Прошлое не всегда остается в прошлом
Дождь всегда является именно тогда, когда он нужен меньше всего. И длится ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы максимально осложнить жизнь тому, кто его встречает.
По крайней мере, так было в жизни Зорана. Иногда он даже ловил себя на мысли, что проклят самими небесами.
Измотанные долгой дорогой скакуны Руин и Брон устало перебирали копытами, меся глубокую грязь под ногами. Еще вчера они мчались во весь опор, оставляя позади себя клубящуюся пыль, а теперь едва волоклись, тяжело фыркая и недовольно мотая гривами. Это и неудивительно – ливень уже сутки не утихал, превращая дорогу в подобие реки.
А пока крупные капли продолжали срываться с почерневшего неба, ситуацию обострял еще и ветер. Он, неистово свистя, бил всадников по лицу словно хлыст. Он морозил кожу и выбивал слезы из глаз, а порой его порывы были настолько мощными, что, врезаясь в бока коней, заставляли тех терять равновесие.
Но в этот раз Зорана тревожила не сама погода, а те дурные последствия, которые она сулила: рана Лаура нуждались в чистоте и сухости, которые невозможно было обеспечить в разгул стихии.
Зоран хмуро вглядывался вдаль.
– Я знаю, что ты хочешь там увидеть. – лихорадка еще не лишила Лаура проницательности. Это было хорошим знаком. – И уверяю тебя, мы не остановимся, даже если трактир вырастит прямо из-под земли в шаге от нас.
Зоран глянул на упрямца. Кожа того оказалась едва ли не белее снега. И в целом он напоминал того, кто только что восстал из могилы.
Или того, кто с минуты на минуту в нее отправится.
– Уверяешь? Самонадеянное заявление для того, кто одной ногой в лучшем мире.
– Я чувствую себя вполне… приемлемо.
– Тогда можешь поменяться со своим конем местами. Он-то точно свалится замертво, если не отдохнет.
– Мы не остановимся. – продолжал настаивать Лаур. – В Гредис нужно попасть как можно скорее. Но ты можешь сойти с дороги хоть сейчас. Считай, твой долг уплачен.
– Это вряд ли. То, что ты признаешь его уплаченным, вовсе не делает его таковым. К моему сожалению.
– Забавно.
– Что именно?
– Чем кровавей у человека профессия, тем скрупулёзней он подсчитывает долги чести. Другое дело, что само понятие «честь» все трактуют совершенно по-разному.
– И какова же твоя трактовка, хотелось бы знать?
– Хм. Я бы охарактеризовал ее как совокупность принципов, которыми человек гордится особенно сильно, помноженную на способность следовать им несмотря ни на что.
Зоран усмехнулся. Лауру это не понравилось:
– Ты бы дал другое определение? – недовольно отреагировал он.
– Ага. Сравнил бы честь с назойливым клещом. И проигнорировать его нельзя, и вырвать не получается.
Ливень усилился неожиданно. Он хлынул на путников в буквальном смысле водной стеной, заставляя замолчать. И некоторое время они шли в полном безмолвии. До того момента, пока гнев небес опять слегка не утих.
– А ты, Генри, – прервал молчание Зоран. – с чем бы сравнил честь?
– С путеводной звездой.
– Да ты романтик. – иронично отозвался уроженец Норэграда.
– Скорее, реалист, выбирающий поэтичные формулировки. – вставил Лаур.
Генри промолчал. Он вообще оказался не очень словоохотливым человеком.
– О как.
– А разве в этом нет доли правды? – Лаур решил отстоять выбранную Генри метафору. – Того, кто ей обладает, честь всегда вынуждает сойти с того места, где он находится. Она всегда требует этого. Нет такой разновидности чести, которая призывала бы своего владельца оставаться в комфортном для него состоянии. Честь всегда заставляет принимать неудобные решения и идти рядом с теми, с кем хочется идти меньше всего, и туда, куда на первый взгляд не нужно.
– Это точно. – согласился Генри.
– Нас с Генри, именно честь привела в свое время в Гредис. И именно честь, похоже, ведет тебя сегодня туда же.
– Путеводная звезда. – подытожил немногословный товарищ Лаура.
Зоран задумался о чем-то своем. А после промолвил:
– Пока что, она привела меня разве что под этот гребаный дождь.
* * *
Время шло, стихия не унималась, а Лауру, как бы он не бодрился, плохело.
