5

Доклад о том, что эскадры не готовы в дальний поход, породил на Земле тревогу. Веру и меня вызвали в Большой Совет. Я пошел к Мери попросить сопровождать нас на Землю. Мы с Мери теперь не виделись неделями: я пропадал на кораблях, она нашла себе занятие в лабораториях Оры. Мне показалось, что она больна. На Оре, как и на Земле, болезни невозможны. Но у Мери был такой грустный вид, глаза так блестели, а припухшие губы были такие сухие, что я встревожился.

- Ах, ничего со мной, здорова за двоих, - сказала она нетерпеливо. - Когда отлетаете?

- Может, все-таки - мы отлетаем? Зачем тебе оставаться?

- А зачем мне лететь на Землю? Тебе надо, ты и лети.

- Такая долгая разлука, Мери…

- А здесь не разлука? За месяц видела тебя три раза. Если это не разлука, то радуюсь твоему удивительному чувству близости.

- На корабле мы будем все время вместе.

- Ты и там найдешь повод оставлять меня одну. Не хочу больше уговоров, Эли! Кстати, дам тебе поручение - список материалов для моей лаборатории. Привези, пожалуйста, все.

Мне пришла в голову одна мысль и сгоряча показалась хорошей:

- На Вегу идет галактический курьер «Змееносец». Ты не хотела бы прогуляться туда? Экскурсия на Вегу займет три месяца, и на Ору мы вернемся почти одновременно.

У Мери вспыхнули щеки, грозно изогнулись брови. В гневе она хорошела. При размолвках я иногда любовался ею, вместо того чтоб успокаивать, это еще больше сердило ее.

- Ты не мог бы сказать, Эли, что я потеряла на Веге?

- На Веге ты ничего не потеряла, но многое можешь найти.

- Под находкой ты, по-видимому, подразумеваешь Фиолу?

- Поскольку ты хотела стать ее подругой…

- Этого хотел ты, а не я. Вот уж никогда не было у меня желания выбирать в подруги змей, даже божественно прекрасных! И особенно - возлюбленную змею моего мужа!

Я сокрушенно покачал головой.

- Ах, какая пылкая ревность! Но как же быть мне? Надо распространять благородные человеческие порядки среди остальных звездожителей, а моя собственная жена вся в тенетах зловредных пережитков. Какими глазами мне теперь смотреть на галактов и разрушителей? Какие евангелия им проповедовать?

- Когда ты так ухмыляешься, мне хочется плакать, Эли!

- Тебе это не удастся! Через минуту ты будешь хохотать, вижу по твоим глазам.

Хохотать она не стала, но плохо начатый разговор закончился мирно. Мери проводила меня на «Волопас». В салоне Вера сказала:

- Мери хорошо выглядит. И здоровье у нее, кажется, крепкое?

- Здорова за двоих, так она сама сказала.

Все дни в полете заполнили совещания с Верой и ее сотрудниками. Их у нее добрая сотня, и весь этот коллектив - а впридачу к нему и корабельная МУМ - разрабатывал детали вселенской человеческой политики. На одном из их симпозиумов о природе галактического добра и зла я, почти обалдев, выпалил:

- Что толку копаться в частностях? Мне бы встретиться с разрушителем, а там я соображу, как действовать.

- В тебе нет жилки политика, - упрекнула Вера.

- Сухожилия, а не жилки, Вера. Ибо ваши ученые речи так сухи, что я испытываю от них жажду буянить и ниспровергать добро.

С того дня я не ходил на совещания у Веры, а перед прибытием на Землю прочитал ее доклад Большому Совету - длинный список политических предписаний на все случаи похода. Все их можно было свести к нехитрой формуле: к разумным существам Вселенной относись по-человечески, по-человечески поддерживай добро, по-человечески борись со злом. Мне кажется, не стоило так много трудиться, чтобы в результате выработать такой бесспорный катехизис.

- Очень рада, что ты не нашел ничего нового, - заявила Вера.

- Что же тебя радует?

- А вот именно то, что наша галактическая политика тебе кажется бесспорной. Согласись, было бы печально, если бы руководитель величайшего похода человечества усомнился в его целях и задачах.

Какой-то резон в ее словах был. Во всяком случае, Большой Совет с энтузиазмом воспринял ее доклад «Принципы галактической политики человечества». После заседания члены Совета разъехались торопить отстающие космические заводы, а мы с Верой стали готовиться обратно. Я забежал к Ольге, она незадолго до нашего отлета на Землю уехала сюда рожать и теперь возилась с прехорошенькой дочкой Иринкой. Она возвращалась на Ору вслед за нами.

За четыре месяца разлуки Мери очень пополнела, порывистая ее походка превратилась в неуклюже осторожную.

Я в изумлении сперва свистнул, потом схватил Мери на руки.

- Осторожней! - сказала она. - В прогнозе беременности таскания на руках не предусмотрены.

- Отшлепать тебя, Мери! Хоть бы словечко! И Вера хороша, она-то, наверно, знала!

- Она знала, а ты должен был догадаться! - весело возразила Мери. - Я же сказала тебе, что здорова за двоих - простой человек, не адмирал, сообразил бы, в чем дело. А молчать мы условились с Верой, на Земле тебе хватало забот и без тревог о моем состоянии.

Я засыпал Мери вопросами, кого она ждет, когда роды, как они пройдут. Мери умоляюще подняла вверх руки. Давно я не видел ее такой довольной.

- Не все сразу, Эли! Через месяц ты получишь сына, придумывай имя. Скажи теперь, как с моими поручениями?

- Сто тяжеленных ящиков! Старинные ядерные бомбы в музеях легче твоих грузов. Я чуть не надорвался, когда поднимал один.

Мери рассмеялась:

- В ящиках тоже бомбы, только распространяющие жизнь, а не смерть.

- Жизнь, ты сказала?

- Да, жизнь. Что тебя удивляет? Наша женская судьба - порождать жизнь. Разрушение - древняя привилегия мужчин. Не так?

- Не надо меня агитировать, Мери. На матриархат я не соглашусь. Максимум моих уступок - равноправие. Тебе привет еще от одной распространительницы жизни. У Ольги дочь Иринка. Прогнозы исполнились блестяще, роды прошли хорошо.

- Рада за Ольгу. Но, кажется, состояние других женщин тебя интересовало больше, чем состояние жены?

- Другие женщины не так скрытны, тем более их мужья. Когда один командир эскадры срочно просится на Землю, а второй чуть не ежедневно прибегает на станцию сверхсветовой связи, то командующий должен поинтересоваться, что с его помощниками. С ближайшим курьером и тебя отправим рожать на Землю, как велит традиция.

- Положим начало новой традиции - я буду рожать на Оре. Не делай огорченного лица, здесь мне будет не хуже, чем на Земле.

- Тогда назовем сына Астром, - сказал я торжественно. - Раз наш сын будет первым человеком, рожденным на иных звездах, то и имя у него должно быть звездное.