Глава 3
Имя для друга, или Как рождаются слова

Вы помните уроки русского языка в школе, на которых проходили тему «Способы словообразования». Приставочный (бег — побег), суффиксальный (бег — бегун), приставочно-суффиксальный (бег — пробежка), бессуффиксный (бежать — бег), сложение (свет + представление = светопреставление), переход слова из одной части речи в другую (рабочий человек — рабочий завода), сращение (сильно действующее — сильнодействующее средство) и, наконец, образование омонимов (побег из тюрьмы — побег растения).

Когда мы в школе изучали эту тему, мне представлялись ряды клерков в серых халатах и белых нарукавниках, которые выводят перьями на длинных листах слова. Один: «Бежать — прибежать — подбежать — выбежать — сбежать — избежать» и т. д. Другой: «Бег — бегун — беглец — беготня — беженец». Следующий: «беглый (преступник) — беглый (огонь) — беглое чтение». А рядом кто-то пишет «свет — светильник — светлячок — свеча».

Ряды писцов уходят в бесконечность, и продолжается эта работа тысячи лет. Очень важная и очень… скучная.

Но на самом деле, конечно, нет никаких писцов, выводящих каллиграфическим почерком бесконечные ряды слов, чтобы попробовать все возможные сочетания приставок и суффиксов. Словообразование происходит гораздо проще и гораздо… веселее.

Представьте, что вы решили завести собаку или кошку. Как вы ее назовете? Простор для фантазии поистине безграничный. Можно выбрать любое понравившееся вам имя, как русское, так и иностранное. На свете немало псов Джеков, Диков, Джимов (помните у Есенина: «Дай, Джим, на счастье лапу мне!»?), Русланов или Тимуров, а одно время было модно называть собак породы боксер Тайсонами, в честь знаменитого американского боксера-профессионала Майка Тайсона. Кошка могла получить имя Афина или Анфиса, Алиса или Матильда, Мальвина или Марфа, Мура или Шура. Можно взять название любимой рок-группы, фирмы модной одежды, специи или напитка. Например, если человек любит пряности и шоколад, он может назвать собаку Пепер (перец) или Джинджер (имбирь), а кошку — Какао или Шоко. Или наоборот. А любитель астрономии назовет кошку Кассиопеей, а собаку Орионом. И они на него не обидятся! Правда, вам, скорее всего, придется объяснять знакомым, кого вы так назвали и почему. Или можно просто использовать слово, которое будет описывать какие-то черты вашего любимца: кошка Мурка (любит мурлыкать), кот Барсик (похожий на маленького барса), кот Снежок (белый, как снег), пес Верный, Джой (радость), Бонни (милый или милая) и т. д. Имя Шарик почему-то исключительно «собачье», хотя кошки и коты тоже бывают похожи на шарики, когда сворачиваются клубком или ставят шерсть дыбом. А вот Пушком или Рыжиком могут назвать и кота, и собаку, лишь бы он был пушистым или рыжим.

Но есть имена, услышав которые мы сразу понимаем, что речь идет о кошке или о собаке, даже если это специально не оговаривается. Например, если кто-то будет рассказывать: «Когда мы приехали на дачу, Дружок нам очень обрадовался», мы, скорее всего, подумаем о собаке, хотя и кот может быть верным другом. А вот когда герой фильма «Белое солнце пустыни» говорит: «И разленился я, как наш Васька на завалинке!» — мы понимаем, что он сравнивает себя с котом.

Кот Васька — знаменитый литературный персонаж. Он стал героем басни Крылова «Кот и повар», в которой наглый кот Васька, «слушает да ест» украденное жаркое, пока хозяин пытается воззвать к его совести. А в стихотворении Вадима Левина три кота, и все Васьки:

Но почему кот Васька, а не Петька, не Сашка или не Мишка? Кажется, что это имя «прилипло» к котам случайно. Заглянем в «Словарь русских личных имен», составленный А. С. Суперанской, и узнаем, что имя «Василий» происходит от греческого прилагательного «басилейос» — царский, царственный, или от существительного «басилевс» — царь, монарх, правитель. Кот, развалившийся на завалинке (или на диване), действительно выглядит очень царственно, так что нам легко понять ход мыслей человека, впервые давшего такое имя своему любимцу.

