Глава 14

— Отвяжись от меня, глупая девчонка! — процедил я сквозь зубы, пытаясь ускорить шаг, хотя и понимал бесполезность этого занятия.

— Леград, ну хватит от меня убегать, — заныла позади Дира, причём таким мерзким девчачьим тоном, которого я от неё ни разу и не слышал. Меня буквально передернуло от отвращения.

— Хватит меня преследовать! Я уже проклинаю тот миг, когда решил помочь тебе! — сказал я почти правду.

— Ну чего ты, Леград! — позади удивились моему рыку.

— Хватит за мной ходить хвостом и канючить! — я бросил взгляд по сторонам. — В конце концов, нас увидят!

— Да никого здесь нет! Ну, помоги мне! Ну, ты же мой учитель!

Я скрипел зубами и хотел не только рычать, а ещё и пустить в ход зубы. Поддался своей слабости, сделал доброе дело для семьи дяди Ди. Рассказал этой девчонке всё что знал, всё, о чём додумался сам и до чего дошёл своим трудом. Куда девалась та, пусть захлестывающая меня своими эмоциями, но умная девчонка из-под обрыва? Она будто снова головы лишилась и вбила в себя очередную глупость. Про учителя. И постоянно донимала меня вопросами, которые лишь поначалу были хоть чуть умны и по делу. А затем быстро скатились в русло одних и тех же повторений. А потом она вообще исполнилась уверенности в пользе совместных тренировок.

Ее путь к этой идее был столь же извилист, как и к прошлой необходимости ходить на тренировку на площадь. И эта площадь снова была в цепочке её рассуждений! Интересно, создатель трактата «Инструмент» вообще сталкивался в своей жизни с людьми, столь извращенно относившихся к его труду? Или его законы рассуждений и выводов относятся только к мужчинам?

В целом и общем, Дира провела параллель между понятиями учитель и тренировка, ученик и проклятая тренировочная площадка. Затем соединила эти два допущения и огорошила меня новостью, что отныне будет заниматься поглощением энергии и своим возвышением только со своим учителем. Потому что так, возвышение происходит быстрее! «Где, где, та умная девчонка, которая говорила мне о страшной тайне? Стоп! А это идея! Она конечно вряд ли Ракот, но всегда есть верный способ добавить ума глупому, который прошлый раз прекрасно на ней сработал.»

— Ну, давай я приду сегодня вечером и мы вместе будем заниматься возвышением! — я остановился, увидев искомое. — Что? Ты согласен!?

— Ага, ну-ка, иди сюда, — я поманил её жестом, не оборачиваясь, зная, за вчерашний день, когда она преследовала меня по всему двору, что она не отстанет от меня дальше пяти шагов.

Я распахнул дверь, сделанную из стеблей драконьей травы, низкого сарая возле загона. Здесь у Котила хранится инструмент, вёдра, куски солонца, всякая непонятная хрень, которую ему жалко выкинуть и сжечь, иногда он сюда загоняет молодых самцов перед убоем. Отсюда я как раз и украл тогда шкуры. Но сейчас здесь точно никого нет. А вот пара крепких ремней есть. Я дёрнул дверь обратно, и она, повиснув на кожаных петлях, прикрыла нас от возможных взглядов. Затем смерил Диру, не переставшую болтать языком, многообещающим взглядом и стёр с себя печать. Дира, все же начала догадываться, что всё это неспроста, когда я взял в руки тот ремень, что был без узлов и выглядел поновее и помягче. Я же не зверь. Но было уже поздно. Стальной рукой возвышения седьмой звезды я прижал её к стене и в воздухе просвистел первый удар.

— Хватит рыдать, — я с улыбкой, испытывая душевное облегчение, глядел на сидящую на корточках в углу Диру.

— Ты меня выпорол! — сверкнуло и обожгло злостью из-под челки синим взглядом. — Я всем расскажу! Маме своей расскажу!