Но Зоран разглядел вдалеке трактир, прямо возле дороги. Это давало надежду. И только он хотел открыть рот, чтобы призвать своих новых товарищей последовать в заведение, как вдруг Лаур, который уже едва оставался в сознании, тихим голосом произнес:
– Зоран… только ненадолго.
Видимо, самочувствие его совсем ухудшилось. Иначе он бы не осознал необходимость все-таки позаботиться о своей ране.
– Не дольше, чем потребуется. Обещаю.
В придорожных трактирах всегда таится скупое, но притягательное очарование. И пусть про заведения подобного рода всегда найдется, что сказать плохого, будь то неизбежное присутствие сомнительных личностей, или дерьмовая кормежка, или неухоженность, обшарпанность и пыль, одного у них не отнять – ощущения сухости и покоя, которое они дают уставшим, оголодавшим и избитым ливнями путникам.
Тот трактир, куда ввалилась насквозь вымокшая троица, назывался «Ушибленный цыпленок», и внутри него, за исключением хозяина заведения никого не оказалось.
Зоран подошел к стойке, а за ним, опираясь на Генри, доковылял Лаур, вымотанный и бледный.
– Не легкий путь выдался, а? – приветливо обратился трактирщик, плотный и усатый мужчина, волосы которого едва тронула седина, к вошедшему трио.
– Льет как из ведра, черт подери. Да тут еще и поцарапались мы немного. Нам бы сухих полотенец, братец. Поможешь? – сказал Зоран.
– Отчего ж нет? Путнику помочь – дело святое. Для этого я здесь и нахожусь. Я – Гэтчер.
– Зоран. А это – Лаур и Генри. Еще раз: нам бы…
– Сухих полотенец и свободные комнаты. Пойдемте за мной скорее, я понял вашу спешку.
* * *
Позаботившись о ране Лаура, которая оказалась так же плоха, как и думалось, Зоран напоил его целебным снадобьем, сваренным по одному из рецептов Йоксы, и оставил ночевать в комнате под чутким присмотрам Генри.
Сам же Зоран, скинув потяжелевший от влаги плащ и сменив мокрую рубаху на сухую, вернулся к стойке, где снова обнаружил Гэтчера.
– Не спится? – поинтересовался трактирщик.
– Ага. – мрачно прохрипел Зоран, даже не попытавшись скрыть свое дурное настроение.
– Если хочешь знать мое мнение, – Гэтчер немного наклонился к Зорану с таким видом, будто хочет сообщить ему какую-то тайну. – в «Ушибленном цыпленке» лучшая выпивка, какую только можно найти в радиусе ста миль.
– Какая ненавязчивая рекомендация. – с нотками иронии начал Зоран. – Держу пари, еще и непредвзятая.
– Не смотри, что я хозяин этого заведения. В высказываниях о спиртном я беспристрастен как верховный судья на каком-нибудь заседании.
– В том-то и беда. Беспристрастность сейчас не в моде у судей, по крайне мере, в Ригерхейме. Ну да ладно. Я на роль гурмана не претендую. Налей мне чего-нибудь на свой вкус.
– Вот и славно. Хоть настроение себе поднимешь. А то у тебя такой вид, будто кроме дерьма в твоей жизни ничего и не происходило. Без обид.
Зоран горько ухмыльнулся.
– Да какие уж тут обиды.
Не прошло и минуты, как Гэтчер поставил перед Зораном подносы с соленьями, печеным картофелем и сардельками, а затем и огромную прозрачную бутыль с мутной жидкостью внутри.
Трактирщик наполнил рюмку и подвинул ее к Зорану. Тот посмотрел на него исподлобья и промолвил:
– Бери вторую. Компанию составишь.
– Это с радостью.
* * *
Гэтчер оказался собеседником приятным. И, что свойственно для людей его профессии, любопытным. Сразу после того, как они с Зораном выпили третью рюмку самогона, трактирщик спросил:
– Так вы, значит, подрались с кем-то?
– В дороге всякое случается. – отозвался Зоран.
– Стало быть, разбойники докопались? Или между собой?
Зоран усмехнулся над последним вопросом:
– Ага. Забавы ради.
– Ну знаешь, порой и такое происходит: дружишь с человеком, ну прям не разлей вода, думаешь, что не поссоришься никогда с ним, а потом вдруг случается какая-то неприятность и разводит вас по разные стороны. И появляется ненависть. И сразу хочется придушить своего бывшего друга, а когда придушил, то сразу жалеешь об этом, сокрушаешься.
