Глава 8
Всего лишь машины

В любом случае наше будущее – это роботы. Это мне дали понять трансгуманисты, с которыми я говорил, и предсказания будущего, которые я слышал. Если верить Рэндалу Кунэ, Наташе Вита-Мор и Нейту Соаресу, мы сами станем роботами: наши умы будут загружены в машины, намного более мощные и эффективные, чем наши животные тела. Или мы будем жить среди увеличивающегося количества роботов, все больше отдавая в их власть свою работу и свою жизнь. Или же устареем как технологии, и роботы заменят нас как вид.

Я завтракал, наблюдая за игрой своего сына с маленьким игрушечным заводным роботом, привезенным мной из Сан-Франциско. Смотрел на франкенштейновские шаги механизма по столу в сторону чаши с фруктами и задумался, какую роль будут играть роботы в будущем моего сына. Что благодаря полной автоматизации – последней мечты общего технокапитализма – уйдет в прошлое через каких-нибудь двадцать лет?

Однажды сын, посмотрев пару эпизодов мультфильма «Технозверята» (Animal Mechanicals), окликнул меня в коридоре.

– Я самоходная машина, – сказал он и обошел меня, раскачиваясь как робот. Так или иначе эти его слова звучали очень странно.

Я много думал о настоящих роботах, но никогда не видел их. Я не знал, что они из себя представляют. Вскоре я услышал о международном мероприятии DARPA Robotics Challenge, на котором ведущие инженеры-робототехники выставляли свои творения на соревнования по производительности труда в ситуациях крайней опасности.

В The New York Times событие назвали «Вудсток для роботов». Я хотел увидеть это своими глазами.

Помимо престижа и славы, победителя DARPA Robotics Challenge и его создателей ждал миллион долларов призовых от одноименного благотворителя конкурса. Управление перспективных исследовательских проектов министерства обороны США (сокращенно – DARPA) – крыло Пентагона, ответственное за разработку новых технологий в военных целях. Организация, созданная президентом Дуайтом Эйзенхауэром в 1958 году в ответ на запуск спутника СССР, занимается разработкой инновационных технологий. Например, проект ARPANET в конце 1960-х годов заложил технические основы Интернета. Технология GPS, благодаря которой мой водитель Uber быстро отвез меня на мероприятие из Западного Голливуда в Помону, также была инновацией DARPA – инструментом войны, благодаря которому я все больше ориентируюсь в мире. Согласно стратегическому плану DARPA ее главная цель состояла в «предупреждении появления непредвиденных для США технологических новшеств и в создании технологических новшеств, которых не ожидают враги».

Чем больше я увлекался трансгуманистическим движением, чем больше узнавал о нововведениях, с которыми эти люди связывали надежды на постчеловеческое будущее, тем чаще возвращался к DARPA и к финансированию инновационных технологий: интерфейса «мозг – компьютер», когнитивного протезирования, расширения сознания, кортикальных модемов, биоинженерных бактерий и так далее. Главная цель DARPA в эти дни, казалось, заключалась в выходе за границы человеческих тел; особенно тел американских солдат.

В огромном открытом павильоне Fairplex в Помоне шел финал конкурса, проводимого с 2012 года. Мероприятие походило на военно-промышленную торжественную церемонию чествования плодотворного союза обороны и корпоративного и научного интересов. По словам директора DARPA Robotics Challenge Джилла Пратта, конкурс стимулировал разработку полуавтономных роботов, способных выполнять «сложные задачи в опасных и пришедших в упадок зонах, созданных человеком».

Непосредственным толчком к появлению идеи мероприятия послужил взрыв водорода на АЭС Фукусима в 2011 году – катастрофа, последствия которой могли минимизировать роботы, способные к работе в условиях, не предназначенных для человеческого организма. На утреннем брифинге пресс-секретарь Брэдли обратился к переполненному сотрудниками DARPA и журналистами банкетному залу, оформленному в стиле ар-деко, сообщив, что оказание гуманитарной помощи в случае стихийных бедствий является «одной из основных миссий американских военных» и что человекоподобные роботы принимают в ней все больше участия.

Он пояснил: «Если бы вы могли удвоить количество суставов в руке, подумайте, как бы увеличилось количество возможных способов открыть дверь».

Я получил пресс-пакет, в котором была цветная брошюра, иллюстрирующая восемь задач роботов: управлять крупными транспортными средствами, выходить из крупных транспортных средств, открывать дверь и проходить внутрь помещения, находить и закрывать вентиль, разрезать стену, быть готовым к неожиданным задачам, работать на руинах (собирать мусор или пробираться в труднодоступные места) и подниматься по лестнице.

Когда я занял место на трибуне с видом на гоночную трассу Fairplex, я увидел серию декораций, представляющих собой несколько зон типичного промышленного бедствия: кирпичные стены, ограниченные вывесками «ОПАСНО: ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ», очень большие красные рычаги («неожиданные задачи»), клапаны, вмонтированные в стену, и завалы битого бетона. Каждая из таких сцен состояла из набора задач, которые должен был выполнить робот. Это были совершенно простые операции для человека и технически сложные последовательности действий для неуклюжего механического устройства.

Робот, вращая головой с камерой вместо лица, управлял небольшим красным автомобилем, двигаясь по песчаной дорожке и неуверенно маневрируя между двумя красными пластиковыми защитными барьерами. Робот не сидел в машине, а скорее стоял на подставке у двери пассажира и тянулся через весь салон, чтобы рулить длинной, похожей на коготь рукой. Запах горячего попкорна поднимался из вестибюля, наполняя теплый калифорнийский воздух атмосферой иронии. На огромном экране прямо передо мной появился любезный привлекательный комментатор, сидящий за изогнутым столом с логотипом DARPA: мизансцена спортивной трансляции с немного фашистским уклоном из теоретического будущего, в котором средства национальной обороны превратились в массовое развлечение.

