Маффины

Мне очень нравится писать меню скрипучей ручкой. Скрип. Скрип. Для этого я встаю на стул. Металлический. Тот, который считаю надежным. Его болты и я наладили между собой прочные отношения, а стул хорошо меня выдерживает. Его металл как помост, а я – большая статуя, которой он помогает возноситься к небесам.

Ассортимент выпечки у нас обычно неплохой, но главная причина, по которой я вообще хочу здесь работать, – это маффины.

«Маффин» – мое любимое слово из тех, что я пишу скрипучим пером, потому что мне нравится выписывать высокую, заглавную «М», всю в волнистых линиях и петлях, как буквица в старых книжках сказок, потом опускаться вниз, чтобы вывести «а», после чего соединить два «ф», как музыкальные ноты.

Маффины у нас высокие, подаются в бумажных стаканчиках, через край которых выступает верхушка. Именно из-за таких маффинов этим словом называют толстенькие бедра, вот так. Из-за этих красавчиков. Они правда похожи на роскошную девицу со здоровенным задом, выпирающим из слишком тесных джинсов.

Верхушки у маффинов все в трещинках и твердые от крупинок сахара, овсяной крошки или корицы – в зависимости от сорта, а внутри они влажные и зернистые, с клейкой, похожей на джем середкой. В шоколадные кладут двойную порцию шоколада, так что тесто получается вязким, плотным и коричневым, как какао, а внутри оказываются большие шоколадные стружки, плавящиеся в середине. Влажные и гладкие. Черничные маффины усеяны гигантскими веснушками сладкой черники, упругой и протекающей в мягкий белый кекс, как авторучка на любовное письмо, а сердцевина у них такая гладкая и легкая. Еще есть полезные овсяные, о-очень вкусные, и мои любимые – банаффины, это… ну, вы уже догадались, настоящий баноффи-пай. Бисквит со сладкой карамелью и бананом, сверху глазурь из сырного крема с крошечными шариками ирисок, и все посыпано банановыми чипсами. А внутри карамельная смесь вроде тянучки. Нет, правда. Да какого черта?

Появляется Алисия. Она меня бесит. Она из тех людей, которые едят, чтобы жить. А не потому, что еда сама по себе потрясающая штука. Для меня-то все наоборот. Уверена, вы это уже поняли. Алисии нравятся большие покупные бисквиты «Бурбон» и «Джемми Доджерс» – ну да, конечно, выглядят они отлично, но это совсем не то, что вкуснейший ломоть домашнего пирога. Мне нравится видеть работу: взбитые сливки на верхушке, золотистый крошащийся бисквит, бронзовую помазку из печеного и карамелизованного персика в качестве глазури. Хруст посыпки из поджаренных орехов. А она считает «красивенькими» только пирожные, сверху донизу обмазанные бирюзовой глазурью, с блестками и пластмассовой бабочкой на макушке. Этакие полусъедобные поздравительные открытки. Такие обычно раздают на всяких кошмарных шоу для детей. А блестки те самые, что добавляют в тени для век. Для праздничного макияжа. Не хотелось бы мне какать блестками, съев такой отвратительный сказочный пирожок, украшенный человеком, умеющим печатать поздравительные открытки, но которого и близко нельзя подпускать к выпечке.

– Доброе утро, инопланетяне! – пищит она своим раздражающе искусственным голоском. Она даже не пытается изобразить голос настоящей марсианки. Нет, если вы австралиец, не подумайте, я ничего не имею против австралийского акцента. – Ну что, чуваки, проведем славный денек в космосе?

– Мгм… – Мы с Максом смотрим в пол. Марселю на все наплевать, он занят тем, что собирает волосы в пучок на макушке. Он француз и делает то, что ему нравится.

– Я к тебе обращаюсь, Марсель? – Она делает вид, что задает вопрос.

– Я француз, – говорит он. – И делаю то, что мне нравится.

– Ну, выпей кофе и включи в план ето!

– Чего?

– Это шутка. Планета. Звучит как «план это». Славный денек в космо… План на день… но план ето, потому что мы «Планета Ко…»… ладно, хватит. – Она делает постное лицо, серьезнее некуда. – Шутка юмора иногда доходит долго-долго, чуваки. – Ее ноздри раздуваются, как у дракона. – Что с вами такое? Давайте уточним график.

Мы уточняем график, и я иду «за кулисы», чтобы убедиться, что у меня на голове порядок, потому что Алисия из тех, кто, разговаривая, смотрит тебе в лоб или выше. Она идет за мной и входит в комнату, когда я отпираю свой шкафчик. Не знаю, почему я говорю «отпираю»: мы никогда не запираем их, просто сваливаем внутри свое барахло. Зато там хорошо развешивать картинки. У меня висят рецепты: спагетти с цукини и лимоном, мускатная тыква с капустой и шпинатом, королевские креветки с чили и красным соусом.

– Блюбель, можно тебя на два слова?

– Конечно.

– Просто хотела сказать спасибо за вчерашнее. Не знаю, что это со мной было, но ты вела себе как настоящий профессионал, как хорошая медсестра.

– Глупости какие, я всегда рада помочь.

– Не всякая девушка готова убрать за тем, кого стошнило (это она о себе) – а ты закатала рукава, села на корточки и раз-раз – убрала рвоту, как настоящий член экипажа.

Прекрасно. Она похлопывает по моей руке. С излишним рвением: наверное, думает, что раз у меня руки толстые, то я не почувствую силы ее паскудных птичьих стараний. Как будто нервные окончания у меня атрофированы.

– Ой! – Я потираю руку.

