Глава 8
РУТОН
Не всюду нас ждет атмосфера сердечности,
Мы знаем! Но выверен курс корабля.
Ведь где-то над нами, в немыслимой вечности
Плывет голубая планета Земля!
Ректор – или начальник – Звездной академии помешал ложечкой остывший чай и, забыв сделать глоток, снова углубился в список, который лежал перед ним.
– Отличный нынче выпуск, – сказал он.
– Потому нам и трудно сейчас, – заметил начальник курса, сидящий рядом.
Они уже четвертый час колдовали над списком учлетов последнего курса.
Наступило время решающего выпускного экзамена. Курсантов предстояло разбить на группы, каждой из которых нужно было выполнить задание в пределах Солнечной системы.
Группы были различной численности, и разными были задания. Впрочем, у последних было нечто общее: каждое из заданий – так постановил Высший координационный совет Земли – заключало какую-нибудь задачу, еще не решенную. Тем самым выполнение каждой группой курсантов экзаменационного задания приносило определенную пользу, помогало осуществлению грандиозного плана, по которому земляне преобразовывали природу Земли и других планет.
Карточки с фамилией и характеристикой каждого курсанта ректор и начальник курса складывали в разные стопочки соответственно различным группам поиска. Стопочки бесконечно тасовались.
Здесь же лежал список заданий, хранимый в строжайшей тайне. Как обычно, экзаменуемый имел право вскрыть конверт с заданием не раньше чем через два часа после старта ракеты. В списке почти напротив каждого экзаменационного задания уже стояла пометка.
Кропотливая и ответственная работа по распределению групп – ее по традиции не принято было доверять электронным машинам – подходила к концу.
– Май Порт, – прочел по списку начальник академии. Затем оторвал глаза от листа и посмотрел на собеседника.
– Несколько взбалмошная, но характер – кремень, – сказал начальник курса.
Ректор кивнул.
– Любит звезды, – добавил начальник курса.
– Звезды любят все, кто пришел к нам учиться, – заметил ректор.
– Май разбирается в навигации.
– Оценки?
Начальник курса заглянул в карточку.
– Почти по всем предметам отлично, – сказал он.
– Почти? – переспросил ректор.
– Давняя история… Несколько лет назад она провалила зачет по аэрофотосъемке.
– Припоминаю… – улыбнулся ректор. – Луна, плато Варгентина. Но потом она, кажется, пересдала?
– С блеском.
– Верно. С блеском.
Они помолчали.
– Это единственный у нее случай?
– Да. И притом случай скорее курьезный, чем серьезный, – сказал начальник курса.
– Помню, помню, – произнес ректор. – Случай, делающий честь незаурядной выдумке Федора Икарова. Что ж, давайте включим Май Порт в марсианскую группу, – предложил ректор.
– Группа трудная… – усомнился начальник курса.
– Май справится.
– Должна справиться, – согласился начальник курса и положил карточку Май в группу Марса.
– Остался один Икаров, – напомнил начальник курса.
Глаза ректора потеплели.
– Гордость академии, – сказал он.
Начальник курса бросил взгляд на список заданий.
– Для Икарова все группы легкие, – сказал он. – Разве что марсианская?
Ректор побарабанил пальцами по столу.
– Икаров с группой не полетит, – сказал он.
– А в чем дело? – удивился начальник курса.
– Я разговаривал с председателем координационного совета, – сказал ректор.
– Зеленого городка?
– Солнечной системы, – поправил ректор. – Совет озабочен. На стапелях, как вы знаете, ныне заложены корабли, которые строятся невиданными ранее темпами. Теперь эти корабли, в том числе и «Пион», под угрозой. Сроки их монтажа срываются…
– Литий? – полуутвердительно произнес начальник курса.
– Лития не хватает, – кивнул ректор. – По решению координационного совета литий теперь будут искать всюду: и на Земле, и на Марсе, и на Венере.
– Эти планеты достаточно разведаны. Едва ли на них встретится достаточный запас лития, – сказал начальник курса.
– В том-то и дело, – вздохнул ректор. – У совета не хватает поисковиков. Каждый капитан, как раньше говорили, на вес золота. В общем, Федор Икаров полетит на Рутон.
– На Рутон? В систему Проксима Центавра? Но туда нет группы.
Ректор отхлебнул чаю.
– Группа не нужна, – сказал он.
– Что же, Икаров один полетит?
– И один, и не один.
Начальник курса пожал плечами.
– Икаров полетит на Рутон с Энквеном, – сказал ректор. Начальник курса помолчал, осмысливая сказанное.
– Значит, все-таки один? – произнес он.
– Я с такой точкой зрения не согласен.
– Значит, они вдвоем должны будут исследовать Рутон, – думая о чем-то, сказал начальник курса.
– Да.
– Разыскать литий, – продолжал начальник курса.
Ректор прошелся по кабинету. За прозрачными стенами спал учебный лагерь, окруженный тайгой.
– Цель совместного полета Икарова и Энквена, – сказал ректор после паузы, – не только литий. И даже не только Рутон…
– Понимаю, – взволнованно произнес начальник курса. И тихо повторил:
– Понимаю…
– Между прочим, я давно уже замечаю у Икарова и Энквена нечто вроде взаимной тяги, – заметил ректор.
Теперь им казалась важной любая деталь, связанная с Икаровым и Энквеном.
– Не знаю насчет тяги. По тяготению у нас Икаров специалист, – усмехнулся начальник курса собственному непритязательному каламбуру. – Но общаться они, действительно, любят. Особенно после знаменитого волейбольного матча.
Ректор отвернулся от окна. На груди его блеснул орден Солнца – знак высшего почета свободной Земли.
– Кстати, знаете, как прозвали Федора и Энквена после исторического матча? – усмехнулся начальник курса.
– Как?
– Два капитана.
– Что ж, удачно, – сказал ректор. – Особенно в свете последних новостей.
Оба подошли к столу. Все карточки были распределены по стопкам, кроме одной, которая лежала особняком.
– Вот и еще один выпуск… – сказал ректор. – Разлетятся скоро наши питомцы.
– Все правильно. Не вечно орлятам в гнезде сидеть, – откликнулся начальник курса.
На космодроме было многолюдно и «многороботно», как выразился Ливен Брок. Неизвестно почему, но провожать Федора Икарова и Энквена в учебный поиск прибыл чуть ли не весь Зеленый городок.
Корабль стоял на старте, готовый к прыжку.
Люди волновались. Белковые держались с обычной невозмутимостью. Но самым спокойным казался Ливен Брок. Время от времени он проводил ладонью по ежику седых волос (лишь этот нервный жест выдавал волнение воспитателя Энквена).
Для Энквена это был первый серьезный поиск. Выдержит ли он испытание? От результата зависела судьба тех белковых, которые еще только, ковыляя, вышли из камер синтеза, судьба тех, для кого головной мозг лишь созревал в ячейках башни безмолвия.
Ван отозвал Федора в сторонку и протянул ему небольшой целлулоидный шарик.