– А ведь ему и правда придется попотеть, – сказал он. На другом конце стола сидела улыбающаяся женщина с короткими седыми волосами в синем поло – это была Арати Прабхакар, директор DARPA.

– Ничего себе, это потрясающе! – воскликнула она.

Мне было сложно соотнести взгляд этой приятной женщины, которая, улыбаясь, смотрела на движущегося робота, с тем, что я знал об организации, которой она управляла. Когда я думал о DARPA, о так называемом Информационном бюро осведомленности, среди прочего я думал о массовой разведывательной операции, раскрытой бывшим сотрудником ЦРУ Эдвардом Сноуденом. Она была организована вокруг баз данных для сбора и хранения персональной информации (писем, звонков, сообщений в соцсетях, кредитных карт и банковских операций) всех жителей Соединенных Штатов, а также многих других стран, собранных за счет использования пользовательских файлов таких широко известных технологических компаний, как Facebook, Apple, Microsoft, Skype, Google – корпоративных собственников ваших персональных данных.

– Посмотри на него! – воскликнула Прабхакар, когда робот обогнул второй защитный барьер, перешел за линию в песке и мягко остановился.

– Забавно!

– Это похоже на Суперкубок среди роботов, – заметил диктор. – Чрезвычайно интересно.

– Да, – согласилась Прабхакар, улыбаясь. – Надеемся, они еще отожгут! Вот что мы тут делаем: пытаемся создать волну широкого общественного интереса к робототехнике, которая будет продвигать развитие технологий.

Применение этих технологий в борьбе со стихийными бедствиями было ведущим направлением тематики мероприятия, но Прабхакар не умолчала и о возможном военном назначении этих машин. «В военном контексте, – сказала она, – основной миссией этих бойцов станет выполнение невероятно опасных задач. По мере развития робототехники мы сможем использовать их в целях облегчения задач наших военных, и, уверяю вас, мы будем это делать».

Несмотря на некоторые затруднения и преувеличенную осторожность, будто робот был очень пьян, ему все же удалось открыть машину. А затем минут десять, а может, и пятнадцать совершенно ничего не происходило. Возможно, случился разрыв беспроводной связи робота и команды инженеров, столпившихся вокруг экранов в помещении, похожем на ангар, за кулисами. Эти тактические разрывы были преднамеренной частью конкурса DARPA, компонентом соревнования, посвященным тестированию уровня самостоятельности роботов и их способности заниматься определенной задачей без удаленного управления.

От диктора я узнал, что робот, за которым я наблюдал, был разработкой Института человеческого и машинного познания в Пенсаколе, штат Флорида, и звали его Бегущий человек. Я вспомнил, что это был робот с обложки прошлого выпуска Time, который я купил в аэропорту Хитроу накануне утром перед посадкой в самолет. В развлекательный пакет на борту входило по меньшей мере четыре фильма о роботах: «Город героев 6» – мультипликационный детский фильм о маленьком мальчике и его роботе; «Из машины» – увлекательный и немного жуткий фильм о миллиардере Силиконовой долины, который прячется в отдаленном и очень безопасном особняке в окружении нескольких прекрасных женщин-роботов; «Робот по имени Чаппи» – южноафриканская версия научно-фантастического фильма про имеющего чувства робота-полицейского, связавшегося с вооруженной бандой грабителей; второсортный фильм «Железная схватка» про вторжение на Землю тиранических роботов из глубин космоса, в котором снялся сэр Бен Кингсли, чей гонорар, предполагаю, составил большую часть бюджета фильма.

Бегущий человек достаточно долго был неподвижен. Затем он наконец зашевелился: зависшая над дверной ручкой рука соприкоснулась с ней и повернула ее. Дверь распахнулась, и робот начал осторожно пробираться в комнату, а собравшаяся толпа техников, сотрудников DARPA, морских пехотинцев США и молодых отцов с детьми взорвалась возгласами и аплодисментами. Ведущий восторженным тоном комментатора гольфа на канале ESPN объявил: «Дополнительные баллы для Бегущего человека, который проходит испытания и, могу отметить, весьма успешно». На большом экране напротив сцены изображение движущегося робота сменилось гигантской анимированной заставкой, подтверждающей, что Бегущий человек и его команда крайне трудолюбивых инженеров только что успешно завершили этап «открытия двери и входа в комнату». Им действительно были начислены баллы.

Рядом со мной мальчик лет десяти повернулся к отцу и небрежно бросил, что «это один из самых интересных роботов», которых он «когда-либо видел».

Все утро теплой праздничной пятницы я провел, с удовольствием наблюдая за разнообразными роботами, которые пытались выполнить поставленные перед ними задачи, и это зрелище развлекало меня сверх меры. Отчасти это было связано с соревновательным характером мероприятия: подсчет очков и живые комментаторы; большой экран и интервью с инженерами, выбывшими из игры; хот-доги и попкорн повсюду. Но больше всего меня впечатлил неожиданный фарс смешения высоких технологий и низкопробной комедии.

