Книга: Рождение шестого океана
Назад: Глава девятая ВСЕ ЦВЕТА РАДУГИ
Дальше: Глава одиннадцатая УБИЙЦА ОБЕЗЬЯН

Глава десятая
ДВА ГОДА ВЗАПЕРТИ

1
Только неделю спустя, еще и еще раз взвесив все «за» и «против», друзья решились всерьез заняться проблемой ионосферной передачи.
Сергей со свойственной ему обстоятельностью составил подробный план работ.
— Но пока никому не надо говорить, — настаивал он. Он все еще искал «загвоздки» и боялся, что первый же специалист поднимет их на смех.
Друзья решили молчать. Так было условлено, так было записано в плане. Однако случилось иначе. Идею пришлось вынести на обсуждение в сыром виде.
В середине сентября Новиковых вызвал к себе ученый секретарь Института Голубого угля Федор Федорович Ленау.
Ленау был сух, подтянут, любил порядок и точность. Он с удовольствием занимался хозяйственными делами, радовался, если удавалось раздобыть новые стулья или готовальни, обязательно одинаковые для всех инженеров. Он любил многоцветные графики и большую часть времени проводил в кабинете, составляя месячные и недельные планы для каждого научного сотрудника. Пунктуальность была его религией. Он страдал, когда посетители нарушали его расписание, отрывая от бумаг. В душе Ленау был нелюдимом, но считал своей обязанностью ежедневно вызывать кого-либо из подчиненных. Это называлось у него «общаться с массами».
— Слышали, что говорил Юлий Леонидович? — начал он. — Наш Институт не учреждение, а школа. Вы уже не новички, работаете у нас полгода, пора подумать о росте. Учиться надо, друзья. Я вас записываю в заочную группу аспирантов. Темы лучше выбрать по профилю вашей работы. Вы, Сергей Федорович, можете писать «Опыт изучения моделей в аэродинамической трубе», вы, Валентин Николаевич, возьмите «Опыт испытания моделей током высокого напряжения».
Друзья переглянулись: Сергей кивнул головой, и тогда Валентин сказал:
— Позвольте нам предложить свою тему...
Он говорил об ионосферной передаче в самых осторожных выражениях, как о теоретическом предположении, как о возможности, которую хотелось бы проверить. Но осторожность не помогла. В середине рассказа Валентин увидел, что Федор Федорович, хмуря брови, поглядывает на часы. Надо было заканчивать.
— Мы можем показать материалы будущему, руководителю.
Ленау морщился. Он думал о том, что не успеет закончить график на октябрь из-за этих говорливых молодых людей.
— Товарищи, — сказал он, — я вижу вы начитались романов и хотите звезды с неба хватать. То, что я предложил, в ваших силах и будет полезно для других... молодых неопытных инженеров. Вы сами молоды... Вам нужно учиться... скромности, между прочим. А вы самонадеянно беретесь за проблемную тематику. И вообще, ионосфера не в русле нашего Института.
— Может быть, мы сумеем сочетать... — начал Валентин примирительно. .
И тогда, отодвинув уступчивого друга, Сергей сказал жестко:
— Мы не согласны под видом диссертации подавать служебный отчет. Мы не согласны тратить три года на переписывание старых инструкций только для того, чтобы вы могли поставить галочку в списке и рапортовать о стопроцентном охвате учебой. Мы считаем, что наша самостоятельная работа важнее.
Валентин поеживался. К чему такая прямолинейная резкость? Сам он действовал бы мягче, тоньше, хитрее.
Бледное лицо Ленау покрылось румянцем.
— В таком случае я доложу самому Михаилу Матвеевичу, — прошипел он. — По всей вероятности, вам придется покинуть Институт. Нам не нужны люди, не желающие учиться. — И повелительным жестом он указал Новиковым на дверь.
В коридоре Валентин пожал руку товарищу.
— Будем надеяться, что Михаил Матвеевич поддержит нас. Ведь он сам энтузиаст.
