Глава двадцатая
Декер предлагает забрать меня из дома Гринвудов, но я настаиваю на встрече в «Квик-Марте»: не хочу, чтобы он подумал, что это свидание.
Честно говоря, я и на свидания никогда не ходила: потому и без понятия, что считается свиданием, а что – нет. Ближе всего к свиданию я была в седьмом классе. Один раз в школьной лаборатории за мной сел Фрэнк Трикарико. Он был на целых два дюйма ниже меня и всегда прилизывал волосы гелем, зачесывая их назад. В День святого Валентина он бросил в меня сложенной бумажкой и проворчал: «Кое-кто сказал передать это тебе».
На ней были нарисованы все девять планет с пояснением, что он их нарисовал потому, что тогда мы изучали Солнечную систему. Ниже было написано: «С ДНЕМ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА, ТЕССА!» – и номер телефона почерком Фрэнка.
Я бросила записку в помойку за школой перед тем, как сесть в автобус, думая, что умру от стыда, если бабушка ее найдет. Остаток года я старательно избегала зрительного контакта с Фрэнком, даже когда раздавала тетради.
Я об этом никому не рассказывала, но порой притворяюсь, что у меня в голове спорят два мозгоправа: один из них похож на доктора Марано – женщину, к которой меня водила бабушка, когда я была маленькой. Доктор Марано доказывает, что я выбросила открытку потому, что избегаю людей и неспособна находиться с кем-то в полноценных отношениях. Второй мозгоправ говорит, что я просто не испытывала к Фрэнку взаимности.
Второй мне нравится больше.
Перед тем как уйти от Гринвудов, я подкачиваю шины на велике Кэлли насосом, который на днях заметила в гараже, просто на всякий случай. Добираюсь до заправки раньше Декера и потому покупаю в магазине два пакетика лакричных конфет и бутылку холодного чая. Когда он подъезжает к передней площадке, я машу ему рукой, и он опускает окно. Я поднимаю конфеты над головой, чтобы он их увидел, и Декер сияет как рождественская ель.
Я открываю дверь и забираюсь на пассажирское сиденье старой машины, которую вчера заметила на подъездной дорожке у дома Декера. Кожа в салоне потрескалась, а передняя панель истерлась.
– Что это за машина? – спрашиваю.
– Это «шевроле Монте-Карло» 1992 года выпуска, – гордо отвечает Декер. – Отцовская.
– Круто. – Я пробегаю пальцем по шву сбоку сиденья, стараясь не думать о том, как это странно – ехать на Медвежью гору в машине, которая старше нас. Декер выворачивает с парковки на заправке. Мы врезаемся в обочину, и нас подбрасывает на сиденьях; я чуть не ударяюсь головой о потолок. Как только мотор снова начинает ровно урчать, я закрываю глаза и пытаюсь расслабиться.
– Я распечатал маршрут. Там сказано, что нам надо выехать на межштатную магистраль. – Декер почесывает шею. – Кажется.
Он тыкает пальцем мне под ноги. Там лежит старый пакет «тако бэлл», набитый мусором, а рядом с ним – распечатанный с компьютера листок. Я разворачиваю его и вижу маршрут от Фейетта до Медвежьей горы – такой же, какой я сегодня утром нашла в «Гугл-картах» и переписала себе. Декер выезжает на трассу, и я откидываюсь на спинку сиденья.
– Я припасла тебе деньги на бензин, – говорю. Льгота от магазинного банкомата. Цифры на моем расчетном счете сократились до двузначных, что меня беспокоит, но это не так уж важно: уже скоро я уеду из Фейетта и вернусь к работе.
Декер от меня отмахивается свободной рукой, которая не занята лакричными конфетами.
– Блин, люблю эти конфеты, а это плохо: мама запрещает мне употреблять еду с красным красителем.
– А что в нем такого плохого?
– Фенилаланин, – говорит Декер, как будто это все объясняет. Я пожимаю плечами, и Декер углубляется в историю своего рождения: как ему поставили диагноз «фенилкетонурия», из-за чего ему пришлось соблюдать суперстрогую диету, чтобы болезнь не переросла в припадки и неврологические дефекты.
