Книга: Хроники ворона
Назад: То, что должно
Дальше: Старик

Крепость

Расположенное на севере материка предгорье Афрея по праву считалось одним из самых живописных мест в королевстве Ригерхейм. За несколько десятков миль до начала восхождения на саму гору перед взором забредшего в эти края путешественника представали поражающие высотой деревьев сосновые и еловые леса, наполняющие легкие вступившего в них успокаивающим ароматом хвои, бесчисленные озера, гладь каждого из которых своей девственной чистотой напоминала слезы богов, а также бурные реки, своим ритмичным течением от одного крутого порога к другому заставляющие думать, что у этого места есть сердце. А сами реки являются его венами.
Флора этой части страны поражала своим изобилием: леса были полны различного вида кустарников, на болотах росли лишайники и мхи, а для того чтобы сосчитать все видовое многообразие ягод человеку не хватило бы пальцев обеих рук и ног. Здесь с одинаковым успехом росли красная и черная смородина, черника, земляника, брусника, клюква и, конечно же, кисло-сладкая принцесса болот морошка.
Но все свое несравненное очарование природа этих мест открывала лишь дважды в сутки: на рассвете и на закате. В эти времена суток игра солнца на глади здешних озер создавала невероятное буйство красок, отчего все вокруг начинало казаться сказочным и даже сюрреалистичным.
При этом, любителю живописи редко доводилось увидеть в музеях или приобрести на аукционах картины с пейзажами предгорья Афрея. Их попросту было очень мало, потому что редкий художник осмеливался приходить сюда, чтобы увидеть воочию и перенести здешние красоты на полотно. Ибо в этом краю путника на каждом шагу поджидала смерть.
И лишь на меньшую часть причиной этому стал тот факт, что сама природа позаботилась о своем покое от наблюдателей бесчисленным множеством опасных зверей: от хитрых лисиц и свирепых рысей до умных волков и могучих медведей.
Основная причина является куда менее земной. Предгорье Афрея – территория древней магии. Беспечному путнику данный факт сулит в лучшем случае смерть от голода и истощения, ведь ступив сюда, в кажущийся таким безопасным хвойный лес и, пройдя достаточно глубоко, он уже никогда не сможет найти из него выход. В худшем же случае он умрет от остановки сердца, так как местная магия насылает на путешественников жуткие, ужасающие галлюцинации. А существует она здесь лишь потому, что обывателям нельзя знать некоторые вещи.
Им нельзя знать того, что на горе Афрей, породнившись с ее серыми склонами и будто притворившись частью ландшафта, расположилась крепость, название которой на древнеригерхеймском звучит как Кун Румунн. Скала Воронов.
Место, где учат убивать.
* * *
– На! Получай, слабак! – прокричал крепкий мальчишка лет одиннадцати на вид, после чего в победном жесте поднял над головой деревянный тренировочный меч. Похожее на поросячью морду лицо юного фехтовальщика при этом озарила довольная улыбка.
Его оппоненту, другому мальчику, выглядевшему на несколько лет моложе, крепко от него досталось. Все его детское тело было покрыто синяками и ссадинами, а мгновение назад он пропустил мощнейший удар деревянным мечом в область печени. Теперь он, согнувшись, лежал на полу, держался за правый бок и, подобно выброшенной на берег рыбе, пытался поймать ртом воздух.
Дети бывают жестоки.
– Слабак! Слабак! Слабак! – свиноподобный мальчуган начал сопровождать каждое слово пинком по поверженному и не способному защищаться противнику.
Но он не долго глумился. От неожиданного удара по затылку ему показалось, что глаза лишь чудом не вылетели из орбит.
– Ай! – мальчик обернулся.
Перед ним стоял ровесник, но куда более высокий и мускулистый. Он заговорил:
– Магистр запретил нам драться без его присмотра.
Свиноподобный посмотрел на него со смесью страха и восхищения. Он явно был из той породы детворы, что признают лишь силу.
– Конрат, мы же просто играем! Зоран, ну скажи!