— Дело в том, что начальником отдела Голубого угля был наш старый знакомый Коренев — «дядя Ветер». Новиковы и без того собирались идти к нему за помощью, но не сейчас... через несколько месяцев, основательно подготовившись.
Но энтузиаст Михаил Матвеевич не поддержал энтузиастов Новиковых. Он без интереса выслушал горячую речь Валентина  и сказал, дружелюбно обняв молодых инженеров:
— Вот что, ребятки, немножко вы хватили через край. У нас с вами и так увлекательнейшее дело. Взять в упряжку арктическую пургу, тайфунами освещать города, метелями отапливать комнату — это же потрясающая задача, ее еще нужно обосновать убедительно. Нам полезны дальние передачи, но только — надежные дальние передачи, а вы со своими заоблачными токами подрываете доверие к нам. Ученые скажут: «Грош цена Институту ветра, где пишут такие диссертации». Нет, нет, ребята, это вредная затея. Если вы не хотите ссориться со мной, идите сейчас к Федору Федоровичу, извинитесь перед ним и берите дельную тему».
Извиняться Новиковы не пошли. Вместо этого они отправились в Корпус дальних передач и подали заявление о переводе. Секретарь предложил им изложить идею письменно. Ответ пришел довольно скоро. Руководитель отдела профессор Глебычев писал:
«Авторы должны были бы знать исходные Положения науки. Как установлено опытами, наиболее экономичной на дальних расстояниях является передача энергии по проводам постоянным током. На ближних же расстояниях экономичным оказывается переменный ток или же разрабатываемая в ряде научно-исследовательских институтов передача энергии без проводов направленными ультракороткими волнами. Предлагаемая авторами схема не может служить предметом серьезного обсуждения. Не считаю возможным тратить время на ее обстоятельное опровержение, отрывая сотрудников от основной плановой «работы...».
Ответ пришел на имя ученого секретаря. Ленау имел удовольствие передать его друзьям.
— Так что, будем артачиться? — спросил он. — Стыдно, товарищи! Склоку затеваете, затрудняете большого специалиста...
Новиковы, однако, продолжали «артачиться». Друзья надеялись доказать свою правоту на ежемесячном заседании Ученого совета. Но ждать не понадобилось. На следующий день пришло невероятное известие: строптивых инженеров вызывал к себе сам Ахтубин!
2

 

Директор семи институтов принял друзей в своем обширном кабинете, слишком просторном для одного человека. Вблизи Юлий Леонидович не казался таким молодцеватым, как на трибуне. Лицо его бороздили морщины, под усталыми глазами обозначались мешки.
— Захотелось познакомиться, — начал он с иронической усмешкой. — Говорят: попали к нам молодые люди, которые не хотят учиться. Вот я и решил посмотреть, откуда берутся такие оригиналы. Ну-с, слушаю ваши «уважительные» отговорки.
На этот раз рассказывал Сергей. Говорил он коротко, точно, но, по мнению Валентина, слишком невыразительно. На долю последнего досталась пассивная роль — следить за выражением лица академика. Валентин заметил, что сначала Ахтубин слушал с удивлением, поморщился несколько раз, а затем отвернулся и стал глядеть в окно, улыбаясь невпопад.
Сергей, не видя-этого, досказал все до конца. Академик молчал.
— Мы просим дать нам руководителя, чтобы мы могли обсудить все детали, — подсказал Валентин, полагая, что академик пропустил существо дела.
— Прошу прощения, — улыбнулся Ахтубин,— я немножко задумался. Я все понял. Вы не оригиналы, не лентяи и не нарушители. Вы только наглецы, вообразившие себя великими изобретателями. Но это не порок. Наглость ваша от наивности. Вы просто не знаете, как делаются открытия. Думаете, что открытие вроде бабочки, — взмахнул сачком и поймал. Ленау неправ: вас вовсе не нужно окорачивать. Препятствия только раздразнят вас, вы будете скулить и жаловаться, что вас затирают. Наоборот, нужно дать вам работать, и через месяц вы явитесь ко мне с длинным носом и грустными глазами, придете извиняться:  «Мы не знали, не предполагали, такие трудности, не выходит ничего...».
