Книга: Великие княгини и князья семьи Романовых. Судьбы, тайны, интриги, любовь и ненависть…
Назад: Свадьба
Дальше: Деспотичная балерина и кроткая монахиня

Под властью двух императоров

Великий князь и княгиня попытались жить «вместе, но порознь». Она отдавала все свои силы воспитанию детей и благотворительности, он – государственной службе. У него много работы: то его командировали в Николаев, чтобы обновить укрепления, то в Крым, то в Кронштадт. В 1858 г. ему поручено командование гвардейским кавалерийским корпусом. Князь был прекрасным наездником, видевшие его на коне вспоминали о кентаврах. 30 августа 1867 г. великий князь Николай Николаевич назначен главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа.
Военные столкновения с Турцией продолжались на протяжении всего XIX в., и Стамбул – Константинополь – Царьград оставался далекой и недосягаемой целью. Он манил и сводил с ума многих Романовых. Попал под обаяние лозунга «Крест на Святую Софию» и великий князь Николай Николаевич. В 1872 г. он посетил Константинополь и Иерусалим и, пользуясь случаем, внимательно изучал турецкие войска.
20 апреля 1875 г. великий князь зачислен в лейб-гвардии Казачий Его Величества полк, а 11 июля того же года – в сословие Донского Казачьего войска. В это время в Боснии и Герцеговине, а затем в Болгарии турки жестоко подавляют восстание славян. В следующем году Сербия объявила войну Османской империи. С большим трудом славянам удается сохранить свою независимость, и тогда Россия предъявляет Турции ультиматум.
Весной 1877 г. пришло время для нового этапа противостояния России и Турции. Началась мобилизация войск Киевского, Одесского и Харьковского военных округов. Из них сформировали действующую армию, командовать ею поручили великому князю Николаю Николаевичу. Вновь на горизонте замаячил пресловутый «Крест на Святой Софии».
* * *
Когда новый командующий отправляется к войскам, князь Д. А. Оболенский делает в своем дневнике такую запись: «Несколько корпусов мобилизуются. Великий князь Николай Николаевич назначен главнокомандующим: на этого великого князя, не знаю почему, я возлагаю великие надежды. Он, говорят, хороший кавалерийский генерал, и его солдаты любят. Ума он большого не имеет, но прост, без претензий, и хотя слаб по женской части и этим много себе повредил, но смотрит молодцом. О стратегических его способностях, разумеется, судить нельзя, но ежели Богу угодно будет благословить наше дело, то он даст способности и не имеющему оных, и ежели сам великий князь не заслужил милостей от Бога, то зато жена его – великая княгиня Александра Петровна – уже, несомненно, на хорошем счету у Него… Эта женщина – необыкновенное явление. Здесь над нею в высшем обществе смеются, и она подает к этому повод, ибо относится ко всем светским и придворным приличиям с открытым презрением. Она является среди двора какою-то юродивою или блаженною. И она действительно такова, и это в ней неподдельно. При этом она не просто юродивая, а русская юродивая, со всеми инстинктами, вкусами и симпатиями самой простой русской женщины. Но сколько она делает добра и как она это делает – про то знают только ею облагодетельствованные. Все это представляется мне столь необыкновенным, что я готов думать, что в этом чудачестве есть что-то предзнаменательное».
* * *
Но бравый кавалерист оказался очень плохим главнокомандующим. Статс-секретарь Половцов писал: «Великий князь Николай Николаевич глупыми своими распоряжениями вселил к себе презрение, близкое к ненависти. Невежество, грубость с подчиненными, отсутствие везде, где было что-то важное, отвратили от него и уважение офицеров, и любовь солдат». И не только ему казалось, что войска под номинальным руководством великого князя фактически потеряли управляемость. По столице расползались слухи, что русские войска переправлялись через Дунай под таким плотным огнем турецких укреплений, что потом в телах павших воинов находили по десять пуль. Вместо Плевны русские войска по ошибке берут расположенный на другом берегу реки город Никополь, и пока с размахом празднуют победу, в настоящую Плевну приходит подкрепление.
Потом – кровопролитная осада Плевны, окончившаяся взятием крепости, но унесшая много жизней. В этих потерях обвиняли великого князя. Четвертый, самый кровопролитный штурм Плевны стоивший жизни 13 000 солдат, назначили на день именин Александра. Поэт Александр Александрович Вольхин позже напишет:
Там, где Плевна дымится, огромный курган —
В нем останки еще не догнили:
Чтоб уважить царя, в именины его
Много тысяч «своих» уложили…

Именинный пирог из начинки людской
Брат подносит державному брату;
А на родине ветер холодный шумит
И разносит солдатскую хату…