Федор покачал головой.
– Спасибо, Ван, – сказал он. – В поиске, думаю, мне будет не до пинг-понга. Да и с кем играть? С Энквеном? – кивнул он в сторону робота, которому в это время Ливен Брок давал последние наставления.
Ван улыбнулся.
– Чудак, – произнес он, – какой пинг-понг? Это биопередатчик.
– Откуда он?
– Сам собрал. Только опробовать не успел, – сказал Ван. – Возьми, авось пригодится.
Федор повертел шарик.
– Это второй биопередатчик в моей жизни, – заметил он. – Первый, который я видел, был ужасно громоздок. Прогресс налицо.
Федор сунул шарик в карман комбинезона.
Подошел Карбенко.
– Я уже предупредил Энквена, – сказал он.
– О чем? – спросил Федор.
– Как о чем? – удивился Владимир. – Ты будешь с ним тренироваться, если выдастся свободный часок. Шахматист поддерживает форму только регулярной игрой.
– Ладно, если будет время, – улыбнулся Федор.
– А, вот и Леша! – воскликнул Ван.
Они встали в кружок, все четверо.
– Пятнадцатиминутная готовность! Всех попрошу в бункер, – объявил старший диспетчер космодрома, удивленный необычным нашествием светил из Зеленого городка и Звездной академии. Федор направился к пульсолету. Рядом, приотстав на полшага, шел Энквен.
Снаряжение, нужное для поиска, Федор и Энквен придирчиво проверили накануне. Проверка длилась несколько дней и отняла у Федора массу сил. Вчера, когда они с Энквеном проверяли шагающую тележку-манипулятор, в ангар заглянул ректор Звездной академии.
– Учтите, – улыбнулся он многозначительно, обращаясь сразу к двоим. – Точно такие манипуляторы проектируются на «Пионе»…
Об этих словах ректора и размышлял Федор, шагая к пульсолету.
В кабине было тесно.
Энквен переместился поближе к пульту – он не боялся больших перегрузок, которые характерны для пульсолета. Икаров капитально устроился в капитанском кресле. В наушниках звучал голос диспетчера, отсчитывавшего последние секунды.
– Семь… шесть… пять…
Услышав «ноль!», Икаров нажал кнопку старта. Теперь начинался другой отсчет – отсчет времени поиска. Пакет с заданием можно будет вскрыть только через два часа.
А пока – самый мучительный послестартовый участок пути. Выгода пульсолета в том, что он в отличие от кораблей на ионной тяге быстро набирает скорость. Но перегрузки, которые при этом возникают, способны выдержать немногие даже из натренированных астронавтов. Иные предпочитали порцию снотворного – инструкция для пульсолетов это разрешала, – но Федор предпочитал обходиться без этого.
Пульсолет шел с большим ускорением, Федор чувствовал это каждой клеточкой тела. Он откинул голову и закрыл глаза.
Сколько прошло времени? Когда Федор поднял веки, Энквен по-прежнему стоял у пульта, неподвижный, как скала. Будто почувствовав, что Икаров на него смотрит, робот повернул голову. В его взгляде Федору почудилось сочувствие.
– Скажи, капитан, люди победят силу тяжести? – спросил Энквен.
– Победят.
– Когда?
– На этот вопрос, Энквен, трудно ответить…
– Большой мозг ответил бы, – неожиданно произнес Энквен.
– Мы с тобой, может быть, когда-нибудь ответим на этот вопрос, – сказал негромко Икаров.
Энквен кивнул, словно отвечая собственным мыслям.
– Включи обзорный экран, – сказал капитан.
Земля, с которой они час назад стартовали, успела превратиться в еле заметный серпик, затерявшийся среди звезд.
Один двигатель, повинуясь программе, отключился. Ускорение уменьшилось, и дышать Икарову стало легче.
– О чем вы говорили с Ливеном Броком накануне полета? – спросил Федор.
– О биологической связи, – сказал Энквен.
«Немудрено, – подумал капитан. – О биологической связи теперь говорят все».
– Потому я и спросил тебя, капитан, о гравитации, – неожиданно добавил Энквен.
– Причем здесь гравитация?
– Ливен Брок считает, что тяготение и биосвязь спаяны воедино, – пояснил Энквен.
Федор посмотрел на него.
– Передача мыслей на расстояние, возможно, осуществляется с помощью гравитационных волн, – счел нужным пояснить Энквен.
– Чтобы доказать это, нужны опыты. Много опытов… – сказал Икаров.
– Мы с Ливеном Броком проводили эксперименты.
– На сей раз без моего участия, – через силу усмехнулся Икаров.
– Опыты проводились дома у воспитателя и на Оби, – произнес Энквен.
– А что за опыты? – заинтересовался Икаров.
– Ливен Брок вручал мне запечатанный конверт… – начал Энквен.
– Вот такой? – спросил Икаров, вытащив из кармана конверт, час назад на космодроме врученный ему ректором Звездной академии.
Робот кивнул.
– С этим конвертом я спускался в лабораторию, которая в подвале, – продолжал Энквен. – Сверху на люк Ливен Брок накладывал стальные плиты.
– А потом?
– Потом я по сигналу воспитателя вскрывал конверт. Там были сделанные на отдельных листках различные геометрические рисунки – квадрат, параллелограмм, окружность, эллипс и так далее…
Робот говорил медленно. Перед внутренним взором его с кинематографической точностью проплывали совсем недавние картины: темное помещение лаборатории… Все, что давным-давно знакомо, – стол, калькулятор, приборы – в инфраосвещении выглядит немного иначе, чем обычно, незнакомо и чуточку таинственно… И у стола – он, Энквен, перебирающий листки с простыми рисунками…
– Дальше, – сказал Икаров.
– Я вынимал листки наугад. У меня были две задачи, – произнес Энквен. – Первая – как можно более четко представить себе каждый геометрический образ. Вторая – запомнить порядок листков.
– А Ливен Брок?
– Воспитатель находился наверху, в своем кабинете. Он должен был уловить мои мысленные сигналы и постараться расшифровать их.
– Совпадение получалось?
Робот кивнул.
– А на Оби?
– На Оби мы повторили опыты, – сказал Энквен. – Только вместо металлических плит была толща воды.
– Ты нырял?
Энквен замялся.
– Нырять не умею. Опускался в скафандре, – ответил он.
– И тоже было совпадение?
– Да.
– А на какую глубину ты погружался?
– Пятнадцать метров.
Нетрудно было уловить ход мысли Ливена Брока. Его опыты с Энквеном подтверждали, что мысленная передача не может быть прервана или искажена ни толщей воды, ни металлическими плитами. Однако передача может осуществляться только каким-либо из видов материальных волн. Стальные плиты, водная толща задерживают и искажают почти все виды волн. Единственным исключением являются гравитационные волны: в отличие от электромагнитных волн, от радиоволн, они не ведают преград. Вывод ясен: передача мысли осуществляется с помощью волн тяготения. Но вот каким образом?