Я видел, как робот, стоявший совершенно неподвижно минут пятнадцать, начал раскачиваться из стороны в сторону и дрожать, будто сраженный страшным припадком в микросхемах. Я видел, как робот, наконец открыв дверь, упал плашмя через проем на невозмутимое титановое лицо. Я видел, как робот, потянувшись к рычагу, промахнулся на пару дюймов и начал размахивать рукой, пытаясь оттолкнуться от воздуха, но все-таки рухнул вниз. Я видел огромное число роботов, падающих при попытке подняться по лестнице, и еще больше тех, что попадали в завал камней – их укладывали на носилки и уносили инженеры в касках.

Все это подтверждало мысль, что технологии хорошо справляются с задачами, выходящими за рамки человеческих возможностей (например, летают на больших высотах и скоростях и обрабатывают огромные объемы данных), но не очень успешны в чрезвычайно сложных и ответственных действиях, которые мы выполняем подсознательно (например, ходим, берем предметы и открываем двери).

Этап «вождения транспортного средства» оказался гораздо менее проблематичным, чем последующий «выход» из автомобиля – совершенно понятная на первый взгляд задача. По словам комментатора, выход давался роботам настолько тяжело, что многие команды-участницы решили пропустить этот этап и пойти дальше, пожертвовав баллами ради экономии времени и денег. Довольно забавно было наблюдать за тем, как робот подается головой вперед, пытаясь вылезти из внедорожника без дверей – оплошность могла стать серьезным ударом по кошельку их хозяев. Роботы, дошедшие до финала, стоили от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов долларов, и их починка была крайне дорогостоящей и трудоемкой.

Я наблюдал за тем, как творения человеческой изобретательности и военно-промышленной мощи терпят поражение за поражением, пытаясь выполнить крайне простые для человека задачи. В голову закралась мысль, что я смотрю ситком – может, бессознательно мы хотим позволить роботам развиваться другим путем, а не улучшить их до уровня человека? Есть некий гуманизм и что-то глубоко человеческое в отношениях между падающим индивидом и индивидом, наблюдающим за падением. Это смех, жестокий и одновременно сочувственный. Эти роботы буквально бесчеловечны, и все же я реагирую на их спотыкания и опрокидывания так же, как и на неудачи собрата-человека. Не думаю, что я бы смеялся над тостером, вываливающимся из внедорожника, или над полуавтоматической винтовкой, стоявшей на рукоятке и неожиданно упавшей. Человекообразная форма этих машин заставляет нас отождествлять себя с ними, и их падение кажется нам ужасно смешным.

Я подумал о фразе из книги Анри Бергсона «Смех. Очерк о значимости комичного» (Le Rire. Essai sur la signification du comique), отпечатавшейся у меня в памяти – возможно, из-за того, что я никогда ее не понимал: «Позы, жесты и движения человеческого тела смешны постольку, поскольку оно производит впечатление обычного механизма». Другими словами, я обнаружил, что неудачи роботов были смешными не только потому, что в своих действиях и ошибках они напоминали людей, но и потому, что они изображали тот будущий мир, в котором люди были машинами.

Не все считают этих падающих лицом вниз роботов забавными. Я увидел одну из управляющих, женщину лет двадцати в синей униформе, которая встречала коллег на ступеньках словами: «Видели того упавшего робота? Так грустно было на это смотреть». Ее коллегу это тоже огорчило, она вздохнула: «Было ужасно».

На большом экране робот совершил безупречный выход из внедорожника и начал приближаться к двери.

– А теперь на желтой дорожке – исполнение выхода роботом Момаро, – произнес комментатор. – Фантастический выход.

В полдень роботы прервались на обеденный перерыв. Взрыв восторженных аплодисментов, мощная барабанная дробь и басы песни My Hero рок-группы Foo Fighters грохотали из акустической системы. На большом экране крутили повторы наиболее ярких моментов соревнования: выход из внедорожника, нажатие на ручку и открывание двери.

Я заметил над ипподромом темный силуэт. Объект парил высоко и одиноко, словно хищная птица в мерцающей жаре полудня. Это был небольшой беспилотник – еще одно напоминание об истории инноваций DARPA в сфере беспилотного боя, обширный проект панорамного наблюдения за предполагаемыми террористами в целях нанесения точечных ударов. Пока я наблюдал за сверкающим на солнце бесшумным устройством, поднявшимся на фоне холмов Сан Хосе, я осознал всю странность события, предназначенного якобы для того, чтобы убедить общественность в мирных намерениях DARPA и ускорить развитие технологий, которые обучатся убийству в положенное время на полигоне неподалеку от этой ярмарочной площади, отеля Шератон и конференц-центра.

Я огляделся и увидел людей – семьи с маленькими детьми, молодых программистов, морских пехотинцев в форме, будто являющихся человеческими деталями правительственного механизма, упоминаемого Гоббсом как «тот великий Левиафан, который называется Республикой, или Государством, и который является лишь искусственным человеком». Я смотрел вниз с трибуны в сторону тележек с бургерами и хот-догами, и внезапно меня охватило мрачное представление технологии как инструмента человеческой порочности на службе власти, денег и войны.

На ярмарке в зоне технологической выставки царило взаимопонимание: все соглашались, что будущее – за роботами. Лучше всего происходящее можно описать словами «информационно-пропагандистская деятельность» или «вовлеченность». Прогуливаясь под огромным баннером DARPA «Спасибо за поддержку!», я попал в туннель, в котором размещалась выставка «DARPA сквозь десятилетия». Здесь были представлены основные достижения последних лет – материалы о запуске беспилотных бомбардировщиков X-45A в 2003 году, первые прототипы беспилотных летательных аппаратов «Хищник» (Predator) и «Жнец» (Reaper), ответственных за гибель сотен пакистанских гражданских лиц и детей, и чудовищная бронированная роботизированная разведывательная машина, с завидной откровенностью названная «Сокрушитель» (Crusher).

