Глава 4
«Уродился я несчастлив, бесталанлив», или Трудная и сладкая жизнь слова

Некоторые слова уходят из нашего живого разговорного языка, и их можно найти только в словарях, с пометкой «устаревшие», напоминающей надпись на надгробном памятнике. Почему так происходит? Иногда исчезают из повседневной жизни понятия, обозначаемые этими словами. Например, в первой главе поэмы Пушкина «Евгений Онегин» мы читаем:

Почему нет? Потому что эти детали костюма тогда еще только вошли в моду, и их названия русский язык заимствовал из французского. Сейчас уже никто не носит каждый день панталоны и фраки (фрак надевают очень редко по особым случаям), и у этих слов есть все шансы получить пометку «устаревшие». А вот слово «жилет», судя по всему, может рассчитывать на более долгую жизнь.

По крайней мере, большинству людей известно, что такое фрак и панталоны. А знаете ли вы, например, что такое «ферязь»? Вряд ли. Для того чтобы понять его значение, нужно обратиться к словарю. Большой толковый словарь русского языка под редакцией С. А. Кузнецова любезно сообщат нам, что ферязь — «старинная русская распашная одежда (мужская и женская) без воротника и перехвата в талии». Когда русские боярыни и боярышни носили шелковые и бархатные, расшитые золотыми узорами ферязи, это слово было повседневным и общеупотребительным. Сейчас оно нужно разве что театральным костюмерам или художникам (в ферязь одет, к примеру, Иван Царевич на картине В. М. Васнецова «Ковер-самолет»).

Бывает, что сам предмет не выходит из употребления, но его название заменяют другим словом, которое имеет более общее значение. Например, в «Словаре живого великорусского языка» Владимира Даля мы находим слово «варворка». Оно означает «кисточка, махровая подвесочка; подвеска у серьги, у паникадила». Это слово полностью исчезло из современного русского языка, потому что его с успехом заменили слова «кисточка» и «подвеска».

А бывает, что из двух значений слова остается только одно, более употребительное. Например, слово «бесталанный» в XIX веке означало «неудачник», «невезучий» и «лишенный таланта», «бездарный». В словаре Даля мы находим такую статью:

«БЕСТАЛАНТНЫЙ (франц.) — бездарный, недаровитый, с ограниченными дарованиями, способностями, или вовсе без них. Бесталанный человек, бесталанник м. бесталанница ж. кому нет талану, удачи; несчастный, неудачливый; горемыка, бедовик. Бесталанная моя головушка. Бесталанная година пала. Бесталанный да горемычный друг у друга не в зависти. Бесталанность ж. неудачливость».

Именно в этом значении слова «талан» — удача встречается в сказке Петра Павловича Ершова «Коньке-горбунке», где в финале горожане говорят Царь-девице:

В комментариях к сказке находим такое определение: «Талан — счастье, удача».

А в «Большом толковом словаре», который вышел почти веком позже, читаем:

«БЕСТАЛАННЫЙ 1. Разг. Неталантливый, бездарный. Бесталанный артист. 2. Трад. — нар. Несчастный, неудачливый, обездоленный. Бесталанная головушка (о таком человеке)».

Да и в песне, то ли записанной, то ли сочиненной Пушкиным, цитата из которой послужила названием этой главы, речь идет вовсе не о способностях героя, а о его несчастливой судьбе:

То есть слово, которое Даль отмечает как «французское» (и действительно оно пришло из французского языка, где talent означает «дар, дарование»), в XX веке уже окончательно «обрусело» и из двух его возможных значений одно — «несчастливый», «неудачливый» — стало традиционным, то есть употреблялось в основном в исторических романах при описании народной жизни.

А другое — «бездарный», «лишенный таланта» — стало разговорным, то есть общеупотребительным.

А вот еще пример: в XIX веке в русском языке было два слова, называющие очень близкие понятия: «сласти» и «сладости». Кажется, они значат одно и то же: сладкую еду, лакомства.

Но вот поэт Николай Михайлович Языков пишет домой из деревни и упоминает о том, что любезная хозяйка дома, где он гостит, потчует его «сладостями и сластями искусственными, как-то варенье и проч.». То есть он различает сласти, которые нужно готовить, и сладости, то есть сладкие фрукты и ягоды.

Владимир Даль приводит в своем словаре примеры употребления обоих слов.

1) Сласть ж. сладость, сладкая пища, лакомство;

Не припася снасти, не жди сласти.

Эка сласть какая! (весьма вкусно)

Поесть всласть, брюху страсть.

Зажили было всласть, да пришла напасть!

Не в сласть, да в смак.

Одни сласти есть, горечи как узнаешь?

2) Сладость, то же; но более в значении услада, наслаждение, нега.

Сладость итальянских ночей воспета поэтами.

Сладость чистой совести.

Сладостное сознание исполненного долга.

То есть Языков, возможно, имел в виду, когда писал о «сладостях» наряду со сластями, именно радости, услады деревенской жизни: купание, катание верхом, прогулки.

Сласти любили сластены, а сладости — сладкоежки. Впрочем, Даль приводит в своем словаре такие народные слова из разных русских губерний: сластоежка (с пометкой: ярославское), сластеник (курское), сластёха (псковское). В Саратовской губернии сладкие лакомства назвали сластухами. А в Москве XIX века льстивых лицемерных людей звали сластец или сластиха.

Слово «сласти» было широко распространено в XIX веке. Вспомним снова «Конька-горбунка». Когда Иван перечисляет царю все, что ему нужно для поимки Царь-девицы, он не забывает попросить и:

Михаил Юрьевич Лермонтов пишет в предисловии к роману «Герой нашего времени»: «Довольно людей кормили сластями, пора дать им горькое лекарство».

А у Ивана Алексеевича Бунина в рассказе «Господин из Сан-Франциско» мы читаем: «Обеды опять были так обильны и кушаньями, и винами, и минеральными водами, и сластями, и фруктами, что к одиннадцати часам вечера по всем номерам разносили горничные каучуковые пузыри с горячей водой для согревания желудков».

Бунин написал свой рассказ в октябре 1915 года. А пятьдесят лет спустя, в 1963 году советский писатель Борис Тимофеев в книге «Правильно ли мы говорим» сетовал на то, что современные ему люди часто путают слова «сласти» и «сладости». Он объяснял: «Говорить надо “восточная сласть” (имея, конечно, в виду лакомство), а не “восточная сладость”, хотя последнее неправильное словосочетание широко вошло в нашу разговорную речь».

Понятно, желание писателя сохранить в памяти людей такое милое слово. Но язык живет по своим законам. И вот уже в словаре Ожегова встречается слово «восточные сладости» в значении «кондитерские изделия». А слова «сласти» там и вовсе нет, есть только глаголы «сластить» и «посластить» с пометкой «совр.».

А может, все же стоит не забывать насовсем сласти? Ведь тогда наша жизнь станет слаще, хотя бы на одно слово.