– Чтобы раскрыть загадку биосвязи, нужно понять природу тяготения, – произнес Энквен, будто угадав мысли Икарова.
Снова и снова гравитация!
– Ливен Брок сказал кому-нибудь о своих последних опытах? – спросил Икаров.
– Нет.
– Почему?
– Опыты не закончены из-за моего внезапного вылета, – сказал Энквен.
Заканчивался второй час полета. Несколько минут Энквен провел в неподвижности. Он замер так, как это могут только белковые роботы да еще каменные статуи. Взгляд Энквена был прикован к секундной стрелке часов на пульте, которые включились, когда оператор на космодроме отсчитал «ноль!».
Едва только секундная стрелка завершила круг, Энквен перевел взгляд на конверт с заданием, который Икаров все еще держал в руке.
Капитан вскрыл конверт и быстро пробежал глазами листок с заданием.
Робот ждал. Это он умел.
– Мы летим на Рутон, Энквен, – сказал Икаров после паузы.
Огромная память робота мгновенно отреагировала на название планеты. Но из всей суммы знаний, зафиксированных в запоминающем устройстве, он выделил только одно:
– Рутон почти не исследован.
– Тем лучше, – сказал капитан.
По звездной навигации Икарову в академии не было равных. Вдвоем с Энквеном он быстро составил программу для маршевых двигателей корабля. Теперь все было готово для пульсации – прыжка через всю Солнечную систему и дальше – к неблизкой Проксиме. Корабль уже достаточно удалился от Земли, и ядерное пламя, которое при пульсации вырвется из ракетных дюз, будет безопасно для планеты.
Теперь капитану – хочешь не хочешь – оставалось пройти неприятную процедуру усыпления: при пульсации возникали перегрузки, которые не мог перенести ни один человеческий организм в состоянии бодрствования.
Федор не любил сам себе делать укол, но выбора не было. Он приготовил шприц и закатал рукав.
– Разреши мне, капитан, – вдруг сказал Энквен и протянул руку к шприцу.
– Ты умеешь делать уколы?
– Да.
– Откуда?
– Лин показала.
– Хорошо, – сказал Икаров и протянул Энквену шприц. На память робота можно было положиться, капитан знал это.
Шестипалые руки уверенно взяли шприц. Робот посмотрел шприц на свет – в этом порывистом жесте Федор узнал Лин.
– Пока я буду спать, следи за приборами, – сказал Икаров.
– Когда ты проснешься, капитан, мы выйдем на эллиптическую орбиту вокруг Рутона, – произнес Энквен.
– Ненавижу сон, – вздохнул Икаров. – Треть своей жизни человек убивает на сон.
– Такова ваша несовершенная природа… – выразил сочувствие Энквен.
Икаров забрался в манипулятор, в котором по инструкции полагалось быть во время пульсации усыпленному астронавту.
– Ненавижу быть пассажиром, – негромко сказал Икаров. Глядя в сосредоточенное лицо Энквена, склонившегося над манипулятором, он добавил:
– В вену попади.
Игла шприца кольнула, как жало.
– Я мячом с лета в карандаш попадаю, – сказал Энквен. Ответить Икаров не успел: темная волна наркотического сна затопила мозг. Щупальца манипулятора охватили спящего капитана, окутали его, словно кокон.
Энквен, хотя и не страшился перегрузок, сел в капитанское кресло и перевязался ремнями, чтобы страшная сила инерции не расшибла его о стенки штурманской рубки, когда корабль войдет в пульсацию.
Автоматы, руководимые Энквеном, исправно вывели корабль из пульсации. После маневра выравнивания орбиты на планетолете воцарилась невесомость. Корабль вынырнул из пульсации в районе двойной звезды а Центавра, ближайшей соседки Солнца.
Икаров очнулся и покинул манипулятор. На обзорном экране медленно проплывала темная, изъязвленная поверхность планеты.
– Под нами Рутон, капитан, – доложил Энквен.
– Параметры орбиты?
Энквен выпалил цифры.
– Высота подходящая для разведки, – решил Икаров. Общая программа исследования новых планет была разработана давно.
Вращаясь вокруг планеты, астронавты должны были прежде всего произвести геодезическую и картографическую съемку поверхности, составить хотя бы общее представление о геологии небесного тела. Попутно необходимо было промерить магнитные поля, окружающие планету, определить структуру гравитационного поля, взять пробы воздуха и исследовать их, выяснить, что представляет собой климат планеты.
Федор и Энквен, не отрываясь, смотрели на экран. Новый, неисследованный мир лежал перед ними.
Рассчитывать приходилось только на собственные силы и сметку: связь с Землей по радио в самостоятельном поиске запрещалась.
Неведомые чувства обуревали Федора. Никогда еще не удалялся он так далеко от Земли. Капелька воображения – и можно себе представить, что ты среди звезд, вдали от Солнечной системы… Корабль неутомимо нанизывал витки. Работы у Энквена и Икарова, несмотря на помощь автоматов, было много.
С момента пробуждения Федор, не переставая, думал о литии. С каждым новым витком сведения о геологии Рутона пополнялись. В принципе для геологической разведки чем ниже обращается над планетой корабль-спутник, тем лучше. Но поверхность Рутона, как справедливо заметил Энквен, почти не изучена. Слишком снижаться опасно: можно врезаться в скалу. Капитан оставил корабль на высоте порядка двадцати километров.
Энквен следил за тем, чтобы витки не накладывались один на другой, а образовывали над Рутоном равномерную сетку.
На одном из витков стрелка магнитометра запрыгала, указывая на наличие руд в толще планеты. Что это за руды? Какова их глубина залегания? Мощность пластов? Детализация потом, потом… Сначала – общая картина планеты.
Барабаны приборов вращались, и все новые и новые штрихи ложились на ленту.
Нелегко было привыкнуть к планете, которая принадлежит одновременно двум Солнцам.
Как бы глубоко и хитро ни прятала планета клад полезных ископаемых, ключ к нему всегда можно подобрать. Чтобы обнаружить такой клад, вовсе не обязательно вгрызаться в толщу породы. Отмычкой к запрятанным сокровищам часто служит магнитное поле, незримым покрывалом охватывающее всю планету. Над месторождением полезных ископаемых магнитные линии искривляются, что и улавливают чуткие приборы. По этим искривлениям машины вычисляют точные координаты месторождения, мощность пласта, глубину залегания и прочие параметры. Если же у планеты нет собственного магнитного поля, на помощь приходит ее гравитационное поле.
Будничная, черновая работа, которой невпроворот в космосе. После всесторонней аэромагнитной и гравитационной разведки наступит миг, которого Федор ждал столько лет, – они высадятся на Рутон. Какие моря, какие пропасти, какие бури и грозы ожидают их на неведомой планете?
Сколько времени понадобится им, чтобы разобраться в Рутоне – клубке загадок?
