Глава 26
Прежде чем открыть дверь, я постояла пару секунд… да и открыла ее лишь на узкую щелочку, в которой было видно лишь мое лицо.
Джек был чисто выбрит, а его волосы блестели влагой, как будто он только вышел из душа. Почему-то он тотчас напомнил мне алтарного служку или же нашкодившего мальчишку, который, зная, что его ждет материнский нагоняй, счел нужным сделать из себя пай-мальчика. Одежда на нем была чистой и выглаженной, а от его тела исходили ароматы мыла и шампуня, и еще один, едва уловимый запах, который я называла «запах Джека».
– Ты уверен, что не ошибся адресом? Насколько мне известно, Ребекка живет в Ансонборо. – Я была горда тем, как холодно прозвучал мой голос – в нем не было слышно даже капельки обиды или унижения, которые с еще большей силой дали о себе знать, когда я вновь оказалась лицом к лицу с ним.
– Послушай, Мелли. Извини. Мне честное слово стыдно, что ты оказалась в той ситуации. Представляю, как тебе было неловко.
– Неловко? Пройти по улице, заправив юбку в колготки, – да, наверно это было бы неловко. То, что было у тебя дома, это… просто унизительно. Это плевок в лицо.
– Плевок в лицо? – Он вопросительно выгнул бровь, и я поняла, что он зол. – Это был бы плевок в лицо, будь между нами, Мелли, какие-то отношения. Ты же однозначно дала понять, что они тебе не нужны. Я, конечно, не святой, но я бы никогда не стал изменять, будь я с кем-то в серьезных отношениях. Твое полное безразличие ко мне дало мне все основания полагать, что я волен поступать, как мне вздумается и ты мне не указ. Я так и поступил. По-другому просто не бывает, Мелли.
Мне хотелось захлопнуть дверь перед его носом, но я не смогла. Ведь что ни говори, а он прав. Теперь самое главное, чтобы он не заметил, как мне больно и что я жалею о том, что упустила свой шанс высказать ему в лицо все, что о нем думаю.
– Мне можно войти? Я должен кое-что тебе показать.
Я приоткрыла дверь чуть шире:
– Тогда покажи прямо здесь. Не хочу тебя задерживать.
Не сказав ни слова, Джек сунул руку в карман и вытащил золотую цепочку. Затем, держа ее перед моим носом, слегка поболтал ею. Луч солнца упал на нее, и она блеснула, как будто заговорщически подмигивая мне. Я прищурилась – хотела убедиться, что передо мной то, что я подумала. На цепочке, на крошечной золотой петельке висел медальон в виде сердечка с буквой «А» посередине.
Я растерянно отпрянула. Джек тотчас воспользовался этим для того, чтобы шире открыть дверь и шагнуть в вестибюль.
– Где ты это взял? – спросила я, хотя, по большому счету, уже знала ответ.
– Ребекка забыла его на полу в ванной. Думаю, он упал, когда она одевалась. И она пока не хватилась его.
Решив не заострять внимание на том, почему Ребекка одевалась в его ванной, я посмотрела Джеку в глаза.
– Это медальон Алисы, не так ли? И если он был у Ребекки, она наверняка была в курсе родственных связей между ее семьей, Крэндаллами и Приоло.
Джек кивнул. Сложив руки на груди, я продолжила сверлить его взглядом. Мой гнев был чем-то вроде брони, оберегавшей мое кровоточащее сердце.
– Ты тоже знал?
Он покачал головой:
– Но я догадался примерно тогда же, что и ты. И я не лгу, говоря, что, как мне кажется, Ребекка тоже ни о чем не догадывалась.
– И поэтому ты принес этот медальон мне? Чтобы доказать мне, что ты не лжешь?
– Отчасти да.
– Отчасти? – Мне захотелось прихлопнуть ту часть меня, в которой шевельнулась слабая надежда. Уголок моего рта пополз вверх в улыбке. И что бы я ни говорила, мне было приятно видеть перед собой нечто от старого доброго Джека.
– Ты ведь знаешь, что я не могу пройти мимо хорошей тайны. Думаю, вместе мы разгадаем ее в два счета.
Я попыталась не показать моего разочарования.
– Только не проси меня работать вместе с Ребеккой.
