Книга: Рождение шестого океана
Назад: Глава тринадцатая КОГДА УНГРА НЕ МЕШАЕТ
Дальше: Глава пятнадцатая СПОР О НАСИЛИИ
Часть вторая
РОЖДЕНИЕ ДЕЛА
Глава четырнадцатая
ПРОБЛЕМА ПРОМЕЖУТКА
1
Всякое изобретение начинается с мечты.
Мечтатели мечтают, не считаясь с человеческими силами и возможностями. Им так хочется, вот и все основания.
Мечтают, выдумывают сказки о том, как седые волшебники возвращают молодость старикам, выращивают яблоки в январе или показывают под землей клады. И делают это с помощью заклинания или волшебной палочки — средствами явно непригодными. А люди солидные, пожимая плечами, пишут трактаты о том, что молодость вернуть нельзя, это противно религий и философии и сквозь землю видеть нельзя, потому что земля твердая, плотная и вследствие этого непрозрачная.
Солидные опровергают, а несолидные мечтают. Время между тем, идет, разбиваются наука и техника, люди подчиняют пар, электричество я атомную энергию, и в один прекрасный день какой-нибудь молодой ученый говорит:
— Помилуйте, довольно опровергать! Ведь старую сказку можно осуществись с помощью Х-лучей, У-витамина или Z-процесса.
Мечта превращается в предложение.
От предложения к практике долгий путь лежит через опыты. Химики -смешивают цветные жидкости в пробирках, врачи заражают и вылечивают морских свинок, инженеры строят модели в сотую, десятую и пятую долю натуральной величины, испытывают, улучшают, видоизменяют. Так продолжается вплоть до генеральной репетиции. А после нее, на другой же день, газеты с удивлением сообщают, что мечта стала явью, практическим делом.
2
Глаза человеческие устроены так, что ближайший километр кажется нам самым длинным. Вблизи мы видим все кочки, различаем каждый камень на ухабистой дороге, а даль, подернутая дымкой, манит нас многообещающей неизвестностью. «Только бы добраться до перевала, — думаем мы, — а там и до вершины рукой подать». Выкладывая последние силы, с трудом доползаем до заветной черты — и что же? Вершина стала круче, выросла, даже отошла как будто... и путь к ней преграждает отвесная пропасть. И мы, цепляясь за корни, сползаем вниз, твердя себе в утешение: «Лишь бы спуститься, дальше пойдет легче... ».
Два года Новиковы готовили полет в ионосферу. «Лишь бы доказать, что ток пойдет. Дальше будет легче», — думали они. Ток пошел. И тут выяснилось, что это не главная вершина, так — пригорок на пути. Вроде, никто и не сомневался, что ток пойдет. Как подать его в ионосферу— вот в чем трудность! Стокилометровая непроходимая пропасть отделяет проводник — ионосферу — от земных электростанций. Попробуйте перейти ее. А до той поры идея остается приятной мечтой, увлекательной, но бесполезной.
Как же перекинуть мостик через пропасть?
Новиковы рассуждали примерно так.
Есть у нас Земля и ионосфера — два проводника, не связанные между собой. Требуется их соединить.
Первое, что приходит в голову — протянуть провод от Земли к ионосфере. Не такой уж длинный — километров на сто.
Но вот вопрос: к чему его подвесить? К пустоте?
Вариант с подвешенным проводом отпадает сразу.
А не подскажет ли нам что-нибудь природа? Ведь она так многообразна. Как правило, воздух не проводит электричества, но нет правил без исключений. Иногда ток бежит по воздуху. Это «удивительное» событие называется молнией.
Грозовая туча, подобно ионосфере, насыщена электрическими зарядами. Иногда их собирается столько, что они начинают ионизировать окружающий воздух и стекают с тучи. Слабо светящийся комок зарядов — «лидер» — продвигается толчками со скоростью около ста километров в секунду. Но вот «лидер» коснулся земли. За ним тянется струя разбитых ионизированных молекул. Эта струя — невидимый провод. И встречный поток зарядов мчится из земли в тучу, потом обратно — из тучи в землю. Так повторяется несколько раз, хотя весь этот сложный процесс длится меньше секунды.