От посторонних мыслей Федора отвлек Энквен, возившийся с феррозондовым щупом. Глаза робота, не отрываясь, смотрели на кривую, вычерчиваемую самописцем прибора.
– Что у тебя, Энквен? – спросил Икаров.
– Клюет, – ответил Энквен, бог весть по какой ассоциации вспомнив совместную с Ливеном Броком рыбалку на Оби.
– Железо?
– Подозреваю гранитоид, содержащий молибден и вольфрам, – сказал Энквен.
– Литий пока не попадался?
Энквен покачал головой.
Капитан нанес обнаруженное с помощью Энквена месторождение на глобус – макет Рутона.
– Поищи-ка земной аналог этому месторождению, – велел капитан Энквену.
Чтобы выполнить приказ Икарова, робот должен был искать нужную информацию не в толстых справочниках, не в микропленках и не в картах геологических разрезов Земли. Все эти громоздкие аксессуары поисковиков заменялись для Энквена его памятью. Икаров знал: белковый робот помнит столько, что и в сотне энциклопедий едва ли уместишь. Но от этих знаний было бы мало проку, если бы воспитатель не научил Энквена распоряжаться ими. Что толку в складе, забитом под самый потолок всякими полезными предметами, если для того, чтобы отыскать нужную вещь, необходимо копаться целый день и все перерыть? Что касается Энквена, то он из склада своей памяти умел сразу же извлекать нужную вещь.
Икаров несколько секунд ждал результат.
– Капитан, по мощности рудоносного пласта, – доложил Энквен, – земного аналога не имеется.
Икаров понимал, что означает эта находка. И вольфрам, и молибден – хлеб космической промышленности, хлеб, в котором Земля давно уже ощущала нехватку…
Полтора десятка витков ушло на то, чтобы набросать предварительную аэромагнитную карту Рутона.
На шестнадцатом витке Икаров отключил магнитометр.
– Садимся, капитан? – спросил Энквен.
– Рано, – ответил Икаров, медленно вращая перед собой глобус Рутона, который он успел испещрить различными значками. – Сделаем еще один портрет планеты.
– Какой портрет?
– Радиационный. Меня тут кое-что смущает… – нахмурившись, сказал Икаров.
Не только смещение магнитных линий выдает местоположение горных руд. Многие горные породы «дышат», посылая в окружающее пространство радиацию. В результате планета оказывается окутанной облаком излучения. По рельефу этого облака также можно составить представление о богатствах, которые таит в своих недрах новая планета.
Время шло. Корабль нанизывал витки вокруг Рутона, все время меняя плоскость обращения.
Оторвавшись от приборов, Икаров устало разогнул спину, глянул на часы. Время спать. Вокруг – масса интересного, хочется сделать своими руками и то, и другое, и третье, но первая заповедь астронавта в далеком поиске – режим. Собьешься с колеи – потом ее нащупать трудно.
Капитан дал Энквену инструкции на время своего отсутствия, затем, перебирая руками скобы невесомости, двинулся в свою рубку. Спал недолго, но, возвратившись к пульту, почувствовал себя освеженным.
У радиометра маячил Энквен, он даже позу не переменил.
– Ты железный, Энквен, – заметил Икаров.
– Белковый, – уточнил робот.
– Что ты успел?
Энквен показал несколько новых отметок на радиационной карте Рутона. Капитан просмотрел пометки, долго глядел на одну, показывавшую всплеск радиации, но ничего не сказал.
Приблизившись к центральному пульту, капитан посмотрел на часы и обернулся к роботу:
– Энквен, как будем измерять время на Рутоне?
– В часах, минутах и секундах, – сразу ответил робот, не удивившись вопросу.
– Не то, – улыбнулся капитан. – На Земле основной жизненный цикл – сутки. И многие астронавты, надолго покидая Землю, сохраняют на корабле суточный ритм.
– Мы здесь надолго?
– Пока не выполним задание.
– Давай, как другие астронавты, – кивнул Энквен. – И знаешь что, капитан?
– Что?
– Давай и на «Пионе» измерять время в сутках. Если мы полетим на нем, – добавил Энквен.
Энквен отметил очередное показание радиометра, нанес его на карту и приблизился к Икарову.
– На Земле я задавал вопросы воспитателю, – произнес робот.
– Знаю.
– Здесь буду задавать вопросы тебе.
Икаров кивнул в знак согласия, одновременно припомнив жалобу Ливена Брока на то, что вопросы Энквена иной раз ставят его в тупик. А ведь Ливен Брок – один из самых образованных людей Земли!
Энквен посмотрел на глобус Рутона.
– Радиация – поток частиц, который разрушает живую клетку, – произнес Энквен. – На Земле есть радиация. Почему она не уничтожила жизнь?
– Эволюция жизни сумела приспособиться к радиации, – пояснил Икаров.
– Может человек ощутить радиацию, как ощущает он тепло, цвет или запах? – снова спросил Энквен.
– Нет, – ответил Икаров.
– А если доза излучения смертельна?
– Даже в этом случае.
Энквен положил руку на радометрический счетчик.
– Перед выходом наружу позаботься о противорадиационной защите, капитан, – сказал он. – Я обнаружил на Рутоне сильное гамма-излучение.
Энквен, оставив счетчик, подошел к глобусу, повернул его и показал точку, которая с самого начала привлекла внимание Икарова.
Капитан посмотрел на робота.
– Что же, по-твоему, дает излучение? – спросил Икаров.
– Сначала я решил, что это уран, – сказал Энквен. – Теперь пришел к выводу, что здесь месторождение тория и радия.
Икаров долго и молча всматривался в хитросплетения кривых, вышедших из-под пера самописцев.
– Ты ошибся, Энквен, – покачал капитан головой. – Это не торий и не радий.
– Всплеск радиации… – начал Энквен.
– Космическое излучение, – перебил капитан. – Рутон тут ни при чем. Запомни форму этого пика на ленте: такую кривую может давать только космическое излучение.
Нагнувшись над глобусом, Икаров стер точку, которую нанес Энквен.
За время короткого сна в рубке накопилось немало дел.
Капитан углубился в работу. Резкий голос Энквена заставил его вздрогнуть:
– Поздравляю, капитан! – сказал Энквен.
– С чем это?
– Мы на Рутоне ровно сутки, – произнес Энквен.
– Близ Рутона, – машинально поправил Икаров.
Да, пошли вторые сутки, и кое-какое представление о планете они уже составили. Но пока что напрасно искали Икаров и Энквен металл, в котором в последнее время больше всего начала нуждаться Земля. Следов лития на Рутоне обнаружить пока не удавалось.
– Здесь нет лития, – сказал Энквен.
– Высадимся – отыщем, – произнес капитан.
Рутон был почти не изучен землянами. Руки не доходили. Кроме того. Высший координационный совет считал, что Рутон беден полезными ископаемыми. Данные совета основывались на показаниях автоматических зондов, которые запускались в сторону Рутона. Но зонды, по-видимому, ошиблись либо автоматика их оказалась несовершенной. Первые же часы пребывания близ Рутона убедили исследователей, что традиционные представления землян об этой планете нуждаются в существенных поправках. Много заманчивых крестиков, птичек и прочих значков нанесли Икаров и Энквен на глобус Рутона.
