Сыр

День тянется целую вечность. Как будто время остановилось. Теперь я совершенно по-другому понимаю фразу «школьные каникулы», потому что вижу их с другой стороны. Школьные каникулы – это жара, работа и нервы. Долгий и тяжелый труд. Месиво из мамаш и папаш, нянек, младенцев, колясок, размокших хлебных корок, детских ручонок с зажатым в них изюмом и мятым виноградом, раздавленных кукурузных палочек. Дети заявляются к нам, как к себе домой. А я только и делаю, что готовлю зеленый чай, потом чай-латте, потом чай с мятой, потом дурацкий «бебичино». Болтовня, леггинсы, айпады, и никто ничего не ест. Все только пьют. Пьют. Болтают. Болтают. Это очень скучно. Почти так же скучно, как старые кексы, для которых я предложила новый рецепт, чтобы лучше шли. И все младенцы ревут, потому что им жарко. Я машинально отсчитываю девять месяцев назад от августа, чтобы знать, что делать, чтобы ни один из моих детей ни в коем случае не появился на свет летом и чтобы мне не пришлось смотреть на их сморщенные, красные, вопящие личики. Понимаю, как смешно писать все это в медицинском дневнике. Я и не думала, что так свыкнусь с этой писаниной. И полная дичь, что пишу здесь еще и о парне. Ну… не хочу держать вас в напряжении, плюс… мне даже нравится с вами говорить – будто болтаешь с подружкой.

Я только и думаю о Максе и все пытаюсь определить, моего ли он круга. Он не смотрел «Парк Юрского периода». Но так ничего и не сказал ни о той блинной, ни обо мне, ни о веганстве, хотя панини-то он съел, но я точно не помню, с сыром или без – да, с сыром, точно с сыром, да какая разница, просто я схожу с ума, и глаза у меня постепенно перестают видеть. Их застилают пот и усталость, и под мышками образовались круги от пота, и бедра трутся друг о друга, больно раздражая кожу, и я чувствую себя как отвратительная, чудовищная помесь девушки с моржихой – почему парню вроде Макса должна нравиться именно я, если у нас в кофейне ежедневно бывает триллион офигенных красоток? А я просто торчу тут, заполняя собой все пространство. И чувствую, что на руках у меня выступают красные точки, делая их похожими с виду на сырную терку, а на ощупь на корку зернового хлеба.

Чувствую, что груди у меня тоже вспотели, но даже не смотрю туда, потому что, если увижу под ними противные полумесяцы пота, то соглашусь с тем, что, возможно, думают обо мне все остальные – что я страшна как смертный грех.

Я ствол дерева.

Я концертный рояль.

Я брызгаю себе в глотку лекарство.

В конце дня заявляется Макс и говорит самым что ни на есть веселым голосом:

– Если кафе веганское, там, наверное, нет сыра, и очень жаль, потому что сыр я люблю больше всего на свете, но я охотно пойду на эту жертву, Блю. – Он широко улыбается. – Ради тебя.

Ох ты господи.

Удалось.