Так или иначе, природа подсказывает путь. Нужно сделать острие, накопить заряды и послать искусственный «лидер» в ионосферу. За «лидером» потянется цепочка разбитых атомов, и но ней, как по лестнице, ток пойдет вверх.
Сергей так и предложил записать: «Изучение молний, естественных и искусственных, — основная задача лаборатории».
А Валентин предлагал не заниматься молниями вообще.
3
Новиковым предоставили небольшой спортивный самолет. Каждую неделю друзья летали из Новосибирска в Москву и обратно. В Москве шли административные хлопоты: утверждались расходы и штаты, а в Новосибирске создавалась лаборатория. По мысли Ахтубина, она должна была подчиняться непосредственно ему, а находиться при отделе Дальних передач. Институт отводил Новиковым три комнаты и отдавал часть работников.
Сергей и Валентин получили трех инженеров, шесть лаборанток и секретаршу Таисию Ильиничну —грузную даму в шелковом платье с румянами на щеках. Она вылезала из-за стола с большим трудом, и друзья стеснялись давать ей поручения. Как же так—они, почти мальчишки, будут посылать эту солидную женщину за справками в архив?
Несмотря на строгие приказы Ахтубина, Глебычев — директор, отдела Дальних передач — передал Новиковым работников похуже — неопытных и несамостоятельных. Так пришел к ним недавно принятый в институт инженер Лузгин — пожилой человек с утомленным лицом. Он уверял друзей, что всю жизнь мечтал о больших изобретениях, таких, как ионосферная передача.
Но конструктором он оказался посредственным, без инициативы. Впрочем, в лаборатории и он нашел свое место: с увлечением занимался мелочами — распекал чертежниц и уборщиц, ездил на склады, привозил новейшие чертежные комбайны или письменные столы, именно такие, как у Ахтубина, и настольные лампы точь-в-точь, как в горисполкоме.
У него была страсть к канцелярским выражениям. «Вырвем с корнем», «сосредоточим на одном направлении», «перестроим радикально»— такие фразы он говорил на совещаниях. На каком направлений сосредоточить, что именно вырвать с корнем, — Лузгин никогда не уточнял, а если допытывались, обижался, говорил о подрыве авторитета и присоединялся к мнению, Новиковых. Самостоятельности в нем не было ни на грош. И друзья часто удивлялись, почему Лузгина увлекла дерзкая мысль о покорении ионосферы. Не потому ли, что у него вовсе не было научной дерзости?
Вопрос о первенстве почему-то интересовал Лузгина. Оставшись как-то наедине с Валентином, он спросил:
— А все-таки, Валентин Николаевич, кто первый высказал идею? Чей замысел — ваш или Сергея Федоровича?
— Идея-то моя, — ответил Валентин откровенно. — Но это не имеет значения. Идея — пустяк. Осуществить ее — вот что трудно.
Два дня спустя Лузгин и Сергея спросил о том же.
— Сейчас нелегко припомнить, — ответил Сергей. — Все время жили вместе, обсуждали все, что угодно. Мысль-то высказал Валентин, но я выбрал тему, предложил ее разрабатывать.
— Вот как, выбрали тему, — удивился Лузгин. — А по рассказам Валентина Николаевича, я понял, что вы только разрабатывали.
— Валентин говорил так? —переспросил Сергей с раздражением.
— Я так понял, во всяком случае. А у вас, оказывается, все поровну. Интересно, кого же поставят начальником? Может быть, кого-нибудь третьего.
На что намекал Лузгин? Не хотел ли он сам стать третьей силой, арбитром в спорах Новиковых? Но такое решение не стоило обсуждать всерьез.
Однако в дальнейшем Лузгин не претендовал на руководство. К Новиковым он относился почтительно и за глаза говорил со снисходительной нежностью:
— Мои гении без меня пропали бы совсем. Простой накладной выписать не умеют. Творческие личности!