– Извини, я занималась кикбоксингом. Для самообороны. Если к тебе на улице подойдет похититель, делаешь так… – Алисия зажмуривается, складывает ладони и начинает тыкать ими вперед – эти движения должны, по-видимому, изображать тай-чи. А выглядит это, как будто она массирует кому-то спину.

– А если не подействует?

– Подействует.

– А вдруг?

– Такого не может быть. Верь мне.

– Ладно.

– Да не бойся, девуля, никто тебя не похитит. Представь, что твой зад пытаются засунуть в багажник. В смысле…. Честно говоря, в этом одно из преимуществ…

Вам никогда не хотелось укусить кого-нибудь прямо за физиономию?

Мне хотелось исцарапать ее. Слопать. А потом завыть на луну.

Самое ужасное то, что она явно считала это комплиментом.

Она фальшиво напевает какую-то кошмарную песенку.

– Наверняка это было пищевое отравление. От этого меня и стошнило. Я накануне съела подозрительный куриный бургер в «Мэнди Дайнер», ну и выпила пару лишних бокальчиков вина.

Она лезет в сумочку из кожзама, достает складное зеркальце и подводит черным карандашом нижние веки, разинув при этом рот, как задыхающаяся рыба.

Мэнди, это каждый знает, кладет в свои куриные бургеры глазные козявки. Хотя я задаюсь вопросом: сколько же она должна спать, чтобы набрать столько глазных козявок? И вообще, я не уверена, что Мэнди как таковая существует.

– Да, наверное, от этого, – успокаиваю я Алисию. Но внутри у меня все трясется, так мне хочется самой поскорее организовать для нее предрожденческую вечеринку, и чтобы она уже вымелась ВОН ОТСЮДА. От этого желания мне неловко; мама как-то говорила, что женщинам всегда хочется, чтобы другие женщины поскорее родили и не занимали место на карьерной лестнице, потому что рабочих мест порой не хватает, и они наступают друг другу на пятки самым гнусным образом, мечтая, чтобы те, другие, поскорее забрали из-под столов свои туфли на шпильках, стали мамашами и освободили место. Ужас какой-то.

Так или иначе, может быть, это мой шанс?

– Алисия, я хотела спросить, может быть, ты… то есть «Планета Кофе» не хотела бы взять стажера на профобучение? Это на самом деле недолго, просто нужно заявление… как бы… не могли бы мы подать заявление, что хотим взять стажера-баристу? В смысле меня. И еще вот это другое письмо… уже напечатанное… там говорится… это от Джулиана из службы занятости, там говорится, что я могу стать стажером. Тебе остается только подписать. – Я достаю из заднего кармана маленький сложенный квадратик. Я вся вспотела. Почему? Алисия письма не берет.

– Кто такой Джулиан?

– Джулиан из службы занятости. Он работает в моей школе, вроде как занимается профориентацией. Я знаю, что здесь такое не практикуется, но Джулиан говорит, что некоторые крупные сети кофеен могут подавать заявки на стажеров, и я подумала…

– Постой-ка, милая моя. Ты же знаешь, мы гордимся тем, что не входим в крупные сети кофеен, за это нас и любят клиенты.

– Да-да, знаю… но это совсем другое. Я просто говорю, что такое возможно. Подать заявление на меня как на стажера и…

– Ну, детка, понятно, у тебя сейчас летние каникулы, и ты хочешь взять академический отпуск, чтобы найти свое призвание и вообще… (ДА НЕ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ОТПУСК!), и если тебе нужны деньги и ты хочешь, чтобы я похимичила с графиком и подкинула тебе пару лишних смен, то пожалуйста. Нам же всем нужны лишние денежки, верно?

– Спасибо, Алисия.

– Без проблем, цыпа, будь спок, это я сделаю. Мы рады, что ты у нас работаешь. – Она ухмыляется. – Ну, давай я гляну, что там пишет твой Джулик из службы занятости.

Она выхватывает у меня письмо и цокает языком, как будто подзывает лошадь.

– Ты – мне, я – тебе, детка. Но обещать ничего не могу.

Какая я тебе на фиг «детка».

Она мажет губы гигиенической помадой и захлопывает свой шкафчик.

– Да, кстати… – Она сочувственно кладет ладошку мне на плечо. – Ты вроде как похудела?

Ох. Ну конечно. Самое банальное и самое скучное. Самый затасканный комплимент толстой девчонке всех времен и народов. Как будто я сейчас повернусь к Алисии, сложив руки под подбородком, с выпученными влажными глазами, как звезда мюзиклов, и завизжу: «О боже, ты правда так думаешь? Скажи, это правда, я похудела? Правда?»

Нет, я не похудела за пять минут, с того момента как ты тут говорила, какая я толстая. Нет. Странно, да?

Вместо этого всего я отвечаю:

– Надеюсь, что нет.

Алисия качает головой, как плохая актриса в мыльной опере, которая только что обнаружила, что мужчина ее мечты «не тот, за кого она его принимала». Я вижу, как она сует письмо в задний карман. И выходит, цокая своими «школьными» каблучками.

Чтобы успокоиться, я чмокаю себя в плечо, туда, куда она клала руку.

Я выхожу, Макс перехватывает мой взгляд и тут же делает вид, что наливает молоко в кувшин. И проливает немного. Белые, как драже, капли разбрызгиваются по полу.

Весь день я вижу, что кончик письма Джулиана торчит из кармана Алисии. Я наблюдаю за ней, будто она – дверь кухни в ресторане, и жду, что оттуда появится заказанная мной еда. Но она не появляется. И, боюсь, не появится до конца дня. И завтра. Пока складки письма не замахрятся. Пока краска с джинсов не полиняет на белую бумагу. Пока оно не завертится в стиральной машине вместе с прочими поношенными одежками Алисии и не засорит слив, как грязный бумажный носовой платок.