Глава 4. Креативность и сумасшествие
Риски и вознаграждения высоко-дофаминергического мозга.
Глава, в которой дофамин ломает барьеры обыденного.
Те же мысли продолжали снова и снова биться в моем мозге. Я просто хотел чтобы все это прекратилось… Затем я сказал, кого я собираюсь вызвать. Затем я вызвал охотников за привидениями. Точнее, нет, не так. Я вызвал не охотников за привидениями, я вызвал кризисное вмешательство… Могу я теперь вернуться внутрь? Мне кажется, что кто-то пытается пристрелить меня.
– Выдержка из интервью с больным шизофренией
Креативный разум – это самая мощная сила на земле. Ни нефтяная скважина, ни золотой рудник, ни ферма в тысячу акров не может соревноваться с производительными возможностями креативной идеи. Креативность – это мозг в самом своем лучшем проявлении. Ментальное заболевание – это противоположность. Оно характеризует мозг, сражающийся с решением самых простых задач повседневной жизни. Однако сумасшествие[2] и гениальность – это самое худшее и самое лучшее, что может быть с мозгом – оба зависимы от дофамина. Из-за этой базовой химической связи, сумасшествие и гениальность более связаны с друг другом, чем с обычной работой мозга. Откуда же берется эта связь, и что она говорит о главном в происхождении обоих? Давайте начнем с сумасшествия.
Расхождение с реальностью
Уильяма пришлось привести к врачу его родителям насильно, потому что он отрицал, что у него есть психическое заболевание. Его мать и отец были известными писателями, они путешествовали по всему миру, посещая зоны боевых действий, чтобы собирать материалы для своих книг. Уильям также показывал признаки высокого интеллекта, хотя имел переменчивый характер. В старших классов школы, его родители пообещали купить ему машину, если он получит высокие оценки и ему удалось получить средний балл 3.7.
Все резко изменилось после того, как он пошел в колледж. Его мозг стали посещать странные идеи. Он подружился с молодой женщиной, и ему казалось, что она влюбилась в него. Когда она отказалась от него, он пришел к выводу что у нее был вирус ВИЧ и она хотела просто защитить его от заражения. Вскоре эту идею подхватили и другие люди. Он был уверен, что тысячи людей, которых он знал, были ВИЧ-положительны и что все они рассчитывали на него, чтобы поехать в Африку и там найти излечение. Ему говорили об этом голоса его умершей бабушки и Бог.
Когда друзья уговаривали его сходить к психиатру, Уильям думал что его родители подкупили их. Это было частью конспирации, думал он, чтобы убедить его в болезни. Он решил, что его родители были приемными и уехал из страны в поисках своих настоящих родителей.
Вдалеке он пробыл недолго, но когда вернулся домой, то обвинил своих родителей в том, что они шпионили за ним с помощью спрятанных устройств. Он ездил в Нью-Йорк, чтобы бежать от стресса, от его воображаемого преследования. Он называл это «надругательством окружающих». Он хотел уехать куда-нибудь, где никто не будет преследовать его.
К тому времени, когда он вернулся домой, заплатив водителю такси 600$ за поездку, его родители сказали ему, что он не будет жить в их доме до тех пор, пока не сходит к психиатру. Уильям, который понял, что может оказаться бездомным, согласился. Под наблюдением психиатра он начал принимать антипсихотические препараты. Его состояние улучшилось, и он решил поступить в местный колледж, где начал изучать графический дизайн. Это было еще в самом начале его выздоровления, и план был слишком амбициозным. Через несколько месяцев он бросил колледж.
Со временем, препараты постепенно улучшили его состояние, но для родителей было сложно убедить его принимать их постоянно. Врач перевел Уильяма на новый препарат, который не требовал регулярного приема. Ему просто нужно было приходить раз в месяц для укола, что позволяло ему приостановить лечение. Таким образом, его состояние улучшилось настолько, что он смог постоянно работать поваром и жить отдельно в собственной квартире.
Шизофрения – это форма психоза, примечательная присутствием галлюцинаций и иллюзий. Галлюцинации могут приводить человека к тому, что он будет видеть нереальные образы, чувствовать их прикосновение, чувствовать даже их запах. Самый распространенный вид галлюцинации – это слуховая галлюцинация – слышание голосов. Голоса могут комментировать поведение человека («Ты сейчас ешь обед»). Может быть голос, поддерживающий диалог («Ты заметил что его все ненавидят?» – «Это потому что он не принимает душ».). Иногда это приказывающие галлюцинации («Убей себя!»). Изредка голоса дружелюбные и ободряющие («Ты отличный парень. Продолжай в том же духе».). Дружелюбные галлюцинации имеют позитивное влияние.
Другая составляющая психоза – это иллюзии, фиксированная вера, которая несовместима с общепринятым пониманием реального, такая как «Пришельцы встроили компьютерный чип в мой мозг». Иллюзии поддерживаются больными с полной уверенностью. Например, большинство людей уверены, что их родители – это их настоящие родители, но если спросить их, абсолютно ли они уверены в этом, они признаются, что нет. С другой стороны, когда у пациента шизофреника спрашивают, уверен ли он что ФБР использовали радиоволны, чтобы внедрить сообщения в его мозг, он скажет что у него нет этом сомнений. Никакое количество доказательств не сможет доказать ему обратное.
Хороший пример этого феномена – жизнь Джона Нэша, нобелевского лауреата по экономике, который жил с шизофренией. Сильвия Назар, которая писала о Нэше в своей книге «Красивый разум», рассказала о разговоре между Нэшем и Гарвардским профессором Джорджем Маккеем:
«Как ты мог», – начал Маккей, – как ты мог, математик, человек преданный причинности и логическим доказательствам… как ты мог поверить в то, что инопланетяне отправляют тебе сообщения? Как ты мог поверить, что тебя наняли инопланетяне из космоса для спасения мира? Как ты мог…?»
Нэш взглянул на Маккея уставившись не моргая, холодно и бесстрастно, как какая-нибудь птица или змея. – «Потому что, – Нэш медленно и протягивая слова, сказал в своей мягкой, рассудительной манере, как будто он говорил сам с собой, – идеи, которые появились у меня о космических существах, пришли ко мне точно так же, как приходили математические идеи».
Откуда же вообще приходят такие идеи? Одна догадка возникает от того, что мы знаем о лечении шизофреников. Психиатры выписывают препараты, которые называются антипсихопатические; они уменьшают активность в цепочке желающего дофамина. На первый взгляд, это кажется странным. Стимулирование цепочки желания обычно приводит к взволнованности, желаниям, энтузиазму и мотивации. Каким же образом переизбыток дофамина может стимулировать причины психоза? Ответ приходит из концепции о салиентности (salience), феномене, который также играет важную роль в понимании происхождения креативности.
Салиентность и связь дофамина
Салиентность относиться к степени того, насколько вещи важны, видимы или заметны. Один из типов салиентности – это качество необычного. Например, человек в клоунском костюме, идущий по улице, будет более салиентным, более неуместным, чем человек в деловом костюме. Другой тип салиентности – это ценности. Чемоданчик с 10 000$ внутри будет более салиентным, чем кошелек с 20$. Разные вещи салиентны для разных людей. Банка арахисового масла будет более салиентна для мальчика с аллергией на арахис, чем для ребенка без аллергии. Она также будет более салиентна для девочки, которая любит бутерброды с арахисовым маслом, по сравнению с той, которая любит салат с тунцом.
