7

На фоне традиционного внешнего вида Киона – пышной зелени и зарослей розовых кустов – храм жрицы высился точно разросшийся сорняк, но тем самым был примечателен. Облик этого купольного святилища, в отличие от окружавших его со всех сторон аша-ка, излучал правдивость и серьезность. Он не стремился никого впечатлить своими простыми белыми стенами и скромной растительностью. Единственной примечательной деталью в нем был висящий у главного входа колокольчик, звоном которого посетители возвещали о своем прибытии.

Как того требовал обычай, сюда я пришла одна. Фокс и Кален отправились в Найтскросс. Зная о том, что сейчас моя семья находилась в Анкио, а не в нашей деревне, я эгоистично испытывала облегчение, хотя мысль об очередном нападении Обреченного вызывала у меня тревогу. Я пообещала Фоксу связаться с ним, как только моя встреча закончится. Общение со жрицей считалось личным делом, которым не принято было делиться даже со своими ближайшими родственниками.

Извилистые коридоры храма были такими же, как и на моей памяти. Эти священные залы я посещала чаще, чем любая другая аша, а потому могла ступать по безмолвным проходам даже с завязанными глазами. Для полноценной аши появление в храме жрицы более полудюжины раз за всю жизнь было необычным явлением, и тем не менее я приходила сюда уже в двадцать седьмой раз. Считалось, что в своей жизни аша доверялась лишь двум людям: своему парикмахеру и своему исповеднику. У меня не было каких-то прочных связей ни с одним из богов, почитаемых в квартале Ив, но жрица была для меня ближе всех к тому, кого я могла назвать своим исповедником.

Однако последние мои визиты к ней закончились неудачей. Множество раз я обращалась к жрице за советом относительно сердца сумрака и своего собственного чернеющего сердца, но неизменно получала отказ. Ни одно количество зиваров, брошенных в качестве подношения в огонь, не могло изменить ее решения. Поэтому я и не ждала, что сегодняшняя встреча принесет иные плоды.

Истинный возраст жрицы был мне неизвестен, я только знала, что она служила в этом храме еще со времен, когда госпожа Пармина была ребенком. Тайны этой святыни оставались загадкой для всех; никто в квартале Ив не мог похвастать знаниями о том, как происходили отбор и обучение кандидатов в служители храма. Одни полагали, что звание жрицы переходит по наследству от матери к дочери и обе они происходят из непрерываемой династии уважаемых провидцев времен Вернаши. А другие были убеждены, что жрица бессмертна, несмотря на отсутствие соответствующих заклинаний и рун.

Но при всем этом я, как и все остальные, считала жрицу неизменным атрибутом квартала Ив. Она – или, точнее будет сказать, ее предок – находилась там, когда Вернаша только основала Кион, и останется до тех пор, пока последний аша-ка не закроет свои двери.

Сегодня пламя в жаровне горело слабее, чем в мой последний визит. Жрица ничуть не изменилась, хотя никто не прожил настолько долго, чтобы мог заметить разницу между преемницами. Опущенная на лицо вуаль скрывала ее черты, лишь время от времени ее край чуть смещался и приоткрывал взору мягкие пухлые губы. Она была укутана с ног до головы в воздушную сетчатую ткань серебристого цвета, которая ничего не показывала и в то же время дарила намек на многое.

Как и прежде, за огнем не следил ни один служитель, никто не поддерживал жар в очаге. Казалось, жрице нет нужды ни в еде, ни в питье, ни во сне. Пищу ей заменяло поклонение.

Я опустилась перед ней на колени и вытащила из волос заколку в виде полумесяца со звездами – это украшение я носила еще со времен послушницы.

– Это необязательно.

Я потрясенно замерла. Такого никогда раньше не было. Обычай требовал бросать зивар в костер; взамен жрица могла дать тебе совет или предсказать будущее.

– Вы прогоняете меня? – В пустом пространстве зала мой вопрос прозвучал жалко и едва слышно.

Жрица молчала. Я чувствовала, как ее глаза внимательно изучают меня из-за вуали.

– Только тот, кто зовет себя ашей, допускается в эти священные покои, – наконец молвила она.

– Я и есть аша.

– Аша служит кварталу Ив и следует законам, установленным старейшинами. Ты же больше не веришь этим заповедям.

Ее высказывания разозлили меня.

