Мы сидели в клетке. Нет, совсем не то, что вы подумали. Клетки тут были вместо жилищ, и они не запирались. Представьте себе огромную, бескрайнюю пещеру с низким каменным потолком; пещеру, в которой царят вечные сумерки и клубится черный туман. Нависающий потолок создает впечатление, что вся громада свода вот-вот обрушится тебе на голову. А кроме того, эта пещера полна клеток, прутья которых неведомым образом вделаны в пол и потолок. Сначала я подумал, что они зацементированы, но ничего подобного. Они словно вросли в камень – старые ржавые прутья толщиной с запястье взрослого мужчины.

Чтобы все выглядело не так мрачно – все-таки мы были не паломниками, стремившимися стать посвященными, – мы с Иванычем сняли куртки и рубашки, благо было жарко, и развесили их на прутьях, соорудив некое подобие стен. Потом Тогот развел колдовской костер – топлива для обычного костра у нас не было. И еще нам не хотелось угореть, а судя по запахам, слово «вентиляция» никто из подземных обитателей не слышал.

Почти сразу, как мы устроились, появился «официант» – один из прислужников Древних. Он был грязным, словно не мылся лет десять, длинные слипшиеся волосы, пальцы черные, вместо одежды грязная набедренная повязка, которая не сошла бы даже за половую тряпку. И, тем не менее, в руках у него был сверкающий белизной поднос, на котором лежали куски сырого окровавленного мяса и стояло несколько бутылок. В том числе шкалик приличного австралийского виски – «Белый дом».

От мяса мы дружно отказались. Его происхождение вызывало у меня смутные подозрения, которые я даже озвучивать не хотел бы. Что до выпивки, то виски я сразу забрал, прихватив для Тогота бутылочку «Посольской». Ему все равно, что хлебать, так что нечего на него вкусный продукт переводить.

«Официант» уже собирался уходить, когда я обратился к нему:

– И еще, почтеннейший, большое спасибо за крепкие напитки, но водка без пива – деньги на ветер.

Тот только кивнул и исчез.

– Похоже, Артурчик, ты собираешься нажраться, – с этими словами Тогот забрал у меня бутылку «Посольской», крутанул крышку и залпом вылил себе в глотку полбутылки.

– А ты, похоже, нет.

– Ну, во-первых, тут пить нечего, а во-вторых, непонятно, сколько мы тут проторчим.

– А чего мы, собственно, ждем? – поинтересовался Иваныч. – Чем тут сидеть, пошли бы знакомых поискали.

– Понимаете ли, господин Круглов, – покосился на медика мой демон, – существуют определенные правила, этикет, что ли. И если мы не хотим сойти за хамов и хотим, чтобы нас приняли как дорогих гостей, то должны этот этикет соблюдать.

– Отправиться искать знакомых сейчас – это все равно что… – Тут я замялся, подыскивая нужное сравнение. – Ну, это как если ты осенью в грязь и слякоть придешь в гости, и не снимая и не вытирая сапог попрешься в гостиную, оставляя за собой следы.

– Но ты же сам говорил, что эти посвященные придерживаются иной морали и выше всех этих наших условностей.

Все-таки тяжело иногда с этим человеком. Такое ощущение, что единственная извилина, которая у него есть, натерта фуражкой, а мозг до сих пор остался девственно чистым.

– Они выше наших морали и условностей, но это вовсе не означает, что они вообще плевали на мораль. Она у них есть, только другая.

– Да все это я уже слышал, – отмахнулся Иваныч. – И все-таки не могу я понять…

– Чего именно?

– Ну, к примеру, их кровожадности. Ведь они считают обычных людей чем-то вроде мяса.

– Понимаешь ли, они и правы, и не правы одновременно, – слово взял Тогот. – Возьмем среднего обывателя. Рассмотрим его жизнь: работа, которой он всячески старается избежать, так как в большинстве результат этой работы принадлежит не ему, а его семье, которую он завел, потакая своему половому инстинкту; полное отсутствие желания что-либо делать по дому… Ну, а после работы, если удастся, пиво-водка или телевизор.

У женщины: тяжкий домашний труд, который не оставляет ей времени для духовного роста. Животное существование. С другой стороны, я согласен с одним из ваших философов, который говорил о том, что в каждом человеке сокрыта целая вселенная. Только эту вселенную нужно открыть, ее нужно развивать. Нужна некая программа по интеллектуальному развитию, превращению человека из говорящего мяса в разумное существо, которое может думать о чем-то, кроме личного обогащения, желудка и существ противоположного пола. А пока их мысли прямы и незатейливы – это мясо.

Иваныч поежился.

– Неприятная философия.