— Пустослов, — говорил о нем Сергей.
— Просто неудачник, — отзывался Валентин, более терпимый к людям.
Но в общем они были довольны, что Лузгин не лезет в науку, и охотно предоставили ему заботиться о штепселях и пылесосах.
4
А Володю Струнина друзья пригласили по своей инициативе.
Познакомились они в Москве, во время очередной поездки в министерство. Получилось это так.
Не раз, выходя из дому, друзья замечали высокого юношу, без шапки, с черными курчавыми волосами. То он стоял у подъезда, то возле их машины, то шел за Новиковыми по улице, Друзья даже проделали опыт — прошлись от магазина до площади и обратно. Курчавый юноша исправно следовал за ними, не таясь и не приближаясь.
Наконец Валентину надоела эта игра. Резко повернувшись, он подошел к парню:
— Я вам нужен?
— Нет, что вы... — смутился он. — То есть, да. Я хотел спросить только... Вы — Валентин Николаевич, я знаю, я видел вас по телевизору. Меня зовут Струнин, Владимир. Я учусь в Электромеханическом институте.
Сбиваясь и заикаясь от волнения, Володя рассказывал, как он искал Новиковых. С трудом доставал билеты на лекции, но подойти не осмеливался — людно.
Володя разыскал их московские адреса. Однако явиться на дом не решался, ждал на улице. И все стеснялся остановить, — неудобно как-то: «Здрасте, это я».
— Так что вы хотите? —спросил подошедший Сергей.
— Видите ли, у меня идея. То есть, не идея — это сильно сказано. Мысль, или лучше сказать, вопрос. Вот вы летали в ионосферу. Воздух там электропроводен. А нельзя ли по нему пропустить ток... скажем, из Москвы на Дальний Восток? Вы не могли бы попробовать при следующем полете?
Друзья переглянулись.
— Идея носится в воздухе, — шепнул Валентин. — Не мы, так другие...
— Как же вы хотите подать ток в ионосферу? — спросил Сергей.
На этот счет Володя не мог сказать ничего определенного. Он обещал придумать что-нибудь.
Говорил он так чистосердечно и самонадеянно и как-то знакомо. Сергею казалось, что они уже спорили где-то. Где же он видел эти курчавые волосы и выпяченные губы?
— Валька, да это же твой портрет, — шепнул Сергей. — Ты сам, только на шесть лет моложе. Я считаю, что мы должны взять парня к себе. Он не виноват, что родился чуть позже.
А вслух он сказал Володе:
— Не вы первый высказываете эту мысль. Она приходила в голову многим. Но открытие — не бабочка: махнул сачком и поймал. Главное — воплощение. Боюсь, что вы не представляете всех трудностей...
Володя заверил, что не боится трудностей. И совсем не воображает о себе, готов обмотки на реостатах перематывать, даже мешки таскать, лишь бы прикоснуться хотя бы одним пальцем к великому делу.
Решено было, что Струнина вызовут в Новосибирск, как только он окончит институт.
5
Что нужнее — дерево или топор?
Казалось бы, и то и другое. И все же этот вопрос вызвал бесконечные споры между друзьями.
— Люди научились строить деревянные дома, когда появился топор, — говорил Сергей.
— Нет, топор появился потому, что людям понадобились деревянные дома, — утверждал Валентин.
В этом праздном с виду споре был свой смысл. Речь шла о том, как направить работу лаборатории.
Сергей предлагал оборудовать ее электрофорами и заняться изучением молний.
— Так или иначе, молния—мощный топор. Это инструмент. Мы найдем ему применение, — говорил Сергей.
— Нам нужен не какой попало топор. Мы хотим прорубить окно в ионосферу.
— Но, изучая молнии, мы будем делать полезное дело. Разве лучше сидеть на диване и листать журналы?
— Эти журналы — каталог топоров. Я выбираю подходящий, — возражал Валентин.