Зоран сразу подумал о недавнем расколе, который произошел в Ордене по его вине. Вспомнил, как убил Скельта. Только муки совести в этот раз душу отчего-то не навестили.
– Да, ты прав. Порой такое случается.
– Но и это еще не все. Бывает всё куда проще и банальней: ссоришься со своим другом по пьяной лавочке и режешь его, пока разум твой затуманен. Пьяная ссора она такая… всё что угодно подойдет в качестве повода. Любая мелочь.
– Наверное. Тебе-то откуда знать?
Гэтчер улыбнулся.
– Я же трактирщик, Зоран. Не существует на свете такой жизненной ситуации, которой бы со мной не поделились мои алкашы-посетители.
Теперь улыбнулся уже Зоран. И улыбка его была загадочной. Это не укрылось от его собеседника:
– Или, все-таки, существует?
– Полагаю, нет.
Они пропустили еще по одной.
– Так где же твой друг получил ранение? – продолжил интересоваться Гэтчер.
– Твое первое предположение было верным. Разбойники.
– Поганцы. – злобно прошипел трактирщик.
– Каких поискать.
– Змееныши. Стервятники. – не унимался Гэтчер.
– Лучше и не скажешь.
* * *
Разговоры становились всё откровенней. По крайней мере, со стороны хозяина заведения было именно так.
– Сам-то я с войны вернулся, слава Богу. И оклемался не сразу, конечно. Долгое время мне вообще казалось, что вот-вот с цепи сорвусь, выйду на улицу и начну рубить всех направо и налево, настолько у меня крыша ехала. Но потом ничего, пришел в себя. Заведеньице вот открыл, как видишь. Дохода оно мне немного приносит, но на жизнь хватает. Всяко лучше, чем разбоем заниматься, как считаешь, Зоран?
– Да уж. Я, кстати, многих знал, кто после похода на юг так и не обрел себя прежнего. Недаром говорят: человек может покинуть войну, но война не покинет человека никогда. Именно поэтому те кто уцелел, зачастую, не находят места в мирной жизни и продолжают заниматься тем, чем привыкли.
– Только не там, где надо.
– Верно.
Зоран и Гэтчер опрокинули еще по одной.
– Ух… С крепостью переборщил я в этот раз. – сказал трактирщик.
– А по-моему в самый раз.
– Кстати. О тех, кто вернулся и тех, кто нет.
– И что же?
– Знал я одного чудака, который и не подох, но и назад возвращаться не стал. Так и говорил мне в свое время, мол, война закончится, а он в одном из завоеванных городов жить останется, осядет там, семью заведет. Все о южанке мечтал, хех.
Зоран нахмурился. История показалась ему знакомой.
– А как звали этого чудака? – спросил он.
– Сигурд. Мы с ним в одном полку служили, пока его в другой не перевели. С тех пор, я его больше не видел, но слыхал, что этот здоровенный сукин сын выжил-таки. И, надо полагать, остался в южных королевствах, как того и хотел.
– А у этого Сигурда вместо правого глаза, не жемчужина, случаем, красуется?
Гэтчер опешил:
– А еще полон рот золотых зубов.
Зоран заулыбался. Речь шла о его старом знакомом, Сигурде из Лагенвуда, который в свое время и добыл для наемного убийцы грамоту странствующего детектива. И даже не задал при этом никаких вопросов об истинной профессии. В общем, сделал всё так, как Зорану нравилось больше всего: качественно, быстро, недорого и без лишних слов. Таких, как Сигурд, принято называть людьми дела.
– Хороший он мужик. Надеюсь, у него все сложилось так, как он мечтал.
Гэтчер почесал затылок, задумавшись о том, как тесен мир, а затем произнес:
– Слушай… А ты не тот ли странствующий детектив, о котором Сигурд мне все уши прожужжал?
– Прожужжал? Звучит странновато, ведь Сигурд редко бывает словоохотливым.
– О да, иной из него и слова не вытянет, Зоран. Но только не я. Мы с ним и огонь, и воду прошли бок о бок. А еще несколько войн, плен, и сотни кабацких драк в придачу. Надо ли говорить, что мы подружились за это время?
– Пожалуй, нет.