Лежащий на полу мальчик что-то прохрипел. А заступившийся за него здоровяк ответил свиноподобному:
– Ты врешь! Вы не играете! Ты просто задираешь его, потому что он младше и слабее!
– Не правда! Мы играем! Я не вру, Конрат! – оправдывался задира.
– Тогда давай я с тобой поиграю, Бирг!
Конрат ударил Бирга кулаком по лицу, и тот лишь чудом удержал равновесие и не упал. Одной рукой он схватился за нос, из которого уже текла кровь, а другую, трясущуюся от страха, но все же продолжавшую сжимать рукоять деревянного меча, выставил вперед, в надежде не подпустить к себе Конрата. И попятился.
– Конрат, не надо! Отстань!
– Я играю!
Конрат рывком попытался сократить дистанцию до позволяющей нанести удар кулаком, но Бирг отбежал и снова выставил меч вперед.
– Я больше не буду! Отстань!
Вдруг в зале для тренировок раздался громовой голос:
– Это что тут, черт подери, происходит?! Проклятая мелюзга! Вы что, совсем страх потеряли?!
Кровь в жилах ребят застыла. Они мигом прекратили свои детские разборки, а Зоран попытался подняться, хоть это и было адски тяжело. Но когда в помещение входил магистр, все те, кто почему-то лежит или сидит, обязаны были встать.
Это был одетый в черное, высокий, седой и жилистый мужчина, с короткой стрижкой и обезображенным шрамами лицом. Скрестив руки за спиной, он подошел вплотную к уже выстроившимся в шеренгу драчунам. Его движения были легкими и угрожающими, в них ощущалась сила, уверенность и отвага. Разгневанно посмотрев на своих учеников, наставник снова заговорил, делая ударение на каждом слове:
– Что тут творится?! – голос разъяренного медведя, не иначе.
Мальчики переглянулись. Бирг выглядел напуганным. Страх Зорана, напротив, улетучился, уступив место угрюмости. Конрат же, сверля Бирга глазами, выглядел откровенно злым.
– Мы отрабатывали фехтование, магистр Андерс. – произнес Конрат настолько виновато, насколько мог.
– Чего вы делали? Фехтовали? Да вы едва меч держать научились! Фехтовальщики чертовы! Что я вам строго-настрого запретил?! Не смейте, не смейте фехтовать без меня! Вы только ошибки закрепите!
Воспитанники пристыженно склонили головы.
– Простите, магистр Андерс. – почти что хором произнесли они.
– Видимо, вам мало шести часов тренировок в день. Отлично. Выносливые значит. Ну-ну. В наказание всю сегодняшнюю ночь вы вместо сна будете бегать по полосе препятствий. Начиная с этой минуты. Бегом марш на полосу!
И они побежали. Зоран едва успевал за Конратом, который, похоже, не сильно ускорялся, а Бирг, не желая опять ловить на себе гневные взгляды последнего, оторвался от своих товарищей по наказанию.
– Конрат. – произнес Зоран с одышкой.
– Что?
– Спасибо.
Конрат в ответ кивнул и слегка улыбнулся. В те времена он был Зорану почти что другом. В те времена он казался Зорану довольно хорошим человеком по меркам их ордена. Но казаться и быть – это, как правило, не одно и то же.
С тех пор многое изменилось.
* * *
Облокотившись на огромные каменные перила и вглядываясь вдаль в ожидании заката, на чрезвычайно просторном балконе крепости одиноко стоял мужчина около тридцати с небольшим лет с длинными черными волосами. Это был значительно выше среднего роста человек, атлетически сложенный, с узкой талией, широкими плечами и весьма, даже немного чересчур, мускулистый. Он был одет в темно-серый походный камзол и черные узкие штаны, заправленные в довольно высокие сапоги того же цвета. Черты лица его были резкими и довольно грубыми, однако в них присутствовало некое северное благородство. Взгляд зеленых глаз был жестким и задумчивым, но при этом слегка печальным.