Подумайте о том, насколько салиентны следующие события: продуктовый магазин который ты видишь в сотый раз и продуктовый магазин, который открылся вчера, лицо незнакомца, и лицо человека, которого ты тайно любишь, увидеть полицейского, идущего рядом с тобой по улице, и увидеть полицейского сразу после того, как ты развернулся в запрещенном месте. Вещи салиентны, когда они важны нам, если они потенциально влияют на наше благосостояние, в хорошем и плохом смысле слова. Вещи также салиентны, если они потенциально могут повлиять на нас в будущем. Вещи салиентны, если они провоцирует желающий дофамин. Они передают сообщения: Просыпайся, Будь внимательней, Волнуйся, Это важно.
Ты сидишь на автобусной остановке, поглядывая на статью в газете о Канадском торговом соглашении. Если только эти ошеломляющие детали переговоров каким-либо образом не повлияют на твою жизнь в будущем, желающий дофамин будет спать. Затем вдруг ты цепляешься глазами за имя одного из твоих бывших одноклассников из старшей школы, который участвовал в переговорах о соглашении. Бум! Салиентность. Дофамин. Ты продолжаешь читать дальше, твой интерес разгорается, и ты внезапно натыкаешься на свое собственное имя. Теперь можешь представить, как это повлияет на выбос дофамина.
Короткая психотическая цепь
Однако что произойдет, если функция салиентности в мозге сработает неправильно – что, если она выстрелит даже тогда, когда не произойдет ничего важного тебе? Представь себе, ты смотришь новости. Телеведущий говорит о государственной шпионской программе и вдруг твоя цепь салиентности запускается просто так. После этого ты сможешь поверить, что эта история из новостей каким-то образом связана с тобой. Слишком много салиентности или любая салиентность не в то время, может создать иллюзию. Провоцирующее событие восходит от незаметности к важности. Распространенная иллюзия среди людей с шизофренией – когда люди из по телевизора говорят напрямую с ними. Другая – когда людям кажется, что они являются целью преследования НАСА, ФБР, ЦРУ или секретной службы. Один пациент сказал, что увидел знак стоп и подумал что это сообщение от его мамы, которая хочет сказать ему, чтобы он перестал смотреть на женщин. Другая пациентка увидела красную машину, припаркованную рядом с ее квартирой на День Святого Валентина и решила, что это любовное сообщение от ее психиатра. Более того, даже люди, которые никогда не были психически больны, могут связывать салиентность с вещами, которые оказываются не важны для других, например, черные кошки или номер 13.[3]
Существует широкая вариативность того, сколько салиентности придают разные люди разным вещам. Однако у всех есть свои границы. Нам приходиться категоризировать некоторые вещи, которые слабо салиентны не так важны нам, что мы просто можем игнорировать их по той простой причине, что замечать каждую деталь в мире вокруг нас было бы слишком большой нагрузкой для нашей психики.
Блокирование дофамина для лечения психозов
Люди с шизофренией контролируют их дофаминовую активность с помощью приема препаратов, блокирующих получателей дофамина.
Получатели – это молекулы, которые находятся вне клеток мозга и улавливают нейромедиаторные молекулы (такие, как дофамин, серотонин и эндорфины). Мозговые клетки имеют разных получателей для разных нейромедиаторов, и каждый из них влияет на клетку по-разному. Некоторые получатели стимулируют мозговые клетки, а другие приводят их в состояние покоя. Изменяющееся поведение клеток свидетельствует о том, как мозг перерабатывает информацию. Это похоже на транзисторы включения и выключения в компьютерном чипе.
Если что-то блокирует получателя, например антипсихотический препарат, тогда нейромедиатор (в этом случае, дофамин) не получит его и не сможет передать его сигнал. Это как положить кусочек скотча на замочную скважину. Блокирование дофамина обычно не устраняет все симптомы шизофрении, но может помочь избавиться от иллюзий и галлюцинаций. К сожалению, антипсихотические лекарства блокируют дофамин во всех частях мозга, а блокирование цепочек контролирующего дофамина в лобных долях может ухудшить некоторые аспекты болезни, такие, как концентрация внимания и рассуждение абстрактными понятиями.
Врачи пытаются максимально увеличить пользу и уменьшить вред, правильно подбирая дозировку. Они хотят подавить переизбыток дофаминовой активности в цепочке салиентности, но без слишком сильного подавления цепочки контроля, которая ответственна за долгосрочное планирование. Цель этого – достаточное количество лекарств для блокировки 60–80 процентов получателей дофамина. В дополнение к этому, при слишком сильном упадке дофамина, сигнализирующем о чем-то важном, что происходит в окружающей среде, было бы хорошо, если бы антипсихотические молекулы на какой-то момент устранились с пути сигнала, идущего через мозг. Если ты играешь в видео-игру, пытаешься защитить босса или рассматриваешься кандидатом на новую вакансию, было бы хорошо испытать некоторое волнение, создающее мотивацию, которая подтолкнет процесс.
Более старые антипсихотические лекарства не слишком хорошо справляются с этим. Они сильно цепляются к получателю, чтобы в момент, когда происходит что-то важное или интересное, дать дофамину возможность сработать. Эти препараты ставят такие крепкие защелки, что дофамин не может пройти и это приносит неприятные ощущения. Когда ты отрезан от естественного всплеска дофамина – мир вокруг тебя делается тусклым и становится трудно найти причину, чтобы подняться с кровати по утрам. Новые лекарства срабатывают более избирательно. Всплеск дофамина сбивает вещество антипсихотическую молекулу с получателя и возникает нужное интересное чувство.
Позволить словам идти так, как они идут
При шизофрении в мозге происходят короткие замыкания, которые придают салиентность обычным знакомым вещам. Это называется низким латентным торможением. Обычно слово «латентное» используется для описания незаметных вещей, например, таких, как «латентный талант к музыке» или «латентная нужда в летающих автомобилях». То, что имеется в виду во фразе «латентное торможение» – это нечто другое. Не незаметное, а скорее то, что мы делаем незаметным потому, что оно не важное для нас.
Мы подавляем нашу способность замечать вещи, которые не важны нам настолько, что мы не хотим тратить время на то, чтобы обращать на них внимание. Если идя по улице, мы отвлекаемся на слишком чистые окна, мы можем не заметить на переходе знак «Ходить запрещено». Если мы придаем равную значимость цвету галстука на человеке и выражению его лица, мы можем не заметить что-то важное для нашего будущего благополучия. Если ты живешь рядом с пожарной станцией, то у тебя будут подавляться даже звуки сирены после того, как дофаминовая цепь осознает, что после таких звуков ничего не случается. Кто-то, посещая твой дом может взволнованно спросить: «Что это за звук?» и твой ответ будет: «Какой звук?».
Иногда окружающая нас среда настолько наполнена новыми событиями, что латентное торможение не способно выбирать вещи, которые наиболее важны для нас. Ощущения от этого могут быть волнующим или пугающими в зависимости от ситуации и человека, который сталкивается с этим. Если ты находишься в экзотической стране, в ней будет мало что подавлять, и это может стать причиной большого удовольствия, но также замешательства и дезориентации, – другими словами, культурного шока. Писатель и журналист Адам Хошильд описал это так: «Когда я в стране, которая абсолютно отличается от моей родины, я замечаю больше. Это происходит так, как будто я принимаю наркотик, изменяющий сознание, и позволяющий мне видеть вещи, которые я обычно упустил бы. Я чувствую себя живо интересующимся очень многим».
Когда мир вокруг нас становится знакомым, мы приспосабливаемся и, в конце концов, осваиваемся. Мы разделяем вещи, которые могут повлиять на нас от тех, которые не важны нам, – при этом латентное торможение возвращается, и мы в новой окружающей среде начинаем чувствовать себя комфортно и уверенно и снова можем отсеивать важное от неважного.
