместе с большим количеством воздуха, но и потому, что они наконец придумали реальное полезное использование для пены. Она здесь играет не только эстетическую роль, как в шампунях, средствах для тела или зубных пастах. В дозаторах именно пена оказывается средой, которая доставляет поверхностно-активное вещество к вашим рукам.

В целом жидкое мыло различных сортов стало индустрией с оборотом порядка сотни миллиардов долларов. При помощи моющих средств мы содержим тело в чистоте и придаем ему аромат, поддерживаем чистоту и ароматность одежды, волос, моем посуду и — возможно, это важнее всего в нашем густонаселенном мире — используем их как одно из мощнейших средств поддержания своего здоровья и борьбы с распространением болезней. Но когда мы покупаем их, то платим в основном за маркетинг. Главные ингредиенты моющих средств, собственно удаляющие грязь, дешевы. Поэтому стоит задуматься о том, как производятся эти продукты и какое воздействие эта индустрия оказывает на тропические леса.

Лично я предпочитаю кусковое мыло. Оно сделано по руке, и мытье им дает мне ощущение вещественного контакта, бодрит и успокаивает. Да, мыло в брусках трудно продавать, но для меня это тоже одно из его положительных свойств: вы покупаете кусок мыла потому, что нуждаетесь в нем, а не потому, что вам кажется, будто он сделает вас другим человеком, более успешным, более желанным или сексуальным.

Самолет теперь раскачивался и подпрыгивал в воздухе так, что становилось страшно. В дверь громко постучали, и один из бортпроводников спросил, всё ли у меня в порядке. На мгновение я испугался, что провел в туалете не один час, рассуждая сам с собой об успехе жидкого мыла, но затем до меня дошло, что дело в турбулентности. «Пора вернуться на место», — подумал я. Но прежде чем покинуть кабинку, я поколебался мгновение, протянув руку ко второму флакону рядом с раковиной. Он содержал другую жидкость, увлажнитель. Зачем он здесь? Неужели нам действительно нужно увлажнять руки всякий раз, когда мы их моем? Или это тоже часть нарастающего давления, побуждающего нас потреблять многие вещи независимо от того, нуждаемся ли мы в них на самом деле? Сначала произведем мыло, которое очищает руки слишком хорошо, а затем предложим антидот — увлажняющий крем? Или это паранойя? Так или иначе, я попытался выжать себе на ладонь немного жидкости из этого флакона. Это была симпатичная бутылочка, и пахла она лимонной свежестью, сопротивляться которой, как я обнаружил, трудно до нелепости.