Спор о топорах и молниях продолжался много дней — в лаборатории и дома, в Новосибирске и в Москве, наедине и в гостях у Ахтубина. И в тот вечер, когда Сергей проверял мотор самолета на темном берегу Куйбышевского моря, между Москвой и Новосибирском, спор шел о том же.
Огни плотины не были видны за мысом. Угрюмое море расстилалось под черным небом. Звездный купол сиял над Новиковыми — не такой сверкающий, как в ионосфере, но по сравнению с мутным московским небом великолепный. Падающие звезды то и дело вспыхивали на черном бархате, словно тонкие штрихи, нанесенные светящимся карандашом.
— А я скажу начистоту: ты просто лентяй, — говорил Сергей. — Давай начнем работать, мысли появятся.
— Слушай, а ведь это топор, — сказал Валентин неожиданно.
— Какой топор?
— Метеоры — топор. Они оставляют за собой ионизированный след — электропроводную ниточку. А в метеорной частице нет ничего особенного. Это простая пылинка. Значит, нам нужно разгонять пылинки, и мы пробьемся к ионосфере.
Скептический ум Сергея тотчас же нашел опровержение.
— Скорость метеорных частиц — десятки километров в секунду. Но даже они не пробивают атмосферу насквозь. Нет у нас ружей и пушек, дающих такую скорость.
— Пусть метеоры не пробивают. Возьмем космические лучи. Да, да, космические! Сережка, танцуй, мы нашли! Нам нужен ускоритель частиц, какой-нибудь новейший космотрон. Надо запросить атомщиков. Вероятно, у них есть что-нибудь подходящее.
Сергей помолчал, потом сказал сердито:
— Пиши, запрашивай, на это времени у тебя хватает. Воображаешь себя гением, а на деле ты иждивенец в науке: там запрашиваешь, тут заимствуешь. Сам ты сделал что-нибудь? Порхаешь, как мотылек, собираешь чужой мед.
Они нередко разговаривали в таком тоне, со школьных времен сохранив мальчишескую грубость. Однако на этот раз Валентин обиделся. В голове у него мелькнуло: «Порочит идеи, свое значение раздувает».
— Я порхаю? —крикнул Валентин. — А ты ползаешь, голову поднять не хочешь. Тащишь, что попало, как муравей, лишь бы схватить и тащить. Ты из тех директоров, которые выполняют план по капиталовложениям. Всегда у тебя второстепенные соображения впереди. То ему малые дела нужны, то собственной головой надо думать. Кто собственной головой думает, тот и чужие уважает.
«На что он намекает? » — подумал Сергей. И в памяти всплыло: «А по рассказам Валентина Николаевича я полагал, что вы только разрабатывали». Да, невысокого мнения о нем Валентин.
Сергей помрачнел:
-— Пожалуй, я подам заявление об уходе. Посмотрим, как ты справишься один.
И тогда Валентин положил на откинутый капот самолета руку с часами.
Молча следили они за секундной стрелкой. Морщины сходили со лба, в углах рта появились улыбки.
— Ты прав, — сказал Сергеи вздохнув. — Мы топим дело. Тебе без меня будет трудно, мне без тебя — тоже.
И самолюбие было изгнано, а дружба осталась.
6
Проблема «воздушного промежутка» потребовала еще двух лет работы.
Новиковы опять захотели установить свой стоический режим: пятнадцать часов в лаборатории, зимой час в день — лыжи, летом — лодка, остальное — сон. Они вошли во вкус целеустремленной жизни, им понравилось трудиться самоотреченно. Сергей развесил в своем кабинете цитаты: слова Маяковского о том, что тринадцать часов в сутки он ищет рифмы; норма Джека Лондона — шестнадцать часов за столом, тридцать пять тысяч знаков в день; изречение Жюля Ренара: «Талант — это труд. Гении — волы, способные работать по восемнадцать часов в сутки»; и строки Брюсова: «Вперед мечта, мой верный вол! ».