«Не верю»: подумал я, почти ощущая, как в тяжелой голове лениво, словно против течения, движутся мысли. Идея вбить в нее ума через пятую точку была просто великолепна. Это доказал уже первый удар. Если, когда я схватил ее, Дира начала орать, а получив его, вообще перешла на визг, то потом резко замолчала и все остальные удары только тихонько вскрикивала. Невероятный прогресс за эту неделю, когда она меня даже не слышала, заглушая своей болтовней. Вернее, она не слышала мои доводы и убеждения, живя в своём очередном выдуманном мире, который не задевали мои слова. Зато теперь я снова вижу перед собой ту самую умную девчонку, которая за краткий миг оценила мой уровень возвышения.

— Итак. Повторю еще раз, — для большего веса своим словам я хлопал ремнем себе по ноге, отмеряя фразы. — Всё, что я знал, я тебе рассказал. Теперь всё зависит от тебя. И перестань меня преследовать! Я только встал на ноги, а ты хочешь, чтобы меня в чем-то заподозрили и снова попробовали убить? Теперь всерьёз?

— Я не хотела, — заблестела глазками, которые теперь казались почти черными и были полны слез, Дира.

— Я тебе уже не верю, — я покачал головой. — Ты, что творила все эти дни? Почему ты не слышала моих слов?

— В наставлении сказано, что нужно всегда у учителя спрашивать, если сомневаешься в прогрессе, — Дира, словно мелкая Лейла, показала мне язык, заставив в изумлении вскинуть брови.

— Ах, какая умная девочка! — я тоже всплеснул руками, как умилённый родитель. — Выучила наизусть! Какие умные слова запомнила! А что же ты не выучила то, что написано дальше? Чтобы учитель проверил духовным зрением! Им даже Мастера не обладают!

— А вдруг ты обладаешь? — Дира поднялась на ноги и, потерев место наказания, сделала шаг ко мне.

— Так, Дира! — я швырнул в неё ремень. — Я вижу, что мозги тебе снова отказывают! Не подходи ко мне! Я сам буду искать с тобой встречи и иногда проверять тебя, раз уж я учитель. Надеюсь, ты перестанешь витать в облаках. Но если ты снова меня ослушаешься, то сегодняшняя порка покажется тебе легким ветерком перед бурей! Клянусь небом!

Дверь только хлопнула об стену, едва не рассыпавшись, за неразборчиво шипящей Дирой, которая просто вылетела из сарая. И этого человека я, еще недавно, хотел просить привести ко мне Тукто! Я обхватил покрепче голову, которая начала болеть и немного кружиться, наверное, от злости. Где был мой разум, когда в нём промелькнула эта мысль? Она и сама по себе глупа. Незачем им вообще знать друг о друге. Так меньше для меня опасность. Она и так с этой Дирой опять закрывает надо мной небо. Грозит засыпать меня с головой и похоронить.

Я, вернув на себя печать, вышел из сарая и снова скорбно, не спеша, стуча себе по ноге ведром, поплелся на берег реки. Неприятно чувствовать себя больным, но иного выхода нет. И так я слишком быстро выздоравливаю, по мнению Ормы. А ведь я сегодня всего второй раз снимаю с себя печать после падения. Можно считать, что, несмотря, на ограничения, моё тело всё же значительно крепче, чем у настоящей тройки. Что-то во мне при возвышении улучшается необратимо. Не могу сказать, что эта мысль меня ужасает. Она меня, напротив, радует. Как показала жизнь, ходить под ограничением там, где тебя не любят, опасно для здоровья.

А есть здоровье, нет здоровья, а дела вместо тебя делать никто не будет. Это я такое надумал, когда вчера бока болеть на шкурах начали. Так что, я сегодня решил, что хватит Рату меня замещать в хозяйстве и пора хотя бы воду носить самому. Иду вот, чёрные песчинки от глаз отгоняю, и пытаюсь понять, с чего это мне в голову такая гордость ударила? Пока дома лежал под печатью, то всё было неплохо. А вот теперь, еще и половины пути не прошёл, а чувствую, что мне бы нужно срочно присесть, что-то всё нехорошо так кружиться начинает. Где тут заборчик пониже?