– Все равно уже никто не использует «красный краситель № 3», но уверен: мама считает, что я не пошел в колледж только из-за того раза, когда съел M&M’s на дне рождения Кевина Бишопа в садике.
Не знаю, смеяться мне или нет, но Декер улыбается.
– Так какие у тебя дела в Бэр-Крике? – Декер хватает зубами новую лакричную палочку. Она свешивается у него изо рта как абсурдно длинная сигарета.
– Мама, – отвечаю я. Думаю, будет честно подготовить его и к тому, что мы, скорее всего, просто попусту потратим кучу времени. Поэтому я добавляю: – Наверное. Я ее ищу с тех пор, как сюда приехала, и нашла вот этот рисунок. Думаю, что у моей семьи в этом месте был домик.
Декер в восторге. Кажется, он вовсе не беспокоится из-за того, что мы собрались в шестичасовое путешествие из-за какого-то рисунка и моего сомнительного предчувствия.
– Значит, мы с тобой как частные детективы, да?
– Да. – Я улыбаюсь. Это мне по душе. – Точно.
– Здорово, – говорит Декер. – Просто нереально здорово.
– Ты правда не против? – спрашиваю я. – Наверняка у тебя нашлась бы еще сотня других интересных дел.
– Не-а, меня не приняли на работу в магазин велосипедов, – говорит Декер. – Не хватило квалификации.
При последних словах он ставит в воздухе кавычки, и я смеюсь, несмотря на то что мне становится его жалко.
Однако даже Декеру не по силам болтать по дороге все три часа. Спустя час он выдыхается и включает радио, убавляя громкость, когда я читаю ему маршрут. Медвежья гора и город Бэр-Крик от нас строго на север, к западу от Аллеганских гор. Я пыталась достать фотографии района со спутников, но в сервисе «Гугл планета Земля» ничего не оказалось.
Через два часа стоянки на автостраде начинают пустеть. От подъема в горы у меня закладывает уши, и радио начинает пропадать. Декер его вырубает.
– Эх, выезда уже много миль не видно, – говорит он. – Где, во имя грешных мук, мы находимся?
– Притворюсь, что ты не говорил «во имя грешных мук». – Я пытаюсь что-то разглядеть на темной пиксельной панели карту, напечатанную под маршрутом. Города, в котором мы сейчас находимся, на карте нет. Я следую указаниям на листке.
– Надо съехать с автострады на Вигвам-роуд, – говорю я.
– Вон, – показывает Декер на знак впереди, когда мы проезжаем еще четверть мили. – Должно быть там.
Декер притормаживает и съезжает с дороги у знака – здесь нет светофоров, которые помогли бы нам влиться в трафик на главной дороге. Машин поблизости тоже нет, только одинокий знак «стоп». Декер поворачивает, и где-то через полмили тротуар переходит в гравий, а потом в землю. Мы проезжаем заброшенную заправку со старомодными бензоколонками, которая, по моим прикидкам, не работает как минимум лет тридцать.
– Думаю, нам надо было свернуть с главной дороги налево, – говорю я, когда спустя пятнадцать минут мы не находим следующего поворота. Пальцы на ногах поджимаются от мысли, что мы потерялись, а телефон не ловит сигнал.
– Можно кого-нибудь спросить, – просиял Декер, как будто мы в Питтсбурге, а не в проклятом захолустье.
Мы проезжаем еще много миль, прежде чем замечаем человека. Это старик; он сидит в кресле на лужайке перед дощатым домом и подрезает себе ногти карманным ножом. Подъездной дорожки здесь нет, лишь трава да грязь. Декер пожимает плечами и паркуется на земле.
Когда мы выбираемся из машины, старик кладет ножик на бедро.
– Да вы, видно, потерялись.
Акцент у него сильный, аппалачский.
– Мы пытаемся добраться до Бэр-Крика, – говорит ему Декер.
Старик усаживается поудобнее в кресле, как будто это его заинтересовало.
– На кой черт? – Его взгляд скользит по мне, потом снова возвращается к Декеру. – Ты что, наделал ей дел, а теперь прячешься от ее папашки?
Он глядит на мою свободную футболку. Видимо, думает, что я залетела. Я натягиваю ее на живот, чтобы показать, как на самом деле обстоят дела.