— И тогда, — Ахтубин встал из-за стола и голос его загремел, — тогда я прогоню вас. Почему не выходит с дальними передачами, я и сам знаю. Я даже могу догадаться, почему не выйдет ионосферная передача. Но никого .не интересует — «почему не выходит». Как добиться? — вот что важно... Ваше раскаяние никому не нужно, но всем нужна передача энергии без проводов, хоть какая-нибудь, пусть в ионосфере. Вы думаете, что беретесь за диссертацию. На самом деле вы замахиваетесь на подвиг! А подвиг требует подвижничества. Писать после службы — не серьезно. Из лаборатории я вас возьму, но только на таких условиях: рабочий день — пятнадцать часов в сутки. Никаких развлечении — два года не ходить в кино, не смотреть телевизор, не читать романов. Час в день — прогулка на лыжах. Знакомым девушкам напишите, что вы уехали в экспедицию на Южный полюс. Уж если браться за небывалое; так браться всерьез... На размышление даю три минуты. Колебание считаю отказом. 
3
«Дорогая Зина! Нам с Валентином повезло. Мы попали в хорошую школу, к настоящему учителю. Чувствую себя, как мальчишка, которому тренер пообещал сделать из него чемпиона. И радостно, и боязно. Вдруг сорвусь, не оправдаю ожиданий. Но доверие надо оплатить. Мы дали слово стать монахами на два года, забыть обо всем, кроме работы... и о тебе забыть, Зина...».
Нет, это письмо не было написано. Сергей слагал его в уме. Совесть не разрешала писать, а сердце подсказывало лазейки — ведь Ахтубин сказал: «Предупредите знакомых девушек, что вы уехали на Южный полюс». Значит, позже писать нельзя, а сейчас можно, даже рекомендуется.
Но условились же друзья, что Зина для них не существует. 
А нужен ли этот уговор Валентину? Разве он помнит о рыжеволосой крановщице? Ведь потом была первокурсница, которая плакала на вокзале. Надо быть взрослым человеком. Сейчас Сергей возьмет бумагу...
А рыжеволосой крановщице нужно это письмо?
4
Так можно работать только в молодости, и то недолго.
Подъем в шесть утра, когда окна еще синие, и глубокие тени лежат под деревьями. Проворно вскочивший Валентин тормошит заспавшегося Друга:
— Вставай, лежебока! Думаешь открытие — это бабочка? Взмахнул сачком — и тут оно...
Зарядка, душ, завтрак. Как только волшебные дверцы домашней почты уносят грязную посуду, друзья садятся за письменный стол.
Доставляя еду, посуду, книги, чистое белье, почта избавляла их от житейских хлопот... и от передышек тоже. Право, Новиковы не отказались бы пройтись по свежему воздуху в столовую или в библиотеку. Это было бы разминкой, приятной переменой. Но идти не было необходимости, требовалось только набрать номер и сказать дежурному библиотекарю:
— Пришлите мне «Вестник метеорологии» за 1964 год. 
Прогулка полагалась перед сном, в девять вечера. А в течение дня, через каждые два часа, устраивалась зарядка. Друзья приседали, потягивались, боксировали и, приоткрыв окно, жадно глотали морозный воздух.
— Будем гулять в форточку, — говорил Валентин.
Иногда терпение его лопалось. Он шумно вскакивал, швырял на пол книги...
— Нет, я не могу так! Я оброс мхом, у меня заржавели коленки. Брошу все, пойду на танцы.
— Стыдись, — говорил Сергей, — думаешь, открытие — это бабочка...
А под вечер, когда Сергей неудержимо зевал и осоловевшими глазами три раза водил по одной и той же странице, Валентин неожиданно хлопал его по плечу.
— Проснись, соня! Я сделал телефонный заказ, сейчас нам пришлют открытие на блюдечке с голубой каемочкой.