Ой, дурак, я! Это я сейчас выходит, попрыгал по сараю в полную силу, сам себя потряс основательно, как будто земляной орех в крынке чистил, а затем снова на себя печать наложил. Хорошо, что тем вечером ни с кем сражаться не пришлось. Похоже, я только в мыслях и был на это способен. Зря мама надеялась на меня. Ой, как хреново-то!

Последовавшее дальше, я, с чистой совестью, снова мог списать на небо, которое опять подталкивало меня к действиям. Чем другим считать то, что когда, через десяток шагов, я всё же свалился на землю, то через несколько секунд об меня споткнулись. И неудачником оказался Тукто.

— Э, Леград, ты чего здесь на улице забыл?

— Буэ-эээ, — единственное, что я смог ему ответить.

— Гребаное дарсово подхвостье! Леград, ты чего? — слушал я испуганный голос над собой. — Что с тобой?

— Ой, плохо мне, — ответил я чистую правду, наблюдая, как надо мной кружатся цветные облака, сеющие чёрный песок, а среди них мелькает лицо Тукто. Может ну её, к дарсу, эту скрытность? Я, кажется, сейчас загнусь, тупой джейр. Накой хрен мне эта, лично налитая, вода в рукомойничке нужна?

— А ну, держись за меня. Дарсово дерьмо! Это что, твоё ведро? Ты, за водой собрался что ли? Идиот!

— Ага. Полностью с тобой согласен, — я не решался кивнуть, ощущая свою голову как до краев полный жбан — как бы мозги не пролить. — Тукто, помоги до дома вернуться, а?

— А я тебя куда тащу? К реке, чтоль? — удивился пацан. — Чтоб ты там сдох на глазах Шиго, и он начал танцевать от радости?

— Да кто тебя знает, куда ты тащишь. Я, так вообще, не вижу что передо мной, — я покрепче ухватился за Тукто и с этой опорой всё же дотянулся до печати, снимая её.

Что-то мне это головокружение и метель крупных чёрных песчинок перед глазами совсем-совсем не нравится. Вроде ничего не болит, а голова тяжелая как камень и что-то меня руки-ноги с каждой секундой всё хуже слушаются.

— Дарсово отродье, ты смотри не сдохни у меня на руках! — коротко засмеялся Тукто. — А то, твоя мать меня прибьет.

— Ты то тут при чем?

— Да она тогда так орала на Кардо и грозила всем карами за тебя, что всё может быть.

— Не, — я неспеша покачал перед собой рукой, уже не так опасаясь растрясти голову, которая вроде становилась легче, — она добрая, просто достали.

— Да, хорошее слово, обтекаемое, — согласился со мной Тукто. — Достали.

— Не бери в голову, — посоветовал я ему, разобрав в его голосе уже знакомые мне странные нотки. — Далеко там ещё?

— Да уж не близко, — огрызнулся Тукто. — Как ты вообще сюда добрался?

— Ногами.

— Ой, дурак ты.

— Дурак, — согласился я, но уточнил. — Был.

— Был? — Тукто засмеялся уже в голос. — А теперь?

— Теперь поумнел.

— Так только в сказках бывает. Был дурак, вдруг, бах! И умный. Ты же не в сказке? — уточнил Тукто.

— Ой, так хреново в сказках не бывает.

— Значит, и остался дураком, — сделал вывод Тукто.

— Хорошо, хорошо, как скажешь, — я похлопал его по плечу.

За такой, ничего не значащей, пустой перебранкой мы и добрались до моего дома. К моему облегчению, Лейлы не было, она, похоже, убежала играть с подружками. Не нужны ей лишние тревоги за меня. К счастью, моё положение изгоя, почти не повлияло на нее, пройдя мимо. Слишком они ещё мелкие, а старшим нет дела до них.

