Книга: Широкая кость
Назад: Чай
Дальше: Исчезающие панини

Панини

Некоторые вещи в жизни очень напрягают.
Не хочу сказать, что они напрягают всех на свете, а не только меня. Но они существуют. Ну представьте себе: под проливным дождем вы пропускаете пятнадцать битком набитых автобусов, потом наконец приходит пустой, и не успели вы обрадоваться, как выясняется, что он идет в парк. Но хуже всего – это когда каждый день приходится поджаривать, нарезать и подавать панини, которые тебе не суждено съесть.
Это самое настоящее испытание силы воли и выдержки на пределе возможного.
О-х-х-х. Когда хлеб поджаривается, моцарелла пускает сок, а песто протекает на решетку. Когда это все нарезаешь, сыр прилипает к ножу и остается на лезвии, а ты не можешь облизать его, потому что на тебя смотрят.
– Ты усложняешь себе жизнь, – говорит Макс, наклоняясь надо мной, когда я фарширую чиабатту. – Если ты не собираешься их есть, зачем стараться, чтобы они так соблазнительно выглядели?
Интересно, это намек на то, что я сногсшибательно выгляжу? Да, я выгляжу сногсшибательно. Соблазнительно? Мама говорит, что ярко-синий цвет подчеркивает мои зеленые глаза и придает коже сияние. Да что за самонадеянность, в самом деле! Как я умудрилась воспринять замечание о бутербродах как комплимент собственной персоне?
– Я не люблю жадничать. Это несправедливо. Туалет нужно оставлять в том состоянии, в каком хочешь его видеть, а бутерброд делать такой, какой хочешь съесть.
Макс улыбается и кивает.
– И то верно. – Он заглядывает мне через плечо. – О человеке многое можно сказать по тому, как он делает бутерброды.
Поворот сюжета.
– Правда?
– Точно тебе говорю.
– Что же этот бутерброд говорит обо мне?
Назад: Чай
Дальше: Исчезающие панини