Он ответил не сразу:
– Ладно. Хотя я не знаю, что у нее на уме, но, по-моему, она уже что-то разгадала. И я уверен, что все не так плохо, как тебе кажется. В любом случае, я не стану принуждать тебя работать с ней вместе, если тебе этого не хочется.
Я смерила его пристальным взглядом.
– Но почему Ребекка? – Я произнесла ее имя с видимым отвращением, с каким обычно произносят имена Гитлера или Бен-Ладена.
– Но почему Марк Лонго? – передразнил он меня.
Я невольно улыбнулась.
– Значит, перемирие? – спросил он.
Я могла бы назвать миллион причин, чтобы сказать «нет», в том числе и заявить о его умении вынудить меня сделать то, чего мне не хотелось. Но по глазам Джека я поняла: я уже угодила в сети, получила свою пулю, и моя голова уже вывешена в качестве трофея над его камином. Опции «Нет» у меня просто не было.
– Ну, хорошо, – вздохнула я. – По крайней мере, пока мы не узнаем всей правды.
– А что потом? – спросил он почти с надеждой в голосе.
– Потом я смогу переехать в свой дом на Трэдд-стрит, а ты вернешься к написанию своих исторических опусов. Какое-то время мы будем обмениваться рождественскими открытками, и я даже буду издали махать тебе рукой, если вдруг увижу на Фестивале Устриц. Думаю, Софи будет покупать нам билеты туда до самой нашей старости, пока мы не пересядем в инвалидные коляски.
Он улыбнулся. Правда, глаза его оставались серьезными.
– Отлично. Значит, перемирие, – произнес он и вздохнул. – Тогда давай возьмемся за дело. – Сунув руку в другой карман, он вытащил стопку фотографий и принялся раскладывать их на полу вестибюля. Я узнала в них фотографии с его обеденного стола. Последним он извлек из кармана сложенный вдвое лист бумаги, который затем расправил и тоже положил на пол, на фотографии.
Я опустилась на колени, чтобы разглядеть, что это такое. Оказалось, что это написанная от руки версия стишка на могильном камне моей бабушки. Каждая строчка была пронумерована, а также каждая буква, слева направо, начиная с цифры «один» в начале каждой строки. Кто-то, как будто наобум, выделил желтым маркером отдельные буквы.
Крошится кирпич – рушится камин;
Плачет дитя – мать зовет его.
Своей ложью мы множим грехи,
И волны прячут нашу вину.
– Что это? – спросила я.
– Я не уверен. Хотя мне кажется, что боˆльшую часть я уже разгадал. И теперь мне требуется твоя помощь, чтобы разгадать остальное.
Пытаясь не улыбаться от уха до уха, как идиотка, я сосредоточилась на стишке.
– Покажи мне, как далеко ты зашел.
Джек расположил снимки виньетки, опоясывавшей стих на могильном камне, и рисунок на витражном окне, в виде круга: сверху, снизу и по бокам. Закончив, он указал на небольшой пробел в верхнем левом углу, где сходились верхняя и левая вертикальная линии.
– Видишь этот пробел? Это навело меня на мысль, что они расположены по порядку, от цифры «один» до цифры «четыре», начиная сверху и двигаясь по кругу по часовой стрелке. – Джек пододвинул к фотографиям листок со стишком. – Обрати внимание, на могильном камне высечены четыре строчки. Поскольку эта виньетка присутствует и на камне, и на окне, я решил, что это вряд ли случайно.
– Ибо, согласно философской доктрине Джека Тренхольма, такой вещи, как случайность, не существует.
Он даже не улыбнулся. Хотелось надеяться, что он помнил, когда я в последний раз произнесла эту фразу: я бросила ему в лицо свидетельства связи Ребекки с семьей Крэндалл, он же попытался встать на ее защиту.
– Именно, – процедил он сквозь зубы.
– В дневнике тоже кое-что есть, – сказала я. – Например, этот солдат, Вильгельм, всегда стучал по стеклу четыре раза, причем всякий раз, начиная с квадрата, где расположена голова ангела.
– Ты мне этого не говорила.
– Ты не отвечал на мои звонки.
Вместо ответа Джек прочистил горло и вновь указал на снимки:
– Помнишь, я как-то раз заметил, что некоторые штрихи в виньетке крупнее и толще других. Как здесь. – Он указал на верхнюю часть, где второй и пятый штрихи выделялись среди остальных. – Я прикинул и так, и этак, пока не понял, что они соответствуют слову в стишке. Например, второй и четвертый штрихи соответствуют словам первой строки «кирпичи» и «камин».