Тукто свалил меня на лежак, бросил ведро в угол и, помявшись, присел за стол на лавку, внимательно разглядывая сиденья напротив. Они были нашим последним напоминанием о старой жизни, единственными уцелевшими из обычных вещей. Цену за них давали копеечную в деревне, буквально кувшин сладких зерен. Поэтому мама сказала, что лучше сожжёт их в трудную минуту, чем отдаст за него. А были они необычны тем, что такие единственные не только в этой деревне, но и, наверное, во всей округе. Они были сплетены из тонких, когда-то гибких веточек дерева.

Мама говорила, что там, где их сделали, из них плетут всё. И столы, и кровати, и корзины. А место это, где растет такое необычное дерево, чуть ли не на другом краю нулевого круга. Там тоже есть широкая река и все её берега заросли невысокими деревьями, которые совсем не похожи на обычные деревья пустоши. Они тут как палка, у которой сверху зонтик толстых веток. А у тех — невысокий корявый ствол и длинные тонкие ветви, которые свисают до земли. Их даже отгораживают и стерегут от травоядных, что могут объесть ветви. Здесь у нас подобного нет, а потому могут только плести всевозможные корзины из травы рафии.

Ещё, когда начинается засуха, то ходят ниже по течению к большому водопою и там набирают камыш. Из него плетут вторые циновки на окна, корзины или оплетают им кувшины. Но всё это непрочное и быстро ломается. Особенно переноски для камня и вёдра. Эти же сиденья были очень прочные, но легкие и всегда нас сопровождали в нашем путешествии. Я помню их всю свою жизнь. Может быть, только в Арройо их ещё не было, но в этом я не уверен. Стол помню, а их нет. Но это ни о чём не говорит. А вообще я был рад, что Тукто не ушёл. Теперь мне нужно лишь ещё немного прийти в себя и можно будет выполнить и перед ним свое обещание.

— Ты не подумай чего, — вдруг нарушил тишину Тукто. — Я остался на случай, если тебе хуже станет. К Орме побегу. Но вообще, я сам слышал от Виргла, будто она сказала, что у тебя в голове вмятина и чудо, что ты вообще жив. Так что, ты бы завязывал на новый ремешок и покрепче со своими прогулками к реке.

— Чего? — удивился я и принялся ощупывать голову в поисках той самой вмятины. Если даже придраться, то вроде в одном месте не так кость ощущается. Но уж точно вмятины нет. Но сегодня и не первый день. Не будет же Тукто врать? А Виргл? — А он, по какому поводу меня вспоминал?

— Он с Шиго шерсть сгонял. Наживую. Мол, он на его игрушку покусился и теперь, как ты сдохнешь, забавляться не с кем будет, — Тукто кинул на меня быстрый взгляд. — И вообще заявил, что твоя жизнь принадлежит ему.

— Урод! — выцедил я сквозь сжатые от ненависти зубы. «Ты хочешь, чтобы и я решил взять твою жизнь в свои руки?»

— Не спорю, я на твоем месте стал бы еще осторожнее, — кивнул Тукто.

— Постараюсь, — для начала я попытался спокойно улыбнуться, скрывая ненависть. — Так что с Шиго?

— Шиго. Да, — Тукто откашлялся. — Так что Шиго три раза получил наказание. Сначала отец его палкой отходил, затем Кардо на полив поставил, а последним Виргл ему бока намял.

— Ничё, думать будет, перед тем как кулаками махать, — я улыбался уже без напряжения, и лицо не сводило в оскале.

— Думать? Это ты слишком хорошего мнения о нём. Раньше он вроде как поумнее был, но потом попривык, что босс, — ухмыльнулся Тукто. — за него думает и решает. И отупел.

— Так разве бывает? Что был умный, а стал тупой?

— Бывает. Про Шиго и какой он раньше был, мне брат рассказывал. А теперь и я лично убедился, что так бывает.

— Это с кем? — не понял я.

— Да с тобой, — засмеялся Тукто, глядя на молча открывающего рот меня.

— Ладно, — сказал я, немного отойдя от подколки. — Это хорошо, что ты на меня свалился. Мне с тобой поговорить нужно.

— Я бы и насчет свалился, мог бы с тобой поспорить и посмеяться, но ты меня заинтересовал. Валяй!