Но что, если мозг не способен так приспособиться? Что, если самое знакомое место ощущается как чужая среда? Эта проблема сводится не только к шизофрении. Группа людей живущих с такими отклонениями, создали сайт, под названием «Источник низкого латентного торможения и Центр открытий» (Low Latent Inhibition Resource and Discovery Centre). Они таким образом описывают свои ощущения:
«При низком латентном торможении, человек может относиться к знакомым раздражителям почти так же, как если бы они были новыми. Вспомните о деталях, которые вы замечаете, когда видите в первый раз что-то новое, что цепляет ваше внимание. От этого может возникнуть целый ряд вопросов: Что это, что оно делает, почему оно здесь, что это означает, как это можно использовать» и так далее.
Посетитель сайта описала свой опыт таким комментарием:
«Я схожу с ума! В моей голове слишком много информации и я очень мало сплю. Я не могу смотреть на что-либо! Я устала быть наблюдателем!… Я хочу оказаться в глубине леса и ничего не видеть, ничего не читать, перестать пользоваться любой техникой, ничего не слышать. Я не хочу шума, но хочу, чтобы ничего не двигалось, ничего не менялось. Я хочу спать и не видеть сны, которые дают мне ответы на проблемы, которые снова заставляют мой мозг работать, как только я просыпаюсь! Я устала и не хочу больше думать!
Мы также можем увидеть более легкие формы низкого латентного торможения в искусстве. Вот простой пример из детской классики, «Домик на пуховом перекрестке». Винни-пух, который читает стихи своему маленькому другу – Пятачку, о Тигре, недавно буйно прибывшему в лес. Пятачок – это робкое животное и он говорит, насколько Тигр большой. Пух думает о том, что говорит Пятачок, а затем добавляет финальную строфу к своей поэме:
Но сколько бы он ни весил в фунтах,
шиллингах и унциях,
Он всегда будет казаться больше
Из-за своих мышц.
Потом Пух спрашивает: «Тебе нравится, Пяточок?»
– Нравится все, кроме шиллингов, – отвечает Пятачок, – не думаю, что они должны быть там».
– Они хотели идти после фунтов, – объяснил Пух, – так давай им позволим. Лучший способ написать поэму, – просто позволить словам идти так, как они идут».
В наших головах может быть полный беспорядок, который требует укрощения более рациональными частями мозга, но в этом также есть определенная ценность. Считаешь ли ты или нет, что «шиллинги» улучшают поэму Пуха, одно из главных правил писательского творчества – это выключать свой внутренний цензор, голос здравого смысла в момент создания первого черновика своего произведения. Если тебе повезет, слова будут выскакивать из твоего подсознания и резонировать с подсознательным чувством твоих читателей, если твоя история будет цеплять их.
Цитата одного шизофренического пациента иллюстрирует более патологическую склонность к тому, чтобы позволять «вещам идти так как они идут».
«У меня был ТВ-зуб, как они это называли. Это, когда они устраивают тебе сюрприз и вставляют иглу в череп, и слушают тебя годами, знаешь ты об этом или нет. Я не знал. У них есть такое фантастическое, дорогое оборудование. Они сказали мне, эй, мы можем проверить твою голову если на месте удара начнут появляться синяки, а электричество пройдет немного по-другому через твой скальп, мы гарантируем социальное обеспечение этой травмы или само по себе. Это как церебральный паралич.
В этой ситуации говорящий был неспособен ничего удержать в себе. Как только мысли приходили в его голову, они немедленно превращались в слова без какой-либо переработки. Обычно мы задумываемся и выбираем то, о чем говорим. Мы делаем это, чтобы подвергать цензуре неприемлемую или не логичную речь, но также и для того, чтобы закончить одну мысль до того, как начнем следующую. Тщательное чтение вышеприведенной цитаты дает возможность общего понимания того, что говорящий пытается донести, хотя это и тяжело.
Когда одна мысль резко перескакивает на другую, а наша способность удержать мысль ограничена, то мысли выражаются очень беспорядочно. Менее серьезная форма перескакивания с места на место называется тангенциальность, при который говорящий прыгает с одной мысли на другую, но так, что смысл все равно остается. Например: «Не могу дождаться утра, поехать в Оушен Сити. У них в городе подают самые вкусные коктейли «Маргарита». Мне нужно найти место, где починить машину сегодня днем. Куда ты собираешься пойти на обед?». Мы часто начинаем так говорить, когда взволнованы. Желающий дофамин заводится и перевешивает контролирующий дофамин, который имеет более логичный подход к коммуникации.
В самом конце этого спектра, находится «словесный салат», самое серьезное проявление бесконтрольной речи. В этом случае в речи настолько сильный беспорядок, что в высказываниях нет вообще никакого смысла; например, «Как ты себя чувствуешь сегодня?» «Ручки в больнице и чернильная газета критически заботится мама почти тут».
Они продают открытки с фотографиями повешенных
Они раскрашивают паспорта в коричневый цвет,
Салон красоты наполнен моряками,
Цирк в городе.
Боб Дилан – «Ряд опустошения» (Desolation Row)
Как и люди с психическими заболеваниями, творческие люди: артисты, художники, поэты, ученые и математики, тоже будут время от времени испытывать ощущение, что их мысли бегут слишком свободно. Творческое мышление требует того, чтобы люди уходили от обыденного восприятия мира, чтобы увидеть вещи совершенно новым образом. Но что это за модель восприятия и почему она так выстраивается?
Мир, который выше наших чувств
Материальные вещи, объекты в H&N-периперсональном пространстве можно ощущать всеми пятью чувствами. Когда объект двигается от нас на расстояние, от периперсонального H&N к экстра-персональному дофамину, мы теряем одну чувствительную модальность за другой. Сначала пропадает вкус, затем осязание. Когда предметы удаляются еще дальше, мы теряем нашу способность чувствовать их запах, слышать их, и, в конце концов, видеть. И тогда всё становится интереснее. Как мы воспринимаем то, что находится так далеко от нас, что мы даже его не видим? Мы используем воображение.
Модели – это воображаемые отображения мира, который мы строим, чтобы лучше его понимать. В некоторых случаях построение моделей похоже на латентное торможение. Модели состоят только из тех элементов окружающего мира, которые кажутся существенными создателю модели. Другие детали отбрасываются. Наш мозг строит модели автоматически в течение дня и обновляет их, когда возникают новые факторы.
Модели не только упрощают наше представление о мире; они также позволяют нам абстрагироваться, получить конкретный опыт и использовать их, чтобы создавать более широкие и общие правила. С помощью моделей мы можем предсказывать и справляться с ситуациями, с которыми мы никогда раньше не сталкивались. Например, я никогда не видел Феррари, но как только увижу, я буду знать, какая это машина. Основываясь на моем опыте с настоящими машинами, я могу построить модель абстрактной машины. Если машина, которую я никогда раньше не видел, подходит под общие признаки моего абстрактного представления о машинах, я смогу быстро это определить и буду знать, что это машина.
Узнавание машины может показаться незначительным, но построение моделей помогает нам с самыми всеобъемлющими абстракциями. Наблюдение за тем, как реальные объекты двигаются, привело Ньютона к созданию его абстрактного Закона всемирного тяготения, который прогнозирует не только то, как яблоко упадет с дерева, но также и движения планет, звезд и галактик.