А вот рассказ «Тёма и Жучка». А точнее, глава из романа Николая Георгиевича Гарин-Михайловского «Детство Тёмы», которую часто печатают как отдельный рассказ. Когда мы слышим ее название, то понимаем, что речь пойдет о мальчике Артёме (сокращенно Тёма) и о собаке Жучке. Это слово (а точнее, имя) даже зафиксировано в словарях как кличка собаки. Например, в словаре Ефремовой читаем:

Жучка — распространенная кличка дворовой собаки.

А словарь Ушакова напоминает нам, что имя «Жучка» может заменять в нашей речи само слово «собака»:

ЖУ́ЧКА, жучки, жен.

1. (Ж прописное). Распространенная кличка дворовой собаки.

2. Дворовая собака (разг. — фам.). «Какая-нибудь лохматая жучка, прикорнувшая перед зарей, лениво потягивается». Л. Толстой.

Обратите внимание, что имя «жучка» Толстой пишет с маленькой буквы. Он словно хочет подчеркнуть, что имеет в виду не какую-то конкретную Жучку, а просто дворовую собаку.

Когда мы читаем в стихах Иосифа Бродского о стране его детства: «И к звездам до сих пор там запускают жучек» (опять маленькая буква!), то понимаем, что речь идет о первых космических запусках в конце 50-х — начале 60-х годов, когда собаки служили «испытателями» ракетной техники. Хотя ни одна собака по кличке Жучка не участвовала в орбитальных полетах.

Но почему собаку зовут «Жучка»? Заглянем в словарь Владимира Ивановича Даля. Есть ли там это имя? Да, и оно встречается не само по себе, а в статье «жук».

Жучка — кличка черной собаки.

Итак, Жучка не всякая собака, а обязательно черная. Видимо, черная блестящая шерсть собаки напоминала людям, придумавшим это имя, спинку жука. Не случайно черный цвет с блеском в старину иногда называли «жуковым».

Впрочем, не все авторы словарей согласны с Далем.

Например, Макс Фасмер считает, что:

Жучка — маленькая собачка. Вероятно, от «Жужу». Едва ли родство со словом «жук».

Что ж, в XIX веке действительно было модно называть маленьких комнатных собачек Бижу (bijou — драгоценность, от того же корня происходит слово «бижутерия») и Жужу (от французского joujou — игрушка). У Крылова в басне «Две собаки» читаем:

Но как имя комнатной собачки превратилось в имя дворового пса? Загадка!

Еще одно имя дворовой собаки — Трезор. Возьмем «Исторический словарь галлицизмов русского языка» (то есть словарь слов французского происхождения, вошедших в состав русского языка) и узнаем из него, что слово trésor по-французски означает «сокровище, драгоценность», и в XVIII веке оно вполне могло заменить эти слова. Например, про Александра Даниловича Меншикова, сподвижника Петра и первого губернатора Санкт-Петербурга, говорили, что он «приходов своих земель имел по полторасто тысяч рублев, также и других трезоров великое множество имел». Вроде бы логично назвать Трезором комнатную собачку, любимицу всей семьи, но сработала другая логика, а этим именем стали называть сторожевых собак. В разговорной речи это имя стало синонимом слова «охрана» — «на киностудию не попадешь — там такой трезор стоит». И когда поэт Клюев пишет о родной деревне: «Над тобой поплачет темень да трезор» — мы сразу представляем себе темную ночь и заунывный вой цепной собаки.