– Вы ошибаетесь. Я – аша, независимо от того, с какими законами квартала Ив не согласна. И остаюсь ашей, даже если иду против воли старейшин. Подчинение указу, в обсуждении которого у меня нет права голоса, не делает меня ашей. Но мое служение людям, исполненное в меру моих способностей и убеждений, – да. Защита моих сестер и братьев делает меня ашей. И все это не исключает поисков истины. Но если в этих стенах правила квартала Ив превыше всего, то, возможно, вы правы. Наверное, я не аша.

Я уже было встала, когда меня остановил голос жрицы, суровый и требовательный.

– Я не давала тебе разрешения уходить.

Никогда еще такой я ее не видела. Жрица всегда сохраняла нейтралитет. А теперь эта таинственная женщина, пророчица, предсказавшая, что однажды я приручу ази и убью Безликого, чуть не напугала меня.

– Сердце сумрака, – только и сказала она, я застыла. – Ты ищешь его.

– Мне оно нужно не для себя. Просто я не хочу, чтобы им завладел Друж или кто-то еще из выживших Безликих. Со стороны старейшин было несправедливо скрывать эту тайну от нас. Мы имеем право знать истинную историю Парящего Клинка.

– О том, что магия – это неправильно и мир нужно избавить от нее? – Голос жрицы смягчился и сделался бархатистым. – Ты осознаешь последствия такого знания?

– Они не должны держать нас в неведении.

– И что ты сделаешь, когда сердце сумрака окажется в твоих руках? Что сделаешь, если сможешь сдержать Безликих, сумеешь убедить старейшин распространить это знание по земле? Что ты сделаешь тогда, дочь моя?

Сама я никогда не желала обладать властью. По слухам, сердце сумрака давало на выбор две альтернативы, и одной из них было бессмертие. Но я, в отличие от Аены, не намеревалась жить вечно.

Второй вариант предполагал избавление мира от магии. Однако я, кто столько времени пользовался магией, чувствовала собственное лицемерие. Мне претила эта идея.

Как вообще можно было прожить без магии? Я даже не могла представить себе мир без стеклянных сердец, без знакомого сияния красных, пурпурных и серебристых оттенков, позволяющих нам отличить здорового от больного, лжеца – от говорящего правду. Без магии аши потеряют свой блеск, лишатся влияния и могущества. Они станут просто-напросто хвалеными затейницами, утратившими свой авторитет в чужих глазах.

Я понимала, почему старейшины хранили заклинание сердца сумрака в тайне, дойдя до того, чтобы сжигать книги и отрицать свою причастность. Их пугала потеря власти, которая была ведома им и их сестрам многие тысячи лет.

Но…

– Я хочу жить. – Слова легко слетели с моих губ. Вопреки всем тем кошмарам, что мучили меня последние несколько месяцев, именно это признание потрясло меня до глубины души. Страх этот неотступно следовал за мной с тех пор, как я покинула Найтскросс ради новой неизвестной жизни в Кионе, он был ужаснее битвы с дэвами или встречей с Безликими и их приспешниками. – Как это делали Костяные ведьмы до меня и будут делать после. Мы укорачиваем свою жизнь каждый раз, сталкиваясь с Тьмой, и не получаем даже одобрения. Нас одаривают лишь насмешками и злостью. А мы всего-навсего хотим иметь право на полноценную жизнь.

– Я видела, что квартал Ив сделал с Микаэлой. Как старейшины отвернулись от нее, когда она лишилась сердца. Я видела, как отчаянно она боролась за жизнь. Она отдает всю себя, а взамен получает невыразимые страдания. Я больше не желаю видеть ее боль. Я хочу, чтобы остаток своей земной жизни она провела в спокойствии, не боясь, что Тьма высосет все соки из ее души. И как бы эгоистично это ни прозвучало, я не хочу повторить ту же судьбу, что терпит она столько лет.

– Ты используешь сердце сумрака не для себя, – произнесла жрица, намеренно растягивая слова, – а как угрозу против старейшин, если те перейдут черту. Ты заставишь их смягчить законы и установить правила, которые бы продлили тебе жизнь. Это шантаж.

– Да.

Жрица опустила голову. Между нами на несколько секунд установилась тишина. Пламя опустилось еще ниже, будто встревоженное, как и его госпожа, моим заявлением.

– Было бы проще исполнить предназначение сердца сумрака, – наконец сказала она. – Не будет магии – не станет аш. Ты сможешь вернуться к прежней жизни до того, как тебя призвали, а твоя наставница будет жить и процветать. Столь презираемые тобой старейшины лишатся своего положения и больше не смогут навредить ни тебе, ни дорогим тебе людям. Но ты же по-прежнему ищешь золотую середину, не желая полностью отказываться от магии.