Николая обвиняли в том, что он, завидуя талантам генерала Скобелева, в критический момент не послал ему подкрепления и тем отсрочил взятие Плевны. В конце концов, турецкий гарнизон просто уморили голодом.
Но вот русские войска остановились в предместьях Стамбула. Николай пишет брату, высказывая «свое крайнее убеждение, что при настоящих обстоятельствах невозможно уже теперь остановиться и, ввиду отказа турками условий мира, необходимо идти до центра, т. е. до Царьграда, и там покончить предпринятое Государем святое дело» Через несколько дней он отправляет еще одно письмо: «Если не получу Твоего приказания остановиться, благословением Божиим, может быть, буду скоро в виду Царьграда!.. все в воле Божией». Военный министр Д. А. Милютин записывает в эти дни в дневнике: «Подозреваю, что великий князь Николай Николаевич нарочно тянет переговоры, с той целью, чтобы продолжать продвигаться все вперед и иметь наслаждение вступить в Константинополь. Вчера я высказал эту мысль государю и по его приказанию отправил вчера же вечером телеграмму к великому князю с повелением ускорить заключение перемирия, коль скоро Порта действительно примет заявленные нами основания мира. Еще сегодня утром государь был очень озабочен тем, что замедление в переговорах подает новый повод к враждебным против нас толкованиям и недоверию. В Вене и Лондоне эксплуатируют это неловкое положение».
Александр не забывал отметить заслуги брата. За переправу через Дунай великий князь награжден орденом Св. Георгия II степени, позже государь пожаловал ему золотую саблю, украшенную алмазами, с надписью: «За переход через Балканы в декабре 1877 года». Но едва ли эти награды могли удовлетворить великого князя. Он слышал, как жители освобожденной древней болгарской столицы Тырново приветствуют русские войска криками: «Да живет Царь Александр! Да живет князь Николай!».
Но Александр не решился штурмовать Стамбул, опасаясь вновь, как уже было под Севастополем, столкнуться с оппозицией большей части Европы. Он получает известие о том, что Англия уже ввела свой флот в Мраморное море, и идет на подписание мирного договора. Великий князь и император обменялись телеграммами, в которых поздравляли друг друга с заключением мира. Николай не забывает напомнить брату: «Господь сподобил Вас окончить предпринятое Вами великое святое дело: в день освобождения крестьян Вы освободили христиан из-под ига мусульманского». А Александр отвечает: «Лишь бы европейская конференция не испортила то, чего мы достигли нашей кровью». Он имеет в виду Берлинский конгресс 1878 г., во время которого сбылись его худшие опасения: России пришлось примириться с потерей независимости Болгарии, в Боснию введены австрийские войска, а Англия захватила Кипр. Но сохранили свою независимость, хотя и утратили часть территорий, Сербия, Черногория и Румыния, а Россия получила часть территории Кавказа. В очередной раз равновесие между европейскими державами было восстановлено, и в очередной раз – ненадолго.
По окончании кампании в 1878 г. Николай Николаевич произведен в генерал-фельдмаршалы и получил Георгиевский крест I степени. Внешне его отношения с братом продолжали оставаться близкими и доверительными. Но в душе накопилась горечь. У обоих были основания винить друг друга за неудачный исход войны.
* * *
Александра Петровна между тем жила с сыновьями в Николаевском дворце, на Благовещенской площади, построенном по проекту архитектора А. И. Штакеншнейдера. С ранней весны до поздней осени они переселялись в Знаменку, имение на Петергофской дороге. Она по-прежнему удивляет весь двор тем, что старается избегать света, бывает на балах, раутах и приемах лишь тогда, когда отклонить приглашение нет никакой возможности. У себя в Знаменке она открыла медицинский пункт для окрестных крестьян, сама ведет прием, учится делать перевязки, посещает больных на дому, приносит им бесплатные лекарства. Она уверена, что медицина – ее призвание. «Долг совести повелевает все отдать, что имею, к осуществлению моего идеала, – писала великая княгиня. – Я с детства была близка к больным, их любила. Видела пример моих незабвенных родителей…»

 

Дворец Николая Николаевича на Благовещенской площади

 

Во время Русско-турецкой войны на собственные средства она организовала санитарный отряд и собирала во дворце женщин, желавших бесплатно работать, готовя перевязочный материал для раненых. Здесь трудились бок о бок и дамы из высшего света, и девушки из магазинов и швейных мастерских.
Впрочем, в свете многие ее считали тщеславной и неискренней. Небезызвестный граф Сергей Дмитриевич Шереметев пишет о Николае Николаевиче: «Он был достоин лучшей участи, он был достоин большего к нему внимания, большей заботливости, большей сердечной теплоты, но всего этого не могла дать ему Александра Петровна. С ним она была резка и насмешлива. Отталкивала его резко, холодно непозволительно. Она жаждала деятельности, искала популярности, изображала из себя русскую царевну, не понимая духа Православия, любила суету благотворительности как спорт, а не влечение сердца. Горделивая, сухая, властная, но и необыкновенно остроумная и саркастическая, она охотно прикидывалась смиренной и простой. Ей, по ее честолюбию, нужен был муж большого ума и силы воли».
Назад: Свадьба
Дальше: Деспотичная балерина и кроткая монахиня