– Вот и я о том же. И, если позволишь, я бы хотел вернуться к своему предыдущему вопросу.
– Про странствующего детектива?
– Да.
– Что ж, возможно, я и есть тот самый странствующий детектив, о котором тебе так усердно жужжал на ухо Сигурд. Это зависит от того, что именно он рассказывал.
– Если коротко, он говорил, что ты обращаешься с мечом как художник с кистью. А еще, что ты – тип не из приятных.
– Значит, тот самый.
– Но я-то вижу, что ты – славный малый. – для Зорана это прозвучало и до жути забавно, и вместе с тем обидно. Даже саркастично, в какой-то мере. Трактирщик невольно надавил на больную мозоль.
«Славный малый, хех».
Зоран расхохотался. Да так, что Гэтчеру почудилось, будто стены задрожали. Тому давно не доводилось слышать смеха столь искреннего. И в то же время жесткого как металл.
«Твои бы слова – да в могилу всем тем, кого я прибил. Славный малый, мать твою».
– Чего ты ржешь? – недоумевая, вопрошал Гэтчер.
Зоран кое-как заставил себя прекратить безудержный, словно горная река, хохот. И ответил, наконец:
– Надо же, я прослезился даже. Теперь, если меня кто-нибудь спросит, где найти лучшего комедианта в Ригерхейме, я непременно направлю к тебе.
– А что тут, собственно, смешного? Тебе комплимент сделали, а ты заливаешься будто конь. – с укоризной произнес нахмуривший брови трактирщик.
Зоран резко посерьезнел. Он подвинулся ближе к собеседнику, который сидел напротив него, а затем тихо и внятно, голосом леденящим похлеще, чем Норэградская вьюга, сказал тому на ухо:
– Если бы ты знал меня чуть лучше, Гэтчер, ты бы не подпустил меня даже на десять миль к своему трактиру. Если бы ты знал меня чуть лучше, то проклял бы ту минуту, когда звук моего имени коснулся твоих ушей. Если бы ты знал обо мне хоть немного, то молился бы о том, чтобы меня сожрали волки в соседнем лесу. Если бы, Гэтчер, ты был знаком со мной по-настоящему, то никогда бы не назвал меня «славным малым».
Сказанное прозвучало как угроза.
Гэтчер нервно сглотнул слюну. На него вдруг накатила неожиданная волна тревоги. Он всяких отморозков повидал на своем веку, но вряд ли кто-то из них смог бы похвастаться тем, что напугал бывалого трактирщика.
А Зоран теперь мог.
Оставив хозяина заведения позади себя, он отправился в свою комнату.
– Ей, Зоран.
Он обернулся с недовольным видом. Тот факт, что трактирщик все не унимался, отчего-то раздражал. Гэтчер продолжил. Вкрадчиво, серьезно и даже как-то примирительно:
– Я не знаю, чего ты так вспылил, и надеюсь, что это просто алкоголь. Но если я действительно тебя чем-то обидел, то уж прости. Бог видит, я это сделал не со зла. У каждого из нас есть прошлое, и твое, видать, скребет твое сердце словно наждачка.
– Все в порядке, Гэтчер.
Трактирщик по-доброму улыбнулся и произнес:
– Спокойной ночи, Зоран. Гости у меня сколько нужно и знай: друг Сигурда – это всегда и мой друг тоже. И не настанет того дня, когда я захлопну перед его носом дверь в свой трактир.
– Никогда не давай обещаний, которых не сможешь выполнить наверняка. – серьезным тоном ответил лжедетектив.
* * *
Поспав немного, под утро Зоран навестил Лаура. Бедняге стало еще хуже, из-за лихорадки он трясся как осиновый лист и бредил. Наемный убийца перебинтовал его и отправил Генри на кухню готовить очередной чудо-отвар, рекомендованный травником Йоксой в таких случаях. Генри вернулся достаточно быстро, а затем Зоран влил в глотку раненого теплую ядовито-зеленую жидкость, которая воняла хуже, чем утопленник. Воняла, но, надо признать, действовала. Уже через пять минут Лаур перестал бредить, а его лоб был теперь не таким горячим как до этого. По крайней мере, не обжигал ладонь при касании.
И Лаур уснул, мирно при этом сопя.
– Пойдем, позавтракаем, Генри. Ближайшие пару часов за него можно не волноваться.
Генри утвердительно кивнул в ответ.