Потом я увидел черного четвероногого робота в стеклянной витрине – кошмарную постановку Дэмьена Хёрста. Представленный образец – существо, известное как «Кинетический гепард» и разработанное при финансировании DARPA инженерной компанией Boston Dynamics, лабораторией промышленной робототехники, которая была приобретена Google в 2013 году. Этот робот был способен развивать скорость до 28,3 мили в час, быстрее любого человека. Я видел его в действии на YouTube, который также является дочерней компанией Google, и это было крайне захватывающее и отвратительное зрелище: страшное чудовище, дождавшись момента, скакало галопом как результат окончательного слияния корпоративной и государственной властей в пламени технологии.

Я пошел дальше и увидел высокого молодого человека болезненного вида в солнцезащитных очках, черной фетровой шляпе и черном костюме с лиловой шелковой рубашкой. На его плече сидела игрушечная обезьянка, а руками в черных кожаных перчатках он держал небольшое устройство, с помощью которого управлял роботом-пауком размером с бультерьера. Рядом с ним стоял еще один мужчина с бейджиком DARPA, который, видимо, был отцом лучезарного малыша, бегающего неподалеку за механическим пауком.

У стола японской компании Softbank Robotics какой-то француз пытался заставить четырехметрового гуманоида обнять трехлетнюю девочку.

– Пеппер, – сказал он, – пожалуйста, обними маленькую девочку.

– Сожалею, – ответила Пеппер приятным женским голосом, слегка склонившись в японском жесте искреннего сожаления. – Я не поняла.

– Пеппер, – повторил француз со старательной четкостью и терпением, – не могла бы ты обнять эту девочку?

Маленькая девочка, о которой шла речь, угрюмо и молчаливо вцепилась в ногу отца, и было совсем не похоже, что она хотела обняться с роботом.

– Я сожалею, – снова сказала Пеппер. – Я не поняла.

Я почувствовал внезапный всплеск сострадания к этому милому созданию – с его огромными невинными глазами, грудью – сенсорным экраном и забавной непонятливостью, так свойственной человеку.

Француз усмехнулся и наклонился в сторону головы робота, где располагались его слуховые рецепторы.

– Пеппер! Радовать! Обнимать! Девочка!

Пеппер наконец подняла руки и подкатилась к девочке, которая неуверенно и с опаской сначала поддалась объятиям, а затем быстро отскочила и спряталась за ноги отца.

Француз объяснил мне, что Пеппер была гуманоидом для обслуживания клиентов, призванным «взаимодействовать с людьми естественным и социальным образом». Она была способна чувствовать эмоции от радости до грусти, от гнева до сомнения, ее «настроение» менялось под влиянием данных, полученных через сенсорные датчики и камеры.

– Например, в магазине мобильных телефонов она подойдет к вам и спросит, нужно ли вам что-то, и расскажет о некоторых акциях. Она может поприветствовать вас, «дать пять» или обнять. Как видите, мы все еще совершенствуем ее, но мы уже близки к цели. Вы удивитесь, как же трудно решить проблему объятий.

Я спросил его, смогут ли такие роботы со временем заменить людей, которые сейчас работают в салонах связи. Он ответил, что, хотя это вполне вероятно, непосредственная задача Пеппер была сугубо «социально-эмоциональной»: она была послом из будущего, призванным расположить к себе людей в присутствии человекоподобных роботов.

– Сначала мы должны сломать этот барьер, – сказал он. – Людям со временем станет комфортно рядом с роботами.

Я не сомневался, что так и будет. Уже сейчас нам было вполне комфортно видеть в супермаркетах автоматические кассы с сенсорными экранами и подсказками механическим голосом на тех местах, которые раньше занимали люди, получавшие зарплату.

Ранее на той неделе компания Amazon провела в Сиэтле свой конкурс робототехники. Целью The Amazon Picking Challenge было создание робота, способного заменить человека на складе. И для Amazon это было особенно актуально, так как эта компания славится плохой работой кладовщиков и маниакальным стремлением к устранению разного рода посредников: книготорговцев, редакторов, издателей, работников почты, курьеров. На тот момент Amazon была в шаге от запуска программы доставки заказов беспилотниками, благодаря которой потребительские товары, изготовленные и упакованные роботами, могли бы быть доставлены роботизированным беспилотником в течение тридцати минут с момента размещения заказа. Роботам не нужны перерывы в работе, беспилотники совсем не устают, и ни те, ни другие скорее всего не создадут профсоюзов.

Это олицетворяло логику технокапитализма: возможность иметь в собственности не только средства производства, но и саму рабочую силу. В конце концов термин Чапека «робот» позаимствован из чешского языка, и это слово обозначает «принудительный труд». Образ и особенности человеческого тела всегда формировали наши представления о машинах. Людям всегда удавалось представлять тела других людей как механизмы и компоненты системы собственного дизайна. Так выразился Льюис Мамфорд в своей книге «Техника и цивилизация» (Technics and Civilization), написанной в первые годы Великой депрессии:

Недавно на сайте Всемирного экономического форума я увидел список с названием «20 рабочих мест, которые вскоре могут занять роботы». Среди специалистов, которых с вероятностью выше 95 процентов в течение ближайших двадцати лет заменят машины, значились почтовые работники, ювелиры, шеф-повара, бухгалтеры, секретари, кредитные аналитики, банковские кассиры и водители.