Может, и имя дворовой собаки «Жучка» появилось как антоним имени Жужу? Дома на подушках спит Жужу, а во дворе бегает беспородная Жучка?

Но время прошло, ассоциации с французским языком забылись, люди просто помнили, что Трезор или Жучка — это «собачьи» имена.

А помните такой забавный мультик «Бобик в гостях у Барбоса»? Сразу становится понятно, что речь идет о двух собаках, причем собаках, скорее всего, беспородных. Но что означают их имена?

Имя Бобик, вероятно, произошло от английского имени Бобби — уменьшительного от Роберта. Истории известен сэр Роберт Пиль, британский политик, бывший и министром внутренних дел, и премьер-министром. В 1829 году по его приказу была создана лондонская полиция — знаменитый Скотленд-Ярд. Очень скоро лондонских полицейских стали звать bobby в честь их создателя. Возможно, и наши отечественные Бобики названы в честь лондонских полицейских. «Словарь русского арго», то есть словарь жаргонизмов, приводит еще одно значение слова «бобик», не как имени собственного, а как нарицательного: «человек на побегушках; всеми презираемый, понукаемый человек». Логика такого «расширения значения» тоже вполне понятна.

А как же верный друг Бобика — Барбос? Он же — приятель Жужу, из басни Крылова… Происхождение этого имени не ясно. Его звучание напоминает сочетание итальянских слов Barba rossa — «рыжая борода». Такое прозвище носили сразу несколько исторических деятелей. Например, Фридрих I Барбаросса (1122–1190) — великий воин и полководец, король Германии и император Священной Римской империи. Другой — знаменитый Барбаросса — Арудж, — жил в XV веке и был сначала османским пиратом, а потом стал султаном Алжира. Третий — Хайреддин Барбаросса — был братом Аруджа и турецким флотоводцем. А еще так звали испанского разбойника из переводного французского романа «О храбром кавалере Евдоне и о прекрасной принцессе Берфе и гишпанском разбойнике Барбосе», перевод которого был популярен в России с начала XVIII века. Может быть, это имя дали собакам в честь одного из этих героев. А может, так стали называть рыжих собак.

Еще одно распространенное имя для дворовой собаки, также ставшее нарицательным, — Тузик. Происхождение его понятно: это уменьшительная форма от слова «Туз» — это слово пришло в Россию из немецкого или польского языка и по сей день означает высшую карту в масти. Из карточной игры, вероятно, пришло еще одно имя для собаки — «Валет». Это слово, скорее всего, имеет арабские корни, а во французском языке означает «личный слуга, кавалер, лакей, камердинер». Очень подходящая кличка для верного пса!

Но главное — эти имена (за исключением, пожалуй, «Валета») уже почти стали синонимами слова «собака». И если мы услышим детскую песенку:

— сразу представим трех веселых собачек, хотя вообще-то собаки не играют на дудочке и не берут друг друга «под ручку», да и рук у них нет.

Бывает и так, что кто-то придумывает оригинальное имя для своей собаки, а потом эта собака прославится, станет известной всем, в ее честь начнут называть других собак, и ее имя превратится в типично собачье.

В Англии и в Америке таким именем стало «Лесси» — слово, которое на гэльском (шотландском) языке означает «девочка». После книги Эрика Найта «Лесси возвращается домой» и фильма, поставленного по ней, а потом еще целой серии фильмов и сериалов, о верной и умной колли по имени Лесси, это имя стало очень «модным», его давали многим овчаркам-колли (а еще фирме, выпускающей детскую одежду). Сейчас оно уже вышло из моды, но люди старшего поколения все еще помнят его и могут воскликнуть, увидев колли на улице: «Смотри, Лесси идет!» Кстати, в Америке Лесси была настолько популярна, что ее, как и Микки-Мауса, наградили звездой на Голливудской «Аллее славы». А самые свежие фильмы о Лесси вышли в 2003 и 2005 годах. Так что мы можем ожидать появления нового выводка колли и этим красивым именем.