– Мы кое-кого ищем. – Я отгоняю от лица стаю мошек. У ног старика валяется недоеденная груша, на которой кишат черные жучки. – Как нам туда добраться?
– Обратно в ту сторону, – выговаривает он практически в одно слово: обратновтусторону. – Где разветвляется главная дорога, только не съезжайте.
– Спасибо, сэр, – благодарит Декер. – Мы очень ценим вашу помощь.
Мы идем обратно к автомобилю, но тут старик откашливается, и мы оборачиваемся.
– Вы хоть знаете, что это за место – Бэр-Крик? – Он харкает и сплевывает слизь на пол, едва не попадая в грушу у ног.
– Городок возле лыжного курорта? – говорю я.
Старик наклоняется вперед и громко ржет.
– Дружеский совет… Там не любят, когда к ним заваливаются гости. Приезжие их пугают.
– Потому что они живут там незаконно? – спрашиваю я.
– Это меньшая из их проблем, – бормочет мужик. – Раз человек прячется в Бэр-Крике, это обычно значит, что ему больше некуда податься.
– Ого. – Декер глядит на меня. – Вроде преступников?
– Есть среди них такие, да. – Старик снова берет нож в руки и продолжает отстригать ногти. – Просто не задавайте там лишних вопросов.
Мы забираемся в машину и отъезжаем. Внутри меня зияет пустота. Вопросы – это все, что у меня есть.
***
Мы едем обратно на запад, на главную дорогу.
– Там. – Я показываю на развилку, чувствуя прилив паники от того, как скоро она появилась. Декеру приходится сильно замедлиться, пока мы объезжаем разъезд: дорога такая узкая, что бока машины задевают свисающие ветки.
Дорога медленно ползет вверх. Я замечаю среди деревьев знак о сдаче хижин. На знаке написано «ЕСТЬ МЕСТА», а еще реклама денежных депозитов.
– И это все? – Декер притормаживает и останавливается у знака. Он как будто разочарован.
Я кручусь, чтобы получше разглядеть наше окружение из окна. Дорожка из гравия пропадает среди деревьев, и я замечаю там несколько домиков. На площадке ближайшего дома, у барбекю, стоит женщина к нам спиной, но мне видно, что ее руки на поясе.
По рукам пробегают мурашки. Мне знакома эта поза, даже очень. Так стояла мать, ожидая меня у флагштока в те дни, когда раньше освобождалась от уборки домов и успевала забрать меня из школы.
У меня скручивает живот. Женщина оборачивается, глядит на нас, и я вздыхаю: это не моя мать.
– Поехали дальше, – говорю я Декеру. – Посмотри вверх.
Декер поднимает взгляд – вдалеке вырисовывается гора: два гладких пика похожи на спину верблюда.
– Ехать далеко, – говорю я. – Мы пока даже не на горе.
Мы с Декером продолжаем подниматься по дороге и вскоре минуем гнилой деревянный знак, объявляющий, что мы въезжаем в Бэр-Крик. Дальше стоит еще один знак, с рекламой лыжного курорта в десяти милях езды – того самого, что закрылся двадцать пять лет назад.
Горная дорога сужается до бетонного моста. Два человека рыбачат с перил. Когда Декер подъезжает к мосту, они оборачиваются к нам. Я сползаю с сиденья, избегая их взглядов. Я в ужасе; эта ситуация напоминает мне фильм «Избавление». Но Декер от радости прыгает на месте.
– Тут все взаправду, самая настоящая глушь! – говорит он, озвучивая мои мысли. – А еще говорят, что это мы, жители Фейетта, деревенские!
– Ага, – говорю я. – Только громко об этом не говори.
– Точно, точно. Понял.
Съехав с моста, мы попадаем в яму и крадемся на машине дальше. Декер съезжает на край сиденья, держа равновесие, и потуже затягивает ремень безопасности, хотя мы уже не едем, а ползем. У дороги стоит знак, указывающий в сторону горы. Мы едем по узкой дорожке из гравия. По обе стороны от нее ютятся лачуги и трейлеры.
С крыльца магазина наживок и снастей за нами наблюдают две женщины. Мы остаемся на дороге, потому что больше деваться некуда, и медленно проезжаем мимо пивной, столовой в старом металлическом трейлере и мини-маркета.