Мысленное путешествие во времени
Модели могут быть полезны, когда нам необходимо сделать выбор из числа различных мнений. Они позволяют нам просматривать в нашем воображении различные сценарии, чтобы выбрать лучший. Например, мне нужно добраться из Вашингтона в Нью-Йорк; я могу поехать на поезде, на автобусе или полететь на самолете. Чтобы выбрать, какой вариант самый быстрый, самый удобный и самый простой, я просматриваю каждый вариант в моем воображении, а затем, основываясь на моем внутреннем опыте, делаю выбор в реальном мире. Это процесс называется мысленным путешествием во времени. Используя воображение, мы проецируем себя в различные возможные варианты будущего, мысленно проживаем их и затем решаем, как нам получить больше всего выгоды от того, что мы видим – каким образом мы сможем максимизировать наши ресурсы: сидение у окна, дешевый билет или быстрая дорога.
Мысленное путешествие во времени – это мощный инструмент дофаминовой системы. Он позволяет нам испытывать возможное будущее, которое нереально в настоящем, но так, как если бы мы находились в нем. Мысленное путешествие во времени зависит от моделей, потому что мы делаем предсказания о ситуациях, которые мы еще не пережили. Как изменится моя жизнь, если я куплю эту новую посудомоечную машину? Какие проблемы могу возникнуть у космонавтов при путешествии на Марс? Что может случиться, если я сейчас перебегу дорогу на красный свет?
Мы все постоянно совершаем мысленное путешествие во времени, потому что это механизм, необходимый для принятия каждого осознанного решения в жизни. Для мозга каждый обдуманный выбор будущего – это задача для системы дофамина и моделей, которые он создает, выбираешь ли ты, что заказать в Бургер Кинге или президент решает, начать ли ему войну. Мысленное путешествие во времени ответственно за каждый «следующий шаг» в нашей жизни.
Как я оказался с такой дурацкой моделью и могу ли я ее исправить?
Перед тем как психиатр встретился со своей пациенткой, 20-летней студенткой, которую звали Майя, ее отец зашел к врачу, чтобы подготовить доктора к первой встрече с ней. «Она никогда раньше не доставляла нам проблем», – сказал отец. – Она хорошая девочка». Майя была идеальной студенткой, была отличницей в старших классах, а потом ее зачислили в престижную учебную программу в ближайшем университете. Она никогда не попадала ни в какие неприятные ситуации не употребляла ни наркотиков, ни алкоголя, не задерживалась допоздна. Она всегда с уважением относилась к своим родителям-иммигрантам и оправдывала все ожидания ее родителей. Сейчас ее только выписали из больницы, куда она попала после попытки суицида и была помещена на неделю в палату повышенного ухода.
Майя пришла на прием к врачу на 30 минут раньше и терпеливо ждала около регистратуры своей очереди. Она была стройной девушкой, одетой скромно, но элегантно. Она говорила так тихо, что иногда было трудно услышать, что она говорит. Казалось, будто она сама не верила тому, что говорила.
Майя рассказала доктору, что она не может сконцентрироваться, плохо спит и иногда плачет по несколько часов. Она перестала посещать университет и проводила весь день в своей комнате с закрытыми шторами. Было очевидно, что она не могла нормально работать в среде с высоким стрессом при очень напряженных занятиях в университете и поэтому взяла больничный. При этом она чувствовала себя виноватой. Она всегда была идеальной дочерью, и теперь думала, что стала позором своей семьи.
Когда семья Майи в первый раз приехала в США она была еще ребенком, быстро научилась свободно говорить по-английски и стала ответственной за свою семью. Она отвечала за то, чтобы счета были вовремя оплачены, вызывала сантехника, когда засорилась раковина, и когда ее родители спорили, она выступала судьей. Она верила, что счастье и успех семьи лежит на ее плечах. Всю жизнь она была примерной отличницей, всегда была стройной и хорошо одетой. Ей не позволялось получать удовольствия, как все остальные подростки, она всегда делала то, что ей говорили, ей никогда не разрешалось спорить.
Её врач ожидал что она будет хорошо воспринимать лечение. Она была разумной и готовой к взаимодействию. Но что бы она ни делала, ничего не менялось, её депрессия не проходила. Когда её больничный закончился, Майя ушла из университета.
Через некоторое время Майя раскрыла свой секрет: она злоупотребляла амфетамином. Это был ее единственный способ справляться с учебой, поддерживать вес, который был приемлемым для ее мамы, и управляться со всеми домашними заботами, связанными с ответственностью, которую она взяла на себя за свою семью. Какое-то время она хорошо справлялась, это был какой-то хорошо справляющийся механизм, которому было суждено когда-то сломаться. Были у нее также и эмоциональные проблемы. Она пропустила период нормального подросткового бунтарства, и у нее накопилось замешательство от злости и негодования, но она не знала, что делать с этими пугающими ее чувствами. В конце концов, единственным возможным лечением для нее был переезд в другой город, чтобы дистанцироваться от своей семьи перед тем, как начать разбираться с самой собой.
Насколько хорошо наши модели отражают реальный мир, имеет большое значение. Если наши модели слабы, у нас будут создаваться неверные прогнозы на будущее и впоследствии мы будем принимать неверные решения. Причинами неточных моделей реальности могут быть многие факторы: недостаток информации, сложность с абстрактным мышлением или неверные предположения, которые могут быть настолько пагубными, что могут привести к таким психическим заболеванием, как тревожность и депрессия.
Например, если ребенок растет с родителями, которые его постоянно критикуют, у ребенка может развиться убеждение в собственной неполноценности, и это убеждение всю жизнь будет формировать искаженные модели мира. Врачи могут расшатать такие неверные, часто неосознанные убеждения методами психотерапии, которые могут включать в себя внутренне-ориентированную психотерапию, когда пациент и врач вместе работают над тем, чтобы вызвать подавленные воспоминания, которые прячутся в негативных убеждениях. Еще одна эффективная техника – это КПТ, которая работает с будущими представлениями пациента и стратегиями изменения их.
С получениям жизненного опыта, мы строим более реальные модели, обретая мудрость. Мы чаще отбрасываем те модели, которые не сработают в том, чтобы привести нас к тому, что мы хотим. Знания, приходящие к нам от предыдущих поколений, могут помочь нам улучшить наши модели, избавив от ошибок наработки собственного опыта. Народная мудрость говорит нам: «Один стежок, сделанный вовремя, стоит девяти», подразумевая знания, унаследованные нами от великих ученых и философов.
Ломая модели: запуск креатива
Если у тебя есть только молоток, все будет выглядеть как гвоздь.
– Поговорка
Модели – это хорошие инструменты, но у них тоже есть недостатки. Они могут блокировать нас в определенном виде мышления, являясь причиной упущения возможностей для улучшения нашего мира. Например, большинство людей знает, что для работы с компьютером необходима инструкция. Разработчики вводят эти инструкции на клавиатуре: ввод инструкции на клавиатуре – это один из способов для работы компьютера. Ученым «Ксерокс ПАРКа» необходимо было избавиться от этой модели перед тем, как они начали изобретать компьютерную мышь и графический пользовательский интерфейс. Дофамин, это тот, кто строит модели, и дофамин же их ломает. Оба варианта требуют от нас думать о вещах, которых в данный момент не существует, но которые могут появиться в будущем.
Ломку моделей можно заметить в некоторых загадках, которые связаны с внутренним проблемами. Предыдущие модели нужно ломать для того чтобы увидеть проблему свежим взглядом.
Открывая источники креативности
Ошин Вартанян, исследователь Йоркского Университета в Торонто хотел разобраться, какая часть мозга была наиболее активна, когда люди открывали новые решения проблем, поэтому он сканировал мозг людей во время их наибольшего творческого напряжения. Он обнаружил, что когда они находили решение задачи, была активизирована передняя часть мозга с правой стороны. Он задался кроме того вопросом, могла ли эта часть мозга также быть вовлечена в разрушение моделей.
