У ОТЦА
— Молодеют, — сказал водитель-автомат, открывая дверцу вездехода.
— Кто молодеет? — спросила Эроя.
— Все. Решительно все, кроме вас.
— Ну, не все. Многие. Это верно. Но не все. Не преувеличивай, Кик.
— А почему бы и вам немножко не помолодеть? Хорошее дело.
— Ты в этом убежден. Кик?
Кик не ответил.
— Куда вас доставить? — спросил он.
— К моей приятельнице Заре. Ты же отлично знаешь. Зачем спрашиваешь?
— Она тоже помолодела?
— Не знаю. Кик. Думаю, что нет. На днях я ее видела. Она не из тех, кто слишком торопится расстаться со своим настоящим ради прошлого.
— Ради будущего.
— Юность-то была в прошлом, Кик.
— Но из прошлого она стала настоящим и будущим. Не так ли?
— Откуда, Кик, ты научился так логично рассуждать?
— От вас. С тех пор как мне подарили душу…
— Душу? Душой ты называешь телепатическое устройство, последнее достижение парапсихолога Монеса?
— Не важно, как ее называть, устройством или душой. Но теперь я сопереживаю ваши чувства и настроения. Все эти дни вы гадали о том жизненном парадоксе, который влечет обновление клеточной «памяти»…
— Не так уж важно, о чем я гадала. Кик. Ну-ка, поторопись и поторопи свою старушку машину.
Движение над океаном, под океаном, над лесом, под лесом, над облаками, под облаками и наконец остановка у дверей дома в саду, где жила Зара.
Дверь открылась, еще дверь. А затем еще три сразу, Огромное окно в мир. И возле окнадевочка.
— Где же Зара? — спросила Эроя девочку.
— Зара — это я. Разве ты не узнаешь меня, Эроя?
— Не шути, позови Зару.
— Я — Зара! Зара! Почему ты не узнаешь меня? Я же тебя узнала сразу.
— Но я же не изменилась. А ты поспешила расстаться с собой. Почему же ты девочка, почти ребенок?
— Цитологи сами не могут этого понять. Они объясняют это тем, что «память» моих клеток оказалась более податливой, более восприимчивой, чем они ожидали. «Это единственный случай», — говорят они. Как ты думаешь, Эроя, это действительно единственный случай?
— А как ты чувствуешь себя?
— Удовлетворительно. Ко мне вернулось мое детство. Понимаешь, Эроя?
— Не понимаю! И не хочу понимать.
— Я тоже не все понимаю. Такое чувство, что я переступила черту, попала в другой мир и не могу вернуться туда, где я была раньше.
— А цитологи? Они этого не могут сделать?
— Не знаю. Кажется, не могут. Они ссылаются на твоего брата, говорят, что Эрон-младший открыл какое-то средство, которое способно повернуть физиологическое и молекулярное время, ускорить жизнь клеток. Эроя, попроси своего брата.
— Тебе уже не хочется быть девочкой?
— Это все произошло случайно, по небрежности цитолога, который дежурил на пункте. Он переусердствовал… Или было что-то не в порядке. Молекулярное время слишком заспешило. Попроси своего брата, я умоляю.
— Попрошу, но странно, ты говоришь словно издалека.
— Это так и есть, Эроя. Я — далеко, да-ле-ко-о от тебя. Да-ле-ко-о!
— Где ты?
— Да-ле-ко-о! В детстве! Между нами что-то есть. Разве ты не чувствуешь его? Оно нам мешает быть вместе.
— Ты рядом со мной, Зара. Ты близко. Вот я протянула руку и дотронулась до тебя. Ты здесь, дорогая, здесь.
— Я здесь. И ты здесь. Но почему я вспоминаю тебя, словно ты находишься где-то далеко-далеко в прошлом? Почему это, Эроя?
— Не знаю. Нужно спросить у цитологов и специалистов пo молекулярному времени. Вероятно, это переломный момент, Ведь ты обновила молекулярную «память». А твое сознание еще не свыклось с новым необыкновенным состоянием. Ты в другом молекулярном времени, чем я. Но все, я уверена, наладится. И ты будешь чувствовать себя нормально.