В одном месте Икаров обнаружил даже обширный район, где можно было подозревать нефтеносные пласты. Откуда нефть на Рутоне? Разве эта планета знала органическую жизнь? Быть может, эта нефть неорганического происхождения? Все эти вопросы предстояло решить.
Когда корабль перешел на новый виток, индикаторы в одном месте показали неожиданный всплеск температуры на поверхности Рутона. Это произошло над возвышенным плато, окаймленным горами.
Икаров несколько раз проверил показания. Ошибки быть не могло: температура плато, которое давно уже скрылось из виду, была много выше температуры окружающей среды.
Энквен внимательно осмотрел индикатор инфракрасного излучения.
– Возможно, чувствительность прибора недостаточна, – высказал он предположение.
Икаров усмехнулся.
– Чувствительность прибора такова, – сказал он, – что если бы ты в Зеленом городке чиркнул спичкой, регистратор в моей комнате, известной тебе, отметил бы тепловую вспышку.
– Как люди создали такой прибор? – спросил Энквен.
– Бионики позаимствовали принцип прибора у змеи, – ответил Икаров. – Змея способна определять ничтожное изменение температуры.
– Это люди воспитали у змеи такое качество?
– Нет, эволюция, – улыбнулся Икаров. – Видишь ли, змея глуха. Она не может улавливать звуковые колебания воздуха. Природа не подарила ей ушей.
– У змеи есть глаза, – сказал Энквен. – Когда мы с Ливеном Броком были в зоопарке…
– Глаза у змеи есть, – перебил Икаров, – но видят они неважно. И голоса нет у змеи, она может только шипеть, выпуская струю воздуха. Так что единственный орган чувств, который помогает змее выжить, – это орган, с помощью которого она может распознать источник тепла. Ни одно существо на Земле, кроме змеи, не располагает таким органом. Таким образом, змея издали чувствует добычу – теплокровное животное и может охотиться на него. Змея может почувствовать мышь, даже когда та прячется в норе, глубоко под землей.
Икаров, помня просьбу Ливена Брока, говорил с Энквеном обстоятельно, и робот впитывал знания, как губка.
Корабль продолжал нанизывать витки, но литий обнаружить не удавалось.
«Парадокс, – думал Икаров. – Человечество остро нуждается в литии. Между тем этот металл встречается на Земле буквально повсюду. Как это сказал Алексей Волга, когда они прощались на космодроме? Литий у нас под ногами, а мы вынуждены искать его на далеких планетах».
Действительно, литий на Земле чрезвычайно распространен. Есть он и в листьях, и в траве, и в рыбе, и в звере. Встречается он и в горных породах, составляющих основу земной коры.
Уже в самом названии этого металла заключен парадокс. «Литий» по-гречески означает «камень». Так окрестил этот элемент шведский химик Арфведссон еще в первой половине XIX века.
А какой уж литий камень? Где вы видели камень легкий, как пробка, мягкий, как воск? Где вы видели камень, который воспламеняется, словно спичка? Его можно резать ножом, как масло. Брось литий в воду – и он вспыхнет. Уже при комнатной температуре литий окисляется. Плавится литий при температуре всего-навсего 180 градусов Цельсия, а его родные братья – другие редкие металлы, такие, как молибден и вольфрам, – сохраняют твердость характера, как сказал бы Леша, при температуре чуть ли не до полутора тысяч градусов.
– Кто же из них камень – литий или молибден?
Все это Икаров рассказывал Энквену, который слушал внимательно и сосредоточенно.
Рассказал он своему помощнику и то, что именно литию суждено было выйти на передний край космической промышленности землян.
Литий стал топливом для звездных кораблей. Литий стал незаменимым другом астронавтов, помогая восстанавливать в ракете воздух, необходимый для дыхания. Раньше для этой цели служили растения, зеленые листья которых содержат, как известно, хлорофилл. Но такой восстановитель воздуха, как растения, чрезвычайно громоздок. Растению на корабле необходимы и почва, и вода, и удобрения. Все это, вместе взятое, составляло прежде многие тонны – значительную долю собственного веса корабля. Один восторженный конструктор написал даже шуточный гимн хлорофиллу, где воспевал растения, которые отправляются с астронавтами в долгий и опасный путь, чтобы в полете «все невзгоды честно делить» и «щедро поить» людей кислородом.
– Новые космические корабли не нуждаются в растениях как естественных восстановителях воздуха, – сказал Икаров. – Эту роль будет выполнять литий.
– Зачем же на «Пионе» монтируется оранжерея? – спросил Энквен.
– Ты читал об этом? – поинтересовался Икаров.
– Лин рассказывала, капитан.
– Оранжерея на «Пионе» служит другим целям, – сказал Икаров. – В ней будут собраны растения Земли. Не все, конечно, но многие.
– С какой целью?
– Как бы тебе объяснить… Растения должны напоминать о Земле, – сказал капитан. – Полет на «Пионе» будет долгим.
В другой раз Икаров рассказал Энквену, что литий необходим не только для космических кораблей. Этому металлу нашлось достаточно работы и на Земле.
Литий вошел главной составной частью в смазочное масло, без которого остановились бы многие машины землян.
Литий стал верным помощником металлургов: в процессе плавки он поглощает ненужные газовые примеси, улучшая качество получаемых металлов и сплавов.
Достаточно, казалось бы?
Но и это еще не все.
Литий незаменим в оптической и телевизионной промышленности.
Он же, вездесущий литий, стал основой биологического стимулятора, с помощью которого растения могут расти в несколько раз быстрее обычного.
Но главное, конечно, то, что литий – хлеб термоядерных установок, которые являются основой энергетики землян.
Увы, хотя литий и рассеян повсюду на Земле и других изученных людьми планетах, но примесь его ничтожна. Потому и приходится, заключил Икаров, искать литий все дальше и дальше от Земли.
На исходе девятых суток, так и не обнаружив признаков лития, капитан принял решение причалить к Рутону.
Они долго, погасив скорость, кружили, выбирая посадочную площадку. Подходящая площадка нашлась недалеко от загадочного плато, излучающего тепло в окружающее пространство. Площадку среди черных торосов обнаружили рысьи глаза Энквена.
– Что мы возьмем в первую вылазку, Энквен? – спросил капитан.
– Манипулятор и прочее снаряжение, перечисленное в инструкции, – ответил Энквен. – Разве ты забыл ее, капитан?
Икаров промолчал. Никогда роботу не понять волнения, с которым человек ступает на новую планету!
Почва Рутона была мягкой и слегка пружинила под ногами. Икаров сделал несколько шагов среди темных торосов, огляделся. Позади на фоне зубчатых гор возвышалась стройная громада пульсолета. Икаров радировал страховавшему его Энквену. Робот мощным рывком отворил люк и спрыгнул вниз, минуя аварийную лесенку и подъемник.