Когда они спустились, Зоран увидел за стойкой Гэтчера. Трактирщик стоял точь-в-точь на том же месте, где и прошлой ночью, даже на пару сантиметров не сместившись, хотя стойка была довольно широкой. Казалось, будто он даже не уходил спать.
– Генри, ты сядь пока, я сейчас подойду. – произнес Зоран.
– Угу.
Гэтчер тряпкой протирал дно одного из бокалов, когда покрытый шрамами посетитель к нему подошел.
– Доброе утро. – произнес Зоран.
– Доброе. – услышал он в ответ. Прозвучало слегка с прохладцей. Но, по крайней мере, Гэтчер хотя бы поднял на него глаза.
– Знаешь, я, пожалуй, вчера грубоват был немного.
– Разве что совсем слегка. – на этих словах Гэтчер напустил на лицо сдержанную улыбку.
– Показалось в какой-то момент, что ты прямо жаждешь, чтобы тебе душу излили. Вот и вспылил.
– Так бывает.
– Да. С пьяных глаз всякое бывает, это ты верно подметил прошлой ночью. Но я надеюсь без обид, да?
Гэтчер поставил насухо протертый стакан, после чего заглянул Зорану в лицо и произнес:
– Знаешь, я всяких путников тут встречал, и многие из них умудрялись даже не заплатить за ночлег. Другие угрожали сжечь мой трактир просто из-за того, что им не понравилась моя стряпня. А третьи и вовсе с ножом на меня кидались, так как им не по душе мои усы. Но ты… Ты всего-то нагрубил мне малость ночью, да еще и извиниться подошел на утро. – улыбка трактирщика из натянутой превратилась в теплую, доброжелательную. – Чтобы ты там о себе не говорил, Зоран, ты в полном порядке.
Зоран улыбнулся.
– Спасибо. Мы с Генри сядем там. Подашь что-нибудь на завтрак?
– Подам. И денег за завтрак не нужно. Я хочу угостить тебя, как принято угощать друзей. Друг Сигурда – это и мой друг, помнишь?
– Помню, Гэтчер. Спасибо тебе.
* * *
Зоран и Генри в молчании поглощали поданный им завтрак, когда в трактир вошел худощавый и по-простому одетый парень, на поясе которого были закреплены ножны, подходящие разве что для длинного кинжала, но едва ли – для меча. Его лицо россыпью покрывали веснушки, а глаза смотрели сердито из-под нахмуренных бровей.
Впрочем, брови его выпрямились, а на лице появилась добрая улыбка, когда Гэтчер вдруг вышел к нему на середину зала и обнял как родного. Они несколько минут говорили о чем-то, а затем парень сел за один из столиков и снова состроил угрюмую мину.
Зоран следил за ним внимательно. Что-то в молодом человеке его насторожило.
Гэтчер подал парню завтрак: там была тарелка с какой-то кашей, щедрый ломоть хлеба и квас. Юноша принялся жадно уплетать его, а Зоран продолжал наблюдать.
«Похоже, с ним все нормально. Это со мной что-то не то».
Зоран помотал головой и проморгался, отгоняя странные ощущения. Затем посмотрел на Генри. Тот продолжал преспокойно завтракать, вид юноши никоим образом его не смутил.
«Наверное, я просто не выспался».
Наемный убийца успокоился. Некоторое время он просто сидел и смотрел в одну точку, не думая вообще ни о чем. Будто исчез из этого мира. Он не обращал внимания ни на звуки, ни на окружающие предметы, ни на людей.
Просидел так несколько минут, но потом всё же вышел из этого тупого состояния. С наслаждением сделал глоток кваса из своего бокала. Выдохнул.
– Ей ты! Назови свое имя. – раздалось у него прямо над ухом.
Он поднял голову. Рядом с их с Генри столиком стоял тот самый худощавый юноша. И его слова явно были обращены к Зорану, а взгляд при этом излучал гнев и подозрение.
– Не имею привычки представляться тому, кто для начала не представился сам.
– Я сказал, назови свое имя! – молодой человек был непреклонен. А вся ситуация выглядела чертовски странно. Да еще и комично, ведь паренек был на голову ниже Зорана, худ словно тростинка, и явно не опытен в драках, но при этом смотрел на своего нового собеседника со столь уверенным видом, будто может все кости ему переломать голыми руками.