Первые месяцы они сидели только над книгами. Это называлось «изучать историю вопроса». Вопрос изучали по русской и иностранной литературе. Пришлось заниматься языками. Валентин взял немецкий и французский, Сергей — английский и итальянский.
Обилие литературы потрясло их. Сначала каждая статья казалась откровением. Сердясь на свое неумение конспектировать, они переписывали статьи чуть ли не дословно. Потом сведения стали повторяться. Выяснилось, что Стоубридж цитирует Мезье, а Мезье заимствовал у Гофмейстера, а Гофмейстер использовал теорию Пацци, Пацци же опирался на книгу Борисова, где приведены были таблицы измерений, полученные от шестого советского спутника. И знать надо было только эти таблицы — голые факты...
— Мозаика! — говорил Сергей, презрительно отодвигая толстый обзорный учебник...
— Увесистый факт! — радовался Валентин, встретив в коротенькой статье описание малоизвестного опыта.
Друзья находили все меньше и меньше неизвестного, но все же исправно читали специальные журналы, потому что для них могла иметь значение даже строчка или несколько цифр.
— Коэффициент полезного чтения у нас ничтожный, —  жаловался Валентин Ахтубину.
Академик утешал:
— Ничего, товарищи, одно нужное дело вы уже сделали: составили лучшую в мире картотеку по ионосфере.
Новиковы являлись к Ахтубину регулярно, раз в две недели, по вторникам. Академик принимал друзей у себя на квартире. Жена его поила их чаем с невкусными коржиками домашнего приготовления, слушала молча, но на ее лице выражалось одобрение или неодобрение.
— Я тоже так думаю, Юлик, — говорила она еле слышно.
За чаем Новиковы давали отчет: что изучали, что нашли нового, что придумали. Ахтубин слушал, делал замечания:
— Да, вы правы; конечно, Мезье ни к чему читать. Он компилятор; пересказчик, он, если хотите, клоп на теле науки. Наверное, клопы тоже считают себя людьми, потому что в их теле человеческая кровь. Нет, не жалуйтесь, время не прошло даром. Вы уже научились разбираться в науке без няньки. Можете самостоятельно жевать сухую пищу — отчеты об опытах. Опыты важнее всего. Вам тоже пора приступить. Значит, в следующие две недели вы должны успеть... записывайте...
— Помилуйте, Юлий Леонидович, где же нам справиться?
— Справитесь. Вас двое. Читать вы уже умеете, учитесь распределять работу. А как же иначе, как вы рассчитываете сделать открытие? Надеетесь на свою гениальность? Не советую. Ребята вы толковые, но ничего исключительного я в вас не вижу. Опередить всех на свете вы можете только одним способом — больше всех работать.
Первое время друзья с тревогой открывали иностранные журналы — боялись, что на другом краю света кто-нибудь уже начал покорять ионосферу. Тревога была напрасна. Никто не оспаривал первенства, успех зависел только от них самих.
Больше волнений доставляли соперники.
Прежде всего профессор Глебычев, их строгий рецензент из Института дальних передач. Он уже проектировал электропередачу постоянным током на две тысячи двести километров. Довольно успешно работал Веретенников с короткими радиоволнами. В том же направлении продвигались иностранные ученые Ямамото, в Японии, Блекпул в Англии. Трубин по-прежнему выступал только в популярных журналах, грозил, что скоро передачи будут отменены. Однако статей было слишком много. Чем больше обещаний, тем меньше верили Новиковы в технические удачи Трубина.
— Может, и нам поломать голову над аккумуляторами? — спрашивал Валентин. Он бескорыстно увлекался чужими идеями. К тому же новые пути казались ему заманчивее. Ведь на старом все препятствия известны наперечет -— ни одного не обойдешь, не перескочишь. А на новом — кто его знает? Вдруг выйдет в одну минуту: возьмешься, и сразу успех.
Но Сергей непоколебимо держался за ионосферу.
— С аккумуляторами другие работают, — возражал он. — А на ионосфере мы сидим одни, нам и нужно добивать. Если путь неправильный, хотя бы выясним это, чтобы другие зря не брались. 