В Советском Союзе такой знаменитой собакой стала немецкая овчарка по кличке Мухтар. Само по себе имя Мухтар — арабского происхождения и означает «избранный». Фильм «Ко мне, Мухтар!», сценарий которого был написан по мотивам повести Израиля Меттера, вышел в 1964 году. Он рассказывал о храбром псе, который помогал своему хозяину, лейтенанту милиции, бороться с преступниками. У Мухтара был прототип — реальный милицейский пес по кличке Султан, за десять лет службы поучаствовавший в пяти тысячах операций, задержавший более тысячи преступников и нашедший похищенного имущества на общую сумму в три миллиона рублей. Но его имя мало кому известно, а вот имя Мухтар, после того как фильм посмотрели почти тридцать миллионов зрителей, стало «модным» именем для овчарки. В настоящее время на экраны выходит ремейк знаменитого фильма — сериал «Возвращение Мухтара».

Но и Лесси, и Мухтар — это собаки «невсамделишные», никогда не существовавшие в реальности. А вот Джульбарс действительно существовал и действительно был героем. Пес минно-розыскной службы по кличке Джульбарс и во время Великой Отечественной войны обнаружил более 7 тысяч мин и 150 снарядов. 21 марта 1945 года за успешное выполнение боевого задания Джульбарс был награжден медалью «За боевые заслуги». 24 июня 1945-го он должен был участвовать в знаменитом Параде Победы на Красной площади. Но накануне Парада при выполнении боевого задания его ранили. Поэтому по площади его пронес на руках командир 37-го отдельного батальона разминирования майор Александр Мазовер. А после войны Джульбарс стал киноактером — его сняли в фильме «Белый клык». Так что слава, пришедшая к нему, была заслуженной. Но, вероятно, Джульбарса-сапера назвали в честь другой собаки, на этот раз вымышленной. В 1935 году на экраны страны вышел фильм, который так и назывался «Джульбарс». Он рассказывал о борьбе с басмачами в Средней Азии, и Джульбарс был храброй пограничной овчаркой. А кстати, что значит это имя? Оно тюркского происхождения и означает «следующий за барсом», «выслеживающий барса». Отличное имя для охотничьей собаки!

А что же собачьи клички могут рассказать нам о способах, с помощью которых язык обзаводится новыми словами? Сейчас очень редко можно встретить собаку по имени Шарик, Бобик или Жучка. Эти имена кажутся слишком банальными, «дежурными». Зато они уже вошли в наш язык (пока только в разговорную речь) как имена нарицательные. Мы помним, что словом «жучка» как синонимом слов «дворовая собака» пользовался еще Толстой, а слово «трезор» одно время было синонимом слова «охранник». Если кто-то пожалуется, что «устал как бобик», мы поймем без перевода, что он имел в виду. Эта фраза стала аналогом «устал, как собака». Может быть через несколько поколений наши потомки и вовсе забудут, что слово «бобик» когда-то было собачьим именем (и уж тем более не вспомнят об английских полицейских), а станут помнить только, что «бобик» — безответный трудяга, которому любой может приказать? Поживем — увидим.

А вот еще одно предположение. Благодаря сказке Эдуарда Успенского об умном мальчике Дяде Фёдоре, верном, но простодушном псе Шарике и ироничном коте Матроскине, всем хорошо известна фраза «Поздравляю тебя, Шарик, ты — балбес!» Можно сказать просто «Поздравляю тебя, Шарик!» — и ваш собеседник сам догадается, с чем вы его поздравляете. Может быть, через несколько поколений эта фраза забудется. А может, само слово «шарик» приобретет еще одно значение: «балбес, легкомысленный человек» — и в русском языке появятся новые омонимы «шарик — маленький шар» и «шарик — легкомысленный человек». Произошло же что-то подобное со словом «кулак», которое в 1920-х годах стало означать «крестьянин, наживающийся на чужом труде» (кулак-мироед). И со словом «кулачок», которое и в современном языке означает не только «маленький кулак», но «деталь передаточного механизма».