– Ты бы успокоился, пацан. Не ровен час и до греха доведешь. – на этих словах Зоран и сам состроил угрожающую физиономию. Но загадочный парень не дрогнул, продолжая сверлить глазами лжедетектива.
Гэтчер подошел вовремя.
– Что тут происходит? – он вопросительно смотрел то на Зорана, то на странного юношу.
– Даже не знаю, Гэтчер. У нас с Генри, вроде бы, ничего.
Трактирщик строго глянул на своего молодого гостя, после чего произнес:
– Эван, успокойся. И пойдем со мной, нам нужно поговорить.
Гэтчер и Эван уселись за столиком столь удаленным от Зорана, что деталей их разговора было не разобрать. На протяжении всего диалога трактирщик что-то вкрадчиво объяснял молодому гостю, а тот, в свою очередь, то кивал в ответ, то бросал какую-то короткую реплику, то косился на Зорана с прежней злобой.
Но вот Гэтчер, видимо уверившись, что успокоил Эвана, встал из-за стола и направился уже к Зорану и Генри.
– Это – Эван, мой пасынок. – произнес он, сев третьим.
– Ясно. Что-то он не в настроении. – ответил Зоран.
– Он почти всегда такой. Ты уж прости ему такое поведение. С тех пор, как умерли его родители, он на всех смотрит с подозрением.
– Я не в обиде. А отчего же с подозрением? Они умерли не своей смертью?
Гэтчер тяжело вздохнул.
– Их убили.
Зорану стало жалко парня, ведь когда-то он и сам пережил подобную трагедию. Его лицо приняло настолько сочувствующее выражение, насколько могло.
– Я соболезную.
– Да уж, есть чему. Тут история такая: когда Эван был совсем маленьким, в деревню, где он жил, прибыл какой-то редкостный ублюдок, то ли разбойник, то ли вовсе – колдун, весь в черном, как потом рассказывали. Словно вороново крыло. С корчмарем сначала повздорил, потом от местных дружинников сбежал, когда те его к старосте привели для беседы, а после в лес ушел. А когда вернулся, то был уже не один. Знаешь, кого этот упырь с собой припер?
С каждым сказанным Гэтчером словом Зоран становился все мрачнее.
– Кого?
– Вервольфа! Представляешь, Зоран, самого, что ни на есть, вервольфа! А потом, когда вся деревня собралась, чтобы этих двоих прогнать, началась самая настоящая резня…
Жуткая картина пронеслась перед глазами опять. Она всегда будет преследовать его. Она и еще сотни других.
– … он извивался как уж, размахивая своим мечом, а головы летали по воздуху, будто отрубленные кочаны капусты. – продолжал напоминать Гэтчер.
Мертвые, окровавленные образы всплыли в сознании Зорана. А в ушах прозвенели последние слова Рудольфа фон Пацифора.
«Ты – чудовище. Мясник».
– …кровь брызгала ему на лицо, а он улыбался, как разверстая могила, как посланник сатаны…
Злобный, издевательский хохот Гастрода снова накрыл его волной холода как в тот самый день.
– … и он остановился лишь тогда, когда прикончил последнего мужчину в деревне. Среди убитых был и отец Эвана.
Зоран, бледный как молоко, сглотнул слюну, а затем, уставившись в стол, произнес:
– А мать?
– Мать умерла от остановки сердца, когда попыталась найти среди кучи отрубленных конечностей те, что принадлежат ее мужу. – Гэтчер выдохнул. – Таким был самый кровавый день в истории Ярры.
Зоран промолчал. Он и сам выглядел в тот момент как покойник. Гэтчер ощутил укол вины из-за этого и посчитал нужным объясниться:
– Я просто хотел объяснить тебе, почему Эван бросается на всех подряд. Он видел всё это своими глазами и думает, что запомнил убийцу. Теперь чуть ли не в каждом втором его опознает. Ну ладно. Прошлое остается в прошлом. Вижу, подобные разговоры дурно на тебя влияют.
Генри вопросительно посмотрел на Зорана:
– Я думал, ты более толстокожий. – произнес он.
Зоран сначала ничего не ответил Генри. Но спустя полминуты всё же пришел в себя кое-как и промолвил:
– Буди Лаура и собирай вещи.
– Но как же… – начал было недоумевать Генри.
Но Зоран перебил его и повторил уже более отрывисто и твердо:
– Буди Лаура. И собирай вещи.