Валентин ворчал, что ему не хочется работать на архив, но соглашался:
— Ладно, не будем ловить бабочек.
5
Друзья знали: корпение над книгами — это только самое начало работы, предварительная подготовка. В книгах они могли найти опровержение или подтверждение, но не доказательство. Доказать идею можно было только одним способом: подняться в ионосферу и пропустить там ток. Но чтобы подняться, нужно построить две громадные ракеты, затратить миллионы рублей и труд тысяч людей. Стоит ли тратить труд и деньги? Вот что должны были выяснить Новиковы.
Полгода они листали страницы, собирая сведения об ионосфере. Сведения показывали, что ток пойдет. Расчеты также показывали, что ток пойдет. Показывали, но не доказывали. Ведь сведения были неполны, добыты немногочисленными приборами. Приборы могли упустить что-нибудь важное и неожиданное.
«Определенных возражений нет», — вот и все, что сказали книги.
Покончив с чтением, друзья перешли к опытам на моделях.
Счастье их, что они работали в Новосибирске. В другом месте им пришлось бы самим придумывать приборы для каждого опыта. В Новосибирске они ходили из корпуса в корпус, из института в институт и выбирали подходящие лаборатории. Перед аспирантами Ахтубина открывались все двери — иногда, правда, с неохотой, но все же открывались. С полуночи до восьми утра лаборатории пустовали. Новиковы могли использовать любую.
Им нужно было сделать модель — нечто похожее на ионосферу. В ионосфере газы необычайно разрежены, с земной точки зрения, — это вакуум, почти безвоздушное пространство. И первые опыты Новиковы проводили в вакуум-камере атомного ускорителя, на беговой дорожке, где мчались электроны, безуспешно соревнуясь с мировым рекордсменом скорости — светом.
Ночная дежурная — исполненная важности двадцатитрехлетняя лаборантка со строгими бровями — провела их к пульту управления. Она прикоснулась к кнопкам, за прозрачной пластмассовой стеной задвигались стальные руки. Что-то они открывали, закладывали и вытаскивали. Вот заработали насосы, в камеру поступил прогретый ультрафиолетовыми лучами ионизированный газ. Новиковы с волнением следили за приборами. Они подсчитали заранее: если стрелка дойдет до второго деления, это означает, что они правы, ток в ионосфере пойдет. И вот стрелка нерешительно дрогнула, двинулась, перешла первое деление, качнулась назад... опять вперед, опять назад. Когда второе деление было пройдено, друзья обнялись. Они обнимались и хлопали друг друга по спине, кося глазами на прибор.
Идея была подтверждена... но не доказана. Аналогия, как известно, не доказательство. У модели было сходство с ионосферой, но было и отличие. И там и тут — разреженный газ. Но камера узка, заключена в твердые стенки, ионосфера обширна и стенок никаких у нее нет, там все может быть иначе.
— А, может, повторим для верности опыт? — опросил Валентин, оглядываясь почему-то на лаборантку со строгими бровями.
Сергей перехватил его взгляд.
— Мы уезжаем на, два года в Антарктику, — сказал он сурово. — Ты не забыл, Валентин? Ахтубин велел сообщить это всем знакомым девушкам.
Чтобы избежать влияния твердых стенок, Новиковы перенесли опыты на простор, в природу. Мелкое горько-соленое озеро на границе Казахстана избрали они своей моделью. Соленая вода играла здесь роль ионизированного газа. Дело было в начале лета. Над неправдоподобно синей водой висело такое же синее небо. Друзья раскладывали на белом песке металлические листы, служившие заземлением. Песок жег ступни, солнце опаляло плечи. Каждые полчаса Новиковы бежали к воде окунуться.
— Здесь надо провести побольше опытов, — сказал однажды Сергей, нежась в прогретой солнцем воде.
Валентин погрозил пальцем:
— В форточку гулять, в форточку!