Кроме «Шарика из мультика», есть еще Шарик, герой повести Михаила Афанасьевича Булгакова «Собачье сердце». Тот самый, который ненадолго стал человеком и взял себе «родовую фамилию» Шариков. С легкой руки Булгакова, а особенно после отличного фильма, снятого по повести, фамилия Шариков стала означать «грубый, невоспитанный человек, кичащийся своим невежеством». Так же, как после басни Крылова «сон и моська» «моськой» стало модно называть не только собаку породы мопс, но и тщеславного человека, мечтающего привлечь всеобщее внимание, ничего особенного не делая. А еще от названия «моська» произошло грубое, насмешливое слово, которым называли человеческое лицо. Например, Иван Иванович Пущин оставил воспоминания о дне открытия Лицея. Среди всего прочего он наблюдал такую сцену между юным великим князем Константином Павловичем, его сестрой Анной и лицеистом Константином Гурьевым: «Константин Павлович у окна щекотал и щипал сестру свою Анну Павловну; потом подвел ее к Гурьеву, своему крестнику, и, стиснувши ему двумя пальцами обе щеки, а третьим вздернувши нос, сказал ей: “Рекомендую тебе эту моську. Смотри, Костя, учись хорошенько!”» В скобках заметим, что не один только Пущин жаловался на грубый нрав Константина Павловича.

Еще один пример подобного словообразования, который мы могли наблюдать воочию. Прошу прощения, за не самую аппетитную тему, но давайте вспомним об одноразовых детских подгузниках. Их изобрел в 1950-х годах инженер компании Procter & Gamble Виктор Миллс. В Америке они называются diaper, в Германии — Windel, в Англии — nappy (от слова napkin — пеленка, салфетка). В России же и в странах СНГ за ними закрепилось название «памперс», так как первые одноразовые подгузники, проникшие на российский рынок в 1990-х годах, выпускались фирмой Procter & Gamble под названием Pampers.

Практически та же история произошла и со словом «ксерокс». То, что у нас, в России, называют «ксероксом», то есть устройством для копирования документов, в Америке и Западной Европе просто copier — копия. В России же закрепилось название «ксерокс», которое является частью названия фирмы Xerox Corporation — американская компания, пионер массового выпуска копировальных аппаратов.

Иногда не имени собственному, а обычному слову придается новое значение. Такая история произошла в Германии во времена реформации. Мартин Лютер, который, собственно, и был основоположником церковной реформации, начал использовать в своих трудах слово der Beruf, которое обозначало «призвание» (от глагола rufen — звать) в значении «профессия». Этим он хотел подчеркнуть, что профессия — это не просто средство заработка, человек может быть призван к определенной работе по воле Бога. А сейчас слово der Beruf можно встретить в любом русско-немецком словаре, и оно будет означать именно «профессия, род деятельности, занятие» без всяких апелляций к высшим силам.

Конечно, мы хорошо знаем, что это не единственный способ, который приводит к появлению новых слов. И даже далеко не самый распространенный. Просто мне показалось, что он очень хорошо демонстрирует, что слова на самом деле рождаются в гуще жизни, и зачастую случайно.