В этот раз возражений не поступило. Генри не стал вникать в причины резкой перемены Зорана и с недоуменным видом направился в комнату к Лауру.
Гэтчер оглядел своего странного постояльца. Неожиданная смена настроения последнего ввела трактирщика в ступор. Он решил, что Зорана лучше оставить наедине с самим собой:
– Ладно, пойду и я. Нечего на других тоску нагонять.
В тот момент, когда Гэтчер начал подниматься со стула, Эван опять подошел к ним. И его настрой ничуть не изменился.
– Я всё еще хочу знать твоё имя.
– Эван, ну опять ты за своё. Я же говорю тебе: не приставай к гостям, а то…
– Зоран. Зоран из Норэграда. Таково мое имя.
Услышанное ошеломило юношу. Его глаза расширились, а сам он тяжело задышал, будто его окунули в ледяную прорубь.
– Это ведь ты… там, в Ярре, четырнадцать лет назад? – сквозь прерывистое дыхание бросил он.
– Я.
Гэтчер покосился на Зорана, и на его лице читалось изумление и испуг.
– Зоран… Я точно понял всё правильно?
– Да.
Раздался скрежет извлекаемого из ножен клинка. Это был Эван. И его длиннющий кинжал, который лишь едва уступал в размерах короткому мечу.
– А ну встал. – скомандовал жаждущий возмездия парень.
И Зоран послушался. Он спокойно поднялся со своего стула, оказавшись прямо напротив Эвана и в шаге от него. Выпрямился, и посмотрел сверху вниз на молодого человека, неловко сжимавшего рукоять кинжала. Взгляд был хмурым и в какой-то мере раскаивающимся.
Эван злобно оглядел убийцу своих родителей снизу вверх:
– Где меч? – грубо спросил он.
– В комнате.
– Иди за ним. Я буду драться с тобой.
– Нет.
– Я сказал, иди за мечом, чертов выродок!
– Боя не будет. – спокойным тоном ответил Зоран.
– Сукин сын! Чудовище! Если ты не возьмешь меч, то я убью тебя безоружного!
– Не нужно пытаться сделать это. Поверь.
Эван зарычал. И вместе с этим рыком двинулся в сторону Зорана, намереваясь вспороть тому брюхо.
И это, почти наверняка, стоило бы ему жизни, если бы находящийся за его спиной Гэтчер не разбил об его голову глиняную кружку.
Парень рухнул на пол бес сознания, а трактирщик сразу же бросился его поднимать, предварительно бросив на Зорана взгляд, излучающий глубокую ненависть.
И как, всё-таки, тесен мир.
– И что дальше? – спокойно, но с почти незаметными нотками грусти спросил тот, кто всегда представлялся странствующим детективом.
– Запру его где-нибудь. И не выпущу, пока вы не удалитесь миль на двадцать.
– Ты правильно поступил. Я бы убил его рефлекторно. Но он будет ненавидеть тебя за то, что ты не дал ему шанса.
– Зато останется жив.
– Верно. – Зоран сделал паузу и тяжело вздохнул. – Знаешь, там, в Ярре, всё было не совсем так, как ты рассказал. Но, полагаю, ты не захочешь слушать.
– Нет, не захочу.
* * *
Когда Генри и с трудом оклемавшийся Лаур уже вышли на освещенную солнцем улицу и направились отвязывать лошадей, а Зоран только собирался ступить за порог и навсегда покинуть трактир «Ушибленный цыпленок», к нему подошел Гэтчер.
– Я тут сказать кое-что хотел напоследок.
Зоран обернулся к нему:
– Слушаю.
– Никогда больше не приходи в «Ушибленный цыпленок». Впредь, я вряд ли встречу тебя сухими полотенцами. Скорее, это будет арбалетный болт, выпущенный в твою грудь. Поаккуратней также и с остальными заведениями в округе. Я непременно позабочусь о том, чтобы как можно больше людей знали, какой потрошитель ходит по нашим землям.
Зоран, нахмурив брови, кивнул и развернулся, чтобы убраться, наконец.
Но, как только он шагнул в дверной проем и оказался на улице, позади снова раздался голос трактирщика:
– И еще кое-что.
Мнимый детектив опять обернулся.
– Будь ты проклят, Зоран из Норэграда. – произнес Гэтчер и захлопнул дверь прямо перед носом убийцы.
«Уже».
