На протяжении XVIII века замужняя американка имела три роли: жены, объекта желания и предмета любви; матери, делившей обязанности по воспитанию детей со своим мужем; и домохозяйки, на которой лежал ряд домашних обязанностей, отнимавших большую часть сил.

Почти все женщины посвящали время религиозным занятиям, таким как молитва, чтение Библии, посещение церкви и обсуждение проповеди в женском кругу. Женщины в больших и маленьких городах ходили друг к другу в гости – они не только общались, но, если возникала необходимость, помогали друг другу, если одна из них заболевала или восстанавливалась после родов. Состоятельные дамы могли вместе с подругами предаваться изысканным развлечениям: ходить на ужины и вечеринки и отправляться в путешествия, которые могли длиться пару дней или недель. В свободное время они писали письма и занимались искусствами, например играли на клавесине или фортепиано, вышивали или сочиняли стихи. Как и всегда, наличие денег облегчало жизнь женщины, но большую роль играло и место проживания; например, жительницам городов не приходилось так тяжело трудиться, как крестьянкам, а жительницы Севера могли отправлять своих дочерей на учебу, чего пока не делали на Юге.

Статус жены определялся положением мужа. В народе ее знали как жену кузнеца или министра, губернатора или торговца – за очень редкими исключениями личные заслуги во внимание не принимались, но иногда жена могла прослыть умелой повитухой или обрести последовательниц в религиозной общине.

Выходя замуж, женщина становилась с точки зрения гражданского законодательства, система которого была перенята из Англии, feme covert – персоной, находящейся под защитой и покровительством своего мужа. Только он мог участвовать в судах, составлять завещания, заключать сделки и покупать или продавать недвижимость, в том числе ту, которая до брака принадлежала жене. У женщины не было никаких законных прав, а развод получить было сложно, так что женщины были предоставлены на милость своих мужей.

В английских, французских и американских текстах этого периода повторялась одна и та же мысль: женщина – «немощнейший сосуд» и «слабый пол», она должна подчиняться воле мужчины, служить мужу и растить детей. В XVIII веке усилия просветителей были направлены на критику религиозного представления о человеческой истории, и главным авторитетом вместо Бога стала природа, однако женщина по-прежнему сохраняла свой подчиненный статус. В своем романе воспитания «Эмиль», популярном по обе стороны Атлантики, Жан-Жак Руссо писал, что мужчина «должен быть активным и сильным», а женщина – «пассивной и слабой». «Первое и самое важное качество женщины – кротость… ‹…› она должна с ранних пор научиться терпеть даже несправедливость и безропотно сносить вины мужа».

Знаменитые британские и американские писатели обращаются к извечной дискуссии о неравенстве мужчины и женщины. Подчиненное положение женщины объясняют как божьим промыслом, так и отсутствием у нее здравого смысла – так или иначе, колонисты считали, что жены слабее мужей и, следовательно, должны во всем на них полагаться. В этом сходились церковные чины, врачи и моралисты: «Женщина задумана Провидением зависимой и, следовательно, должна подчиняться». В пособиях, таких как, например, книга Джона Грегори «Отеческие наставления дочери» (1774), передавали эту мысль завуалированно, советуя женам не «прислуживать» мужу, а «угождать» ему, но посыл оставался тем же: женщине необходимо покориться, чтобы удостоиться защиты и поддержки мужчины.

Если жена не проявляла должного уважения или вовсе отбивалась от рук, муж мог утвердить свой авторитет при помощи того, что в английском праве называлось «исправлением с применением умеренной физической силы», – то есть побоев или запирания женщины в ее комнате. Такие формы насилия были разрешены, если не приводили к необратимым повреждениям организма или смерти. Мужья, отличавшиеся особой жестокостью, преследовались по закону, и на некоторых подавали в суд их собственные жены при поддержке родных и соседей. Таким образом, некоторым женщинам удавалось разорвать отношения с мужчинами, которые их мучили. Однако большинство, вероятно, терпели, сжав зубы.

Представления о том, что женщина по своей природе хуже и несовершеннее мужчины и что она сама не может отвечать за себя, популярные в народе и закрепленные в законах, должны были влиять на женскую самооценку. Историк Мэри Бет Нортон исследовала множество женских дневников и писем и сделала вывод, что женщины действительно считали себя неполноценными и страдали тем, что мы сегодня называем низкой самооценкой. То, о чем рассказывает Нортон, впечатляет… и приводит в ужас. «Жалкое беспомощное создание», «садовая голова», «идиотка», «бездарная», «недальновидная», «тусклая», «глупая», «странная», «непоследовательная», «унылая», «тупая» и «вечно заблуждающаяся» – вот лишь некоторые эпитеты, которыми награждали себя сами женщины в общении между собой.