Но на этот раз Новиковы были не одни. Себя можно было так нагружать, но не подчиненных. Двое инженеров из трех их покинули, менялись все время лаборантки и техники, ушла пышная секретарша. Из первоначального состава лаборатории остались только беззаветный энтузиаст — вызванный из Москвы Володя Струнин, хлопотливый Лузгин и еще Люся Вершкова — тихонькая чертежница с большими, как бы удивленными глазами. Валентин дразнил Сергея, что Люся влюблена в него; Сергей же предполагал, что Люся влюблена в Валентина и только поэтому не покидает лабораторию.
Тайна открылась несколько лет спустя, когда Люся вышла замуж за Володю Струнина.
После того,. как пришлось заменить десятого сотрудника, Новиковых вызвал к себе Ахтубин.
— Друзья, не зарывайтесь! — сказал он. — У нас существует кодекс законов о труде, шестичасовой рабочий день. Будьте добры, укладывайтесь!
— А как же иначе? — спросил Сергей. — Ведь опередить всех на свете можно только, работая больше всех.
— Открытие не бабочка, — добавил Валентин, — Взмахнул сачком и поймал.
Ахтубин засмеялся, услышав собственные слова:
— Вам я не препятствую. Трудитесь сколько влезет. Но запрещаю переутомлять сотрудников. Вводите двухсменную работу, если справитесь.
7
Источник искусственных метеоров — ускоритель частиц — они получили в готовом виде в одном из атомных институтов. Но больше года ушло на «доводку». То не хватало дальнобойности, то мощности, то поток рассеивался слишком рано. Проектировали, пробовали, опять проектировали...
А потом пришла победа. После удачной генеральной репетиции Новиковы делали доклад в министерстве. Сидели за одним столом с академиками, краснея, слушали аплодисменты, по очереди отвечали на вопросы.
Вопросы сыпались, как из рога изобилия. Шутка сказать — впервые удалось передать ток через ионосферу на две тысячи километров — из Новосибирска на Урал! Какие были помехи? Какие потери в цепи? Какие затраты на выпрямление? Как регулировалась передача?
Первым взял слово иностранный гость, смуглый человек в тюрбане. Старательно выговаривая русские слова, он сказал, что его родина — Джанджаристан и сам президент Дасья с особенным интересом относятся к передаче без проводов. Они просят, чтобы самая первая, опытная передача была направлена из Советского Союза в Джанджаристан.
— Может быть, не первая, лучше вторая, для верности, — улыбнулся председатель.
Нет, гость настоятельно просил, чтобы первый ток пошел в Джанджаристан. Их страна хочет принять участие в исследовательской работе. Сколько же раз проверять? Опытная передача уже состоялась.
И дальше пошел деловой разговор: откуда выгоднее взять ток, где имеется свободная энергия, где ставить вышки, когда успеет изготовить космотроны наша промышленность. И, подводя итоги довольно короткому обсуждению, председатель сказал Новиковым:
— Итак, энергию вы получите в Мезени, на новой электростанции, пока еще не загруженной. Там идет ледяная стройка. За одну зиму обещают соорудить плотину, к весне пустить турбины. Валентин Николаевич пусть едет туда, готовится принимать ток. А Сергею Федоровичу придется отправиться на юг, к нашим гостям, в Джанджаристан.
Стояла зима. Пухлый снежок падал на выскобленные тротуары. Новиковых поджидала машина у подъезда, но они отпустили ее, пошли пешком, подавленные радостью и ответственностью. Шутка сказать, передача энергии за границу — государственное дело! И это поручено им, Сережке и Валентину, вчерашним школьникам с московской окраины... Впрочем, школа была не вчера — давным-давно, десять лет назад.
Сергей шагал молча, солидно, как бы боялся расплескать торжество. А Валентина распирала радость. Он снял шапку, подставил снежинкам разгоряченный лоб, потом разбежался и вслед за мальчишками прокатился по замерзшей луже.
— Сережка, мне хочется что-нибудь выкинуть. Давай играть в снежки!
— Стыдись, ты же солидный ученый, деятель международного масштаба.
— А все-таки молодцы мы с тобой!
— Только не смей зазнаваться.
— Все равно, я зазнаюсь. Я обязательно зазнаюсь!