Особенно это касается автоматизации вождения – самого популярного вида деятельности у американских мужчин. Первое соревнование DARPA Grand Challenge, стимулирующее развитие беспилотных транспортных средств, прошло в 2004 году и включало в себя гонку автомобилей-роботов длиной в 150 миль по пустыне Мохаве от города Барстоу до границы с Невадой. Мероприятие потерпело фиаско: ни один из роботов даже не приблизился к завершению маршрута. Автомобиль, добравшийся дальше всех, не проехал даже семи с половиной миль, прежде чем встал на большой скале. DARPA отказалась присудить за это достижение главный приз в миллион долларов.

Но в гонке следующего года финишировали уже пять машин, и участников команд-победительниц пригласили сформировать ядро проекта Google’s Self-Driving Car Project, под эгидой которого уже сейчас по дорогам Калифорнии успешно передвигаются беспилотные транспортные средства. Роскошные автомобили-призраки на приходящих в упадок шоссе – авангард автоматизированного будущего. Компания Uber, сервис по предоставлению услуг такси, в последние годы стала серьезным конкурентом в своем секторе и уже открыто заявила о планах при первой же возможности заменить всех водителей беспилотными автомобилями. На конференции в 2014 году главный исполнительный директор компании Трэвис Каланик объяснил, что «причина дороговизны Uber в том, что мы не просто платим за автомобиль, мы платим за другого человека в машине. Когда в машине не будет никого другого, стоимость заказа такси Uber станет дешевле владения транспортным средством». На вопрос, как он объяснит этим другим людям в машине, что больше не нуждается в их услугах, он ответил: «Смотрите, это путь, которым идет наш мир, и не всегда все выходит наилучшим образом. Мы все должны искать способы менять мир». Я слышал, что Каланик был сегодня здесь, в Помоне: он искал дальнейшие способы менять наш мир – мир, который все больше и больше меняет его самого.

Француз спросил, не хочу ли я обнять Пеппер, и я согласился – во многом из вежливости, во многом – из журналистской необходимости.

– Пеппер, – сказал он, – этот человек хочет обняться.

Мне показалось, что я заметил некую неуверенность в безразличном взгляде Пеппер; но она подняла руки, и я потянулся к ней, чтобы она заключила меня в свои неживые объятия. Это был, честно говоря, весьма разочаровывающий опыт; я почувствовал, что мы оба, каждый по-своему, притворяемся. Быстрым легким движением я погладил ее по спине, и мы отпустили друг друга.

Ханс Моравек, профессор робототехники Университета Карнеги – Меллона, изложивший процедуру переноса разума из человеческого мозга в машину, проектировал будущее, в котором «роботы, выполняя работу лучше и дешевле, вытеснят людей из основных областей рынка труда». Он пишет, что вскоре после этого «они смогут вытеснить нас из нашей жизни». Но, будучи трансгуманистом, Моравек не видит в этом ничего нежелательного или опасного, так как роботы станут нашими эволюционными наследниками, нашими «детьми разума», как он выразился, «построенными по нашему образу и подобию, но в более мощной и эффективной форме. Подобно биологическим детям предыдущих поколений, они воплотят в себе лучшие черты человечества. Это обяжет нас уступить им первенство и уйти, когда мы перестанем вносить достаточный вклад в развитие мира».

Очевидно, в идее умных роботов есть нечто пугающее и мучающее нас, подпитывающее наши лихорадочные видения всемогущества и устаревания. Технологическое воображение рисует наш образ как божества внутри механизма, но со всеми вытекающими опасениями повторить судьбу Прометея. Через несколько дней после возвращения из Помоны я прочитал о выступлении на конференции соучредителя Apple Стива Возняка. Он уверял, что людям суждено стать домашними животными сверхразумных роботов. «Но это, – подчеркнул он, – может быть и хорошо для людей. Роботы будут настолько умны, что поймут, что должны сохранить природу и что человек – часть природы». Роботы, по его мнению, будут относиться к нам с уважением и добротой, с большим великодушием, поскольку мы, люди, были «богами изначально».

Казалось, это одна из древнейших фантазий человечества, мечта божьего творения. Мечта об особом механизме, копирующем наши тела, который будет управляться нашими желаниями, – это часть нас, то, что мы проносим с собой сквозь века. Мы – несостоявшиеся боги, всегда мечтавшие о создании машин по своему образу и подобию, представляющие себя в личине этих машин.

Греческая мифология описывала свои механизмы, свои живые статуи. Изобретатель Дедал, вспоминаемый нами в основном из-за неудавшихся попыток совершенствования человека (лабиринт, восковые крылья, трагическое и одновременно нравственно поучительное утопление), также был создателем механических людей, анимированных чучел, способных ходить, говорить и плакать.

Бог огня и самый искусный кузнец Гефест создал бронзового гиганта Талоса для защиты дочери финикийского царя Европы (которую похитил Зевс, отец Гефеста) от любых дальнейших посягательств.

Средневековые алхимики были одержимы идеей сотворения человека с нуля и считали, что с помощью тайных практик с использованием таких материалов, как утроба коровы, сера, магниты, кровь животных и сперма (желательно самих алхимиков), можно создать крошечных гуманоидных существ, гомункулов.

Существует предание, что святой Альберт Великий, баварский епископ тринадцатого века, построил металлическую статую, способную думать и говорить. По данным популярных источников того времени, этот алхимический искусственный интеллект, названный «андроидом», погиб от рук молодого святого Фомы Аквинского, ученика Альберта Великого: он был крайне недоволен бесконечной болтовней андроида и, что более важно, предполагал его дьявольское происхождение.