– Какой милый городок, – говорит Декер. – Даже заправка есть.
Он кивает на деревянную дощечку, висящую над магазином снастей: на ней баллончиком написано «БЕНЗИН».
– Давай припаркуемся у мини-маркета, – говорю я, ежась под взглядами двух женщин. Я вспоминаю рыбаков на мосту и начинаю задумываться, что здесь, возможно, все ходят парами. Меня переполняет чувство благодарности к Декеру за то, что он составляет мне компанию. Он паркуется у мини-маркета. Я выпрыгиваю из машины, поднимая облачко пыли там, где ноги коснулись земли.
– Заблудились? – слышится голос сбоку от мини-маркета. На краю прицепа сидит мужчина и, похоже, чистит раков. Декер делает несколько шагов ему навстречу, прежде чем я успеваю его остановить.
– Нет, сэр. Мы приехали навестить семью.
Мужчина на время замирает. В руке у него серое хилое создание. Отец часто говорил, что ни за что не притронулся бы к обитателям пенсильванских рек: вода в них грязная из-за угольных электростанций.
– Семью, – фыркает мужчина. В его бороде проступает седина. Он по пояс голый; у него очень загорелая кожа, широкие обветренные плечи, на одном из которых шрам, будто черта, перечеркнувшая предложение.
Ко мне возвращается дар речи.
– Ее зовут Аннетт, но, возможно, она тут под другим именем. Белая женщина средней комплекции… – Я запинаюсь, потому что вдруг осознаю, что не могу вспомнить, как выглядит мама. Как будто кто-то попросил меня ее нарисовать, а у меня получилась только фигурка из палочек и без особых примет. Я начинаю паниковать. Декер смотрит на меня с любопытством.
– Э-э-э, еще веснушки на руках, – продолжаю я. – Светло-коричневые брови. А на шее такое пятно… бесцветное.
Лицо мужчины на мгновение меняется, как будто он ее вспомнил. Но потом он снова возвращается к ракам.
– Не знаю такую.
Декер, по-видимому, тоже заметил, что мужчина узнал, о ком я говорю. Он открывает рот. Я пытаюсь схватить его за рукав, но Декер уже говорит:
– Думаю, вы могли бы дать нам немного информации.
Мужчина откладывает раков.
– У тебя есть пять секунд на то, чтобы убраться на хрен с глаз моих, бойскаут.
Сердце замирает. Мы с Декером синхронно смотрим на нож в его руке, которым он чистит раков.
Я тащу Декера в мини-маркет.
– Неприветливый тут народ, – бормочет он, когда над головой звенит колокольчик.
В мини-маркете какая-то тысячеградусная жара. Вентиляторы над головой только гоняют горячий воздух. Касса удобно расположилась рядом с ящиками со льдом. На объявлении из тонкой бумажки потекшими буквами написано «МЕШОК СО ЛЬДОМ – $3».
Девушка за прилавком едва на нас смотрит. Лицо у нее молодое, но кожа как будто усталая, отчего можно сказать, что она либо хорошо сохранилась для своих тридцати, либо очень плохо выглядит в двадцать.
Декер в машине выпил весь холодный чай, поэтому мы сразу подходим к холодильнику с бутилированной водой. Я открываю дверцу и хватаю воду, Декер тянется за колой.
– На этот раз буду говорить я, – предупреждаю я, пока мы идем к прилавку.
– Конечно, конечно, – говорит Декер.
Кассирша поднимает на нас взгляд и тупо моргает.
– Привет, – говорит Декер. Я тыкаю его локтем.
– Привет, – медленно и нерешительно отвечает девушка, пока пробивает нам напитки.
– Надеюсь, вы сможете мне помочь, – говорю я.
Девушка напрягается.
– Да?
– Насчет горы, – говорю я. – В лесу же живут люди, да?
Она скрещивает руки на груди.
Я понижаю голос.
– Я не собираюсь никому разбалтывать. Мне просто надо кое-кого найти.
Девушка чешет затылок и глядит на дверь.
– Ну да, в горах многие живут. Пару месяцев назад приезжал шериф и выписал некоторым штрафы, но они всегда возвращаются.