Во втором эксперимента он попросил участников не решать задачу, а просто использовать воображение. Сначала он попросил их представить реальные вещи, такие как «цветок розы». Затем он попросил их нарисовать в воображении предметы, которые не существуют, которые не вписываются в обычные модели реальности, такие, как «живая вещь, представляющая собой вертолет». Вместе с участниками он обнаружил, что активизировалась та же часть мозга, что и прежде, когда они думали о не существующих вещах. Когда они представляли себе реальное, эта часть мозга оставалась темной.
Приборы, сканирующие мозг людей с шизофренией, показывают изменения в той же части – правой вентролатеральной префронтальной коре. Может быть, это происходит потому, что когда люди охвачены творческим воодушевлением, они ведут себя подобно людям с шизофренией. Они перестают подавлять части реальности, которые прежде отстранили, как неважные и придают салиентность вещам, которые посчитали имеющими значение.
Стимулирование током
Установление нейронной основы креативности имеет огромное значение, потому что креативность это самый ценный ресурс в мире. Ее достижения улучшили жизнь миллионов людей. От свечей до лампочек – инновации преобразования топлива в свет в тысячи раз уменьшили расходы в сфере топлива и энергетики. Но существует ли способ увеличения этого бесценного потенциала? Возможно ли улучшить творческие способности ученого, стимулируя активизирующиеся части мозга?
Исследователи, финансируемые Национальным Научным Фондом, использовали технику, называемую транскраниальная стимуляция постоянным током (ТКМП). Как подсказывает название, определенные зоны мозга стимулируются с помощью постоянного тока – это ток, используемый в батарейках, противоположный переменному току, который доступен в розетках электрических сетей. Постоянный ток безопаснее переменного, но используемое количество электричества меньше. Некоторые устройства работают от простой 9-вольтовой (квадратной) батарейки, используемой, например, для датчиков дыма. Приборы для ТКМП могут быть очень простыми. И хотя коммерческие приборы, используемые для исследования, стоят больше тысячи долларов, некоторые особо смелые исследователи, на скорую руку делали такие устройства из самые примитивных комплектующих, которые продавались в ближайшем магазине электроники. (Совет от потребителя: «Так делать не надо»).
В небольших исследованиях эти приборы были эффективны в ускорении процесса изучения, усилении концентрации, и даже лечении клинической депрессии. В попытке усилить креативность мозга, к лобным частям участников эксперимента (31 человек) присоединили электроды, стимулируя часть мозга непосредственно за областью глаз. Креативность измерялась с помощью тестирования способности участников проводить аналогии.
Аналогичным является очень дофаминергический способ мышления о мире. Например: свет иногда имеет свойства кванта, действующего как пуля в стволе ружья, а иногда как волновая рябь, перемещающаяся по поверхности пруда. Аналогия выявляет абстрактную, невидимую сущность концепции и сопоставляет её с похожей сущностью не связанной концепции. Составление единства совершенно новой идеи со старой, делают новую идею более понятной и воспринимаемой.
Способность находить связь между двумя понятиями, которые прежде не казались связанными, является важной частью креативности и, как оказалось, она может быть усилена электрической стимуляцией. По сравнению с участниками, которым была дана ненастоящая ТКМП, те, кто получил электрическую стимуляцию, создали больше необычных аналогий – это аналогии между понятиями, которые кажутся очень не похожими на друг друга. Тем не менее, эти высоко креативные аналогии были так же точны, как и более очевидные, которые были созданы участниками, чьи приборы были незаметно выключены.
Дофаминергические вещества могут делать то же самое. Хотя у некоторых пациентов которые принимают дофаминергические лекарства для лечения болезни Паркинсона, развивается разрушаемая навязчивость, у других, в это же время наблюдается возросшая креативность. Один пациент из семьи поэтов никогда не занимался писательством. После того, как он начал принимать лекарства, стимулирующие дофамин (от болезни Паркинсона), он написал поэму, выигравшую ежегодный конкурс Национальной ассоциации поэтов. Художники, которые этим лекарством лечились от болезни Паркинсона, часто увеличивали в своей палитре использование ярких цветов. Один пациент, у которого после лечения развился новый стиль творческого подхода сказал: «Новый стиль менее четкий, но зато более живой. Стала сильнее необходимость выразить себя: я просто отпускаю себя». Прямо как Винни-Пух: «Лучший способ писать стихи, позволить им идти так, как они идут».
Сны: там где смешиваются креативность и сумасшествие
Среди нас редко встречаются гении или сумасшедшие, но все мы находимся на средней точке этого континуума: мы видим сны. Сны похожи на абстрактные мысли тем, что они работают с реальными событиями, взятыми из внешнего мира, но поступают с ними таким образом, что те перестают быть ограниченными только физической реальностью. Сны часто содержат тему высоты: полет или падение с большой высоты. В снах часто появляются темы будущего – иногда в форме стремления к очень желанной цели, которая всегда вне досягаемости. Абстрактные, оторванные от ощущений реального мира, сны – это дофаминергические проявления.
Фрейд называл ментальную активность, действующую во снах, «первичным процессом», который не организован, нелогичен, создан без учета ограниченности реальности и движим примитивными желаниями. Первичный процесс также использовался для описания процесса мышления у людей с шизофренией. Немецкий философ Артур Шопенгауэр сказал: «Сон это короткое сумасшествие, а сумасшествие – это длинный сон».
Во время сна выделяется дофамин, полностью свободный от ограничивающего влияния фокусированных на настоящее H&N нейромедиаторов. Активность в H&N цепочках подавлена потому, что от внешнего мира заблокированы ощущения органов чувств. Эта свобода позволяет также цепочкам дофамина создавать невероятные причудливые связи, которые становятся отличительным признаком снов. Обыденное, незамеченное и странное может быть приподнято до выдающегося значения, снабжая нас новыми идеями, которые в другой ситуации было бы невозможно обнаружить.
Похожесть снов и психозов удивляла многих исследователей и породила огромное количество научной литературы. Группа ученых из Университета Милана в Италии рассмотрела сущность невероятных мыслей во снах у здоровых людей и сравнила их с фантазиями во время бодрствования у здоровых и у участников эксперимента с шизофренией.
Ученые стимулировали фантазии бодрствующих, используя Тематический апперцептивный тест (ТАТ), который представляет собой набор карточек, показывающих двусмысленные, а иногда эмоциональнозаряженные картинки людей в различных ситуациях. Темы включали успех и провал, соревнования и зависть, агрессию и сексуальность. Участников просили изучить картинку, а затем придумать историю, объясняющую изображенную сцену.
Итальянские исследователи сравнили истории из ТАТ и описания снов пациентов с шизофренией и здоровых людей, используя шкалу под названием Индекс Плотности Странности (Bizarreness Density Index.) Результаты теста подтвердили, что сны здоровых людей очень похожи на сновидения психиатрических больных. Эта шкала показывала почти одинаковые значения для трех категорий психической активности: 1. Описания снов людей с шизофренией, 2. Истории людей с шизофренией во время ТАТ и 3. Описания снов здоровых людей. С другой стороны, четвертая категория – истории здоровых людей во время ТАТ, получила намного меньше баллов по шкале. Это исследование поддерживает концепцию Шопенгауэра о том, что жизнь с шизофренией – это как жизнь в вечном сне.
