Улыбка

Единственное, что напоминало маленькому Зорану о немногих прожитых им беззаботных годах – это мрачные коридоры Скалы Воронов, столь похожие на те, которыми славились суровые дворцы его родины, Норэграда. В немногие часы, когда магистр Андерс не загружал будущих убийц тренировками, Зоран любил в одиночестве прогуливаться по этим коридорам. Это занятие было для него одновременно приятным, потому что навевало воспоминания о доме, и печальным, потому что не давало забыть об испытанной от потери близких боли. А еще оно было мотивирующим, ведь напоминало об уготованной участи – стать мечом тех, кто не может дать отпор. Зорану были знакомы чувство беспомощности и страх жертвы, и он хотел поскорее вырасти и начать делать то, что должно, хотел стать воплощением мести и ответным ударом тех, кто слаб, по тем, кто силен.

Он шел по узкому коридору и периодически останавливался у окон, чтобы полюбоваться на вечерние пейзажи гор, а потом снова продолжал путь, мысленно вспоминая то об уроках Андерса, то о близких, которых никогда больше не увидит.

Андерс всегда говорил: «чтобы заставать людей врасплох, нужно сначала самому приучиться к ежесекундной бдительности». Зоран не приучился. Он шел, слишком глубоко окунувшись в собственные мысли.

Пинок по заднице был настолько сильным, что Зоран вскрикнул. Обернувшись, он оказался лицом к Биргу, который в этот момент хохотал, радуясь своему хорошему удару. Зоран никогда не видел, чтобы этот задира был чем-то опечален: его не интересовало абсолютно ничего, кроме издевательств над теми, кто младше и слабее, как Зоран, и заискиваний перед теми, кто старше и сильнее, как Конрат.

– Жирная сволочь! – Зоран двумя руками толкнул Бирга в грудь. Последний не сильно из-за этого пошатнулся. Но веселая гримаса исчезла с его лица. Вместо этого физиономия приобрела злобное выражение.

– Что ты сказал, мелкий? – драчун ударил оскорбившего его кулаком в левую бровь. Рассек ее костяшками пальцев, отчего по лицу Зорана потекла кровь.

На этом Бирг не остановился. Он ударил противника кулаком под дых, а когда Зоран согнулся, толкнул его руками в бок с такой силой, что тот, падая, отлетел к стене.

Похожий на поросенка задира подошел к держащемуся за живот мальчику, лежащему у стены, и сказал:

– Извиняйся за жирного.

– Не буду.

Свирепея от ярости, Бирг начал бить Зорана ногами по корпусу, при этом произнося сквозь зубы:

– Тогда ты будешь плакать от боли.

Удар. Удар. Еще удар.

– Плачь! Плач, мелкий придурок!

Зоран ненавидел Бирга. И, несмотря на боль, сдаваться не собирался.

– Плач!

Бирг взял небольшую передышку и отошел к окну:

– Сейчас мы продолжим. Я заставлю тебя реветь как девочка.

Зоран вспомнил вдруг о своем отце. О Ремуле Жестоком, последнем берсеркере Пепельных островов. О том, кого боялось всё живое, что смело подойти на расстояние вытянутой руки. О том, кто пролил столько крови, что хватило бы заполнить небольшой пруд.

Нет. Целое озеро.

«Почему я не такой? Почему меня никто не боится»?

Зоран пару раз видел, как сражается его отец. И если бы сам он был хоть на одну сотую таким же сильным, таким же умелым и таким же ловким воином, то никакой Бирг не посмел бы прикоснуться к нему.

«Могу ли я хоть что-то сделать в точности так же, как делал он»?

Лучше бы Бирг не давал ему времени обдумать это.

Ведь Зоран вдруг понял, что может.

Тогда, невзирая на угрозы обидчика и жуткую боль от его ударов, Зоран, опираясь на стену, встал. А после этого со всей доступной ему в те секунды непринужденностью улыбнулся, глядя Биргу прямо в лицо.

Тот обескураженно посмотрел на Зорана:

– Ты что, улыбаешься? – уточнил он.

Зоран ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел в глаза Бирга. А на его окровавленном лице сияла жизнерадостная улыбка.

Свиноподобный мальчик рассвирепел еще сильнее. Он опять повалил Зорана и принялся бить его ногами с удвоенной яростью. А тот терпел и продолжал улыбаться.

Бирг снова взял передышку. Зоран снова встал. И снова с улыбкой на лице посмотрел на своего обидчика.

– Ты что ненормальный? Чего ты лыбишься?

Задира в третий раз повалил своего улыбчивого противника и с новой силой принялся бить его, пытаясь стереть улыбку с лица и сопя при этом от злости и непонимания происходящего.

Когда Бирг совсем выдохся и перестал наносить удары, Зоран повторил тоже, что и до этого: встал и продолжил улыбаться.

А внутри все плакало.

Глаза упитанного драчуна расширились, и он, покачав головой, произнес:

– Ты псих. – развернулся и медленно пошел прочь. Задумался над тем, что увидел. Зря.

Андерс всегда говорил: «чтобы заставать людей врасплох, нужно сначала самому приучиться к ежесекундной бдительности». Бирг не приучился. Он шел по коридору, слишком погрузившись в удивление.

Пинок был сильным, но не настолько, чтобы от него вскрикнуть. Скорее настолько, чтобы поразиться дерзости маленького и пока что слабого Зорана, который его совершил. Бирг начал оборачиваться, готовый разорвать наглеца на мелкие кусочки. Но не тут то было.

Когда он оказался к Зорану лицом, тот мгновенно накинулся на него. Но не с кулаками, не с ударами по лицу и под дых. С раскрытым ртом. С белыми, крепкими зубами. Зоран молниеносно вцепился ими в нижнюю губу своего обидчика, и из нее хлынула кровь. Бирг пронзительно закричал, пытаясь оторвать от себя Зорана. Он бил и толкал его, но все было бесполезно: они лишь оба свалились на землю, и оказавшийся сверху Зоран губу не отпустил. Темно-красная жидкость стекала на пол по щекам и шее Бирга, а он, плача, принялся выкрикивать слова пощады, но нападавший был непреклонен. Он наслаждался соленым вкусом теплой крови того, кто все время над ним издевался, но больше уже не будет. Никогда.

Когда магистр Андерс схватил Зорана за ухо и, приподняв, оторвал от губы Бирга, последний заметил, что его противник продолжает беззаботно улыбаться. Сам же Бирг захлебывался слезами и пытался остановить льющуюся из нижней губы подобно ручью кровь.

Драчунов ждало суровое наказание. Андерс был в бешенстве, он орал на них голосом разъяренного медведя. Но в тот момент уставившийся в пол Бирг его не боялся. В тот момент он боялся лишь одного: поднять глаза и посмотреть на Зорана. Потому что знал – он улыбался. И дожевывал кусок его губы.