Когда впервые ступаешь на новую планету, в голову лезут торжественные мысли.
Капитан подумал, что путь развития человеческой цивилизации – спираль. Она идет от простого к сложному, но каждый последующий виток в чем-то обязательно повторяет предыдущий. Было время, когда люди пользовались примитивными орудиями. Затем на смену костяному скребку и каменному топору пришли тончайшие приборы, позволившие заглянуть в тайны атома и ядра. Появились тысячетонные установки, чуткие до невероятия, которые помогли заглянуть в недра элементарных частиц – тех простейших кирпичиков, которые составляют Вселенную.
Но вот новый виток спирали – и он, Федор Икаров, высаживается на планете в скафандре, с геологическим молотком в руке. Не с таким ли точно молотком его предки несколько столетий назад осваивали богатства Сибири, шли по Африканскому континенту, карабкались на Джомолунгму?
Контуры пульсолета растворялись в сумерках. Далекое Солнце представлялось отсюда слабой звездочкой. Перед двумя исследователями – человеком и роботом – нераскрытой книгой лежал Рутон – Новая Земля. Что начертано на ее каменных страницах? Какие тайны сокрыты в недрах? Какие действа, какие трагедии разворачивались здесь на протяжении миллиардов лет? Какие пришельцы оставили след на неприютной рутонианской почве? Чем одарит землян планета двух Солнц?
«Время не тает бесследно, – подумал Икаров. – Каждая эпоха оставляет насечки».
Комар, застывший в янтарной глыбе, многое может рассказать о душной эпохе, откуда он родом.
Известковый скелет белемнита – маленького жителя бурного мезозойского моря – тоже немало расскажет о ранней поре планеты, о юности Земли.
Но не только об ушедшем рассказывают нам обломки растаявших веков. Часто они удивительным образом прорываются в будущее. Взять хотя бы форму раковины белемнита. Она напоминает ракету: сама эволюция подсказывает землянам, каким путем можно преодолеть земное притяжение и вырваться к звездам!
Нужно только уметь находить следы прошедших эпох. И не только находить – читать их.
В первую вылазку капитан решил далеко не удаляться от корабля.
Человек и робот шли в безмолвии. Глубокие трещины, нагромождения скал часто преграждали путь. Иногда попадались странные шаровидные образования – то ли растения, то ли камни. Икаров и Энквен то и дело пускали в ход геологический молоток. Шагавшая рядом тележка-манипулятор быстро наполнялась. Каждую находку предстояло исследовать на корабле по возвращении. Из-за линии горизонта прорезалось утреннее солнце – ослепительно желтая а Центавра А. Второе светило – ярко-оранжевая а Центавра В – «шло на посадку».
Энквен внезапно остановился.
– В чем дело? – спросил капитан.
– Почва подрагивает, капитан, – ответил робот.
Икаров подошел к манипулятору: приборы подтверждали слова чуткого Энквена.
Вскоре до них донесся глухой гул.
– Похоже на прибой, – сказал капитан.
– Или извержение, – добавил Энквен.
Когда они вернулись на пульсолет, Икаров велел Энквену привести двигатели маневра в нулевую готовность, чтобы в случае внезапной опасности корабль мог сразу же стартовать. Потом они долго разбирались с богатством, которым доверху был нагружен манипулятор.
– Никаких сенсаций, – подытожил Энквен тоном, каким Ливен Брок, повалив на шахматную доску короля, говорил Володе Карбенко: «Сдаюсь».
– Ты о чем?
– Рутон – копия Земли.
Капитан покачал головой.
– Выводы делать рано, – сказал он.
– На Рутоне нет лития, – добавил Энквен.
– Значит, уже не копия! – улыбнулся Икаров.
Энквен промолчал.
– Запомни, Энквен: природа не копирует себя, – заметил капитан.
Энквен посмотрел на него.
– Согласен, – сказал робот. – Я не встречал двух одинаковых людей.
После ужина Икаров надолго склонился над бортжурналом. Нужно было привести в порядок впечатления, систематизировать новые крупицы знаний о Рутоне. Не прибегая к помощи Энквена, Икаров составлял таблицы, сопоставлял кривые, корпел над глобусом Рутона.
Энквен готовил снаряжение и танкетку к завтрашней вылазке. Капитан оторвался от своих занятий.
– Энквен! – позвал он.
Робот подошел к капитану.
– Ты хорошо помнишь программу исследования новой планеты? – спросил Икаров.
Энквен кивнул.
– Повтори первый раздел!
– Первый раздел программы, принятой Высшим координационным советом, ставит семь основных задач, – сказал Энквен. – Перечислить их?
– Да.
– Первая задача – недра планеты. Вторая – исследование морей и океанов, если они имеются. Третья – климат. Четвертая – животный мир. Пятая – растительность. Шестая – воссоздание геологической истории планеты. Наконец, седьмую можно сформулировать так: что может дать человечеству новая планета. Второй раздел…
– Достаточно, – прервал капитан. – Я хочу объяснить тебе отдельные пункты. Например, седьмой. Люди со временем придут на Рутон. Мы должны подготовить для них почву.
– Почву?
– Речь идет не только о почве Рутона, – сказал капитан. – Не понимай все буквально, Энквен. Мы должны продумать, как сделать Рутон пригодным для жизни землян. Как смягчить климат планеты, где пробивать дороги, где поставить энергетические станции, как зажечь, если потребуется, искусственное солнце…
Шестипалая ладонь Энквена легла на стол.
– Одного этого пункта хватит на полвека, капитан, – сказал он.
– Верно, – согласился Икаров, – но мы не должны выполнять все. Наша задача будет решена, если мы хотя бы наметим общие пути выполнения программы. Запомни: именно это входит в задачу первых исследователей планеты.
– А кто выполнит остальное?
– Те, кто прилетит сюда позже. В следующий раз на Рутон прибудут тысячи людей и роботов. И наши труды будут для них компасом. Понимаешь?
Робот кивнул. Несколько минут он молчал, усваивая сказанное капитаном.
– С чего начнем завтра? – спросил Энквен.
– Попробуем углубиться в кору планеты, – сказал капитан.
– Металлы, полезные минералы… – начал перечислять Энквен.
– Не только, – перебил Икаров. – Астронавты, высадившиеся на новую планету, обязаны решить задачу на ее прочность. От того, какой ответ дадим мы, астронавты-первопроходцы, зависит – быть планете цивилизованной или же оставаться дикой. Запомни, именно мы должны ответить на вопрос: безопасно людям селиться на планете или нет.
Энквен посмотрел на Икарова.
– Воспитатель не рассказывал мне, как исследуется планета на прочность, – сказал робот.
– Раньше для этого пользовались искусственными взрывами, – произнес Икаров.
– А теперь?
– Теперь анализируют сейсмическую деятельность планеты, вулканы и землетрясения.