– Зато она точно объясняет, как один человек может вырезать на спине другого звезды. Особенно часто это происходит, если некто разумный, инакомыслящий пытается пробудить вселенные тех, кто остался на уровне животного восприятия реальности. Но почему не запустить обратный процесс? Пусть умные режут придурков. Нет, так не получится, на то они умные, чтобы проповедовать гуманизм. Но отними у них гуманизм, заповеди вашего Христа? И что? Они будут убивать недоразвитое быдло, но убивать исключительно по необходимости. Вот для примера. Когда ваша страна содрогалась от Гражданской войны, заповеди и мораль, которые должны были сдерживать быдло, оказались сметены, и возник красный террор. Красные – то самое быдло, я не беру большевистское руководство – зверски убивали даже невинных, а белые иногда даже отпускали врагов, давших подписку, что не станут воевать. Итог: красные залили страну кровью и победили, белые – проиграли. Горький итог. И если мы возьмем историю, то в девяноста случаях из ста происходит именно так. Побеждает быдло, потому как высокоморальные избранные видят в быдле человека и не могут переступить через себя. Возьмите войну с Наполеоном. Он ведь пришел в Россию, чтобы освободить крестьян. Одной из целей его завоевания была отмена крепостного права, и те же крестьяне, которым французская армия несла освобождение, надавали французам под зад, а через несколько лет часть героев войны с Наполеном в таких же белых перчатках, витая в розовых мечтах, вышла на Сенатскую площадь…

– Но ведь Наполеон был завоевателем, – попытался возразить Иваныч.

– Да полно! Ну, завоевал бы он Россию? Сколько было тех французов? Ну, сидел бы в Москве наместник Наполеона, но крепостного права бы не было! И крестьянам от того, кто управляет, царь-самодур или француз, было бы абсолютно все равно, потому как где она, власть, и где крестьяне.

– А любовь к Родине?

– Иваныч, неужели ты до сих пор смотришь на мир через розовые очки? Какая любовь к Родине? Ты еще скажи: любовь к Сталину.

Или

кривляясь, продекламировал демон. – Даже в последнюю Великую Отечественную люди, одурманенные коммунистической пропагандой, которая в отношении фашистов во многом была права, сражались не за Сталина, и не за СССР, и не за абстрактную Родину, а за себя, за то, чтобы их дети могли с комфортом прозябать в совке-быдлятнике, тем более что Гитлер, в отличие от Наполеона, нес только разрушение и смерть. Сними розовые очки. За что мы воюем в Чечне? За нефть? Зачем нужна нефть? Для стабильной экономики государства. А зачем простому человеку стабильная экономика? Чтобы сидеть в своем свинарнике, сытым, довольным и ласково хрюкать. И ни к чему все эти рассказы о целостности страны или о Родине. Ну, не будет у России куска Кавказа. Станет Россия жить хуже? Фиг вам. Не такая вкусная похлебка будет в свинарнике, и из незаделанных нефтедолларами щелей поддувать станет. Вот вы и идете в бой с криком «За Родину!». Хотя честнее было бы идти в бой с криком «За жирные помои!», потому как похлебку из нефтедолларов все равно не вам хлебать, а вам – лишь остатки с барского стола.

Иваныч слушал, сидел, склонив голову, молчал, похоже, обиделся, а потом как-то надрывно выдавил:

– Демон – он и есть демон… Нельзя же так, там ребята, они на перевале умирали… а ты!

– А что я? – взвился Тогот. – Я твоих ребят не обсуждал и не осуждал. Может, они и не из быдла были, только за него погибли. Может, твоим ребятам вместо того, чтобы под пули хатаббов всяких ложиться, надо было по селам России ехать и пытаться в том самом быдле искру божию зажигать, раскочегаривать их вселенные, чтобы вместо водки и баб у них другие интересы в жизни появились. Ведь есть же ученые, есть образованные культурные люди, есть просто интересные люди, которые пытаются что-то поменять или создать. Только обидно, что их – единицы…

– Что-то мы отвлеклись от первоначальной темы разговора, – встрял я, но договорить мы так и не успели.

Кто-то в тенях за спиной Иваныча прокашлялся, и мы разом обернулись, а Тогот приподнял свой колдовской огонек, чтобы разглядеть, кто к нам пожаловал.

В дверях клетки стоял Викториан собственной персоной, точно такой, каким я его запомнил: безукоризненно белоснежный костюм с черной бабочкой, который венчала клочковатая борода. Нос картошкой и сальные, слипшиеся волосы. Это сочетание чистоты и грязи было весьма характерно для большинства избранных.

– Приветствую честную компанию, – широко улыбнулся Викториан, обдав нас облаком гнилостного дыхания и явив свету пеньки гнилых зубов. – Рад вас всех видеть.

– Как самочувствие? – поинтересовался Иваныч, вставая и протягивая колдуну руку. – Мы-то считали тебя мертвым.

– Ах, не дождетесь, – отмахнулся Викториан. – Вы же сами знаете, что неизлечимых ран практически не бывает. – И он снова широко улыбнулся. Нет, честное слово, лучше бы он этого не делал.

– Заткнись, Тогот, – цыкнул я на своего покемона. – Лечи мозги Иванычу.