Как собрать плоды креативности из сновидений
Если сны похожи на психоз, как происходит наше возвращение к нормальному состоянию? Случается ли это сразу после пробуждения или требуется какое-то время для восстановления логического мышления? Если для этого необходимо время, не сумасшедшие ли мы в какой-то степени во время этого перехода? Нужно иметь ввиду еще кое-что: когда мы спим, мы иногда видим сны, а иногда нет. Когда мы делаем переход из состояния сна в состояние бодрствования, отличается ли наш процесс мышления, если мы просыпаемся от сна со сновидениями или от сна без сновидений?
Исследователи Университета Нью-Йорка использовали ТАТ, чтобы оценить типы историй, которые люди рассказывают после того, как они проснулись от сна без сновидений и сравнили их с историями с ТАТ, рассказанными во время перехода от сна со сновидениями. Они обнаружили, что фантазии, рассказанные сразу после сна со сновидениями были более полными. Они были длиннее и содержали больше интересных мыслей: воображение было более ярким, а содержание более странным. Вот пример одной истории от здорового участника, которого разбудили во время сновидений. Участнику показали картинку мальчика, который смотрел на скрипку:
Он размышляет о своей скрипке. Он производит грустное впечатление. Подождите-ка! У него идет кровь изо рта! И его глаза… кажется, будто он слепой!
Еще одному участнику, которого разбудили во время сновидения, показали другую картинку, и он описал менее странное видение: «мальчик был одет в футболку, но у него не было носков на ногах. Я больше ничего не вижу».
Многие люди ощущали во время пробуждения при сновидениях чувство нахождения между двух миров. Мышление было меняющимся, они перескакивали с темы на тему, не ограниченные правилами логики. Вообще некоторые люди рассказывали, что они испытывали самые необыкновенные мысли в момент нахождения между двумя мирами. H&N-фильтр, который концентрирует наше внимание на внешнем мире чувств, еще не был включен; а цепочки дофамина продолжали работать без сопротивления и идеи приходили свободно.
Фридрих Август Кекуле известен тем, что он открыл структуру молекулы бензола, важного промышленного химического вещества того времени. Химики установили, что эта молекула состоит из шести атомов углерода и шести атомов водорода, что стало неожиданностью. Обычно подобные молекулы имеют больше атомов водорода, чем углерода. Было очевидно, что такая структура молекулы была необычной.
Химики попытались расположить атомы углерода и водорода всеми возможными способами, которые не противоречили бы законам химической связи. Они знали что атомы углерода могут быть нанизаны вместе как бисер на проволоку, и там также могут быть боковые ветви, отходящие под прямым углом, но никакая из структур, которые они пробовали, не была совместима с известными свойствами молекулы бензола. Происхождение реальной формы было таинственно. Кекуль описал тот момент, когда она осознал эту форму:
«Я сел и начал писать в моей химической тетради, но все как-то не шло, мои мысли были где-то в другом месте. Я повернул стул к камину и почти заснул. И тут снова у меня перед глазами начали перемещаться атомы. Меньшие группы в этот раз скромно держались сзади. Мой разум, натренированный видением подобного, теперь различал большие формирования различных форм. Длинные ряды, во многих случаях были плотно соединены; всё находилось в движении, летая и поворачиваясь, как змеи. И посмотрите, что же это было? Одна змея схватила собственный хвост и смешная форма закрутилась у меня перед глазами. Будто пораженный молнией, я вдруг проснулся».
Видение змеи, хватающей собственный хвост, древний уроборос, привел ученого к пониманию того, что шесть атомов углерода в молекуле бензола сформировали кольцо. Прямо как змея с хвостом во рту – состоящая из самой себя – сны это внутреннее представление наших внутренних идей. Отрезанные от чувств, сны позволяют дофамину двигаться свободно, не ограниченные конкретными фактами внешней реальности.
Доктор Дейрдре Баррет, психолог и исследователь снов в Медицинской Школе Гарварда, обратила внимание на то, что ответ на проблему Кекуле имеет визуальное объяснение. Большая часть мозга активна во время сновидений так же, как во время бодрствования. Тем не менее, есть существенные отличия. Неудивительно, что те фронтальные доли мозга, которые фильтруют видимо неуместные детали, не работают. Но есть увеличенная активность в области, называемой вторичной зрительной корой (secondary visual cortex). Эта часть мозга не получает сигналы прямо через область глаз, и не получает ввода во время сновидений. Вместо этого она отвечает за обработку визуальных раздражителей. Это помогает мозгу находить смысл в том, что видят наши глаза.
Сны очень визуализированы. В книге доктора Баррет описан Комитет сна: каким образом артисты, ученые и атлеты используют сны для креативного решения проблем и – и Доктор Баррет объясняет: так же, как Кекуле открыл структуру бензола в состоянии, похожем на сон, обычные люди тоже могут использовать сны для решения своих практических проблем. Доктор Баррет применила силу решения проблем во сне, работая с тестовой группой, состоящей из студентов Гарварда.
Она попросила их выбрать проблему, которая была для них важна. Она могла быть личной, связанной с учебой или более общей. Затем она научила их методу инкубации сновидений. Это стратегии, которые люди могут использовать для увеличения вероятности связи видения сна с решением желаемой проблемы. Студенты каждую ночь целую неделю записывали свои сны до тех пор, пока они поверили, что решили свою проблему. Результаты исследования затем были переданы жюри, которые решало, действительно ли сон обеспечил решение проблемы.
Результаты оказались поразительными. Около половины студентов увидели сны, связанные с их проблемами, и 70 % из них поверили в то, что их сны содержали решение. Независимые эксперты почти полностью согласились с результатами. Они сделали вывод, что около половины студентов, видевших сны о своих проблемах, получили их решения.
Один из студентов, участвующих в исследовании, пытался решить, какую карьеру ему выбрать после окончания университета. Он поступал на две магистерские программы по клинической психологии, которые были в его родном штате Массачусетсе. Он также подавал документы на две программы по индустриальной психологии, одна из которых находилась в Техасе, а другая – в Калифорнии. Однажды ночью ему приснилось, что он был в самолете, пересекая территорию США. У самолета возникли проблемы с двигателем, и пилот сообщил, что им необходимо совершить незапланированную посадку в безопасном месте. Они находились прямо над Массачусетсом, и студент предложил пилоту приземлиться именно там, но пилот сказал, что в этом штате слишком опасно совершить где-либо посадку. Когда он проснулся, то понял, что проведя всю жизнь в Массачусетсе, пришло время двигаться дальше. Для него расположение университета было важнее, чем предмет изучения. Так цепочка дофамина обеспечила его новым взглядом на собственное будущее.
Истории и песни в сновидениях
Сновидения это распространенный источник креативности артистов. Пол МакКартни говорил, что услышал мелодию песни «Yesterday» во сне. Кит Ричардс рассказывал, что идея слов песни и рифм для песни «Satisfaction» во сне. «Я вижу во снах цвета, формы и звуки», говорил Билли Джоел в интервью для Хартфорд Курант о его песни «River of Dreams»(«Река снов»). «Я проснулся, напевая ее, и она никак не отставала от меня». Майкл Стайп из R.E.M. придумал слова песни для самой известной песни группы «Это конец света насколько мы знаем и я чувствую себя хорошо» (It's the End of the World as We Know It And I Feel Fine),» таким же образом. «Мне приснился сон о вечеринке», сказал он журналу «Интервью». «У всех на этой вечеринке инициалы имен были Л.Б., кроме меня. Это были Лестер Бэнгс, Ленни Брюс, Леонард Бернстайн. Вот как появилась одна из строф песни». Писатель Роберт Луис Стивенсон упоминал сны как источник для написания повести «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», а Стивен Кинг говорил, что его роман «Мизери» основывался на сне.