Наши взгляды встретились, и я ощутила мощный выброс адреналина. Так было и раньше, когда мы вместе бились над разгадкой старого шифра.
– Замечательно, – сказала я.
– Знаю.
Мы снова посмотрели друг на друга. Я театрально закатила глаза, чтобы скрыть улыбку.
– Идя вдоль виньетки, я выбрал вот эти слова.
Он перевернул листок, и я вслух зачитала следующие слова: «кирпич», «камин», «грехи», «в», «прятать», «наши».
Джек посмотрел на меня. Я тотчас поймала себя на том, что таращусь на его губы и вспоминаю наш поцелуй. Я вновь посмотрела на слова и, пытаясь не замечать застрявший в горле комок, сказала:
– Похоже, они здесь вразнобой. Есть какие-то мысли, что это может значить?
– Пока нет. Как ты думаешь, почему я пришел к тебе? Кто, как не ты, умеешь превращать хаос в упорядоченность.
– Спасибо, – ответила я. – Буду считать это комплиментом. – Не дожидаясь, что он мне ответит, я встала и направилась в кухню, принести пару блокнотов и карандаши, а когда вернулась, то вручила ему блокнот и карандаш.
– Здесь только шесть слов. Составь из них как можно больше предложений, но так, чтобы существительные, глаголы, местоимения и все прочее были на своих местах и складывались во внятное предложение.
– Могла бы этого и не говорить, Мелли.
Я пожала плечами:
– Откуда мне было знать? Здравомыслие – не самая сильная твоя сторона. По крайней мере, на первый взгляд.
Ничего не ответив, он сел на пол рядом со мной. Затем наклонился ко мне ближе и прошептал:
– А как же Марк Лонго?
Сделав вид, что не расслышала, я начала записывать:
Наши кирпичи спрятаны в грехах камина.
Грехи в наших кирпичах прячут камин.
Грехи камина спрятаны в наших кирпичах.
Я посмотрела на Джека. У него, похоже, получилась та же самая тарабарщина. Вздохнув, я вернулась к нашим словам и вновь внимательно посмотрела на них. Как назло, они плясали перед моими глазами, дразня и показывая язык. Я закрыла глаза. Слова никуда не делись, причудливой вязью отпечатавшись на обратной стороне моих век. Я несколько мгновений изучала их, затем резко открыла глаза и вновь посмотрела на листок бумаги. Слова заплясали вновь. Я прищурилась, заставляя их угомониться, и, сосредоточив внимание на существительных и глаголах, попыталась втиснуть их в осмысленное предложение. Я заморгала, затем села прямо и вновь посмотрела на слова. Ведь это же очевидно! Господи, ну почему мне сразу не пришло в голову?
«В кирпичах камина спрятаны наши грехи», – написала я, схватив карандаш. Затем отложила его и сказала:
– Кажется, готово.
Джек встал, и я протянула ему блокнот.
– «В кирпичах камина спрятаны наши грехи», – прочитал он вслух и нахмурился. – Похоже, ты права. – Он посмотрел на меня. – Но который камин?
Я на минуту задумалась.
– Все камины в этом доме кирпичные, в том числе тот, что в кухне. Но мы уже исследовали в нем каждый квадратный дюйм. Будь там спрятано что-то еще, мы бы давно это нашли.
– А какие грехи вы можете прятать?
Я покачала головой:
– Не знаю. Но поскольку эти слова есть на окне, которое установила моя бабушка, а также на ее могильном камне, осмелюсь предположить, что эти грехи напрямую связаны с ней и ее семьей.
– Приоло.
– А может, нет. Мередит Приоло появилась на свет как Нора Крэндалл.
Джек вопросительно выгнул бровь:
– Похоже, ты забыла мне об этом сказать.
– Не совсем так. Ты был… если ты помнишь, занят. Именно за этим – поделиться с тобой моим открытием – я и приехала к тебе тогда.
Он не стал оправдываться, и я продолжила:
– Мы с матерью считаем, что малышка Нора Крэндалл не погибла в море, а была спасена кем-то из семьи Приоло, возможно, моим прапрадедом, и воспитывалась как дальняя родственница его дочери Розы. Они изменили ее имя на Мередит и относились к ней как к члену семьи.