– Что ж, личные дела мы обсудим попозже, а сейчас прошу следовать за мной. Посланцы Зеленого Лика ждут вас.

Мы прошли мимо клеток, в которых сидели другие паломники, и подошли к черному кругу в полу – провалу в неведомые глубины. Вниз вдоль края уходила винтовая лестница. Узкая – ступени шириной не более ладони, – она вела в неведомые темные глубины.

– Только после вас, – и Викториан указал на темные глубины. Мы с Иванычем переглянулись, а Тогот тем временем шагнул вперед и, освещая дорогу колдовским огнем, быстренько начал спускаться. Нам ничего не осталось, как последовать за ним. В противном случае пришлось бы спускаться в полной темноте. Нет, конечно, можно было окликнуть Тогота, сотворить и защитное заклятие, и заклятие для того, чтобы видеть в темноте, но это место… От него у меня мурашки шли по коже. И не было ни малейшего желания задерживаться на краю ямы, а было лишь одно желание: как можно скорее покинуть эту пещеру.

Осторожно переступая со ступеньки на ступеньку, я спускался в темную бездну. Потом неожиданно открылась ниша в стене – большая площадка, на которой могло поместиться человек двадцать. Я нырнул в нее, словно спасшийся от кораблекрушения моряк на крошечный островок, и замер, ожидая остальных. Тогот тоже был тут. Стоял в дальнем углу, улыбался.

– С клаустрофобией твоей еще надо поработать, – протянул покемон. – Да и с равновесием и боязнью высоты.

Дальше ментальный обмен любезностями, плавно переходящий на личности, продолжился и шел до тех пор, пока на площадке не появился Викториан.

– Итак, господа, вижу, что чутье по-прежнему не покинуло вас.

Он шагнул к одной из стен ниши, взмахнул рукой, и часть стены плавно отъехала в сторону. Я тут же прикрыл глаза, ослепленный ярким светом, но через минуту, когда глаза привыкли, я увидел перед собой нечто новое и совершенно удивительное: ярко освещенный коридор, напоминающий коридор какого-нибудь вычислительного центра начала девяностых. На стенах звукопоглощающие панели светло-салатного цвета, фальшпол. В конце коридора несколько белых офисных дверей. Нет, после ржавых клеток, искрошенных каменных лестниц и полусгнившего корабля я ожидал увидеть все что угодно, только не это.

– Прошу, господа, вас ждут.

Мы еще пару секунд потоптались у входа, не решаясь шагнуть из мира колдовства в современный и рациональный мир. Первым, как всегда, оказался Тогот. Хотя он-то определенно ни в одном из моих приключений особо не рисковал. Это я всегда лез в самое пекло и все ощущал на собственной шкуре, а наш покемон только плоды моего труда собирал.

Тем не менее, он решительно направился вперед, подошел к одной из дверей и, взявшись за ручку, повернулся и взглянул на Викториана, словно ожидая подтверждения своего выбора. Колдун кивнул, и тогда Тогот решительно распахнул дверь, жестом призывая нас следовать за ним. Мы так и сделали.

За дверью оказался огромный кабинет с круглым столом, за которым восседал крошечный голый негритенок – настоящий пупсик с огромной сигарой в зубах. Своим внешним видом он мог ввести в заблуждение кого угодно, однако стоило посмотреть ему в глаза, и все иллюзии моментально рассеивались. Это были ужасные глаза. Глаза с удивительным, древним взглядом. Глаза, взгляд которых был поистине чудовищным. В этом взгляде ощущались и мудрость прожитых веков, и невероятная, патологическая жестокость. В целом он выглядел более демонически, чем Тогот. И звали это создание Бибиулу – «маленький мальчик», выходец из мадагаскарского фольклора. Почему именно он представлял интересы Зеленого Лика – истинного правителя этой части Европейского континента, – я не знал.

– Рад приветствовать вас, – пыхнул нам навстречу сигарой Бибиулу. – К сожалению, мой напарник сейчас занят, поэтому мне поручено выслушать вас… Не часто нас посещают подобные гости.

– Думаю, вы и сами знаете о проблеме, которая привела нас сюда, – за всех нас ответил Тогот, присаживаясь за стол. Вытянув руку, он извлек из воздуха бутылку «Русской» в зеленой полупрозрачной бутылке с крышкой-бескозыркой. Зубами потянул за язычок и, сорвав крышку, залпом вылил полбутылки себе в пасть. – Вам предлагать не стану. Настоящий этил. Взял из запаса вещдоков УВД Центрального района. Конфискат. От этой партии человек пять на тот свет отправились.

– Ага, – согласился покемон, вновь приложившись к бутылке.

– Итак, на всякий случай повторю, – попыхивая сигарой и пуская кольца дыма, медленно проговорил негритенок. – К вам прибыл посланник судьи, зачитал приговор, и вы, не зная, как исполнить это, пришли спросить совета у Древних.