В общем, ток пошел по озеру. И этот опыт подтвердил идею. Подтвердил, но не доказал. Ведь аналогия не доказательство. Есть сходство между водой и ионосферой, но есть и разница. Здесь — соленая вода, там — ионизированный воздух. Вода сравнительно однородна, в ионосфере облака ионов, слои с разной проводимостью, какие-то волноводы, по которым радиоволны проходят беспрепятственно на тысячи километров.
Еще две недели друзья провели в геологической партии. Здесь моделью была земля — горы, холмы, пласты пород. Вместе с геологами Новиковы прорубали в тайге просеку, укладывали гать, вытаскивали застревающую в грязи автомобильную электростанцию. Партия занималась электроразведкой, пропускала ток сквозь землю, искала, где проводимость наибольшая. Таким способом находят скрытые под землей руды металлов. Новиковы попутно делали свое дело — изучали, как идет ток в земле.
Ток шел беспрепятственно. Еще одно подтверждение, но не доказательство. Ведь земля — не ионосфера. Проводимость у них сходная, там и тут неоднородности, но неоднородности-то различные. В ионосфере все может быть иначе.
В отделе Белого угля Новиковы построили гидравлическую модель. Здесь роль ионосферы выполняла земляная плотина, роль тока — вода. Просачивание воды обозначало прохождение тока. Вода просочилась. Новиковы получили еще одно подтверждение, но не доказательство. Ведь электричество и водный поток — не одно  и то же. Они только сходны.
Наконец друзья решили сделать совершенно точную модель — математическую. Они свели в таблицы все, что было им известно об ионосфере,  составили несколько вариантов — зимняя ионосфера, летняя ионосфера, особо возбужденная (когда на Солнце много пятен) и т. д. Получилось несколько толстых тетрадей с цифрами. Делать расчет по этим таблицам было, нельзя — ста жизней не хватило бы. Опасаясь, что задача неразрешима, Новиковы явились в цех вычислительных машин. Их встретил сменный инженер-математик, молодая женщина, окончившая недавно университет. Она была всего на год старше Новиковых, но относилась к ним покровительственно: ведь они так мало понимали в машинных вычислениях.
Женщина составила программу расчета — как бы построила цифровую модель ионосферы. Получилось, что ток пойдет. Еще одно подтверждение и опять же не доказательство. Машина, конечно, не ошибалась в цифрах, решала задачу правильно, но ведь условия задачи диктовали ей Новиковы. В подлинной ионосфере могли быть неожиданности, не отраженные в таблицах.
Только полет в ионосферу, только опыт мог дать доказательство!
Но стоило ли тратить на полет труд и деньги?
Второй год работы был посвящен подготовке к решающему опыту. Самое важное — его уже можно было провести. Техника созрела.
Изделия рук человеческих проникли в ионосферу только после второй мировой войны. Это были военные ракеты, приспособленные для научных исследований. Они поднимались на сто, сто восемьдесят, четыреста километров... В них размещались приборы, фотоаппараты, спектроскопы...
Ракеты эти залетали в ионосферу лишь на несколько минут и сразу же падали. Люди знакомились с ионосферой как бы по моментальным фотографиям. И все же ракеты открыли много интересного, даже неожиданного. Некоторые догадки подтвердились, многие цифры пришлось исправить.
Но вслед за мимолетными гостьями появились в ионосфере и постоянные жители — наши советские спутники. Спутники проводили в ионосфере многие месяцы и годы, пронизывали ее насквозь, уходили выше, в безвоздушное пространство, и вновь возвращались. Мгновенные фотографии, отрывочные сообщения сменились обстоятельными докладами. Плотность ионосферы оказалась куда больше, чем думали, электропроводность — тоже.
На долгоживущих спутниках можно было ставить серию опытов, не считаясь со временем. Новиковы так и планировали: послать в ионосферу два спутника.
  Идея опыта была очень проста: летят два спутника, корпус одного заряжен положительно, корпус другого — отрицательно. В электропроводном воздухе между ними возникнет ток.
Схема была нарисована: два кружочка, в одном — плюс, в другом — минус. Но потом понадобилось дать эскизный проект. Тут и начались мучения!