Единственной территорией, на которой женщина могла продемонстрировать все свои умения и лучшие качества, был дом, считавшийся ее «естественной средой обитания». Домашнее хозяйство по-прежнему во многом зависело от тех заготовок, которые сделает хозяйка, поэтому жены могли хвастаться тем, насколько эффективно руководят домом. Представительницы среднего класса имели одного или двух слуг и попрежнему сами поставляли большую часть еды на семейный стол: выращивали овощи и фрукты, производили молочную продукцию; жены по-прежнему пряли и ткали, хотя горожанки уже получили возможность покупать какие-то предметы гардероба; большинство жен по-прежнему обшивали все семью, включая слуг, хотя состоятельные женщины могли позволить себе нанять швею. Если женщина была избавлена от некоторых домашних обязанностей, она занималась прикладным творчеством: украшала покрывала для кровати и занавески шерстяными ткаными узорами, делала кружевные чепчики и рукава. Не дай Бог, чтобы она проводила вечер, ничего не делая – как высказался один моралист, «вечернее безделье… не идет женщине на пользу». Когда в музеях мы видим эти замечательно украшенные предметы быта, не стоит забывать, что лишь немногие женщины могли себе позволить досуг и творчество.

Состоятельные жительницы Севера просыпались раньше восьми, утром занимались домом, обедали около двух, а вечера проводили с друзьями либо за поездками верхом, чтением и музицированием. Обеспеченные южанки тоже проводили свои дни в домашних делах и развлечениях. Юг славился гостеприимством, и друзья и родственники нередко наведывались в гости без предупреждения, ожидая, что их хорошо накормят и приютят.

Но большинство женщин трудились не покладая рук. В городе нанять прислугу было не так дорого, если же денег на это не было, жена – а многие женщины до свадьбы сами работали в качестве служанок, поварих и прачек – вынуждена была взвалить на свои хрупкие плечи целый вал домашних дел. Некоторые жены помогали своим мужьям в работе, а некоторые даже, становясь вдовами, брали бразды правления в свои руки. У деревенских жен дел никогда не убавлялось, ведь в отсутствие рынков и магазинов каждая семья должна была собственными силами производить все, что было необходимо для жизни.

Жены, которые вместе с мужьями переезжали в удаленные поселения в погоне за более просторными земельными участками и карьерными перспективами, зачастую страдали от полного одиночества. В переписке с женой один судья из Северной Каролины рассказывал, как остановился на ночлег в доме молодой семьи, столь отдаленном, что до ближайшей подруги юной супруги было восемьдесят миль. Женщины, жившие в малонаселенных областях, писали домой родственникам с жалобами на одиночество и трудности, хотя некоторым удавалось, подобно их потомкам-иммигрантам, обратить неприятную ситуацию к своей выгоде.

До недавнего времени многие историки склонны были идеализировать жительниц колоний, ставя их в пример современным женщинам. Как могут женщины сегодня говорить о тяготах родов и воспитания детей, когда у них в среднем по два или три ребенка, а у их предшественниц было шесть или восемь? Как они, вооруженные стиральными машинами и электрическими плитами, могут жаловаться на тяжесть домашнего труда, когда прежде американки все делали сами, в том числе сами варили мыло? Эти «безропотные» жены ставились в пример современным «декаденткам» как образцы трудолюбия и благочестия – сходным образом в Римской империи восхищались римлянками периода Республики.

Но ни римляне периода Империи, ни американские историки не утруждали себя ответом на вопрос о том, что могли сами женщины думать насчет своей жизни. Они никогда не задумывались о том, были ли эти женщины счастливы. Одно дело – судить о том или ином историческом периоде по таким общедоступным источникам, как фасады храмов или правительственные документы, другое дело – смотреть, как сами женщины описывают свой жизненный опыт в поэзии, письмах, дневниках, мемуарах и других источниках.

Одним из свидетельств того, что американки в XVIII веке были не такими образцово-показательными довольными женами, какими их хотят выставить, могут служить объявления в газетах, в которых мужья сообщали о супругах, «тайно бежавших из родной кровати» или «скрытно покинувших домашний очаг». Эти объявления, помещенные в одном разделе с объявлениями о потерявшейся лошади, сбежавших рабах или прислуге, свидетельствуют о том, что благополучие семьи не зависело от достатка. С какой целью мужья помещали подобные объявления? Прежде всего, чтобы снять с себя ответственность за долги, которые могла сделать бежавшая жена. Кроме того, они, очевидно, желали унизить беглянку в глазах общества. Бежавших жен могли обвинить в том, что они унесли с собой имущество, им не приналежавшее: серебряную посуду, деньги или украшения, – или в неверности, как, например, в этом объявлении:

Иногда жена предпринимала попытку защититься; так, например, следующее объявление было размещено в газете от имени Сары Кантуэлл:

История, которая кроется за любым из таких объявлений, вполне может лечь в основу захватывающего романа.