– Не совсем так, – поправил Бибиулу Тогот. – Мы вместе начали это дело, вместе должны и закончить.

– Что вы имеете в виду?

– Дело с незаконной миграцией из иных миров. Мы остановили миграцию по вашей просьбе, но это привело к ряду неприятных…

– Да, понятно, – негритенок махнул пухлой ручкой, заставив демона замолчать.

На несколько минут в комнате воцарилась тишина. У меня сложилось впечатление, что Бибиулу с кем-то совещается.

– Совершенно верно, – подтвердил мою догадку Тогот. – Только это закрытый канал.

Ох, не понравилось мне, как сказал это Тогот. Сам ведь наверняка «слушал» переговоры Бибиулу. И это «пока» в отношении союзников. Я даже поежился. Что до меня, то воевать с Древними мне не хотелось. Вообще больше всего хотелось очутиться в теплой мягкой коечке с бутылочкой… Кстати…

Стоило мне только подумать, как в руках у меня материализовалась запотевшая бутылочка «Амстердама». Нет, все-таки Тогот может, когда захочет. Уникальная тварь.

Но не успел я свинтить пробку, как Бибиулу снова заговорил:

– Хорошо… Предположим… Нет, только предположим, что дела обстоят именно так, как вы говорите…

– Пошел на попятную, – мысленно фыркнул Тогот.

– …Но все равно я не понимаю…

– Все очень просто, – перебил его мой демон. – Перед нами три задачи. Возвернуть ключ – это раз. Этим мы займемся сами. Решить проблему эмиграции, то бишь сменить курс правительства – это два. Тут нам без вашей помощи не обойтись. Я пытался сам что-то сделать, но, похоже, эта система непробиваема…

– Ну, твое действо больше напоминало высокотехнологическое хулиганство. Такие штучки им как с гуся вода. Высветилось в небе, как они взятки берут и воруют. Ну и что. «Все подстроено, мы не мы, и все не наше, а ежели кто сомневается, то вот миллион справок о том, что я не я, и кобыла не моя…»

– И третье, то, к чему мы и подступиться не можем: лжесудья. Где судья настоящий? Что с ним? Ведь рано или поздно его хватятся и…

– Понятно. Но ведь вы могли допросить этого лжесудью?

– А если он не врет и в самом деле является добровольным посланником?

– Понятно. Хотите и на елку залезть, и жопу не ободрать.

– Примерно так, – согласился Тогот, – однако вы нам должны…

– Викториан в свое время расплатился с проводником, – кивок в мою сторону.

– Ну, вы же прекрасно понимаете, что деньги – всего лишь бумага. К тому же, насколько мне известно, Викториан принес деньги за уничтожение общаги и закрытие одних, конкретных дверей. Нам же в целом удалось остановить поток эмигрантов.

Бибиулу задумался. Какое-то время он просидел молча, шевеля губами, словно и в самом деле с кем-то разговаривал, потом снова глубоко затянулся сигарой и, выпустив огромное сизое облако дыма, объявил:

– Хорошо, ваши условия принимаются. С чего начнем?

– Со страны. Нужно восстановить порядок.

– Что ты под этим подразумеваешь?

– Чтобы правительственные чиновники перестали брать взятки, милиция, то бишь полиция, стала другом человека, чтобы на ресурсах страны зарабатывали граждане страны, а не вороватые чиновники, и так далее, и тому подобное…

– Но ведь вас интересует только миграция, – возразил негритенок.

– Да, но, боюсь, отдельно эту проблему не решить. Тут нужен исключительно комплексный подход. Вначале у меня было желание просто перестрелять негодяев…

– И на их место тут же придут новые, думающие только о собственном кошельке. Похоже, у этой задачи нет решения.

– Есть. Для этого у власти должны оказаться честные, принципиальные люди.

– И откуда вы их возьмете?

– А вот этот вопрос к вам. Я – демон. Зеленый Лик – бог… бог Древних, и как бог он должен быть всезнающим. Так что, по идее, он должен знать, как добиться искомого. А вот возможен или нет тот путь, который он предложит…

На это Бибиулу ничего не ответил. В этот раз он замолчал надолго. Его взгляд стал отсутствующим. Я успел прикончить бутылку пива, сдать «тару» Тоготу и пойти на «второй круг».

Наконец Бибиулу вернулся:

– Все очень просто. Не нужно менять людей, нужно поднимать их моральный облик. Заняться, так сказать, воспитанием и просветительством. Объяснить, что воровать, брать взятки и разваливать страну нехорошо.

– И как ты себе это представляешь? – хохотнул Тогот. – Вот, к примеру, Артурчик возьмет в руки библию, придет к министру образования, встанет у него над душой и станет бубнить: «Вспомни о совести. Отмени ЕГЭ! Сделай так, чтобы приемные комиссии не брали взяток!»