Ни один самый великий изобретатель не изобретает все заново. Каждое открытие состоит из предыдущих, больших и маленьких, чужих находок, как речь состоит из слов, а здание из фундамента, стен, лестниц, крыши... Пароход — это паровая машина, поставленная на корабль. И паровой двигатель и корабль были созданы раньше, чем родился изобретатель парохода. Но это не умаляет его заслуг. Поставить паровую машину на корабль было трудно. Много лет ушло на подгонку и приспособление.
Подгонкой и приспособлением предстояло заняться и Новиковым.
Спутники были созданы без них, без них открыты законы электростатики и изобретены электростатические генераторы — машины, создающие электрический заряд. От Новиковых требовалось только поставить генераторы на спутники, один зарядить положительно, другой отрицательно. Задача проще простой.
Но генератор — это многоэтажная башня с громадным шаром. Спутник его не поднимет. Начинаются поиски — нет ли в  каком-нибудь институте генератора мощного, но небольшого. Такой не находится — при небольшом генераторе ток получается слабый. Идут поиски особо чувствительных приборов, отмечающих очень слабый ток. Мучительные раздумья — нельзя ли приборы сделать еще чувствительнее, а легкий генератор мощнее?
Затем встает трудная проблема питания. На Земле это несложно: питание дает электрическая сеть, поставил трансформатор, включил вилку в штепсель — и проблема решена. Но в ионосфере нет никаких сетей. Питание должен дать единственный двигатель, тот самый, который разгоняет ракету, выводит ее на орбиту. К нему надо пристроить турбину, к турбине присоединить генератор. Но турбина — добавочный груз, и топливо для турбины — тоже груз. Опять надо облегчить генератор, ток получится слабее, приборы нужны чувствительнее. Подходящие приборы где-то найдены... но радость кратковременна. Сергей делает проверочный расчет, и выясняется, что помехи могут быть сильнее полученного тока.
Наконец, аппаратура подобрана, все подогнано, расставлено, начерчено. Пишутся списки деталей, подсчитывается вес. Получается семь тонн лишних. Ракета не оторвется от Земли. Идет придирчивая проверка деталей — нет ли необязательных. Нельзя ли четырнадцать рычагов заменить четырьмя? Нельзя ли выкинуть крепление, станину или стойку? И нельзя ли обойтись без..? Извечный вопрос конструктора — «Нельзя ли обойтись?».
6
Но все же настал день, когда друзья положили на стол Ахтубину красную папку с тиснеными буквами: «К вопросу о возможности электропередачи через проводящие слои атмосферы»— краткое введение, обширный обзор чужих книг, отчет об опытах, четырнадцать сложенных гармоникой чертежей с размерами, перечнем деталей, подсчетом веса и стоимости — хоть сейчас шли заказ на заводы.
И учитель и ученики были настроены торжественно. Принимая папку, Ахтубин погладил шершавый переплет, провел пальцем по вдавленным буквам.
— Хорошо, — сказал он, — повезу в Москву, дорогой почитаю. Все проверили? И размеры на чертежах? А где подписи? Подписывайте сейчас же!
Друзья переглянулись, Сергей подтолкнул Валентина.
— Юлий Леонидович, — начал тот неуверенно, — мы толковали с Сергеем... По справедливости, если вспомнить, сколько вы давали ценных советов... все время направляли... одним словом, мы считаем, что на проекте должна стоять ваша подпись.
Ахтубин пристально посмотрел на Валентина, словно хотел прочесть невысказанные мысли.
— По справедливости? — переспросил он. — По справедливости, может быть, стоило поставить и мою фамилию и еще сто других — всех, чьи мысли вы использовали, начиная с Попова и Хэвисайда. Вообще, на свете не бывает книг, где излагались бы мысли одного автора. Но так уж принято... подписывает тот, кто писал. И я, извините, порядок менять не буду. Я человек пожилой и с предрассудками. Уж лучше я свое отдам, чем сяду к чужому столу. Разве я выдохся? Не настаивайте, а то обижусь.