Он повернул голову, когда чья-то небольшая крепкая ладонь легла ему на плечо. Это оказался Креспий. Самый младший из Ордена. И единственный из братьев, в ком он еще мог разглядеть остатки человечности.
– Красиво здесь. – начал Креспий. Это был невысокий, легкий и подвижный парень одетый примерно также как Зоран, к которому он только что присоединился.
– Да уж. Афрей красив. – Зоран тяжело вздохнул. – Им можно восхищаться бесконечно, если …
– Не знать сколько людей погубили его леса. – закончил мысль Зорана Креспий.
– Да.
Они некоторое время молчали, смотря на бесконечно прекрасные пейзажи северного Ригерхейма. Прервал молчание Зоран:
– Многие сейчас на контрактах?
– Никого. Наши птицы давно не приносили ничего стоящего. Твой контракт на мэра Трезны был последним.
– Я ушел за Друнвельдом почти полтора года назад и только сейчас вернулся. Хочешь сказать, за это время птицы не принесли совсем ничего?
– Нет. А где ты, кстати, пропадал так долго? Почему не возвращался?
– Я хотел немного отдохнуть от ароматов хвои.
– Понятно. И где же ты отдыхал от них?
Зоран задумался:
– Хм. Много где. На юге страны, в основном.
– А в Ланте был? Всю жизнь хотел там оказаться! Я слышал о ежегодном карнавале в этом городе. Говорят, что праздника более помпезного не сыскать во всем Ригерхейме! Ты побывал на нем?
– Да.
– И как?
– Помпезно. – угрюмо ответил Зоран.
Креспий почувствовал, что Зорану отчего-то не хочется говорить о Ланте.
– Конрат говорил сегодня, что контрактов скоро прибавится. – сменил он тему.
– Значит Конрат – ясновидящий. Впрочем, ему видней, он же все-таки магистр.
– Я давно не видел его таким радостным.
– Он всегда радуется, когда нужно кого-то убить.
Лицо Креспия сделалось грустным:
– А мне, если честно, не хотелось бы, чтобы их стало больше.
– Я знаю, Креспий, знаю. Хотя, помнится мне, когда-то ты так и рвался в бой.
– Да уж. Раньше мне действительно казалось, что я смогу сделать мир лучше. Но теперь я понимаю, что навряд ли справлюсь с этим, потому что всех мерзавцев убить невозможно. Даже целому ордену. Их просто слишком много.
Зоран ухмыльнулся.
– Не поэтому, Креспий. Далеко не поэтому ты не сможешь сделать этот мир лучше.
– А почему тогда?
Зоран в течение нескольких секунд обдумывал ответ, после чего произнес:
– Что ты обычно делаешь, после того как выполнил контракт?
Креспий ненадолго задумался и ответил:
– Иду за платой к нанимателю.
– А что ты делаешь, когда получил плату?
– Иду в бордель.
Зоран рассмеялся.
– Ну хорошо. А что ты делаешь после того как обошел все бордели, таверны и казино в городе?
– Возвращаюсь в крепость, Зоран. Я не понимаю, к чему ты это спрашиваешь.
Зоран продолжал:
– А где и, самое главное, с чем остается тот, чью жажду мести ты утолял? Твой наниматель.
Креспий задумчиво сдвинул брови.
– Чаще всего дома. И… ни с чем.
– Верно! Ни с чем. Ты не возвращаешь ему убитых родственников. Ты лишь убиваешь другого убийцу. Ты не исцеляешь от наркозависимости какого-нибудь сына какой-нибудь несчастной матери. Вместо этого ты просто убиваешь наркоторговца, а потом еще и забираешь у женщины последние крохи. Скольких бы сукиных сынов ты не убил, Креспий, запомни: добра ты этим не сделал. Мы оставляем в душах людей только выжженную пустошь. Мы даже жажду мести в них уничтожаем, а она для многих из них – последний смысл жизни.
Зоран откашлялся и продолжил:
– Но это лишь одна сторона медали, Креспий. Та, что касается нанимателей.