– Что объясняет, почему на медальоне перебили имя. И почему у Алисы Крэндалл был точно такой же медальон.
– Более того, – продолжила я, – отец Розы заказал точно такой же и для нее, с буквой «Р». Судя по всему, Роза завидовала Мередит и всегда требовала, чтобы у нее было то же самое.
Джек нахмурился, как будто искал в моих словах скрытый смысл.
– В чем дело?
– Медальон Розы. Мы нашли два. Но где третий, тот, что с буквой «Р»?
– Погоди, – сказала я и пошла в кухню, чтобы принести фотографию, которую нашел мой отец: на ней мои прадедушка и прабабушка были изображены во время их медового месяца.
Джек перевернул ее, чтобы прочесть имена, затем всмотрелся в слегка выцветшие лица.
– Ничего не понимаю. Какое это имеет отношение к медальону Розы?
– Здесь написано, что это Роза. Но это не она. Женщина на фотографии высокая и стройная. Посмотри, она почти одного роста с мужем, такая же высокая, как и лошадь у них за спиной. И у нее нет никакой тросточки. Найденные на судне останки принадлежат той, что была ростом не выше пяти футов и двух дюймов и при жизни хромала.
– Тогда кто, по-твоему, изображен на этом фото?
– Мередит, кто же еще.
– Но если на судне нашли останки Розы, то почему на ней был медальон Мередит?
– И волны прячут нашу вину, – прошептала я.
От сидения на полу у меня свело ноги. Я попыталась встать. Джек протянул руку, чтобы помочь мне подняться. Поколебавшись, я взяла его руку. Он не сразу отпустил мою. Несколько мгновений, как будто о чем-то задумавшись, он стоял рядом со мной.
– Если ты права, то в какой-то момент во время землетрясения тысяча восемьсот восемьдесят шестого года Мередит и Роза поменялись местами. Но как? И почему?
Я покачала головой и осторожно высвободила руку.
– Не хочу ничего предполагать. Не хочу думать, что моя прабабушка была убийцей.
– Медальон может быть спрятан среди кирпичей, – сказал Джек и задумчиво добавил: – «В кирпичах камина спрятаны наши грехи».
Мы посмотрели друг на друга, а в следующий миг на дом налетел мощный порыв ветра. Входная дверь задрожала. Люстра над нашими головами покачнулась. Ее подвески тихо звякнули, как будто что-то прошептали на ухо друг дружке.
– Сегодня вечером обещают сильную грозу, – сказал Джек. – И северо-восточный ветер. Думаю, следует ждать сильный шторм.
Мне в затылок тотчас дохнуло ледяным холодом. Я поежилась. А вот Джек, похоже, ничего не почувствовал.
Он странно посмотрел на меня.
– Ты понимаешь, что это означает… что вы с Ребеккой родственницы?
Эта мысль уже посещала меня, но я всякий раз гнала ее прочь, старалась обходить ее, как мы обходим грязные лужи на тротуаре.
– Думаю, ты прав. Это объясняет ее способность видеть вещие сны. Но все остальное в ней, – я покачала головой, – это чьи-то чужие гены.
Сначала я подумала, что он рассмеется, но нет. Его взгляд был устремлен на что-то за моей спиной. Охваченная дурным предчувствием, я схватила его за руку и обернулась.
У основания лестницы, положив на перила дрожащую руку, стояла моя мать.
– Ребекка в опасности. Мы должны ее найти… срочно.
На улице потемневшее небо разрезала вспышка молнии. На мгновение в ее ослепительно-белом свете лицо матери сделалось почти прозрачным.
– Откуда ты это знаешь? – спросила я, но, увидев у нее под мышкой дневник, уже догадалась сама.
– Мередит, – прошептала она. А затем ноги под ней подкосились, и она тяжело опустилась на нижнюю ступеньку лестницы. Я шагнула к ней и, сев рядом, обняла за хрупкие плечи.
– Ты никуда не поедешь, мама. У тебя больной вид.
Впрочем, больной вид не помешал ей прийти в ярость, когда она это услышала.
– Не смей указывать мне. Ты должна слушать меня и делать так, как я скажу. И мы должны найти Ребекку. Роза с ней, а Ребекка не знает, как дать ей отпор.