— Я переступила черту. Наверное, мне не надо было этого делать. Попроси своего брата, чтобы он помог мне вернуться в прежнее молекулярное состояние, в то измерение, в котором я была еще вчера. Сейчас я чувствую свою неслитность с временем. Я в детстве. И это не воспоминания, это факт.
— Не волнуйся, Зара. Мы тебе поможем.
Расставшись с приятельницей, Эроя отправилась к отцу.
Она попросила водителя Кика чуточку замедлить движение вездехода. Ей хотелось побыть одной и подумать. Подумать было о чем. Что же случилось с Зарой? Только ошибка дежурного цитолога, каприз молекулярного времени или нечто большее? Правда, Эрон-младший ищет средство, с помощью которого можно было бы повернуть направление молекулярного времени, но он только ищет, еще не нашел. Бедная Зара! Зачем она поспешила? Никогда не надо спешить.
Движение вездехода под горным хребтом, над горами и лесами, потом над морем и над рекой, и вот дверь, за которой лаборатория отца.
Эроя остановилась перед дверью с тревожным чувством. А что, если отец тоже поспешил и сейчас вместо милого и доброго старика она увидит стремительного юношу, до отказа наполненного жизненной энергией, юношу или даже конфузливого подростка, которому вряд ли будет приятно признаться всем и в том числе самому себе, что он отец довольно пожилой женщины.
Сердце Эрой билось, шумело в ушах. Минуты шли. Она все еще стояла у закрытых дверей, не решаясь сделать шаг, шаг в неизвестное.
Она стояла и вспоминала отца. Она помнила его Сравнительно молодым дильнейцем, еще не достигшим среднего возраста, но подростком она, разумеется, его не знала, видела только на старых изображениях. Ей не хотелось потерять отца, такого, каким она его знала и любила, приобретя, правда, вместо него др угого, неизмеримо более молодого… Ну, а как быть с тем, к кому она привыкла? Только вспоминать? Нет, ей нужно не воспоминание, а отец, такой отец, каким она его привыкла видеть.
Внезапно открывшаяся дверь прервала ее размышления.
Перед ней стоял ее отец Эрон-старший. Ничто в нем не изменилось, ни одна морщинка. На нем был тот же самый костюм, в котором она видела его в прошлый раз. А на лице та же стариковская, добрая улыбка.
— Это ты? — спросила Эроя.
— Я!
— И долго ты собираешься быть таким?
— Долго. Мне дороги мои привычки, слабости, моя старость. И я не спешу с ними расстаться.
— Но все спешат.
— Нет, не все. Многие цитологи на своих пунктах сидят без дела. Но пройдем ко мне в лабораторию. Я тебе покажу необыкновенных муравьев, доставленных мне вчера.
— Узнаю тебя, отец. Веди меня к своим муравьям.
Эрон-старший подвел Эрою к экспериментальному прозрачному муравейнику.
Эрою охватили тишина, покой. Знакомые с детства предметы, прочный, никуда не торопящийся мир отцовской лаборатории, где велись наблюдения над природой.
— И ты совсем не собираешься обновлять «память» клеток, отец? — спросила Эроя.
— Собираюсь, хотя и не спешу, — ответил спокойно Эрон-старший. — Как каждому старику, мне дороги привычки, из которых состоит жизнь. Но придется сломать старый привычный уклад жизни, изменить ее ритм…
— Для чего, отец?
— Для того чтобы отсрочить небытие. Мне хочется увидеть будущее. И встретиться с одним дильнейцем, который далеко. Его зовут Ларвеф. Никто не умеет так ломать свои привычки для победы над временем и самим собой, как этот путешественник. Я понимаю, Эроя. Ты дорожишь привычным. Но ради встречи с Веядом, ради радости бытия ты должна пойти на это. Должна перебороть свою боязнь нового необыкновенного состояния.
— Я только что видела Зару, отец. Она страдает.
— Эти страдания временны. Всякий большой перелом требует отказа от старых ценностей ради новых приобретений. Мы должны расстаться с непрочностью ради прочного долговременного бытия. Эпоха требует от нас этого, дорогая.
— А как быть с неслитностью душевного состояния с физическим?
— Все наладится, Эроя. Ученые уже совершенствуют методы. Наука не стоит на месте.