– Глупости говоришь, – фыркнул Бибиулу. – Поверь мне, есть способы их перевоспитать.

– Перевоспитать людей, которые всю жизнь только и…

– Так считает Зеленый Лик, – отрезал негритенок. – Думаю, вы не станете спорить с мнением одного из Древних?

Тут даже Тогот примолк. Однако я-то хорошо знал своего покемона.

– Хорошо мы готовы выслушать новую педагогическую тайну… – обведя нас взглядом, объявил Тогот. – Но вначале закончим, так сказать, общие вопросы.

– ?..

– Судья.

– Ну, это проще простого. Как только мы решим первый вопрос, вопрос с судьей решится сам по себе.

– А не проще ли было начать со второго?

– Те, кто держит судью, – союзники власти. Смените вектор воздействия власти, и ваши враги окажутся беспомощными…

– Да, Тогот забыл упомянуть Валентину… – неожиданно встрял в разговор двух чудовищ Викториан.

– А вот этим придется заняться прежде всего, – объявил Бибиулу. – Тем более, что ее талант может сильно вам пригодиться.

– Опять придется перебить кучу народа? – недовольно проворчал Иваныч.

– Вот и не угадали.

– Но талант Валентины. Она знакома отнюдь не со всеми гранями своего таланта…

Обратное путешествие получилось скомканным, быстрым. Но так всегда бывает: путь туда более запоминается, чем путь оттуда. Причем, неважно, куда ты направляешься: покорять гору или просто к приятелю в соседнюю деревню. «Путь туда» полон радостного ожидания, несбывшихся надежд, и сердце трепещет от предстоящих свершений, а в «пути назад» нет ничего великого и героического. Побыстрей вернуться домой и рассказать всем о своих достижениях или, на худой конец, ткнуться носом в подушку и отоспаться за все дни пути туда.

Точно так вышло и в этот раз.

Небольшой подземный переход, и мы оказались на платформе, перед которой стояла дрезина, а в обе стороны уходил темный, мрачный туннель. Чем-то эта платформа напоминала причал. Так же зловеще поблескивали фонари, и над рельсами клубилось рваное одеяло фосфоресцирующего тумана. Декорации к «Балу вампиров», сцена вторая, «Подземелье замка Дракулы».

На дрезине уже стояла пара здоровенных чемоданов на колесиках. Увидев их, я уже хотел было поинтересоваться, что это такое, но Викториан опередил меня.

– Я отправлюсь с вами.

Мы с Иванычем в недоумении переглянулись, а Викториан, сделав вид, что ничего не заметил, первым залез на пассажирское сидение дрезины.

– Не понял… – мысленно протянул я.

И только тут я заметил, что на дрезине находится еще один человек. Я мог поклясться, что мгновение назад его не было, и вот он появился, словно всплыл из ниоткуда. Я сразу узнал его, и это мне не понравилось.

– Что-то я не очень тебя понимаю, – проворчал я, усаживаясь рядом с Викторианом. Иваныч и Тогот сели рядом с Алексом, напротив меня. – Кстати, а что, нельзя было нарисовать очередную пентаграмму, и бжик…

– Можно, – согласился Тогот, – но, во-первых, мы нарушили бы магическую настройку Бездны, колданув неподалеку, а во-вторых… Это же своего рода паломничество. А паломничество – путь страдания и просветления…

– Ты извращаешь реальность, – фыркнул Тогот. – Моисей за считанные дни мог привести свой народ на то место, которое Господь наметил иудеям. Почему там не было нефти, это следующий вопрос. Но… Нужно было, чтобы в пути сменились поколения, и, на фоне перенесенных страданий во время странствий по пустыне, новый дом показался скитальцам Раем земным.

– Ну и сука этот… – но договорить мне Тогот не дал.

Викториан завел мотор, и дрезина медленно покатила по рельсам, постепенно набирая ход. Мимо проносились факелы, установленные в проржавелых зажимах на стенах. А потом и они исчезли, и единственным источником света остались факелы на дрезине. Теперь она летела с приличной скоростью, стены исчезли, и, казалось, мы летим в пустоте и во тьме в никуда. Затхлый воздух подземелья бил в лицо, и я пожалел, что не сел рядом с Алексом. Завораживающие и в то же время ужасные ощущения.

– Ерунда! – взвился я. – Древние проповедуют убийство. Они не ценят жизнь человека.

– То, что ты говоришь, настоящий фашизм, – возразил я демону. – Нацизм! Расизм!

– Но это дикие племена, – попытался возразить я.

– То есть?! – не понял я.

Я оставил последнее слово за Тоготом. Не стал с ним спорить. Слишком грустно было то, о чем он говорил. На самом деле мир казался мне много лучше и светлее. Я вспомнил чудесный «мир баунти»: прозрачные волны, белый песок, пальмы, склонившие головы над полосой тихо шелестящего прибоя. Такой пейзаж вгонял меня в тоску и успокаивал…

А дрезина тем временем начала притормаживать, и вскоре мы остановились возле платформы – точной копии той, откуда уехали. Только тут не было никакого каменного туннеля и дороги дальше не было – туннель заканчивался. Рельсы вели в тупик. Полный недоумения, я приподнялся и только тогда увидел вырезанную в полу платформы транспортную пентаграмму. Следом за мной поднялся Викториан, а потом Тогот с Иванычем.