Но вот другой пример, более известный, возвышенный и литературный. Фёдор Михайлович Достоевский рассказывает, как учился когда-то в Инженерном училище и они с однокурсниками придумали новое слово — «стушеваться». Об этом Фёдор Михайлович поведал в «Дневнике писателя»: «Кстати, по поводу происхождения и употребления новых слов. В литературе нашей есть одно слово: «стушеваться», всеми употребляемое, хоть и не вчера родившееся, но и довольно недавнее, не более трех десятков лет существующее; при Пушкине оно совсем не было известно и не употреблялось никем. Теперь же его можно найти не только у литераторов, у беллетристов, во всех смыслах, с самого шутливого и до серьезнейшего, но можно найти и в научных трактатах, в диссертациях, в философских книгах; мало того, можно найти в деловых департаментских бумагах, в рапортах, в отчетах, в приказах даже: всем оно известно, все его понимают, все употребляют. И однако, во всей России есть один только человек, который знает точное происхождение этого слова, время его изобретения и появления в литературе. Этот человек — я, потому что ввел и употребил это слово в литературе в первый раз — я. Появилось это слово в печати, в первый раз, 1 января 1846 года, в “Отечественных записках”, в повести моей “Двойник, приключения господина Голядкина”…

…Слово “стушеваться” значит исчезнуть, уничтожиться, сойти, так сказать, на нет. Но уничтожиться не вдруг, не провалившись сквозь землю, с громом и треском, а, так сказать, деликатно, плавно, неприметно погрузившись в ничтожество. Похоже на то, как убывает тень на затушеванной тушью полосе в рисунке, с черного постепенно на более светлое и, наконец, совсем на белое, на нет. Должно быть, в “Двойнике” это словцо было мною употреблено удачно в тех первых же трех главах, которые я прочел у Белинского, при изображении того, как умел кстати исчезнуть со сцены один досадный и хитренький человечек (или вроде того, я забыл). Потому так говорю, что новое словцо не возбудило никакого недоумения в слушателях, напротив, всеми было вдруг понято и отмечено. Белинский прервал меня именно с тем, чтоб похвалить выражение. Все слушавшие тогда (все и теперь живы) тоже похвалили. Очень помню, что похвалил и Иван Сергеевич Тургенев (он, верно, теперь позабыл). Хвалил потом очень и Андрей Александрович Краевский. Кроме этих существуют и еще лица, которые, я думаю, могут припомнить, что и они капельку поинтересовались тогда новым словцом. Но принялось оно и вошло в литературу не сейчас, а весьма постепенно и неприметно. Помню, что, выйдя в 1854 году в Сибири из острога, я начал перечитывать всю написанную без меня за пять лет литературу (“Записки охотника”, едва при мне начавшиеся, и первые повести Тургенева я прочел тогда разом, залпом, и вынес упоительное впечатление. Правда, тогда надо мной сияло степное солнце, начиналась весна, а с ней совсем новая жизнь, конец каторги, свобода!), — итак, начав перечитывать, я был даже удивлен, как часто стало мне встречаться слово “стушеваться”. Потом, в шестидесятых годах, оно уже совершенно освоилось в литературе, а теперь, повторяю, я даже в деловых бумагах, публикуемых в газетах, его встречаю, и даже в ученых диссертациях. И употребляется оно именно в том смысле, в котором я в первый раз его употребил.

Впрочем, если я и употребил его в первый раз в литературе, то изобрел его всё же не я. Словцо это изобрелось в том классе Главного инженерного училища, в котором был и я, именно моими однокурсниками. Может быть, и я участвовал в изобретении, не помню. Оно само как-то выдумалось и само ввелось. Во всех шести классах Училища мы должны были чертить разные планы, фортификационные, строительные, военно-архитектурные. Умение хорошо начертить план самому, своими руками, требовалось строго от каждого из нас, так что и не имевшие охоты к рисованию поневоле должны были стараться во что бы то ни стало достигнуть известного в этом искусства. Баллы, выставляемые за рисунки планов, шли в общий счет и влияли на величину среднего балла. Вы могли выходить из верхнего офицерского класса на службу превосходным математиком, фортификатором, инженером, но если представленные вами рисунки были плоховаты, то выставляемый за них балл, идя в общий расчет, до того мог уменьшить вам средний балл, что вы могли лишиться весьма значительных льгот при выпуске, например чина, а потому все старались научиться рисовать хорошо. Все планы чертились и оттушевывались тушью, и все старались добиться, между прочим, уменья хорошо стушевывать данную плоскость, с темного на светлое, на белое и на нет; хорошая стушевка придавала рисунку шеголеватость. И вдруг у нас в классе заговорили: “Где такой-то? — Э, куда-то стушевался!” — Или, например, разговаривают двое товарищей, одному надо заниматься: “Ну, — говорит один садящийся за книги другому, — ты теперь стушуйся”. Или говорит, например, верхнеклассник новопоступившему из низшего класса: “Я вас давеча звал, куда вы изволили стушеваться?” Стушеваться именно означало тут удалиться, исчезнуть, и выражение взято было именно с стушевывания, то есть с уничтожения, с перехода с темного на нет. Очень помню, что словцо это употреблялось лишь в нашем классе, вряд ли было усвоено другими классами, и когда наш класс оставил Училище, то, кажется, с ним оно и исчезло. Года через три я припомнил его и вставил в повесть».