— Ты только спокойней относись к моим словам и помни, что я вообще-то чуть ли не умирающий. Ты помнишь тот разговор в руинах? — не увидев понимания на лице собеседника, я уточнил. — С Раух?

— Да, хорошо помню, — лицо Тукто побледнело и заострилось.

— Я тебе благодарен, — осторожно начал я. — За разговор, за честность. Это сложно обьяснить...За то, что никогда не будешь в шайке Виргла.

— Ну, это еще неизвестно, — Тукто перекосило. — Брат там, стану охотником, куда мне деваться?

— Будешь как дядя Ди, свободным, — пожав плечами, предложил я выход.

— Ага, быть отличным охотником, но жить на окраине, питаться одними квыргалами и чтобы про тебя вспоминали, только когда идут на буйвола? — усмехнулся Тукто.

— Значит, бегать вокруг Виргла, шарить по чужим домам и поддакивать при каждом слове, — нарисовал я картину другой жизни.

— Брат не такой! — вскинулся пацан, стиснув кулаки.

— Не совсем такой, да, — согласился я. — Но будь честен со мной. Помоями меня он обливал по первой команде.

— Да он! Ты! — Тукто вдруг сник. — Ладно, я пойду.

— Куда это? — я нарочито удивился. — Я же ещё не закончил.

— Ну! — выдохнул Тукто, замерев на краю скамьи.

— Ты вряд ли будешь с Виргло, — повторил я. — Да, твой брат уже вляпался в это дерьмо. Но ты?

— И что? — с ненавистью спросил Тукто.

— Ты занимаешься Возвышением, чтобы стать охотником? — перешёл я к сути. — Или чтобы вырваться отсюда?

— Ха, — обмяк на лавке Тукто. — Вырваться. Если бы это было так легко! Половина деревни уже бы воспользовалась этим шансом. И вернулась бы в земли предков. В чудесный Первый пояс, где любой легко может стать Воином.

— Ну ты уж загнул! — возмутился я. — Любой! Ещё скажи, что там талант не важен!

— Ничего не загнул! У нас прадед жил в Первом!

— И?

— Отец кучу историй рассказывал! — Тукто замахал руками. — Там куча сект и кланов, что ищут таланты и вбухивают в них зелья! Лишь бы ты быстрее развивался! Да что зелья! Там энергии мира гораздо больше, чем на этих выжженных землях! За границей нулевого ты потратишь в разы меньше сил и прорвешься к Воину! Это тут — хоть головой бейся, — уже тише закончил парень.

— Энергии в нулевом маловато, я знаю это не хуже тебя. Везде написано. Но ты, верно заметил — это всё равно шанс. Ты ведь не хочешь загубить свой шанс? Загубить как брат? — уточнил я.

— Не хочу, — выдавил из себя Тукто, отвернувшись от меня.

— Так какого дарса, ты там по ночам таскаешь эти проклятые гири? — я постарался вложить максимум презрения в свои слова. — Ты не умеешь читать? Ты тупой? Ты глухой? Ты ни разу не слышал диких воплей Орикола?

— Я не глухой. А тупой ты! А у меня есть глаза, — огрызнулся Тукто. — Я вижу Рикто, который подходит к гирям раз в месяц и так и не шагнул за пятую ступень. И вижу Виргла. Даже хотя бы брата! Отца!

— Тупой джейр! — не выдержал я очередного выноса моей бедной разбитой головы. — Как вам Виргл мозги засрал этим дерьмом! Ты тут рассказываешь про деда. А он что? Ничего про Возвышение не рассказывал?

— Прадеда! Рассказывал деду! — огрызнулся Тукто. — У них в семье была своя тренировочная площадка.

— И? — уточнил я. — Не будем трогать прадеда, который попал в нулевой. Твой прапрадед тоже каждый день гири таскал?

— Не знаю, такого отец не рассказывал. Может и каждый! Отец, говорил, он сам в молодости раз в неделю с утра до вечера тренировался. Не сам же он это придумал?

— Тьфу! — я с досады чуть не сплюнул на пол. — Ты Орикола видел?