С ростом популярности часового механизма в Европе, когда эпоха Просвещения сняла оккультное недоверие к науке, стал возрастать интерес к роботам. В 1490-х годах, во время своих анатомических исследований, Леонардо да Винчи, вероятно, вдохновленный древнегреческими механизмами, создал роботизированного рыцаря – его часто считают первым в мире гуманоидным роботом. Снаряженный в доспехи рыцарь приводился в движение внутренними кабелями, шкивами и шестернями. Устройство, созданное для демонстрации в доме Лодовико Сфорца, герцога Милана, заказчика «Тайной вечери», было способно выполнять целый ряд действий: рыцарь умел сидеть, стоять и имитировать речь, размахивая огромной челюстью.

«Трактат о человеке» Декарта, который он не публиковал из опасения негативной реакции Церкви на его главный тезис, основан на мысли о том, что наши тела по сути являются машинами, движущимися статуями из плоти и костей, оживленными божественным вливанием души. Часть первая, озаглавленная On the Machine of the Body, проводит явную аналогию между часовыми механизмами, столь популярными в то время, и внутренним устройством человеческого тела: «Мы видим часы, искусственные фонтаны, мельницы и другие подобные машины. Они способны двигаться самостоятельно, несмотря на то, что их сотворил человек. Поскольку я предполагаю, что человек создан Богом, думаю, вы согласитесь, что он способен к большему разнообразию движений, чем я мог бы себе вообразить, и что он проявляет большую изобретательность, чем я мог бы описать». Декарт хотел, чтобы мы считали, что все, чем мы живем – все наши «функции», в том числе «страсть, память и воображение», – происходит «от правильного во всех отношениях и естественного расположения органов, так же, как движение часов или любого другого механизма происходит от правильного расположения его встречных весов и колес».

Стиль, которым написан трактат, производит тревожное впечатление. Эта работа полна не столько философии, сколько простой анатомии, и читается как учебник. Декарт настойчиво и многократно обращается к телу и его составным частям будто к «машине», и это звучит отталкивающе. Читая трактат, начинаешь ощущать растущую пропасть между собой и собственным телом, этим сложным сооружением из взаимосвязанных и автономных систем, этого слабого механизма, внутри которого пребывает и господствует человек. Эта идея кажется одновременно совершенно абсурдным и совершенно обыденным свидетельством того, насколько картезианский дуализм за столетия превратился в жесткую ортодоксальную структуру взаимодействия нас с нашими телами (разграничение между «нами» и «нашими телами» кажется во многом результатом деспотичного влияния его философии на наше представление о своих механизмах).

Декарт также волновался о том, что можно считать специфическим явлением модернизма или постмодернизма. Он предавался тревоге о машинах, выдающих себя за человека. В «Рассуждении о методе» (Discours de la méthode pour bien conduire sa raison, et chercher la verité dans les sciences) известный жесткий аскетизм его сомнений оказывает влияние на современное понимание механизмов и гносеологических последствий. Глядя в окно, автор обращает внимание на проходящих людей. «В этом случае я не могу не сказать, что вижу самих людей, – пишет он, – и все же то, что я вижу из окна под шляпами и плащами, может оказаться искусственными механизмами, приводящимися в движение пружинами». Другими словами, если вы серьезно отнесетесь ко всем этим сомнениям, насколько вы будете уверены, что человек на улице или, раз на то пошло, водитель вашего такси – это человек, а не его копия, машина, выдающая себя за человека?

В 1747 году, примерно через столетие после смерти Декарта, французский врач Жюльен Офре де Ламетри написал весьма противоречивую статью под названием «Человек-машина» (L’Homme Machine). В ней Ламетри решается на радикальный шаг, полностью отбрасывая понятие души и представляя человеческих существ совершенно ничем не отличающимися от животных, которых Декарт представил миру в качестве простых механизмов. Для него человеческое тело было «самостоятельно заводящейся машиной, живым представлением вечного двигателя».

Большое влияние на Ламетри оказала выставка механических автоматов изобретателя Жака де Вокансона – самой известной его работой была механическая утка, которая могла клевать зерно и переваривать его с последующим подобием дефекации. «Если бы не гадкая утка Вокансона, – резко заметил Вольтер, – у нас бы не было ничего, чем могли бы гордиться во Франции». Вокансон также создал человекоподобные механизмы, которые были призваны производить не фекалии, а утонченное искусство, например игру на флейте и тамбурине.

Именно благодаря популярности созданий Вокансона термин «андроид» вошел в обиход. Первый том «Энциклопедии» Дидро и д’Аламбера содержал подробное описание автоматизированного флейтиста Вокансона в статье «Андроид» (Androïde): в ней говорится об «автомате в виде человека, который при помощи определенных расположений струн выполняет определенные функции, внешне напоминающие функции человека».

В произведении «Человек-машина» (L’Homme Machine) Ламетри высказывает мнение, что автоматы способны не только на фокусы. «Потребовалось бы больше инструментов, – пишет он, – больше винтиков, больше пружин, чтобы показать движение планет, чем чтобы показать время; Вокансону потребовалось больше артистизма, когда он создавал свою флейтистку, чем когда он создавал утку; ему бы потребовалось еще больше, чтобы сделать говорящую машину, создание которой теперь не может считаться невозможным, особенно в руках нового Прометея».