Я попыталась было спорить, но поняла: ее гнев направлен на кого-то или на что, кто представлял угрозу и для меня тоже.
– Где она? – спросила я, смягчившись.
Глаза моей матери были пусты. Мы обе повернулись к Джеку.
– Она уехала вскоре после Мелани, и с тех пор от нее ничего не слышно. Я дважды звонил ей на мобильный, но оба раза попадал на голосовую почту. – С этими словами он вытащил их кармана телефон и, набрав номер, приложил к уху. Подождав с минуту, он дал отбой. – Никакого ответа.
– Куда она могла подеваться? – спросила я вслух. Мой взгляд упал на дневник под мышкой у матери. – Можно посмотреть?
Мать с видимым облегчением отдала его мне. Я открыла его на последней странице, там, где на обороте обложки была нарисована голова ангела.
– Вдруг это нам подскажет?
Джек шагнул ко мне ближе. Я же открыла свой телефон на снимке витражного окна, где на нем высвечивалась скрытая картинка.
– Это еще одна вещь, ради которой я пришла к тебе. – Я указала на ангела. – Это рисунок носовой фигуры с корабля «Ида Белль», того самого, на котором Нора и ее родители плыли из Коннектикута в Чарльстон. Эта носовая фигура – единственная часть корабля, найденная после крушения. Причем найдена она была на острове Эдисто.
Джек пристально посмотрел на меня:
– Это рядом с островом Джонс.
Я кивнула.
– Я думаю, то, как фигура расположена на этой картинке вполоборота, должно на что-то указывать. Видишь? – Я ногтем указала на основание треугольника, образованного волосами и крыльями ангела. – Его вершина отсутствует, как будто она зарыта в песке, что, на мой взгляд, означало сушу. Отец сказал мне, что Ребекка фотографировала окно, как будто она о чем-то догадалась. Картинка этой носовой фигуры есть в Интернете, так что вполне вероятно, что она его там обнаружила. А также то, что это значит.
Джек указал на изображение плантации Приоло.
– Тебе известно, где располагалась старая плантация Приоло на острове Джонс?
Я задумалась. Как риелтор, я продала на том острове не один дом. Я знала все тамошние поля для гольфа, все кварталы, носившие название бывших плантаций, на землях которых они были построены.
– «Бель Мид», – сказала я. – Теперь там гольф-клуб. Я знаю, где это, но в самом доме была давно, еще ребенком. Меня туда возила бабушка Сара.
– Я могу помочь его найти, – подала голос моя мать. – Главное, довезите меня до квартала, а там я уже найду дорогу.
В следующий миг дом содрогнулся от оглушительного раската грома. Я тоже вздрогнула. Ехать к старым руинам в такую страшную грозу, причем на основании хлипкого домысла, было чистой воды безумием.
– Его уже почти нет. Ураган Хьюго снес с него крышу и обрушил каминные трубы. Но местные любители истории не позволили бульдозерам сровнять с землей все остальное. Дом огорожен желтой полицейской лентой, чтобы в него никто не заходил, потому что это небезопасно.
– Каминные трубы? – спросил Джек.
Я вскинула голову и кивнула:
– Насколько я помню, там было, по крайней мере, три камина. Самый большой находился в главной комнате дома. Когда-то она была частью старой фермы.
– Она могла догадаться о том, о чем догадались мы, и решила найти то, что спрятано в камине, – предположил Джек.
– Медальон Розы? – спросила я, вытаращив глаза.
Струи дождя нещадно хлестали по крыше. Серый мир за окном время от времени освещали вспышки молнии. Я хотела было сказать, что Ребекка и Роза – два сапога пара и стоят друг друга, но, посмотрев на осунувшееся лицо матери, поняла: ситуация гораздо серьезнее, чем мне хотелось бы думать.
– Надо ехать. Прямо сейчас.
Мы с Джеком повернулись к моей матери. Ухватившись за перила, она попыталась встать. Я хотела сказать ей, что она больна и должна остаться, но ее упрямство и решительность напомнили мне мои собственные.
Я подошла к ней и помогла встать.
– Значит, поехали. Но за руль сяду я. Машина Джека слишком маленькая, ты же едва держишься на ногах.
С этими словами я схватила со стола сумочку и осторожно вывела мать из дома. Джек захлопнул за нами дверь. В этот момент, подобно знамению, небо осветила очередная вспышка молнии.