– Прошу, показывайте дорогу, – махнув рукой, Викториан предложил первому войти в пентаграмму Тоготу. Демон только хмыкнул, шагнул в центр вырезанного круга, прошептал необходимое заклятие и исчез. Следующим был Викториан. Подхватив свои чемоданы, он последовал за Тоготом. Дальше по очереди вошли в пентаграмму мент и Иваныч.

В какой-то момент я остался на платформе один, и тут на меня накатила волна тоски. Мне разом вспомнились слова Тогота, и захотелось бежать. Бежать прочь, куда глаза глядят, подальше от этой реальности. Шагнуть в колдовскую пентаграмму и перенестись назад, к Средиземному морю, а лучше еще дальше. И сидеть на раскаленном песке, пить ледяное крепкое пиво и забыть обо всех этих проблемах, ключах, караванах, правительствах и морали по Тоготу. Да пошло оно все!..

– Так, не понял. Что это ты? Как дитя малое! Стоило оставить на минуточку, и сопли до пола, слюни ниже бакинской канализации! – раздался у меня в голове голос вездесущего покемона. – Так, собрался. Жопу в кучку, и марш, марш вперед, рабочий народ!

Но я уже шел к пентаграмме. Один шаг, и я перенесся на пыльный чердак и замер, лицезрея уморительную картину: маркграф и Викториан стояли обнявшись и плакали.

– Начало большой дружбы, – фыркнул покемон. – Как говорят в Осетии, «хоть кричи над андагой».

– Итак, есть ли у вас план, мистер Фикс? – поинтересовался Тогот, краем глаза поглядывая на Викториана.

– План? Вломимся, а там видно будет. Я думаю, наших сил хватит, чтобы прорваться к Валентине.

Тогот с сомнением покачал головой, хотя какая могла быть голова у огромной зеленой, пупырчатой морковки.

– Нет. Боюсь, так не получится. Прежде, чем обратиться к вам за помощью, мы уже пробовали. Очень хорошая метальная изоляция. Конечно, можно преодолеть все колдовские ловушки, не такие они и сложные. Но на это уйдет куча времени. К тому времени, как мы пробьемся к Валентине, там будет вся конница и королевская рать. Нас числом задавят.

– И какие будут предложения?

– Надо провести предварительную разведку, – высказался Иванович.

Если честно, то я был с ним полностью согласен. Но тут подал голос маркграф.

– А я бы взял языка, знакомого с местностью.

– Одного из охранников? – уточник Викториан.

– Не-а, – покачал головой маркграф. – Очкарика. Как его там…

– Дмитриева, – подсказал Тогот. – Хотя лично для меня он на всю жизнь очкариком останется.

– Логично, – согласился Викториан. – Хотя он ведь, судя по всему, последних полмесяца провел на больничной койке и может не знать всех нововведений.

– Нам нововведения ни к чему. Все нововведения можем узнать на месте. Нужно лишь понять, какие гадости мы можем встретить на своем пути, – заявил маркграф.

– Тем более, что открывашку для их пломб на дверях я подготовил, – усмехнулся Тогот.

Дмитриева забрали без помех.

Нет, все-таки смешные люди эти чиновники. Ведь знали, что мы могли прийти, знали, что очкарик может нам понадобиться, но с охраной и не почесались. Всего лишь двое снаружи и двое внутри – такие здоровые, беспомощные амбалы, которые только и могут, что рассекать воздух кулаками, больше напоминающими кузнечные молоты. Мы уложили их поспать. Как говорится, служба тяжела, надо и время для отдыха находить.

Сам очкарик нашему визиту «обрадовался», заверещал, ножками в гипсе засучил. Но Тогот ему строго сказал:

– Сегодня будем играть в домино. Мой ход первый, – а потом откуда-то из воздуха выудил доминошную кость, размером со столешницу. Покрутил ее над головой, показывая нам, хотя рассмотреть очки на ней было невозможно, а потом, играючи треснув ею по голове очкарика, объявил: – Пусто-пусто! Второй глаз проиграл!

Очкарик взвыл, схватился за голову руками, пытаясь закрыть здоровый глаз. Даже я в какой-то момент решил было, что вот-вот, и Тогот его ослепит, но вместо этого покемон нежно погладил очкарика по плечу и ласково прошептал:

– Не бойся, сладкий мой, я пошутил. Нам предстоят райские забавы.