— Видел! — завопил доведенный моими расспросами Тукто.

— Что ж ты так орешь? — я перепугался и, вскочив с лежака, принялся оббегать окна и осматривать в щели циновок округу. — Фух! Не ори так. Давай так. Забудем про рассказы твоего прадеда, которые к тебе пришли через третьи руки. Забудем про твоего отца. Глянем на то, кто есть сегодня на нашей площадке. Виргл и Орикол. Кто из них двоих для тебя больший пример? Виргл, жалкая семерка Закалки меридианов? Или Орикол, Воин Развития Духа шестой звезды возвышения?

— Эээ, — заблеял Тукто, но нашёлся. — Да он тоже здоровый как мечерог!

— Хорошо, — я снова упал на лежак, осторожно опуская бедную голову на мягкие шкуры. Закружилась. — Возьмём мою маму. Она восьмёрка. Что ты скажешь про неё?

— Хорошо, хорошо, ты во всем прав, — махнул рукой Тукто. — Ты умный, а я тупой. У меня был глупый прадед, что вылетел из Первого. А ты умный. Через месяц в него уедешь. Что ты предлагаешь? Не трогать гири, а целыми днями мечтать о помощи небес? Не видел, чтобы она в нашей деревне хоть кому-то на голову упала. Ни самому тупому Ма, ни самому умному, но ударенному по голове.

— Как вы меня достали, — устало ругнулся я, оглядывая комнату. — Тупые джейры, которых нужно ткнуть носом, иначе они не верят своим глазам. О! Вон, корень мясной дай.

Тукто не утруждал себя лишними движениями и просто бросил мне корень со стола. Лейла его туда, что ли вытащила? А вот я ловить его не стал. Просто не был уверен в себе и своей голове. Аккуратно подобрал его и, вытянув вперёд руку, медленно сжал кулак. Корень смачно хрупнул и вылез противной жижей между пальцев, брызнув мне на лицо.

— Четверка, — отряхивая руку на пол, я подначил собеседника, — повторить берёшься?

— Это что за трюк? — Тукто бросился к горшкам, стоявшим у стены, и принялся их обшаривать. — Ага!

Найденный новый корень он сначала внимательно осмотрел со всех сторон, будто видел первый раз. Затем изо всех сил сжал в кулаке. Ничего. Принялся помогать второй рукой. Ничего. Сдавил двумя руками перед грудью и только тогда корень лопнул и смялся в его ладонях. Тукто положил получившуюся лепешку на стол и выбрал новый корень. Сжал его в кулаке, проверяя, а затем снова бросил его мне. Я пожал плечами и, отыскав его среди шкур, повторно продемонстрировал трюк с превращением мясного корня в густую кашу.

— И как ты силён? — сжав губы, уточнил Тукто.

— Сильнее тебя, этого тебе достаточно, — отмахнулся я от его любопытства.

— Прекрати, — дернул уголком губ Тукто. — Я сейчас вернусь домой и для начала пристану к брату. От него двинусь либо вниз, либо вверх по силе. И уже к ночи я всё равно буду знать твою силу. Вернее силу, которая нужна для этого трюка. И возьму для проверки твои корни, чтобы ты голодным остался!

— Какие все умные становятся, когда их пнёшь, — настала моя очередь недовольно кривиться.

— Ты о чём? — Тукто прищурился, пронзая меня взглядом голубых глаз.

— О своём! — отрезал я. — Седьмая звезда.

— Седьмая звезда, — прошептал Тукто, роняя на стол корни, которыми он потрясал в воздухе до этого.

— Поэтому, хорош впаривать мне эти лепешки джейров и кричать, что небо несправедливо. Я ничего не могу тебе обещать, но уж в моих силах осветить тебе верный путь. Дальше, лишь от тебя будет зависеть, хватит ли у тебя воли идти по нему. А от неба, величина твоего таланта, данного тебе при рождении. Но замечу. Мой отец получил десятую звезду в двадцать семь лет и не проклинал небеса за низкий талант, а упорно шёл навстречу мечте.