– Старейшинам не нужно сердце сумрака, они жаждут использовать магию для расширения своего господства над королевствами и боятся потерять то, что Вернаша из Роз заполучила хитростью. Сердце необходимо Безликим, но те воспользуются им по примеру Парящего Клинка, а не Изогнутого Ножа, вопреки тому, что почитают именно его. Так почему же ты колеблешься?

Я закрыла глаза.

– Потому что без магии я потеряю своего брата. Пусть старейшины владеют своими чарами и ведут борьбу за власть. Мне нужен только мой брат, рядом со мной.

– Он мертв.

– Сейчас он близок к жизни как никогда.

Жрица вздохнула, и откуда-то из невидимого пространства, вторя ей тихим плачем, донесся хор голосов.

– В день, когда сердце сумрака будет сотворено, а после объединено с сердцами светы и тьмы, ты сорвешь Первую Жатву со Священного Древа, и знакомый тебе мир прекратит свое существование.

– Но я не намерена использовать его…

– Твои намерения не имеют значения. Безликие уже давно страстно желают завладеть сердцем сумрака; они выбрали слова Изогнутого Ножа, исказили их и подчинили своему замыслу, чтобы его учения соответствовали их алчности. Они, подобно Парящему Клинку, возьмут данную Создателем магию и без раздумий одарят ею себя. Но только они не понимают, что помещенные в их сердца семь дэвов куда хуже темной гнили и что умрут они от переизбытка Тьмы, не успеет пройти год.

– Старейшины же стремятся обладать властью, внушать страх в сердца тех, кто желает создания сердца сумрака. Одна мысль о мире после него сковывает их тела ужасом, от которого, как когда-то у Вернаши, в жилах стынет кровь. Их устраивали распри между Безликими за свою долю до тех пор, пока не раскрывались их тайны. Тия, ты ступаешь на опасную территорию между этими двумя лагерями.

Она никогда раньше не называла меня по имени.

– Вы просите меня не искать его?

– Воспользуйся сердцем сумрака, чтобы стать Парящим Клинком либо последовать по пути Изогнутого Ножа. Среднего не дано, Тия. Вариант только один, и даже мне неизвестен правильный.

– Я не могу так жить. – Я с трудом сдерживала отчаяние. – Не могу жить как Микаэла, вечно жертвующая собой ради мира, который даже глазом не моргнет, когда она умрет. Я – эгоистка. И, в отличие от нее, совсем не сердобольна. Порой мне кажется, что она слишком добра на свою беду. Я готова служить королевствам, но только не ценой своего здоровья. Я не буду дожидаться, пока мое тело станет немощным и слабым, неспособным ни на что, кроме как ждать, когда магия наконец сделает свое дело. Я хочу наслаждаться старостью столь же полно, как и молодостью. И хочу, чтобы у Микаэлы тоже было это право. Это несправедливо.

– Когда-то, будучи столь же юной девушкой, как и ты, ко мне приходила убитая горем Сахмет. Ее терзали те же страхи, она испытывала те же душевные муки. Я видела о ней видения, подобные твоим. Но если в них ты захватывала власть над ази, то она укрощала заурви. Дэва можно усмирить с меньшими последствиями для своего стеклянного сердца.

– Почему вы не сказали мне об этом раньше?

– Ты в двадцать седьмой раз посещаешь мои покои и до сих пор не понимаешь причину своего прихода. Прежде чем я отвечу тебе, ты должна задать вопрос. Микаэла этого так и не сделала. Она, как ты правильно заметила, слишком добра на свою беду. Справиться с одним дэвом по силам, но управление всеми приводит к той самой темной гнили, которой ты так боишься. То же самое и с сердцем сумрака.

– Чего еще вы не поведали мне?

– Мне больше нечего тебе сказать. – Жрица отвернулась.

– Постойте! А как же мое стеклянное сердце? Если вы заглянете в будущее, то наверняка увидите, что с ним произойдет.

– Уже мало что можно сделать. Черное сердце остается твоим, как и когда оно было серебристым. Важнее всего то, как ты предпочтешь распорядиться им. – Впервые я заметила в ее фигуре следы усталости, слабую дрожь в плечах. – А сейчас я утомилась и хочу отдохнуть.

Я понимала, что никакие зивары и мольбы не смогут убедить ее. Поэтому поднялась на ноги и смотрела, как жрица, склонив голову, направляется к невидимым внутренним покоям. Костер вновь ожил, поднял в воздух высокий столб огня, скрыв ее от моих глаз. А когда пламя улеглось, женщины и след простыл. Вместе с ней растаяла моя последняя надежда.