Очкарик взвыл и, окончательно деморализованный, рухнул на койку. Тогда Иваныч с Этуалем подхватили его под мышки и потащили к пентограмме, а Тогот отшвырнул доминошную кость-столешницу, повернулся ко мне с гордой улыбкой:

– Вот видишь, никакого насилия. Правильный подход к клиенту, и он – твой. Он не будет возражать и сопротивляться, с легкостью отдавшись в твои руки.

– Пошли, учитель садо-мазо, – я кивнул в сторону пентаграммы. Наших товарищей там уже не было. – А то появятся новые «ученики», и придется с ними разбираться, а это дело грустное и неприбыльное.

– И то правда, – вздохнул покемон.

Однако не все вышло так гладко, как поначалу показалось Тоготу. Во-первых, когда мы прибыли на чердак, Викториан встретил нас с перекошенным лицом, протягивая какую-то крошечную черную штучку.

– У этого пидора был маячок.

Тогот осторожно взял маленькую электронную таблетку и покрутил ее в руке.

– Да, тут мы прокололись… И что теперь? – почесал затылок Иваныч.

– В течение десяти минут прибудут чипы с дейлами и попытаются поставить нас в позу гаечек, – протянул Тогот, еще раз убеждая меня, что нельзя в таком почтенном возрасте смотреть Диснея. – А мы тут как уютно устроились… Что ж… Запечатаем помещение, а потом посмотрим.

– Запечатаем? А они не прорвутся?

– Прорвутся трубы, если их долго не менять, – и Тогот махнул мне, указав на дверь, ведущую на чердак. – Давай, быстренько, а я запечатаю двери на лестницы.

К тому времени, как внизу завыли сирены, мы почти закончили. Потом, встав возле узкого запечатанного окна – единственного большого окна, через которое мог пролезть человек, – мы наблюдали, как подкатило с десяток машин – черные мерсы и автобусы с ОМОНом. Маски-шоу пробежались по лестницам и постучались в двери. Пробовали даже их взорвать. После этого один из них попытался проникнуть на чердак через окно, у которого мы стояли. Спустившись с крыши на канате, он изо всех сил двинул в стекло здоровенными ножищами в гигантских ботинках. Не ноги, а ласты. Результат превзошел ожидания. Когда удар ногами, который должен был не просто разбить стекло, а вынести его вместе с рамой, не принес никакого результата, омоновца качнуло и развернуло, и он со всего маха врезался в стекло головой. А потом завис, с удивлением ощупывая пальцами стекло в тонкой деревянной раме. Казалось, окно держалась на честном слове. Тогда боевик вытащил нож, вогнал острие в щель, поднажал.

Тогот тихо прошептал какую-то гадость, и клинок ножа тут же с треском обломился. Кончик его так и остался в щели, а боец, выпучив глаза, уставился на обломок.

– Все веселишься?

– Ну, надо же чем-то занять этих ребят… А пока пойдем, послушаем, что расскажет наш «друг».

«Друг» сидел за столом, куда его, несмотря на протесты, усадили Викториан с маркграфом. Когда мы с Тоготом подошли, очкарика снова затрясло. Видимо, он до сих пор не пришел в себя после путешествия из больницы.

– Что… что вы собираетесь со мной делать?

– Хотели пообедать, но тут Иваныч, – Тогот кивнул на Круглова, – обнаружил пару банок тушенки, так что пока станем тебя откармливать. А то на больничных харчах ты больно исхудал.

Очкарик еще больше затрясся.

– Вы ведь это не серьезно говорите? – спросил он заискивающим тоном.

– А вот это в зависимости от того, насколько ты с нами будешь откровенен. Врать станешь, наступит тебе кирдык, скорый и ужасный, – объяснил Иваныч. Сев за стол напротив очкарика, он вытащил ржавый нож зловещего вида – наверняка находку Тогота – и стал его кончиком чистить ногти. Меня даже передернуло.

– Вопрос первый: где именно в комплексе держат Валентину? Вопрос второй: кто у вас там двери запечатывает? Вопрос третий: расскажешь ли ты нам достаточно для того, чтобы остаться в живых?

– Не, погоди, – встрял маркграф. – Он мальчик хороший. Все расскажет…

– …и стриптиз покажет, – добавил Тогот. – Нет, этот орешек крепкий, упрямый, но мы его все равно расколем… Значит, так, – повернулся покемон к нашему языку. – Правила такие. Правильный ответ, получаешь конфетку, неправильный – я тебе голыми руками без нар коза выдираю зуб. Кончатся зубы, перейдем на ногти, – и Тогот состроил гнусную гримасу. Удар снаружи встряхнул весь дом: – Нет ведь, никак не утихомирятся, – проворчал покемон.

– Я все-таки думаю, что надо линять отсюда. Рано или поздно они догадаются проломить стену или пол и все равно войдут.

Тогот тяжело вздохнул, потом повернулся к Викториану:

– У тебя на примете есть запасной «аэродром»?

Викториан на мгновение задумался.

– В принципе да, хотя место не из приятных.

– ?..

