Бум, бум, бум
Сама того не осознавая, я произношу то, о чем только что подумала, вслух. Проклятые мозги, вы подводите меня.
– Ага, это как в той сцене в «Парке Юрского периода», когда появляется Ти-рекс с пластиковой чашкой воды… ну понимаешь… рябь… – Да заткнись уже, Биби.
– Я не смотрел «Парк Юрского периода».
– Не смотрел «Парк Юрского периода»? Извини, но ты что, пещерный человек? Я просто… мы по-прежнему будем дружить или… – (Или тебя можно повысить до звания моего парня.)
Жесть. Я просто отвратительна.
– Да ладно, старье.
– Зато актуальное. Эффекты и сейчас впечатляют. Вот ты меряешь температуру молока термометром, а для меня «Парк Юрского периода» вроде термометра, чтобы определять, хороши ли в фильме эффекты. Если, допустим, фильм новый и с огромным бюджетом, а эффекты все равно хуже, чем в «Парке», то киношка стопроцентно дрянная.
– Ладно, проверю. – Он делает вид, что воображаемой ручкой записывает на ладони «Парк Юрского периода», а потом будто бы выбрасывает воображаемую ручку через плечо. Я хихикаю: более противного смеха вы никогда не слышали.
– И еще этим фильмом я измеряю свое отношение к людям. С тем, кто не видел и/или не любит «Юрский период», я не могу дружить, он не моего круга.
– Погоди… разве в жизни говорят «и/или»?
– Как хочу, так и говорю, елки-палки.
– Какая ты, однако, воображала.
Это я-то?
– Я?
– Ты-ты.
– Вовсе нет.
– Не нет, а да. Я же не говорю, что это плохо, так что нечего обижаться. Но если это оружие, защитный механизм или что-такое… в общем, не стоит использовать оружие против меня.
Я молчу. И краем глаза поглядываю на кофе. Закричать на Макса я не могу, он это расценит как очередное давление.
– Мне нравится, что ты такая. Ты можешь – И/ИЛИ должна – быть самой собой, потому что быть самой собой хорошо, и пожалуйста, не исключай меня из своего круга за то, что я не смотрел «Парк Юрского периода». – Он встряхивает кофейную чашку, изогнув крючком большой палец. – И вообще, у тебя получилось! – Он поднимает чашку, как гончар, вращающий горшок на круге. – Сердечко что надо! – объявляет он. Но я почти не слышу его, потому что сердце скачет в груди и ищет выхода, чтобы шлепнуться на землю, отрастить ножки и помчаться в часовню на собственное обручение.
– По-моему, похоже на разбитое сердце, – смеюсь я и в смущении несу чашку к раковине, чтобы вылить.
– Нет, нет, подожди, – говорит Макс. – Я выпью.
Я смотрю, как он прихлебывает кофе, довольная как слон, если слон вправду бывает довольным. Это я приготовила кофе, который теперь вливается в него через глотку.
Бедная я, бедная.
– Все в порядке? – спрашивает он.
И тут я все-таки брякаю:
– Э-э… ты недавно постригся?
Он потирает голову:
– Да, утром ходил в парикмахерскую.
– Смотрится очень… парикмахерно.
– Парикмахерно, вот именно. – Он улыбается, а Марсель фыркает. Заткнись уже, Марсель.
А мне, чтобы перестать краснеть, впору сунуть голову в холодильник. Моя согнутая ладонь оцепенела от прикосновения и только начинает приходить в себя после ЭТОГО.