Икаров испытывал чувство удовлетворения, видя, как робот впитывает новые для него вещи, в свою очередь усвоенные капитаном совсем недавно в Звездной академии.
На вторую вылазку Икаров и Энквен вышли во всеоружии. Манипулятор был сменен на танкетку-вездеход. На этот раз капитан запланировал пробить в подходящем месте скважину глубиной семь-восемь километров.
– Посмотрим, что делается под коркой этого пирога, – сказал Икаров.
– Проверим начинку, – вставил Энквен.
Икаров махнул рукой.
– До начинки еще далеко, – сказал он.
Танкетка, переваливаясь, медленно передвигалась по пересеченной местности. Путь ощупывали локаторы. Капитан и Энквен смотрели в оба, готовые к любой неожиданности.
Гамма-щуп исправно посылал вниз, в глубь почвы, импульсы, исправно змеились кривые на лентах самопишущих приборов, но графики не вызывали у исследователей особой радости. Да, на пути следования'танкетки имеется кое-что: железо, никель, алюминий. Однако мощность пластов в отличие от месторождения, которое они открыли, когда корабль вращался вокруг Рутона, была незначительна.
Закладывать скважину пока не имело смысла.
Они отъехали порядочно, пульсолет уже скрылся из виду.
– Так всю планету опояшем, – сказал Энквен, который сидел сзади, контролируя приборы.
– Пока ничего стоящего, – бросил капитан, не оборачиваясь.
Вслед за танкеткой ползла двойная тень.
– Алексей Волга говорил мне, что геология отстает от космонавтики. Это справедливо, капитан? – спросил Энквен.
«Разумный вопрос, – подумал капитан. – Только сопоставляя различные мнения, можно прийти к истине. Хорошо, что Энквен понимает это».
– Алексей Волга прав, Энквен, – произнес капитан.
– Геологи плохо работают? – допытывался робот.
– Нет, геологи работают хорошо. Но их наука слишком трудна и обширна, – ответил Икаров. – Первый человек уже вырвался в космос, а геологи к тому времени успели изучить только процентов тридцать поверхности своей родной планеты.
– А в глубину земной коры насколько они проникли к тому времени? – поинтересовался Энквен.
– Всего на семь с половиной километров.
– Царапанье по поверхности, – пробурчал Энквен очень похоже на Ливена Брока.
Капитан, вглядываясь вперед, время от времени бросал взгляды на экран гамма-щупа. Неожиданно кривая, ровными волнами струящаяся на экране, дала высокий пик.
Икаров остановил машину.
– Литий? – спросил Энквен.
Икаров покачал головой.
Вдвоем они отобрали наиболее важные показания приборов, заложили их в калькулятор и вскоре получили решение.
– Под нами залежи полиметаллических руд, – произнес капитан.
– Мощное месторождение, – добавил Энквен.
– Будем пробивать здесь, – решил Икаров.
Они вышли из танкетки и принялись готовить направленный взрыв, который должен был выжечь скважину. Смонтировали высокую треногу. На нее поместили трехтонный контейнер. Энквен легко, словно перышко, вытащил его из танкетки и установил в месте, указанном капитаном.
– Это термоядерное устройство? – спросил Энквен, закрепляя конусовидный контейнер острым концом книзу.
– Да.
– Мощное?
– Если его зашвырнуть вокруг Рутона и взорвать, получится маленькое Солнце, – сказал Икаров.
Закончив монтаж, они отошли за укрытие – массивную гранитную скалу. Икаров прислонился скафандром к неровной поверхности. Энквен выглянул из-за скалы. Включающее устройство уже сработало. Ослепительный, словно солнце, шнур протянулся из конца конуса к девственному грунту Рутона.
Робот смотрел, не отводя глаз. Икаров знал, что Энквен видит многое, недоступное ему, человеку…
В месте встречи плазменного шнура и грунта вспыхнул веерообразный фонтанчик. Шнур, повинуясь программе, расширился. Теперь это был яркий поток света. Неудержимый огонь стремился в глубину, прожигая себе путь.
Икаров хотел спросить у Энквена, обладающего точным глазомером, не покосилась ли тренога, однако вовремя воздержался: отвлекать робота в этот важный момент не следовало. Ведь Энквен не просто смотрел, как прожигается скважина.
Глаза его создавали фильм, который там, на Земле, смогут просмотреть придирчивые экзаменаторы. Да разве только они?
По наметкам Икарова, которые он сделал перед выходом из танкетки, глубина первой скважины не должна была превышать семи с половиной тысяч метров. Именно на такую глубину и был рассчитан заряд контейнера.
Чем встретят их недра Рутона?
Минут через сорок, когда плазменный поток был примерно на полпути к намеченной глубине, Энквен почуял что-то неладное. Он сделал тревожный жест, который не укрылся от внимания капитана. Икаров бросил взгляд на пульт дистанционного управления установкой, однако приборы не показывали ничего необычного.
– Что случилось, Энквен? – спросил капитан.
– Не могу понять… – робот помедлил. – Изменился состав атмосферы…
Казалось, что голос у Энквена изменился: робот говорил отрывисто и резко, слова гулко отдавались в наушниках капитана.
Протяженную атмосферу Рутона они исследовали, еще вращаясь вокруг планеты. Икаров представил себе в общих чертах эволюцию атмосферы. Вероятно, некогда в атмосфере Рутона была влага. Однако с течением времени планета охлаждалась, и влага конденсировалась, образуя моря и океаны. Сколько миллионов лет назад это было? Планета продолжала охлаждаться, моря и океаны вымерзали, Рутон начал покрываться ледяной коркой. Ныне температура на поверхности Рутона чрезвычайно низка, но стабильна. Стабильна и атмосфера, как они установили. О каких же изменениях говорит Энквен?
Поза робота продолжала выражать настороженность.
– Пахнет… Ты слышишь запах, капитан? – спросил он. Икаров пожал плечами: как будто запах мог проникнуть сквозь фильтры герметического шлема!
Прошло еще несколько минут. Плазменная установка продолжала работать. Над узкой скважиной показался легкий дымок. Неожиданно из отверстия повалили черные клубы.
– Что это? – вырвалось у капитана.
– Не знаю, – с неохотой произнес Энквен ненавистные слова.
– Включи прожектор, – велел встревоженный капитан.
В свете прожекторного луча клубы, успевшие подняться высоко, наплывали друг на друга, переваливались, лениво извивались, словно сытые змеи.
– Это дым, – определил Энквен. – Что-то горит в глубине.
– Так мы сожжем всю планету, – пробормотал капитан. Он повернул рукоятку на переносном пульте, который держал перед собой. Но плазменный поток продолжал хлестать.
– Реакция перестала быть управляемой, – определил робот.
Кто был виноват в том, что установка вышла из повиновения? Земные конструкторы, чего-то недоглядевшие? Огромные перегрузки пульсолета? Или атмосферное давление здесь, на Рутоне?
Сейчас не время было разбираться.