– Ну, там они нас точно не найдут.

Тогот тяжело вздохнул.

– Ладно. Мы сейчас с тобой туда отправимся… Ты хорошо само место помнишь? Идти без маяка придется, так сказать, на ощупь. Потом я вернусь, и мы быстренько перебазируемся, ну а вы пока держитесь, – и, взяв Викториана под ручку, Тогот с колдуном направились в транспортную пентаграмму.

Я повернулся к пленному:

– Ну что, господин Дмитриев, я смотрю, от вас одни хлопоты…

– Ты лучше не к пленному приставай, а вокруг реанимационной ванны пентаграмму рисуй, не на себе же ее переть, – крикнул на прощание Тогот и исчез.

Вот так он всегда: сам на прогулку, а меня напоследок напряжет не по-детски. В этом он весь.

Так что я вздохнул и с тоской посмотрел на очкарика. Я человек не злобный, но так хотелось вломить этому инвалиду. А может, все дело в том, что он, сам того не понимая, являлся для меня воплощением той самой государственной машины, которая пыталась оскорбить и унизить, вогнать всех в один шаблон, обобрать и… Впрочем, продолжать можно было до бесконечности.

Не в силах сдержаться, я треснул кулаком по краю стола так, что тот даже подскочил, и, поглаживая разбитый кулак, направился к ванне, где реанимировался Чапаев…

Я уже почти закончил рисунок, когда пол чердака метрах в десяти от меня взорвался вверх осколками бетона, и из огромной дыры полезли омоновцы. Все произошло очень быстро, так что я не сумел ничего предпринять. Меня, Иваныча и маркграфа скрутили в долю секунды, уложили мордами в грязный пол. Лжесудья сам лег, заложив руки за голову. Он и не думал сопротивляться боевикам. А Дмитриев ликовал. Он попытался было встать со стула, но загипсованные ноги подвели, а потом один из боевиков с маху врезал ему прикладом под дых, и очкарик оказался на полу, рядом с нами.

Я даже слышал, как он от ярости заскрипел зубами.

Появился их командир. Я его не видел, только ноги в блестящих лакированных ботинках. Он потыкал в бок Круглову носком одного из них, а потом поинтересовался:

– Оружие?

– У них не было, но там в углу целый арсенал. Можно маленькую армию вооружить.

– Замечательно.

– У нас тут ЧП, – сигнализировал я Тоготу, неожиданно почувствовав, что ментальный контакт восстановился.

– Не успели, – печально протянул мой покемон. – Что ж, им хуже.

Хотел я было спросить, почему омоновцам должно было быть хуже, но воздержался. Не самое подходящее время для полемики с демоном.

– Ладно, посмотрим кто у нас тут, – продолжал командир спокойным голосом.

Неожиданно меня подхватили крепкие руки и рывком поставили на ноги.

– Кого я вижу, Артем Томсинский. Уже больше года как в розыске… И где вы все это время прохлаждались? – говоривший был невысокого роста и совершенно неприметной внешности. Лица таких людей, если столкнешься с ними где-то на улице, тут же вылетают из памяти. Наверняка какой-нибудь чин ФСБ. Правда, Тогота рядом не было, так что подтвердить мою догадку никто не мог.

На мгновение мое внимание отвлекли какие-то удары. Я скосил глаза – два долбое… – по-другому назвать их язык не поворачивался – колотили ломами по тонкой фанерной двери. Глупое и бесполезное занятие. Ломом заклятие не снимешь.

Офицер заметил мой взгляд и, повернувшись к молодцам, подлил масла в огонь.

– Давайте, шевелитесь. Вы что там, фанеру разбить не можете? Да чему вас там вообще учили?!

Боевики удвоили усилия, но все было напрасно. Я хотел уже было поделиться своими соображениями с офицером, а потом подумал: как только они поймут, что двери им не открыть, нас вытащат через дыру в полу. Так что я припрятал свои ехидные замечания до более подходящего момента.

– А это кто у нас? – продолжал офицер. – Виктор Иванович Круглов, собственной персоной. Чеченский гость, так сказать, человек, предавший свою страну…

– В отличии от вас, я никого не предавал, – рявкнул Иванович и тут же получил прикладом АК под дых, а я решил, что офицер, который взял нас в плен, – нехороший человек. Нельзя же вот так бить человека со связанными руками. Я было открыл рот, собираясь начать дискуссию о правах человека и правилах обращения с задержанными, как офицера отвлек один из омоновцев.

– Посмотрите, тут еще один в каменном «саркофаге». Вроде мертвый. В каком-то желе плавает.

– Достаньте его…

А вот это они зря затеяли. Нельзя вскрывать вещи, находящие под сложным, древним заклятием. Себе дороже. Я-то знал, чем такие фокусы чреваты. Но, впрочем, не испытывая ни капли жалости и сострадания к боевикам, не стал их предупреждать, а, наоборот, сжался и крепко-крепко закрыл глаза.