В 1898 году, когда в Карибском бассейне и Тихом океане во время испанско-американской войны проходили испытания сил ВМС США, изобретатель Никола Тесла представил новое устройство на электрической выставке в Нью-Йорке на Мэдисон-сквер-гарден. Это была миниатюрная железная лодка, которую Тесла поместил в большой чан с водой и оборудовал мачтой для приема радиоволн, позволяющей управлять ею с противоположного конца арены с помощью беспроводного контроллера. Представление вызвало восхищение общественности, а Тесла и его радиоуправляемый катер оказались на первых полосах всех национальных газет. Учитывая события того времени, устройство неизбежно интерпретировалось как большой скачок в технологиях военно-морских сил. Но, как и многие ученые, чьи разработки совершенствовали механизмы смертоубийств, лично Тесла был против сил национализма и милитаризма (хотя бы пассивно). В биографии «Гений, бьющий через край. Жизнь Николы Теслы» (Prodigal Genius), написанной в 1944 году Джоном О’Нилом, описан случай, когда ученик предложил начинить лодку динамитом и торпедами и затем удаленно взорвать ее, а Тесла нетерпеливо перебил его со словами: «Это уже не беспроводная торпеда. Перед вами – первый представитель расы роботов, расы механических людей, которые будут трудолюбиво работать на благо человечества».

Тесла был убежден, что развитие «расы роботов» окажет революционное влияние на жизнь и работу людей, а также на способы ведения войны. В 1900 году он написал: «Прогресс все больше и больше внимания будет привлекать к машинам и механизмам для войны, способным минимизировать участие людей… Главной целью станет ускорение поставки энергоносителей военными устройствами. Человеческие потери станут меньше».

Написав в июне 1900 года о своем стремлении создать функционирующих гуманоидных роботов, Тесла вторит Декарту и Ламетри, взывая к осознанию себя неким механическим инструментом:

Эта машина, по мнению Теслы, «воспроизводила бы движения, подобные движениям живого существа, и имела бы те же составные элементы». В качестве решения проблемы отсутствия элемента «разума» у такой машины Тесла предложил одолжить ей свой разум. «Этот элемент, – пишет он, – я мог бы легко воплотить, передав машине свой интеллект, свое сознание». Идея заключалась в том, что он будет управлять машиной, используя метод, аналогичный управлению катером. Этому явлению он дал грубое название «телеавтоматика», под которым подразумевал «искусство управления перемещениями и действиями удаленных механизмов».

Он был убежден в возможности создания механизма не только с заимствованным умом, но и со способностью мыслить самостоятельно. Как он выразился в неопубликованном заявлении, увидевшем свет пятнадцать лет спустя, «телеавтоматы в конечном итоге будут способны действовать так, будто они обладают собственным интеллектом, и их появление приведет к революции».

Следующие два дня на ярмарке в Fairplex заставили меня задуматься о том, что такая революция может случиться совсем скоро. Однажды такие машины заменят наши тела – наши механизмы из костей, сухожилий и плоти. Я видел робота-сапера, который своими пальцами-пинцетами, двигающимися синхронно с жестами человека, стоящего за ним, открывал брезентовый мешок на молнии, вытаскивал из его недр конфету в пластиковой упаковке и угощал ею прохожих. Это был такой же мощный пример телеавтоматики Тесла, как и более сложные гуманоиды-марионетки, соревнующиеся на арене. До претворения в жизнь идеи Теслы о расе роботов, «трудолюбиво выполняющих человеческую работу», явно еще довольно далеко, но нет никаких сомнений в том, что именно к этому стремятся самые передовые капиталисты. Индикатором этой тенденции стал проект, названный в честь самого ученого: электрический автомобиль компании «Тесла Моторс», чья производственная линия была почти полностью роботизирована. Ее генеральный директор Илон Маск, который так открыто беспокоится о будущем искусственного интеллекта, недавно объявил о планах компании разработать беспилотную систему вождения в течение ближайших трех – пяти лет.

Хоть я и не видел его собственными глазами, я понял, что Маск посетил ярмарку в Fairplex в те выходные, чтобы понаблюдать за роботами и встретиться с инженерами. Также я узнал, что соучредитель Google Ларри Пейдж, тоже сторонник сингулярности, снизошел до ярмарки, чтобы оказаться среди машин, в которые его собственная компания вложила огромные деньги. В 2013 году Google отдала полмиллиарда долларов за компанию Boston Dynamics, у которой был целый зверинец странных существ: BigDog, Cheetah, Sand Flea, LittleDog, созданных главным образом за счет финансирования DARPA – их робот Atlas использовался в качестве основы аппаратного обеспечения несколькими командами здесь, в Помоне.

В нескольких сотнях метров от трека, в огромном ангаре, из которого инженеры управляли роботами, расположилась команда техников Boston Dynamics, готовая оказать помощь гуманоидам-Атласам.

Компания Boston Dynamics со своей технической фауной являлась примером гибридных взаимоотношений Пентагона и Силиконовой долины: эти механизмы были противоестественными созданиями нового военно-промышленного комплекса. Связи Google с управлением DARPA были глубокими. Предыдущий директор DARPA, Регина Дуган, оставила свой правительственный пост ради работы в штаб-квартире Google в городе Маунтин-Вью, где она возглавила технологический инкубатор The Advanced Technology and Projects Team.

Уже довольно давно я был очарован существами, созданными этой робототехнической компанией, основанной в начале 1990-х годов Марком Рэйбертом (бывшим коллегой Ханса Моравека в Институте робототехники Университета Карнеги – Меллона). Последние пару лет я неоднократно и иногда даже навязчиво наблюдал за их каналом на YouTube, куда они выкладывали ролики со своими последними гениальными механизмами. Я нашел нечто неуловимо тревожное в этих роботах, в их одновременной удаленности и близости к таким знакомым формам биологической жизни. Например, глядя на BigDog, неустанно носящегося, подобно слепому насекомообразному, по льду, или на WildCat с его ужасающими гидравлическими движениями, я чувствовал приятное волнение от инстинктивного страха перед хищником, думая о том, что эти роботы были созданы самой мощной технологической корпорацией в мире при поддержке Пентагона.