Инкубация сна: как решать проблемы во сне
Выберите проблему, которая важна для вас, и которую вы очень хотите решить. Чем сильнее желание, тем вероятнее, что проблема появится во сне. Подумайте о проблеме перед сном. Если возможно, визуализируйте ее в своей голове. Если это проблема с отношениями, представьте человека, с которым она связана. Если вы в поисках вдохновения, представьте пустой лист бумаги. Если у вас проблема с каким-то проектом, представьте предмет или явление, которые представляет этот проект. Держите изображение в голове так, чтобы это была последняя мысль перед тем, как вы уснете.
Убедитесь, что у вас рядом с кроватью есть ручка и бумага. Как только вы проснетесь, запишите то, что видели и неважно, что вам это не покажется связанным с проблемой. Сны могут быть запутанными, и может показаться сложным найти в этом ответ. Важно записать сон прямо, как только вы проснетесь, потому что наша память уничтожит его за секунды, если мы начнем думать о чем-то еще. Многие люди, видевшие интересный сон, не могли вспомнить никаких его деталей менее, чем через минуту после пробуждения.
Может потребоваться несколько попыток, пока вы обнаружите то, что ищите, и решение, которое вы получите из сновидения, может быть не самым лучшим. Но возможно, оно будет новым решением, которое станет подходом к решению проблемы с нового ракурса.
Почему нобелевские лауреаты любят рисовать
У изобразительного искусства и естественных наук больше общего, чем кажется большинству людей, потому что они движимы дофамином. Поэт, сочиняющий строчки о безнадежном влюбленном, не сильно отличается от физика, который пишет формулы о восторгающих его электронах. Они оба имеют способность думать поверх сферы наших чувств и погружаться в более глубокий мир абстрактных идей. Элитные сообщества ученых наполнены артистическими душами. Члены Национальной Академии Наук США, в полтора раза чаще имеют хобби, связанное с искусством по сравнению со всеми нами, а нобелевские лауреаты почти в три раза. Чем лучше ты управляешь самыми сложными, абстрактными идеями, тем вероятнее, что ты можешь быть художником.
Сходство между искусством и наукой стало особенно важным, когда на рубеже тысячелетий случился кризис программирования. Компьютерные разработчики привыкли использовать аббревиатуры для обозначения годов, используя только последние две цифры (например, 99 для 1999), чтобы экономить на дорогой в то время памяти компьютеров (ну и на паре нажатий на клавиши). Разработчики не задумались о следующем тысячелетии, когда 99 может означать и 2099. Тысячи программ находились под опасностью разрушения – не только интернет-браузеры и текстовые редакторы, но также и программное обеспечение, которое управляло самолетами, плотинами и атомными электростанциями. Так называемая, «проблема 2000 года», затронула так много систем, что нехватало программистов, чтобы их все восстановить. Говорили, что некоторые компании нанимали бывших музыкантов, потому что они были способны с легкостью изучить программирование.
Почему гении придурки
Музыка и математика идут рука об руку, потому что повышенные уровни дофамина часто возникают как пакетная сделка (a package deal): если ты дофаминергичен в одной сфере, ты скорее всего будешь также высоко дофаминергичен и в других. Ученые-музыканты, но музыканты также и математики. Но тут есть и другая сторона. Иногда слишком большое количество дофамина – это слабость.
Высокие уровни дофамина подавляют функционирование H&N, поэтому гениальные люди очень часто имеют сложные отношения с людьми. Нам нужна H&N-эмпатия, чтобы понимать, что происходит в голове другого человека и иметь существенные навыки для социального взаимодействия. Ученый, которого ты встречаешь на коктейльной вечеринке, не перестанет рассказывать о своем исследовании, потому что он не поймет, что тебе это скучно. В том же духе Альберт Эйнштейн однажды сказал: «Мое страстное чувство социальной справедливости и социальной ответственности всегда странно контрастировало с моей явной нехваткой прямого общения с другими людьми». И «Я люблю человечество но ненавижу людей». Абстрактная концепция социальной справедливости и человечности прошла легко, но конкретный опыт взаимодействия с другим человеком был слишком сложным.
Личная жизнь Эйнштейна отражала его сложности в человеческих отношениях. Он было намного сильнее увлечен наукой, чем людьми. За два года до того, как он и его жена разошлись, у него завязался роман со своей двоюродной сестрой, и, в конце концов, он женился на ней. Однако, он был неверен ей, изменяя жене с его секретаршей и, возможно, еще с полдюжиной своих подруг. Его дофаминергический разум был одновременно и благословением, и проклятием – повышенные уровни дофамина, которые позволяли ему открывать теорию относительности, были, наиболее вероятно, тем же самым дофамином которые, водил его от одних отношений к другим, никогда не позволяя сделать переход к H&N – длительной товарищеской любви.
Понимание того, как работает мозг гения, обеспечивает лучшее понимание дофаминергической личности, что может проявлять себя различными способами. Мы уже наблюдали личность, импульсивно ищущую удовольствия, у которой были сложности с поддержанием длительных отношений, и ее уязвимость к зависимости. Мы также видели обособленного планировщика, который скорее останется допоздна в офисе, чем проведет свободное время с друзьями. Теперь мы видим третью возможность: креативный гений – художник ли это, поэт или физик – у которого столько проблем в области человеческих отношений, что он может показаться немного аутистом[4]. Кроме того, дофаминергический гений настолько сконцентрирован на своем внутреннем мире идей, что он надевает разные носки, забывает расчесать волосы и в целом, пренебрегает всем, что связано с реальным миром настоящего. Платон писал о том, как однажды древнегреческий философ Сократ целый день и целую ночь стоял на одном месте, размышляя о какой-то проблеме, совершенно не думая о том, что происходило вокруг него.
Эти три типа личности внешне кажутся очень разными, но у них у всех есть что-то общее. Они слишком сильно сфокусированы на том, чтобы максимизировать будущие ресурсы, недооценивая то, что происходит здесь и сейчас. Искатель удовольствия всегда будет хотеть большего. Неважно, сколько он получает, этого ему всегда будет недостаточно. Неважно, насколько сильно он ждет обещанного удовольствия, он не найдет в этом наслаждения.
Как только он получает желаемое, его внимание переносится на то, что будет следующим. У отстраненного планировщика будущее и настоящее также находятся в дисбалансе. Так же, как у ищущего удовольствие, у него есть постоянная потребность большего, но он концентрируется на виде в будущее, гонясь за более абстрактными формами удовлетворения, такими как, честь, богатство и власть. Гении живут в мире неизвестного, еще не открытого, помешанные на том, чтобы сделать будущее лучшим с помощью своей деятельности. Гении меняют мир – но их одержимость часто представляет собой безразличие к другим.
Благожелательные мизантропы
Очень умные, успешные и креативные люди – обычно очень дофаминергичные личности, которые часто могут выражать странное отношение: они очень любят человечество, но очень нетерпеливо относятся к каждому человеку индивидуально.
Чем больше я люблю человечество в целом, тем меньше я люблю человека в отдельности. В моих снах, я часто служу человечеству… Однако я не способен жить в одной комнате с кем-либо в течение даже двух дней… Я становлюсь враждебным к людям сразу же, как они приближаются ко мне.
– Федор Достоевский
Я мизантроп, но совершенно доброжелательный, я немного помешанный, все же я супер-идеалист, который переваривает философию лучше, чем любую еду.
– Альфред Нобель
Я люблю человечество, но ненавижу людей.
– Эдна Сент-Винсент Миллей
Иногда они даже используют почти одинаковый язык:
Я люблю человечество… но вот людей не переношу.
