Сушеное манго

И никто меня никогда не убедит, что эта фигня натуральная. Самое засахаренное изобретение на свете. Если это действительно манго, то почему оно так дорого стоит? Почему сушеные фрукты должны быть дороже, чем обычные, ведь они просто засохли! Отвратительно, когда с тебя пытаются слупить деньги за природу, например, за номер в гостинице, если он «с видом на море», дерут втридорога. Это бесит, потому что разве можно брать деньги за вид на море? Море, между прочим, общее.

Это манго – настоящий наркотик. А можно съесть всю упаковку? Конечно. НУЖНО съесть всю упаковку. Мне нравится, что на мякоти видны отпечатки марли, на которой вялили манго. Нравятся тягучие кусочки, чуть подгоревшие и золотистые по краям.

Не переставая жевать, я подхожу к стойке регистрации. Вот так, я не передумала. Не сложила оружие и довела дело до конца. Похоже, они удивлены, что я пришла. Небось думали про меня: «Еще один повержен в прах», что бы это ни значило. В какой еще прах?

– Рада снова вас видеть, – говорит Ибица, глядя на меня сердито, как злая мачеха из сказки, которая надеялась, что избавилась от соперницы (с помощью велотренажера), а я тут как тут, воскресла из мертвых.

– Пожалуйста, пришла на велотренажеры, – гордо говорю я.

– Пожа-а-луйста. – Девицы протягивают мне пропуск.

– Только сегодня не я веду занятия, – говорит Ибица, как будто это заставит меня передумать.

– Очень жаль, – говорю я. Непонятно зачем – это нетипичная для меня фраза, но иногда ведь мы брякаем что-то ни с того ни с сего.

Я не собираюсь обсуждать с ними свою астму. Зачем? Вряд ли их так уж заботит мое здоровье.

Велотренажер. Прекрасно. Чудненько. Никаких. Проблем.

Я кидаюсь в раздевалку. Подтянутые, мускулистые девушки роются в шкафчиках, мурлыканье фенов, запах духов, кокоса и увлажняющих кремов. Все это опаснее и серьезнее, чем коммунальный дух раздевалки при бассейне.

Я сую свое барахло в шкафчик и вижу, что у меня звонит телефон.

Макс.

Я не беру трубку. Мне сейчас ни к чему, чтобы под ногами путались мужики. Время крутить педали и истекать потом, и, страшно сказать, я почти предвкушаю это…