Заявления предводителей гиков Силиконовой долины пропитаны идеализмом: изменение мира к лучшему, отказ от старых порядков и так далее. Но на самом деле они уходят корнями в почву войны, щедро пропитанную кровью. Как пишет Ребекка Солнит, «история Силиконовой долины редко признается в том, что имеет отношение к долларовым знакам и оружию».

Компания Hewlett-Packard – первый масштабный успех Силиконовой долины: ее соучредитель Дэвид Паккард занимал пост заместителя министра обороны в администрации президента Никсона. Его самым значительным вкладом за все время работы на этом посту, отмечает Солнит, «был документ о внесении изменений в законы, препятствующие введению военного положения».

Было что-то неразумное, даже истеричное и параноидальное в моей реакции на гуманоидов и техноживотных Boston Dynamics. На интуитивном уровне я отвергал этих созданий и то, что они собой представляли; какие-то примитивные человеческие части меня хотели разбить их молотком точно так же, как молодой Фома Аквинский вывел из строя автомат Альберта Великого. Другими словами, меня захватила мысль об их дьявольском происхождении и целях.

И все же я чувствовал, что мания политических заговоров – по большей части анахронизм, ностальгический и бессмысленный перенос на наше время событий двадцатого века, полного беззаконных замыслов и тайных сговоров правительства и капитала. Чтобы быть обманутым сейчас, в наше время, помимо совершенного непонимания происходящего необходимо быть настолько причудливо обманутым, насколько особо сентиментальные люди тешат себя байками о тайных мировых правительствах, рептилоидах и кровопролитиях иллюминатов. Таким людям на все их доводы единственно разумно было бы сказать: «Слушай, приятель, ты загоняешься, ты вообще изучал капитализм?» Сейчас все в открытом доступе, вся или почти вся правда об этом.

В мае 1924 года американский популярный технический журнал Science and Invention на обложке номера поместил огромного красного робота, похожего на негабаритный цилиндр на шарнирных ногах со ступнями на гусеничном ходу; вместо рук у него были две жужжащие циркулярные пилы. Светящиеся желтые огни глаз нападающего робота смотрели сверху вниз на разбегающуюся с выпученными от ужаса глазами толпу людей. Статья «Удаленное радиоуправление позволит создать механических полицейских» (Distant Control by Radio Makes Mechanical Cop Possible) в этом журнале описывает воображаемое правоохранительное устройство в буквально непристойных подробностях: стабилизирующие гироскопы его бедер, кабина радиоуправления и бензобак в грудной клетке, небольшой фаллический канал со слезоточивым газом, анальный канал задней выхлопной трубы. Другая иллюстрация показывает огромную шеренгу робокопов, оттесняющих толпу протестующих рабочих на пустыре на фоне труб, густого дыма и темных сатанинских мельниц. «Мы уверены, что такие машины оказались бы чрезвычайно полезны для разгона несогласных, а также в военных и даже промышленных целях. Для борьбы с толпой используют слезоточивый газ, находящийся под давлением в специальном резервуаре. Руки робота снабжены вращающимися дисками со свинцовыми шарами на гибких канатах, подобных полицейским дубинкам».

Эта нескрываемая фашистская фантазия при всей своей абсурдности демонстрирует жестокий государственный аппарат, защищающий интересы капитализма от рабочего класса, подчиняющий волю трудяг, с их хрупкими черепами под слетающими кепками. Это самая грубая иллюстрация довоенного ужаса организованного труда: искаженная история о Франкенштейне, в которой чудовищное тело механизма, оживший образ искусственного человека Томаса Гоббса зачисляется в управление по наведению идеологического порядка. Как говорит французский философ Грегори Чамю в своей книге «Теория беспилотников» (Théorie du drone), мечта, представленная «механическим полицейским», заключается в том, чтобы «создать политическую бестелесную силу без человеческих органов, заменив старые рудиментарные тела механизмами, которые стали бы ее единственными субъектами».

Когда я наблюдал за соревнованием роботов на конкурсе, организованном DARPA, когда я снисходительно смеялся над их глупыми неудачами, у меня в душе зародилось некое беспокойство относительно технологий, некое ощущение, что я оказался свидетелем первых удивительных шагов к нашему автоматизированному будущему.

Когда я покидал мир роботов, детей разума моих собратьев, когда спускался с трибуны по направлению к своему такси, которое отслеживал на экране телефона, я внезапно понял механическую природу своего движения, сочлененных шарниров моих ног, их сгибателей и разгибателей, и на мгновение почувствовал, будто в их работе совсем нет моей внутренней воли, будто мое тело, этот объект в движении – лишь компонент какой-то загадочной модели, управляемой системы, которая также включает в себя таксиста, автомобиль, сеть автомагистралей Большого Лос-Анджелеса, образы на экране смартфона, глаза, смотрящие на экран, информацию, код и сам мир.

Не в первый раз ко мне пришло осознание, будто я теряю рассудок, будто поддаюсь какой-то причудливой, вызванной чрезмерным воздействием гуманоидных машин иллюзии. Иллюзии о том, что я сам являюсь механизмом – составной частью огромной универсальной конструкции. Это был бред. Или истина, которая наберет силу и найдет отражение в механических людях, самопровозглашенных киборгах, с которыми я собирался встретиться.