– Сколько там домов? – спрашиваю я. – Если я пойду по округе…
– Начнешь стучать в двери – тебе пушку сунут в лицо. – В голосе девушки пояляется некоторая резкость; это наводит меня на мысль, что она все же старше меня. – Раз вам пришлось ехать сюда в поисках кого-то, значит, этот человек не хочет, чтобы его нашли.
– Это не просто кто-то, – говорю я, – а моя мама.
Лицо девушки немного смягчается. Краем глаза вижу, что Декер засовывает руки в карманы шорт и раскачивается на пятках: ему чуть ли не физически приходится сдерживать себя, чтобы молчать.
– Это единственный магазин в округе, где можно закупиться продуктами? – спрашиваю я.
– Следующий магазин в двадцати милях к югу, – отвечает девушка.
Я описываю Аннетт по памяти. Девушка отвечает едва заметным кивком.
– Да, она сюда заходит иногда.
Адреналин наполняет все мое тело до кончиков пальцев. Моя мать здесь. Я стараюсь сдержать свое нетерпение.
– Когда она приходила последний раз?
Она пожимает плечами.
– Наверное, на прошлой неделе.
У меня кружится голова. На прошлой неделе.
– Если увидите ее, не могли бы вы ей передать, что ее ищет дочка?
Девушка колеблется, но потом кивает.
– Наверное, лучше оставьте для нее номер.
Она сует мне ручку и старый чек. Я пишу на оборотной стороне номер своего телефона. Подумав, дописываю внизу «Тесса».
– Спасибо, – говорю я затаив дыхание.
Девушка кивает, глядя мне в глаза, отчего мне кажется, что я могу ей доверять. Если мама спустится к магазину, то узнает, что я тут была и ищу ее.
Когда мы выходим из магазина, нас провожает взглядом мужик с раками. Он разговаривает с другим мужчиной, с бритой головой и пустыми черными глазами. Я отворачиваюсь.
– И что теперь? – спрашивает Декер. – Поднимемся в гору и поищем там твою маму? Моя машина не справится с такой дорогой, но можно будет дойти пешком.
– Гм, не знаю. – Я многозначительно смотрю на Декера, надеясь, что он поймет мой взгляд: «Пожалуйста, говори потише». Мужчины до сих пор следят за нами, и вид у них недовольный.
Декер глядит на гору, щуря глаза от солнца. Над деревьями виден дым, поднимающийся к вершине пика. Быть может, это мама разжигает там костер. это мама
– До темноты еще есть время, – продолжает Декер. – Плохо, что у нас нет ботинок, длинных штанов, фонарика, но…
– Декер, – цежу я сквозь зубы. Мужчины подходят к нам.
Новый парень, который только что подошел, худой как палка: из мешковатых джинсов высовываются бедренные кости. Я замечаю свастику на татуировке, покрывающей всю его руку.
Он вполовину мельче мужчины с раками, но в десять раз страшнее. Я чувствую, что Декер совсем оцепенел.
– Эй, кореш, – говорит скинхед, подходя совсем близко к Декеру, – пора тебе свалить отсюда вместе со своей сучкой.
Декер поднимает руки. Они дрожат.
– Нам неприятности не нужны. Мы просто ищем ее маму.
Парень хрустит костяшками. На каждой вытатуировано по букве, но я не пойму, в какое слово они складываются.
– Мне по барабану, зачем вы приехали, – говорит он. – Вам тут не рады.
Наконец мне выдается шанс вставить слово.
– Пошли, Декер.
Он не возражает. Мы быстрым темпом шагаем к машине, Декер возится с ключами, открывая дверь.
– Знаешь, – говорит Декер, когда мы запираемся внутри, быстро дыша, – можно объехать город, найти другую дорогу в горы.
Я гляжу сквозь лобовое стекло на лес, раскинувшийся на Медвежьей горе. Сотни квадратных миль неизвестности. Придется прятать машину, а остальной путь идти пешком. Не знаю, что хуже: умереть от рук скинхеда и мужика с раками или же погибнуть в дикой глуши, потерявшись в горах.
– Что теперь? – спрашивает Декер, не дождавшись ответа.
Я пробегаю пальцем по краю двери, чтобы проверить, хорошо ли она закрыта.
– Валим отсюда на хрен.