– Чарльз Шульц
Это может показаться неподобающим, но это объяснимо. Высоко дофаминергичные люди обычно абстрактное мышление предпочитают чувственным ощущениям. Для них любовь к человечеству и любовь к соседу то же самое, что любовь к идее о щенке и забота о нем.
Трагические последствия
Есть определенный генетический вклад в дофаминергические особенности Эйнштейна. Один из его сыновей стал всемирно известным профессионалом в области гидроинженерии. Второму же в возрасте двадцати лет был поставлен диагноз шизофрения, и он умер в психиатрической больнице. Большое количество исследований населения подтвердили существование генетической составляющей дофаминергического характера. Исландское исследование, которое оценивало генетический фонд более, чем у 86 тысяч людей, обнаружило, что люди, которые являются носителями генов, предполагающих большой риск развития шизофрении или биполярного расстройства, вероятнее всего, относились к национальному обществу актеров, танцоров, музыкантов, художников или писателей.
Исаак Ньютон, открывший дифференциальное и интегральное исчисления, Закон всемирного тяготения и многое другое, был одним из таких проблемных гениев. У него были сложности в общении с другими людьми, он был вовлечен в малоизвестную научную ссору с немецким математиком философом Готфридом Лейбницем. Ньютон был скрытым и параноидальным, проявлял мало эмоций, вплоть до беспощадности. Когда он служил Мастером Королевского монетного двора, он становился причиной того, что многие фальшивомонетчики были повешены, несмотря на возражения своих коллег.
Ньютона преследовало безумие. Он проводил целые часы, пытаясь найти скрытые сообщения в Библии, написал более миллиона слов о религии и оккультизме. Он занимался средневековым искусством алхимии, одержимо ища философский камень, мифическое вещество, которое, по мнению алхимиков, обладало магическими свойствами и могло даже помочь людям достичь бессмертия. В возрасте пятидесяти лет Ньютон стал полностью психиатрическим больным и провел год в сумасшедшем доме. На основании некоторых доказательств, кажется вероятным, что у Ньютона были повышенные уровни дофамина, способствовавшие его выдающимся способностям, его социальным проблемам и его психическому расстройству. И он такой не один.
Многие знаменитые художники, композиторы, ученые, и ведущие бизнесмены известны своими психическими болезнями. Например, Людвиг Ван Бетховен, Эдвард Мунк, написавший картину «Крик», Винсент Ван Гог, Чарльз Дарвин, Джорджиа О Кеефей, Сильви Плат, Никола Тесла, Вацлав Нижинский, великий танцовщик начала двадцатого века, писательница Вирджиния Вульф, шахматист Бобби Фишер и многие другие.
Дофамин дает силу творческого созидания. Он позволяет нам представлять нереальное и соединять кажущееся несоединимым. Он позволяет строить воображаемые модели мира, превосходящие простое физическое описание, поднимая личность выше чувственных впечатлений, чтобы открыть более глубокий смысл, того что мы ощущаем. Затем, как ребенок, бьющий по башне из кубиков, дофамин разрушает свои собственные модели, чтобы мы могли начать новую жизнь и найти новый смысл в том, что когда-то было незнакомо.
Но эта сила имеет и свою цену. Гиперактивные системы дофамина творческих гениев ставят их под угрозу психических заболеваний. Иногда мир нереального прорывается сквозь естественные границы, создавая паранойю, иллюзии и лихорадочное возбуждение маниакального поведения. Кроме того, повышенная дофаминергическая активность может блокировать систему H&N, препятствуя формированию человеческих отношених и пониманию повседневного реального мира.
Для некоторых все это неважно. Удовольствие от творчества – это самое сильное удовольствие, известное им, – художникам, ученым, пророкам или предпринимателям. Как бы они ни назывались, они никогда не перестают трудиться. Единственное что их заботит – это их страсть от создания, открытия или просвещения. Они никогда не расслабляются, никогда не могут насладиться тем хорошим, что у них есть. Они всегда думают о том, чтобы создать будущее, которое никогда не настает. Потому что будущее становится настоящим, и его достижение требует активизации H&N химических веществ, а это как раз то, чего высоко дофаминергиченые люди не любят и избегают. И неважно, насколько богатыми, известными или успешными они становятся, такие люди почти никогда не бывают счастливы, и удовлетворены.
Эволюционные силы, способствующие выживанию видов, сами и порождают эти особенные виды. Природа заставляет их жертвовать своим собственным счастьем ради того, чтобы привнести в мир новые идеи и инновации, которые принесут пользу всем остальным.
Серфинг, песок и психоз
Брайан Уилсон из группы «Beach Boys» – один из самых революционно популярных музыкантов. В его ранние годы музыка была обманчиво простой: запоминающиеся мелодии о серфинге, машинах и девушках. Но со временем он провел беспрецедентные звуковые эксперименты – и появилась музыка, которую так же приятно было слушать, но она последовательно более многослойная и сложная. Как композитор, аранжировщик и продюсер, он начал вводить в поп-музыку новые звуки и новые комбинации звуков.
Некоторые из них были вариациями знакомых форм: необычное озвучивание общеизвестных аккордов, неожиданные сочетания тонов и стандартные последовательности, которые начинаются и заканчиваются в неожиданных местах. Уилсон применял необычные инструменты, такие как клавесин и таммин, который ранее использовались для создания жутких гудящих шумов в фильмах ужасов. Он также использовал устройства, которые вообще не считались музыкальными инструментами: свисток поезда, велосипедный звонок, звук блеющий козы. Кульминацией этих экспериментов стал альбом «Звуки животных» (1966), который был критически назван коллекцией креативной музыки, звучавшей так, как ничто из того, что было раньше. Если бы такие артисты, как Боб Дилан не подняли тексты песен поп и рок музыки от плохих стишков до уровня поэзии, Брайан Уилсон не трансформировал бы возможности самой музыки из трех аккордов и структуры куплет-припев, в то, что публицист Дерек Тейлор называл «Beach Boys» – «карманной симфонией».
Диапазон необычных творческих способностей говорит о том, что Брайан Уилсон испытывал низкое латентное торможение, связанное с высоким уровнем дофамина, но эти высокие уровни также могли повлиять и на его психическое заболевание, его жена Мелинда Ледбеттер рассказывала журналу «Пипл» в 2012: «Он слышит голоса». «Видя выражение его лица, я могла понять хорошие это или плохие голоса. Для нас все это сложно понять, но для него они абсолютно реальны». Ему был поставлен диагноз шизофрения, который позднее был заменен на шизоаффективное расстройство – сочетание симптомов шизофрении и необычного настроения, включающее галлюцинации и паранойю. В 2006 он рассказывал журналу «Ability», что начал слышать голоса в возрасте двадцати пяти лет, через неделю после того, как принимал психоделические наркотики. «На протяжении прошедших сорока лет у меня были слуховые галлюцинации – целыми днями, каждый день, и я не мог от них избавиться. Каждые несколько минут голоса говорили мне что-нибудь унизительное… Я верю что они начали меня доставать потому, что они завидовали. Голоса в моей голове завидовали мне».
Уилсон говорил что лечение, которое должно было ослабить симптомы болезни, не сильно снизило его креативность. В противоположность популярному мнению, что не лечащаяся боль психических заболеваний – это препятствие, а не помощь. «Какое-то время я долго не мог ничего делать, но сейчас я играю каждый день».
Консервативный: государственный деятель влюблен в существующих дьяволов, в отличие от либерала, который хочет заменить их другими.
– Амброз Бирс, Словарь Дьявола