Клубы дыма продолжали расползаться в стороны, ползти вверх. Они скрыли из виду трехногую вышку и начали подбираться к скале, за которой укрылись капитан и Энквен.
– Остановить огонь! – Икаров сам не заметил, как произнес эту фразу вслух.
Энквен обеими руками обхватил выступ скалы. Рывок – и огромный обломок повис над его головой. Бросок был точным, он почему-то напомнил капитану знаменитый волейбольный матч с роботами, когда робот с математической точностью «гасил» мяч, приземляя его в заданной точке.
Пущенный с пушечной скоростью, обломок скалы ударил в контейнер, скрытый от Икарова облаками дыма. Но то, чего не видели человеческие глаза, видел робот, включивший инфравизор.
О том, что импровизированный снаряд угодил в цель, можно было судить по миллионам солнечных брызг, вылетевших во все стороны из дымового облака.
Поток плазмы иссяк, но дым из скважины продолжал валить. Над отверстием в грунте быстро вспухала лохматая папаха.
Положение становилось серьезным. Икаров и Энквен обменялись мнениями. Гасить? Но где на Рутоне найдешь природную воду? Положим, воду может заменить лед, которого здесь предостаточно. Но где гарантия, что вода погасит пламя, а не распалит его еще больше? Что встретил и поджег на своем пути плазменный луч?
– Быть может, мы подожгли подземный склад космических пришельцев? – сказал Энквен.
Икаров вздрогнул: поистине, робот читал его мысли!
– Сделай пробу дыма, – распорядился капитан.
Энквен наскоро выполнил анализ.
– Окисление сульфида, – произнес робот.
– Окисление сульфида? – поразился Икаров. – Горит каменный уголь?
– Горит каменный уголь, – подтвердил Энквен.
Каменный уголь на Рутоне? Переворот во всех представлениях об этой планете!
Капитан раздумывал, что предпринять.
– Есть земной аналог, – внезапно услышал он в наушниках голос Энквена.
– Аналог чего? – быстро спросил Икаров.
– Подземного пожара таких масштабов, – пояснил Энквен и выпалил: – Южный Тянь-Шань, Фандарьинское ущелье, гора Кантаг…
Теперь в голосе Энквена Икарову почудились интонации Алексея Волги. Алексей любил непреходящей любовью спелеологию, географию, геологию, все свободное время он отдавал пещерам. Федор знал, что с благословения Ливена Брока Алексей вел с Энквеном долгие беседы, сообщая роботу не только свои познания, связанные с науками о Земле, но и свою любовь к этим наукам.
– Продолжай, – сказал капитан.
– Кантаг дымится много веков, – произнес Энквен. – Люди считали его вулканом. Потом оказалось, что виновата не лава, в недрах Кантага горят пласты каменного угля.
– До сих пор?
– До сих пор, – подтвердил Энквен. – Над Кантагом стоит облако дыма. Такое же, как это облако, – показал он рукой.
– Тот подземный пожар пытались погасить? – спросил Икаров.
– Нет.
– И миллионы тонн каменного угля пропадают?
– Алексей Волга рассказывал мне, что некоторое время назад в Фандарьинском ущелье начали строить комплекс, который будет работать на подземном пожаре, – сказал Энквен. – Продукты горения, ценные газы, пойдут в дело.
– Запомни координаты этого места, – произнес капитан, указывая на скважину, из которой продолжал вырываться дым, – здесь тоже со временем выстроят такой же комбинат, как в Фандарьинском ущелье. Подземный пожар даст первым поселенцам на Рутоне тепло.
Несколько дней у Икарова и Энквена ушло на разбор, анализ и систематизацию образцов, собранных в двух предыдущих вылазках.
Капитан понимал, что главная его задача – общая картина Рутона. Даже литий, как ни важен он был для Земли, только частность в его задании.
Между тем Энквен – в этом сказывался характер Ливена Брока – тяготел к деталям и частностям. Робот мог – дай ему только возможность – долгими часами возиться с каким-нибудь одним образчиком минерала, сделать его всесторонний анализ, определить атомную структуру и так далее.
По этой причине Икарову часто приходилось ограничивать действия робота, и у помощника вырабатывалась новая стратегия поведения, необходимая для помощника капитана звездного корабля.
Основываясь на результатах аэрофотосъемок, капитан разработал план последующих вылазок. Их маршруты, с каждым разом удлиняясь, лучами расходились от стоянки пульсолета.
Таинственное плато пока что оставалось в стороне, несмотря на неоднократные напоминания Энквена.
В одну из вылазок они исследовали место, где предполагалось наличие лития – эту впадину Икаров приметил еще во время обращения корабля вокруг Рутона. Хотя приборы ничего определенного не показали, литий все же был обнаружен – на большой глубине, надежно укрытый толщей горных пород.
Радость капитана передалась Энквену. Робот даже чуть было не послал радиограмму на Землю, но Икаров вовремя остановил его.
Наконец, настала очередь плато.
Неожиданности начались сразу же, как только вездеход миновал зубчатую горную цепь, окаймляющую плато. Температура почвы была здесь чуть ниже нуля по Цельсию, но и этого было много по сравнению с температурой в остальных точках поверхности Рутона.
Вездеход полз, деловито покачиваясь.
Неожиданно обзорный экран потемнел. Капитан бросил взгляд в иллюминатор, тот тоже стал черным. Для человеческих глаз на плато воцарилась ночь. С чем связано ухудшение видимости, пока было неясно.
Стрелки приборов на пульте оживились. Следя за ними, Икаров перебирал в уме данные, полученные еще на корабле, когда они пролетали над плато раз, и другой, и третий… Неужели дерзкая догадка подтвердится? Неужели выводы аэромагнитной разведки…
– Нефть! – одновременно крикнули Икаров и Энквен.
Приборы свидетельствовали: там, под вездеходом, на глубине два с половиной километра, находится мощный нефтеносный пласт. Остановив машину, капитан пометил на карте координаты ценной находки.
Икаров протянул руку, чтобы включить двигатель танкетки.
– Погоди, капитан, – остановил его Энквен.
– Мы должны спешить. До наступления рутонианской ночи нужно успеть пересечь плато и возвратиться на корабль, – напомнил Икаров.
– Капитан, тебе приходилось удить рыбу на Оби? – спросил Энквен.
– Удить? Приходилось, – ответил сбитый с толку Икаров.
– Разве ты уходил с реки, когда начинало клевать?
– Причем тут рыба?
– Так ведь клюет! – заявил Энквен, показывая на индикатор нефти.
Капитан понимал ход мыслей своего помощника. Нефть на Рутоне! Поистине клад для будущих поселенцев. И у Икарова руки чесались все тут же проверить, раздобыть из глубин темную маслянистую жидкость, ощутить ее на ладонях, растереть между пальцев! Но он понимал: очередь до нефти дойдет еще не скоро.
Назад: Глава 7 ДВА КАПИТАНА
Дальше: Глава 9 РУТОН (продолжение)