Речь идет о повести «Двойник», в которой есть такая фраза: «Машинально осмотрелся кругом: ему пришло было на мысль как-нибудь, этак под рукой, бочком, втихомолку улизнуть от греха, этак взять да и стушеваться».

Как видно из этого отрывка, Достоевский вовсе не приписывает авторство именно себе, это коллективное творчество всех учеников. Они взяли глагол «оттушевывать» (кстати, надежно забытый с тех пор, как чертежники перестали пользоваться тушью), поменяли у него приставку и суффикс и получили новое слово, на радость себе и нам.

Но Достоевский и его однокашники, разумеется, были не единственными «авторами русского языка». Еще в XVIII веке Михаил Васильевич Ломоносов, организуя изучение химии в России, счел необходимым обогатить наш язык такими словами, как «кислород», «кислота», «вещество», «преломление», «равновесие», предпочтя их латинским аналогам. А вот корни слов «градусник», «диаметр», «квадрат», «минус» он напрямую заимствовал из латинского языка, прибавив к ним славянские суффиксы.

Современник Ломоносова поэт Василий Тредиаковский ввел в наш обиход такие слова, как «искусство», «гласность», «общество», «достоверный», «вероятный», «беспристрастность», «благодарность», «почтительность», «недальновидность». А Карамзину приписывают перевод с иностранных языков и введение в повседневную речь слов «серьезный», «моральный», «эстетический», «эпоха», «момент», «цивилизация», а также нескольких очень важных русских «калек» французских слов «потребность», «усовершенствованный», «будущность», «промышленность».

Главная мысль, которую я хотела донести в этой главе, — словообразование стихийно. Его движущая сила — потребность наиболее точно описать окружающий мир, а значит — глубже познать его, но познать не только разумом, а и эмоционально, любовно. (С той же любовью, с которой вы придумываете имя щенку или котенку, поселившемуся у вас в доме.) Какое решение бессознательно примет большинство носителей языка, зачастую предсказать очень трудно. Например, русские пользователи решили, что их вполне устраивает слово computer и просто транслитерировали его в кириллицу: «компьютер». Термин «ЭВМ» (электронно-вычислительная машина) сейчас уже очень редко можно услышать в живой, разговорной речи. А финны убеждены, что им больше подойдет слово, описывающее деятельность этого аппарата, на их родном языке и называют компьютер tietokone — буквально «думающая машина». Многие европейские языки так и не смогли «решить для себя», что им больше нравится: родное слово или иностранное. По-немецки компьютер называется и der Computer, и der Rechner (считающая машина), по по-испански: computadora и ordenador, по-французски — computer и ordinateur, и т. д. Итак, каждый язык может пойти своим путем, а может и несколькими путями одновременно. Главное — он никогда не стоит на месте, всегда находится в поиске новых способов выразить наши мысли. Точнее, это мы находимся в поиске, и используем язык как орудие труда для достижения наших целей. И именно поэтому пользоваться им может быть так интересно.