7
— Буду наслаждаться жизнью, — сказал Валентин, выходя из квартиры Ахтубина, — спать по десять часов, загорать, купаться, читать только «Библиотеку приключений»! Об ионосфере и слышать не хочу! Отдых полнейший. И давай установим: кто произнесет слово «ионосфера», тот платит штраф — пять рублей.
В первый раз за два года им нечего было делать. Спать — рано, вечер только начинается. На землю уже набежала тень, потушила краски, на небе проступили звезды... только сиреневая дымка на западе напоминает об ушедшем дне.
— Вот тебе привет из ионосферы, — сказал Сергей. — Этот сиреневый отсвет оттуда.
— Штраф, штраф! — закричал Валентин.
Они пришли домой. Сергей снял пиджак и лег на диван. «Я решил ничего не делать», — было написано на его лице. Валентин взял трубку, позвонил в стол заказов библиотеки.
— Пришлите мне что-нибудь душещипательное, Лидочка. (И здесь он завел знакомство!) Какое-нибудь послеобеденное чтиво. На ваш вкус. Нет, оттисков не надо. А что, уже получили? Ну, присылайте, спасибо.
И, положив трубку, сообщил:
— Слышал, Сережка, вышел сборник материалов о полетах людей в ионосферу. Я велел прислать...
— Плати! — мрачно отозвался Сергей.
Штрафной фонд рос. На следующий день,
выложив десятый по счету штраф, Сергей возмутился: — Безобразие! Отстань от меня с этим запретом! Я хочу отдыхать в свое удовольствие, думать, о чем мне нравится, хотя бы об ионосфере.
Валентин молча протянул ладонь, сложенную лодочкой. Клади, дескать!
Вечером он -пришел с новым предложением:
— Нам надо переменить обстановку. Уедем от этих стен, пропитанных миазмами науки. Я записался на две путевки в туристский поход. Послушай только: Бийск — Телецкое озеро — Алтайский заповедник. Ты был в походе когда-нибудь?
— Выдумал тоже! Таскать по горам на себе мешок с продуктами! Я хочу выспаться.
— В горах совсем не хочется спать. Там воздух такой— заменяет сон. Прилег на минуту и встаешь свежий. А голова выключается совершенно. С утра до вечера ты в хлопотах: получаешь продукты, укладываешь рюкзак, снимаешь палатку,  расставляешь палатку, собираешь дрова для костра...
— Но это же каторга! — воскликнул Сергей.
— Отдыхать надо активно, Сережа. Представь себе: ночь в лесу. Вокруг черным-черно. Тишина. Дежурный раздал ужин, взывает: «Кому добавку, кому еще какао?» Дрова в костре трещат, искры летят к небу. Звенят песни: «Шагай в цепочке, шагай в цепочке!» Ты знаешь хоть одну туристскую песню?
— У меня нет голоса, — мрачно изрёк Сергей.

 

 

Но все же он дал себя уговорить. Дней через десять, сидя возле палатки на туристской базе, Сергей старательно перекладывал рюкзак: одеяло ближе к спине, чтобы было помягче, сухари — к карманам, банки со сгущенным молоком — в середину. Рядом стоял инструктор — тоненькая девушка в голубой выгоревшей майке и тяжелых, похожих на кувалды, ботинках.
Нет, так вы намнете спину, — говорила она. — Расправьте одеяло. Какой-то безрукий вы, Новиков!
Мимо пробежал долговязый парень в красной футболке с пятеркой на шине. Год назад он выступал в эстафете, выиграл приз и до сих пор носил счастливый номер.
— Где Новиков?—кричал он. — Новикову телеграмма. Нет, не в туркабинете, я захватил с собой.
Сергей развернул бланк и прочел:
«Срочно вылетайте Москву. Обсуждается полет.
Ахтубин»
Назад: Глава девятая ВСЕ ЦВЕТА РАДУГИ
Дальше: Глава одиннадцатая УБИЙЦА ОБЕЗЬЯН