Молодой убийца внимательно слушал каждое слово Зорана. Из всего Ордена он был для Креспия самым большим авторитетом, даже большим, чем сам Конрат.
– Расскажи про вторую. – попросил он.
– Что ж, хорошо. Вторая сторона касается тех, кого ты убиваешь. Видишь ли, Креспий, порой случается так, что из-за смерти всего лишь одного мерзавца страдает сразу много хороших людей. Запомни: у подонков тоже есть семьи. И их тоже может кто-то любить и оплакивать. Их дети, их жены, их братья, которые за свою жизнь, может, и мухи-то не обидели.
– Я… я вообще тогда ничего не понимаю. Мне никто еще подобного не говорил.
– А тебе и не нужно ничего понимать, Креспий. Выбора у тебя в любом случае нет. Продолжай делать то, что должно, но просто не думай теперь, что тем самым приносишь кому-то добро. И, уж тем более, меняешь мир в лучшую сторону.
Зоран похлопал молодого убийцу по плечу и, оставив того наедине с собственными мыслями, молча направился в свою комнату.
* * *
Обитатели Скалы Воронов обычно не являлись кровными родственниками, но, все же, следуя обычаям Ордена, называли друг друга братьями. При этом, взаимоотношения между ними далеко не всегда были теплыми.
Когда Зоран оказался в коридоре и увидел, как ему навстречу шагает один из братьев, очень крепко сложенный, но невысокий, на его лице появилась жестокая улыбка.
Они поравнялись, и Зоран напряг левое плечо, после чего с силой врезался им в правое плечо идущего на встречу.
– Поаккуратней! – заорал тот, гневно посмотрев на обидчика похожими на поросячьи глазами.
Зоран только этого и ждал.
Он резко повернулся лицом к кричащему, схватил его за горло одной правой рукой и мощным движением впечатал в стену затылком.
– По-моему это тебе стоит быть аккуратней, Бирг. – спокойным голосом произнес он.
Биргу показалось, что от удара о стену у него посыпались искры из глаз. Но эта была лишь меньшая из проблем. Большая же, заключалась в том, что стальная ладонь продолжала сжимать его горло, так и норовя раздробить кадык.
– Ты же подвинешься в следующий раз, так ведь? – подсказал Зоран решение этой проблемы.
Бирг, собрав волю в кулак, промолчал. Не хотел подчиняться. Зоран сжал его горло сильнее.
– Да… Да… Подвинусь… – все-таки сдавшись, прокряхтел Бирг.
Могучая ладонь разжалась, и он с облегчением выдохнул.
– Вот и хорошо. – издевательски улыбнувшись, подметил Зоран.
* * *
Он уже больше часа ворочался на кровати, но никак не мог уснуть. Жуткие воспоминания тревожили его ум, заставляя мысленно возвращаться во времена своего далекого прошлого. Во времена, когда он был намного моложе, чем сейчас, и еще верил в идеалы своего ордена. Как и юный Креспий он когда-то действительно считал, что убийствами может сделать мир лучше. Думал, что очищает его.
Но даже для этой некогда твердой веры, для этой не поддающейся никакой критики морали, Зоран порой бывал слишком жесток к тем, за кем приходил. И даже для нее масштабы резни, которую он учинял, превышали зачастую всякие рамки.
И, как бы странно это не звучало, лишь отчасти в том была вина самого Зорана. Хотя он, кончено, привык осуждать только лишь себя самого. И если в юности раскаяние улетучивается также быстро, как и приходит, то по прошествии лет, оно поедает душу уже беспрерывно, кусок за куском, смакуя каждый из них словно деликатес.
«Зачем ты убиваешь?» – слышал Зоран в голове голос своего старого знакомого.
– Зачем я убиваю? – шепотом спросил Зоран сам себя, вспомнив маленькую деревушку Ярру, мысли о которой неспроста преследовали его уже многие годы.
Он до сих пор наивно полагал, что тем далеким летом мог поступить по-другому.
Назад: То, что должно
Дальше: Старик